Вероятно, именно грубость и жестокость картины, возникающей из слов Морса, навеяла им мрачное настроение – они больше не касались темы убийства во время остальной части тряского путешествия. Рассуждали только о птицах. Морс спросил о дятлах, а Майклс хорошо знал повадки дятлов и их разновидности: пестрый, зеленый, крупнопятнистый, мелкопятнистый – все имели свой ареал обитания в лесу и все представляли для любителей птиц большой интерес.
– Вы интересуетесь дятлами, инспектор?
– Замечательная птица, – неопределенно пробормотал Морс.
В кабинете лесничего Морс объяснил, что людские ресурсы для поиска весьма ограничены и поэтому очевидна необходимость избирательного подхода.
– Вот что я хочу выяснить... Пожалуйста, мистер Майклс, не обижайтесь... Но если бы вы хотели спрятать тело в этих лесах, какие места вы бы вспомнили в первую очередь?
И Майклс перечислил их; Льюис записал, чувствуя некоторую неуверенность при написании отдельных названий, показавшихся ранее Морсу столь запоминающимися.
* * *
Когда двадцать минут спустя они втроем спустились к полицейскому автомобилю, неподалеку послышался резкий хлопок выстрела из ружья.
– Какой-то фермер, – пояснил Майклс – Скорее всего, добыл голубя на обед.
– Я не видел оружия в вашем кабинете, – прокомментировал Льюис.
– Не держу здесь ружей! Незаконно, так ведь, сержант?
– Но, я полагаю, у вас должно быть ружье для работы, сэр?
– О да! Без него мне не обойтись. Оно там, в сейфе, – Майклс махнул рукой на низкий коттедж, – надежно запертое, поверьте мне! Кстати, сейчас я как раз хочу пойти пострелять.
– Чтобы сохранить и поддержать некоторые из местных особей, мистер Майклс?
Но сарказм, содержащийся в вопросе Морса, явно не был оценен бородатым лесным обитателем, ответившим с подчеркнутой холодностью:
– Иногда – довольно часто – весьма важно поддержать стабильность в пределах любой экосистемы, и, если хотите, я расскажу вам несколько вещей о факторе размножения одной или двух наших редких особей оленя. Если бы была на то моя воля, инспектор, я бы снабдил их всех бесплатными презервативами из этой белой машины в мужском туалете "Белого оленя". Но они не послушаются меня, как вы догадываетесь. – Несколько секунд в глазах Майклса читался подавленный гнев профессионала, вынужденного объяснять смысл своей работы невежественным любителям.
Морс быстро понял это.
– Извините. Я искренне огорчен. Просто, старея, я не могу спокойно думать о любом убийстве. Несколько лет назад я мог бездумно раздавить паука, но сейчас – не знаю почему – чувствую себя виноватым, если случайно задену его длинные лапки.
– Вы не могли бы застать меня убивающим паучка! – отрезал Майклс, глаза его твердо, не мигая, смотрели в глаза Морса. Голубое против голубого; и на несколько секунд у Морса мелькнула мысль: кого же конкретно Майклс убил бы... и пойдет убивать сейчас?
Глава двадцать пятая
Ибо, где будет труп, там соберутся орлы.
Евангелие от Матфея, гл.24, ст.28
Решение "Риджисом" (Морсом) загадки стихотворения о "шведской деве" вызвало поток писем о великом лесе Витхэма. Но на этой неделе "Таймс" опубликовала только одно из этих писем – последнее в обширной переписке, читательский интерес к которой не ослабевал.
ОТ СТЕФЕНА УОЛЛХЭДА, ВОЕННОСЛУЖАЩЕГО
Сэр, с огромным интересом прочитал я письмо, которое, конечно, представляет собой окончательный вариант анализа дела о пропавшей деве. Сам я, разумеется, даже на милю не подобрался к такой исключительно тонкой интерпретации ("Письма", 13 июля), в которой Витхэмский лес предполагается – более чем предполагается – в качестве наиболее вероятного места успокоения несчастной. Своим письмом я хотел бы сделать только небольшое дополнение; но, как я полагаю, интересное, поскольку фраза "Найди дочь лесника!" (см. строку 6 стихотворения), возможно, имеет немаловажное значение.
Картина (холст, масло) "Дочь лесника" была выполнена Джоном Эвереттом Миллесом в 1850 – 1851 годах. На ней изображен молодой сын сквайра, предлагающий горсть земляники молодой дочери лесника. Миллес (всегда) был очень скрупулезен в отношении своей работы, и картина с исключительной точностью воспроизводит действительность; например, со слов художника Артура Хьюса известно, что земляника, изображенная в руках молодого человека, была куплена в Ковент-Гарден в марте 1851 года!
На втором плане на этой картине изображен лес с ясно просматриваемой перспективой и четко выписанными деревьями. По моему мнению, существует, по меньшей мере, возможность того, что, несмотря на обрезку, вырубки, посадки, производимые в течение десятилетий, можно установить то место, с которого был написан второй план. Здесь мы и переходим к сути, сэр. Из дневника Джоаны Мэтьюс, дружившей с художником, нам известно следующее: "Миллес упорно работает над вторым планом картины, который пишет с натуры в Витхэмском лесу (подчеркнуто мной). Не может ли этот второй план и быть тем местом, где следует искать тело? Не позволим ли мы себе предположить далее, что убийца не только хорошо знаком с этим лесом, но и с творчеством прерафаэлитов?
Искренне ваш
Стефен УОЛЛХЭД.
Уимондхэм-Коттедж,
Хелпстон, Линкольншир
Рано утром в пятницу 17 июля это письмо просмотрели Стрейндж, Морс, Льюис и большинство сотрудников, которые находились в управлении "Темз-Вэлли". Но не все.
* * *
– Пожалуйста, скажи мне, только точно, какого черта мы здесь торчим! Чего мы ищем? – жаловался констебль Джимми Уатт своему коллеге констеблю Сиду Берриджу, когда они приостановились на минутку на дорожке между лесом Марли справа и Барсучьей Глушью слева.
Их было здесь семнадцать. Они достаточно методично обрабатывали этот участок леса. Уатта направили сюда только сегодня, сняв (при полном его желании) с поста регулировщика уличного движения, в то время как Берридж уже провел начало этой недели в Бленхэйме. По правде говоря, оба констебля не испытывали особого желания таскаться по лесу, поскольку становилось жарковато, а небо было безоблачным, цвета "кембриджской синевы".
– Мы ищем гондон, Джимми. Желательно, с полным набором отпечатков на нем...
– Что-о? Через трахнутый год?
– ... чтобы Морс смог определить: кто и кого в нем натягивал.
– Мы называли их "французскими письмами" в свое время, – мечтательно протянул Уатт.
– Да. Времена меняются.
– Точно! Кое-что наше поколение упустило, как ты считаешь? Сегодня молодые цыпочки так ходят...
– Да-а.
– С кем бы ты хотел забраться сюда? – Уатт протянул руку налево, показывая на густые заросли неподалеку.
Берридж принял вызов:
– Бриджит Бардо! Лиз Тейлор! Джоан Коллинс! Мадонна! Жена моего соседа...
– У тебя губа не дура.
Берридж решил снизить планку своих желаний:
– Нет, пожалуй, только соседку...
* * *
За час до этого разговора, в 8.30, член правления Фонда Витхэма выступил перед их поисковой группой и объяснил, почему Барсучью Глушь можно с достаточным основанием считать подходящим местом, где тело будет долгое время лежать ненайденным. Почему? Так вот, многие думают, что рубка леса и продажа древесины оптовикам всегда однозначно выгодная деятельность. Совсем не так! Затраты на найм рабочих для валки леса, обрезки сучьев, на трелевку и обработку бревен и, наконец, на продажу их мебельным фирмам, или строителям, или кому-либо еще – такие затраты всегда весьма значительны. И Фонд уже давно принял решение, что все работы по прореживанию леса лучше всего проводить по принципу так на так: они (Фонд) ничего не платят за вырубку различных участков и зарослей; в свою очередь, подрядчики получают в свое распоряжение продукты очистки, которые ежегодно вывозятся из Витхэмского леса. Но иногда эта система дает сбои – когда, например, некоторые участки не совсем поспели для выборочной рубки, которая проводится, как правило, раз в два года; или когда прореживание по каким-то иным причинам задерживается на пару лет.
Подобная ситуация фактически сложилась годом раньше на самой последней посадке (1958 – 1962 годов) – посадке деревьев твердых пород: норвежская ель, дуб, бук, красный кедр – на участке под названием Барсучья Глушь. И это место весьма подходит для того, чтобы оставить там тело. Деревья пропускают очень мало света; в центре участка имеется три или четыре непролазных чащобы, которые существовали еще до акта дарения. Непроходимые места.
Для Берриджа и Уатта задача была явно трудновыполнимой. Углубившись в лес на два-три ярда, они оказались перед плотной стеной лесных дебрей, которая не позволяла ничего разглядеть, а голые горизонтальные и косые сучья сплетались в густую сеть, еще больше ограничивающую поле видимости.
* * *
Прошло много-много часов, когда в 15.55 глубоко пессимистично настроенная пара констеблей услыхала откуда-то слева триумфальный вопль. Тело было найдено, и вскоре два крыла поисковой партии охватили полянку подобно крыльям птицы, защищающей своих птенцов.
Лисы уже бывали здесь – и достаточно часто, судя по тому, что предстало их взорам, – и барсуки, и хищные птицы... Останки того, что было когда-то человеком, довольно сильно потревожили лесные хозяева – некоторые кости отсутствовали, но разбросаны были не так уж и далеко, чтобы не опознать искомого целого. Бедро почти естественно прилегало к тазобедренной кости, а выше находились несколько почти параллельно лежащих ребер; лопатка занимала правильную позицию по отношению к позвоночнику; а в двух или трех футах от позвоночника – сравнительно небольшой и сильно поврежденный череп; рядом с ним выцветший шейный платок с кисточками, не потерявший, однако, своей первоначальной раскраски – двух гордых цветов шведского национального флага.
Глава двадцать шестая
Наука есть спектральный анализ; искусство – фотосинтез.
Карл Краус.
Полуправда и полторы правды
Слухом земля полнится, и вердикт повсюду был одинаков: вот он пришел – всего пару дней вникал в дело, только один день занимался поисками, и эврика! Умный засранец, этот Морс! Удачлив к тому же. Не меньше недели понадобилось бы, чтобы найти ее, если бы начали с другой, западной стороны леса.
* * *
"Ничего не трогать!", "Держаться в отдалении!" – вот главные приказы этого дня, которые звучали вокруг нетронутого, нехоженого уголка леса, покрытого толстым темно-коричневым слоем перепревшей листвы. Место оградили.
Морс прибыл через двадцать минут и теперь стоял молча, не заходя за натянутую на уровне пояса бело-красную полосатую ленту. Он видел хаотичный характер расположения костей; раскиданные остатки одежды; и наконец, шарф с кисточками у безобразно искалеченной головы. В целом картина напомнила ему инструкцию к игре "Сделай сам", в которой различные стрелки протянуты к единому центру от расположенных по окружности деталей с пояснениями по сборке игрушки: эту деталь поставь туда, прикрепи эту часть к этому, соединяй здесь; все подойдет, каждая деталь, если только не пожалеть на это времени, внимательно прочитать инструкции и понять, что процесс идет неправильно, если для сборки требуются усилия значительно больше нормальных. Время от времени Морс переминался с ноги на ногу, но не сказал еще ни слова. И другие, стоявшие рядом с ним, пребывали в глубоком молчании, подобно неловким могильщикам на похоронах. Льюис, занятый переговорами с администрацией университета, не смог поехать с ним. Но ни Морс, ни Льюис особой пользы на этой стадии принести не могли. Макс – вот кто сейчас главное яйцо, а Макса уже информировали, и он уже ехал сюда; Макс, который десять минут спустя неуклюже затрещал по сучьям и веткам и встал, тяжело дыша, рядом с Морсом.
Молча, как и Морс, горбатый доктор обозревал поле печали, раскинувшееся у ствола какого-то хвойного дерева, нижние ветки которого были голыми, хрупкими, мертвыми. Если и была сделана попытка хоть как-то укрыть тело, то к настоящему моменту следов этого уже не осталось; беспокоило отсутствие (как уже многие заметили) нескольких основных костей, включая всю нижнюю часть левой руки, которые были унесены куда-то – и лежат в неизвестном логове, или на земле, или на асфальте. На первый взгляд одежда сохранилась несколько лучше, чем тело: несколько испятнанных белых лоскутов, большая тряпка, возможно, была когда-то синими джинсами; и в придачу желтые соломенные волосы, все еще отвратительно прикрепленные к черепу.
Но Морс не задержал свой взгляд на черепе...
– Так это то, что ты искал, Морс?
– Да. Я думаю, это она.
– Она?
– Я уверен, что "она", – проговорил Морс.
– Вы знаете, какими были последние слова моей матери? Она пекла пирог с утра – в тот день, когда умерла. Затем ее отнесли в постель, но она все хотела посмотреть, подошло ли тесто. А оно не взошло. Это чертово тесто забыло подняться. Морс! Она сказала: "Ты знаешь, жизнь полна неопределенности". Затем закрыла глаза и умерла.
– Это девушка, – повторил Морс.
Макс не стал спорить и внимательно вглядывался в кости, в то время как Морс кивнул офицеру, ответственному за осмотр места преступления, и полицейскому фотографу, которые уже некоторое время молча стояли рядом. Если там и было что-то важное, что должен был бы увидеть Морс, то он об этом не знал; но был очень озабочен неприкосновенностью этого клочка леса и снова проинструктировал обоих держаться как можно дальше от мрачной находки.
Через несколько минут непрерывных вспышек Макс осторожно ступил за ограждение, зацепил за свои большие уши оправу старых очков, осмотрел скелет и взял в руки кость.
– Бедро, Морс. Femur, Femoris, средний род.
– Итак?
Макс аккуратно положил кость и повернулся к Морсу:
– Послушай, дружище, я не очень часто прошу твоего руководства в экспертных вопросах, но в порядке исключения дай мне сейчас совет. Не откажешь? Какого черта я должен делать с этой грудой костей?
Морс потряс головой:
– Я не знаю. – Но вдруг его глаза загорелись, как будто внутри зажгли огонь. – Я уверен, знал, что она должна была быть здесь, Макс, – медленно проговорил он. – Я почему-то знал это! И я собираюсь найти того, кто убил нашу "шведскую деву". И хочу, чтобы ты помог мне, Макс! Помоги мне нарисовать картину того, что произошло в этих местах.
Почти мессианская страстность, с которой Морс произнес эту речь, несомненно, тронула бы большинство людей. Но не Макса.
– А ты артист, мой мальчик. Я же всего лишь скромный труженик от науки.
– Сколько времени это займет?
– Ты хочешь сказать – рассматривание костей?
– И одежды... и белья.
– Ах да! Припоминаю. Ты всегда интересовался бельем. – Он посмотрел на часы. – Открывается в шесть? Я встречусь с тобой в верхнем баре "Белого оленя"...
– Нет. У меня совещание в управлении в шесть тридцать.
– Разве? Я-то думал, что ты ведешь это дело, Морс.
* * *
Они снова были вчетвером: заместитель главного констебля, Стрейндж, Джонсон и Морс; последнего, разумеется, осыпали поздравлениями. Джонсон, однако, испытывал некоторую раздвоенность чувств: Морс предъявил тело девушки за пару дней, в то время как ему нечего было предъявить в течение двенадцати месяцев. Такова была простая, голая правда. Для дела, конечно, хорошо; но для собственного морального состояния, или служебного рейтинга, или для супруги... или для только что обретенной тещи – не очень. Но через час, когда совещание закончилось, он пожал Морсу руку и пожелал удачи, почти не кривя душой.
После того как заместитель и Джонсон удалились, Стрейндж, в свою очередь, пожелал Морсу продолжить и развить успех, тонко подметив, что теперь, обнаружив тело, Морсу осталось обнаружить только убийцу. А уж Стрейндж постарается составить маленький, миленький отчетик и послать его окружному начальству. Никаких проблем! Затем они вместе посадят в дерьмо пройдох-защитников и засунут этого гада в задницу на всю его оставшуюся жизнь. Будь на то его, Стрейнджа, воля, он затянул бы веревку на подлой шее убийцы.
– Так же, как нам не удалось повесить "бирмингемскую шестерку", – спокойно прокомментировал Морс.
Глава двадцать седьмая
У Фокси – нашего преподобного отца, джентльмены, был принцип: всегда подозревай каждого.
Чарлз Диккенс. Лавка древностей
На следующее утро, в субботу 18 июля, Морс вел себя, как определил Льюис, несколько отстраненно, несколько сдержанно. Обычно его шеф начинал любое дело уверенно, с оптимизмом, нисколько не сомневаясь, что все пойдет отлично с минуты на минуту, задержка только в данный момент.
– Не столь уж много отсюда можно извлечь, сэр, – кивнул Льюис на две красные папки с материалами дела, лежащие на столе.
– Ты знаешь, свое домашнее задание я тоже сделал.
– Откуда начнем?
– Трудно сказать. Вообще-то мы должны подождать, что скажет Макс, прежде чем приниматься всерьез.
– Всякие штучки с ДНК, вы хотите сказать?
– ДНК? Да он не знает, что это значит!
– Когда будет готово заключение?
– Сказал, что сегодня.
– Что скрывается за термином "сегодня"?
– Сегодня вечером, – пожал плечами Морс. Но внезапно выпрямился в кресле, снова обретя, судя по всему, энергию, вынул серебряный "паркер" и продолжил, делая при этом пометки: – Есть несколько человек, с которыми мы должны повидаться в ближайшее время.
– Кого вы имеете в виду, сэр?
– Кого? Та-ак, номер первый – это тот приятель, что нашел рюкзак, – Далей. Мы пропустим его показания через мелкое сито. Мне с самого начала не нравилось, как они звучат.
– Вы же с ним не встречались, не так ли?
– Номер два. Женщина из Молодежной христианской ассоциации, беседовавшая с Карин перед тем, как та отправилась в Оксфорд. Ее показания звучат хорошо.
– Но вы никогда...
– Я говорил с ней по телефону, Льюис, если тебе это интересно знать. Она хорошо все объясняет – вот и все, что я сказал. Ты не возражаешь, надеюсь?
Льюис улыбнулся про себя. Хорошо снова быть в упряжке.
– Номер три, – продолжал Морс. – Нам предстоит очень долгий разговор с этим приятелем из Витхэма – Одинокий рейнджер или как там его называют?
– Главный лесничий, сэр.
– Точно.
– Вам он понравился?