– Потому что это один сплошной кошмар.
И Олли рассказал викарию все. С самого первого дня, когда он сам и его теща заметили что-то странное в атриуме. Про наполненные светом сферы. Про девочку и старуху, которых видела Джейд. Случай с открытыми кранами. Голоса, которые он слышал в спальне прошлой ночью, и перевернувшуюся кровать. И наконец, о той же старухе, что несколько раз видела Каро.
Когда он закончил, Манторп молча кивнул и выбил трубку в пепельницу. Горка пепла заметно выросла.
– О боже, – наконец выговорил он. – О боже мой, – и нерешительно посмотрел на Олли. – В то время, когда я служил в деревне, Дом на Холодном холме большей частью пустовал. Но как я уже упоминал, вокруг него крутилась туча сплетен. Ну, вы понимаете – обычные деревенские страшилки.
– Каких сплетен?
– О том, что дом проклят – если вы верите в такие вещи. И еще одна отдельная сплетня. – Викарий презрительно пожал плечами, вынул из кармана пачку табака и стал набивать трубку. Проблема в том, мистер Хэркурт…
– Пожалуйста, зовите меня просто Олли.
Манторп кивнул:
– Хорошо. Олли. Так вот, Олли, проблема в том, что в деревне людям особенно нечем заняться. У них слишком много свободного времени. Вот они и сплетничают, придумывают всякие сказки.
– И какие же сказки они придумали про Дом на Холодном холме?
– Вы много знаете об истории этого дома?
– Пока что не очень – кроме того, что счел нужным сообщить риелтор. До того как дом купили О’Хара, владельцами были лорд и леди Ротберг – он был наследником династии банкиров. И кажется, они поселились там вскоре после Второй мировой войны и жили до самой смерти.
Манторп взмахнул трубкой.
– Да, это случилось за несколько лет до того, как я прибыл в Холодный Холм, но люди все еще об этом говорили. Ужасная трагедия. Хотя я полагаю, в некотором смысле она стала избавлением – после того, как они столько лет не могли покинуть дом. У вас ведь есть озеро, не так ли?
– Да, есть. То самое, где утонул Гарри Уолтерс.
– Как я слышал, одна зима в те годы выдалась особенно суровой. Леди Ротберг очень любила животных и развела на озере какую-то редкую породу уток. Я вроде как помню… там еще посередине небольшой островок?
Олли кивнул:
– Мы называем его Утиный остров.
– Леди Ротберг приучила уток жить на островке, оберегая таким образом от лис – она клала туда какой-то корм, чтобы приманить их, – зерно, я полагаю. И раз в несколько дней с мешком зерна садилась в лодку и отвозила его на остров. Но однажды утром озеро замерзло. Она решила, что лед достаточно толстый и можно дойти до острова – плыть на лодке все равно было нельзя. Леди добралась до середины с этим мешком зерна – и тут лед подломился, и она ушла под воду. Муж попытался ее вытащить, и ему это удалось, но леди Ротберг слишком много времени провела под водой, ее мозг был лишен кислорода и сильно пострадал. Так что остаток своей жизни она провела в постели, в состоянии растения. А на следующий год, как будто судьба решила сделать трагедию совсем уж полной, лорд Ротберг на свой сорокалетний юбилей устроил охотничью вечеринку, и случилось ужасное несчастье – кажется, юный сын одного из гостей нечаянно разрядил оба ствола прямо в лорда Ротберга. Ему снесло половину лица и часть шеи. Он ослеп и остался парализованным до конца своих дней.
– Я понятия не имел. Какой ужас. – Некоторое время Олли молча смотрел на викария. – Скажите, хоть кто-нибудь прожил в этом доме всю жизнь, так, чтобы умереть естественной смертью, без всяких трагедий?
Викарий улыбнулся:
– Я уверен, что да. Множество людей. Просто, понимаете ли, старые дома чисто в силу своего возраста видели немало трагедий, как я уже говорил.
– То, о чем я слышал, как мне представляется, это несколько больше, чем "немало".
– Рассматривайте это в контексте долгой истории дома. Но да, там действительно произошло много несчастных случаев. Будем надеяться, что с ними покончено.
– Вот это меня и беспокоит, – заметил Олли. – Поэтому я к вам приехал. Я вовсе не уверен, что с ними покончено. Что вы знаете об истории дома до Второй мировой войны?
– Ну, все, что я могу вспомнить, довольно расплывчато. Так, отдельные моменты. Во время войны дом был реквизирован правительством, и там разместили канадских солдат. А до этого, в начале двадцатого века, действительно была какая-то загадка. – Викарий сделал глоток чая. – Жила там некая странная семья, как мне говорили местные сплетники. Муж и жена. Не могу вспомнить их имена. И она куда-то исчезла. Муж сообщил общим друзьям, что она его бросила и уехала жить к сестре в Новую Зеландию. Но по слухам, у него была любовница, и поэтому он убил жену и закопал ее тело где-то на территории поместья. Дело дошло до полиции, но он умер, прежде чем стражи закона сумели докопаться до истины.
– А отчего он умер?
– Вот этого я уж точно не припомню. Да кажется, я никогда и не знал. Но зато вспомнил кое-что другое. Самый первый владелец – тот, что и построил дом… – Манторп нахмурился, – как же его звали. Бронвин – нет, Брангвин. Сэр Брангвин как-то там. Гэллопс? Бессингтон? А, вот, вспомнил. Сэр Брангвин де Глоссой. Вот с ним связана настоящая легенда.
– О, вот как?
– Вроде бы он был никчемным человеком. Не то чтобы бездельником и шалопаем, но… Занимался импортом чая – или специй, не скажу точно. Происходил из крайне состоятельной семьи, его родители были крупными землевладельцами, но большую часть наследства промотал. И… насколько я помню, он женился на очень богатой женщине, даже аристократке, кажется, и именно на ее деньги и был построен Дом на Холодном холме. – Викарий сделал небольшую паузу, разжигая трубку. Еще одно огромное кольцо дыма поднялось к потолку и медленно растворилось в воздухе. Манторп с сожалением проводил его взглядом, как будто именно в этом облаке хранились его воспоминания. – Да. Так вот. Если я правильно помню, эта дама… не обладала приятной наружностью. Во всех отношениях и согласно всеобщему мнению. Ходили слухи, что она была… ну, сегодня мы назвали бы ее медиумом, или экстрасенсом, или ясновидящей. Но в те времена ее считали ведьмой. В Холодном Холме только и разговоров было о том, что она околдовала де Глоссопа и женила его на себе. Хотя были и такие продвинутые, кто полагал, что он женился на ней только из-за денег и с самого начала собирался избавиться от нее при первом же удобном случае. И вскоре после того, как дом был закончен, этот парень, Брангвин, закрыл его на три года и уехал по делам в Индию, а затем на Дальний Восток. Когда он вернулся, жены с ним не было. Людям он сказал, что она умерла от болезни во время путешествия. – Викарий пыхнул трубкой. Это кольцо дыма вышло уже не таким идеальным.
– И вы в это не верите? – спросил Олли.
– Мы говорим о том, что случилось больше двух с половиной сотен лет назад. Я понятия не имею. Но жил в Холодном Холме один старик – он теперь уже давно умер, – который был прямо-таки кладезем информации. Он раскопал какие-то письма и дневники и что-то там еще тех времен и обожал рассказывать в пабе всем, кто подставлял уши, что жены-то Брангвина на корабле с ним не было. Что он оставил ее в доме.
– В запертом доме?
Манторп пожал плечами:
– Или похоронил где-то поблизости. Не думаю, что тогда детективы работали так же, как сейчас. Как бы там ни было, если все это правда, он долго отсутствовал, потом вернулся, открыл дом и начал жизнь заново. С новой женой. По слухам, дух его первой жены был очень, очень рассержен.
– И ее можно понять.
Манторп кривовато улыбнулся:
– И она не любила, когда люди уезжали из ее дома.
– Да уж. Он слишком большой, чтобы жить там в одиночку. – Олли улыбнулся, но викарий как будто перенесся куда-то очень далеко и на улыбку не ответил.
– И она наложила на дом проклятье? – подсказал Олли.
– Да. Вот такую историю я слышал. И ее темная сила позволила ей сделать это. – Манторп улыбнулся, как будто сам он в это не верил.
– И никто никогда не пытался найти тело? – спросил Олли.
– Как вы знаете, поместье огромно. Это акры и акры земли. И кроме того, все, что мы знаем, – всего лишь слухи.
Олли взглянул на часы. Через несколько минут нужно было выезжать, чтобы успеть забрать из школы Джейд.
– Спасибо, – поблагодарил он. – Вы мне очень помогли.
– Приезжайте как-нибудь еще. Вы хороший человек. И помните – пусть вас не отпугивает все, что случилось. Как я вам сказал, свет сияет только в темноте.
– Я буду об этом помнить. Спасибо.
– Однако позвольте мне дать вам один совет. Думаю, вы должны сделать вот что… видите ли, я бы сделал это сам, если бы был помоложе, но теперь уже слишком стар.
Через пять минут, когда Олли отъезжал от дома, он заметил, что старый викарий все еще стоит на крыльце, придерживая за ошейник собаку, и смотрит на него. Этот взгляд Олли не понравился.
Так смотрят на что-то – или кого-то, – кого видят в последний раз. И прекрасно об этом знают.
Дрожь прошла по его спине.
Манторп закрыл парадную дверь. Он был встревожен и взволнован до глубины души. Нужно срочно позвонить, это очень важно, подумал он и вспомнил, что оставил телефон наверху, в своем кабинете на втором этаже.
Час разговора с этим в высшей степени приятным и достойным молодым человеком только подтвердил то, о чем Манторп догадывался и раньше. И опасался этого. Хэркуртам была необходима помощь, и он знал человека, который действительно способен им помочь. С превеликим трудом Манторп начал карабкаться вверх по ступенькам. Его колени болели, а сердце колотилось как сумасшедшее. Не дойдя и до середины лестницы, он совсем выбился из сил и был вынужден остановиться и перевести дух. Скоро придется искать где-то деньги на одну из этих штук… как их, подъемников. Или переезжать.
На предпоследней ступеньке перед ним внезапно возникла тень. И замерла.
Викарий остановился и окинул ее взглядом снизу вверх. Он не испугался. Только разозлился. Очень, очень разозлился.
– Какого черта тебе надо? – спросил он.
33
Четверг, 17 сентября
– Мистер Симпсон, наш учитель музыки, спросил, не хочу ли я исполнить сольный номер на школьном концерте в конце семестра! – Голос Джейд звенел от волнения и восторга.
– Ого! Здорово! И что ты собираешься играть?
– Ну, я пока еще не знаю. У него есть пара идей.
– Я очень тобой горжусь!
Всю дорогу домой Джейд трещала о том, что произошло за день, и о том, как ей нравится новый учитель музыки. Утренний автомобильный разговор о привидениях, кажется, начисто испарился у нее из памяти – во всяком случае, пока.
В начале шестого, когда они въехали на подъездную дорожку и показался дом – в мягком вечернем свете он выглядел просто потрясающе, – настроение Олли заметно улучшилось. Джейд словно заразила его своей радостью и наивным весельем. Новая школа нравилась ей все больше и больше, и она добавила еще двух подружек, кроме Чарли и Ниамх, к списку тех, кого хотела пригласить на свой день рождения.
Черный "гольф" Каро стоял возле дома, а когда они припарковались за ним, увидели, что сама она сидит в машине и разговаривает по телефону.
Олли вышел из машины. Джейд выпрыгнула наружу, с рюкзаком и гитарой, и подбежала к "гольфу". Каро закончила разговор и тоже вышла, держа в руке кейс. Джейд повисла у нее на шее, протараторила все свои новости, которые Олли уже слышал, и они все вместе вошли в дом. Джейд тут же скрылась в своей комнате.
– Как прошел день? – поинтересовался Олли.
– Мне нужно выпить, – ответила Каро. – И побольше. Как следует напиться.
Они прошли в кухню, и она швырнула кейс на пол.
– Боюсь, мне придется еще час – если не больше – поработать, но сначала все-таки выпить. Господи!
Олли подошел к холодильнику, вытащил бутылку вина и стал сдирать фольгу.
– Ты только что приехала?
– Нет, я приехала минут двадцать назад. Ждала, пока вы подъедете. Извини.
– Извини?
– Да.
– За что ты извиняешься?
Каро, нетерпеливо дергая плечами, вылезла из пиджака и повесила его на спинку стула.
– Я боялась заходить в дом одна. Я… я не хотела оставаться здесь одна!
Олли обернулся. Каро сидела за столом ссутулившись, и вид у нее был глубоко несчастный. Он подошел и обнял ее за плечи.
– Милая моя. Я понимаю.
– Понимаешь? На самом деле понимаешь, Олли? Ты понимаешь, каково это – бояться пересечь порог своего чертова собственного дома? Тебе не страшно? Что случится сегодня? А завтра? Такое ощущение, что нечто не хочет, чтобы мы здесь жили. Что мы наделали? Во что ввязались? Как нам быть, Олли? Думаешь, надо переехать? Олли, что нам теперь делать?
Каро не знала, говорить ему или нет о том сообщении, что она получила, пока разговаривала с Кингсли Паркином, и которое потом волшебным образом исчезло. Она не была уверена, что это не плод ее воспаленного воображения, поэтому решила промолчать.
– Надо с этим разобраться, – твердо сказал Олли. – То есть разобраться, что с этим домом не так. Выяснить, какого дьявола здесь творится. Я сегодня ездил повидаться с бывшим местным викарием, Бобом Манторпом. Он сказал, что у дома плохая история, но напомнил: чем старше здание, тем больше в нем происходит смертей и трагедий.
– И кроватей, которые могут переворачиваться на сто восемьдесят чертовых градусов.
– Я все еще думаю, что этому есть разумное объяснение.
– Прекрасно. Буду просто счастлива, если один из нас его найдет.
Олли снова взялся за вино.
– Ее физически невозможно перевернуть – если только сначала не разобрать. Я просил Брайана Баркера взглянуть на нее, и он сказал, что болты, на которых она держится, совсем заржавели. К ним не прикасались много лет – а то и десятилетий.
– Я сегодня кое с кем встречалась.
– С кем?
– С одним клиентом. Я раньше не хотела тебе рассказывать, чтобы не расстраивать. В первый раз мы виделись в понедельник. Это наш новый клиент, странноватый парень, бывший рок-музыкант, зовут Кингсли Паркин. У него еще был один хит когда-то в шестидесятых. Так вот, Паркин утверждает, что он медиум.
– А что за хит?
– Я не помню – я его в любом случае не слышала. Вроде бы их группа называлась Johnny Lonesome and the Travellers… или как-то похоже. Не важно. Так вот, по его словам, он стал получать послания от духов об этом доме, когда сидел у меня в офисе в понедельник. Послания от моей тети Марджи. Помнишь ее?
– Конечно. – С громким хлопком из бутылки выскочила пробка. – Она была очень милая. Мне нравилась.
– Ты ей тоже нравился. Он знал ее имя, Олли. Разве это не странно? Как он мог узнать ее имя?
– А что за послания? Что она хотела сказать?
– Как он утверждает, она велела нам немедленно уезжать отсюда. Пока мы еще можем это сделать.
Олли задумчиво обтер горлышко бутылки. Если мать Каро, несмотря на должность мирового судьи, была слегка не в себе, то ее тетя Марджи была уже не слегка, а на семь миль к северу от не в себе. Она ему и в самом деле нравилась, но жила тетушка в своем собственном мире, это уж точно.
– А у твоей тетушки, случайно, нет на примете кого-нибудь, кто купит у нас дом и вернет все деньги, что мы успели сюда вложить?
– Я серьезно, Олли.
– И я тоже. – Он налил вина в два бокала и поставил их на стол. – Слушай, я не собираюсь делать вид, что все нормально и что я абсолютно счастлив и ничто меня не тревожит. Я не могу объяснить аномалию с кроватью и то, что ты видела в зеркале. Но переезд сюда… это самое большое свершение в нашей жизни. Мы не можем просто взять и уехать, потому что какой-то накачанный наркотиками старый рокер с дырявыми от кокаина мозгами получает послания от твоей покойной тетушки. Или ты именно этого хочешь?
– Кингсли Паркин сказал, что если мы решим остаться, то должны серьезно задуматься об экзорцисте. Но он предложил приехать сюда лично и проверить, что ему здесь услышится.
Олли сел напротив.
– Экзорцист?
Это было то же самое, что посоветовал ему Боб Манторп. Только викарий не использовал таких громких слов. Он назвал это Христианской службой спасения. И еще он сказал, что знает хорошего специалиста, который может им помочь, если они решатся.
– Паркин сказал, что мы должны обратиться к местному викарию, – продолжила Каро. – Как я поняла, в каждой епархии в стране обязательно есть экзорцист. К нему обращаются, когда происходит нечто необъяснимое. То есть как раз то, что у нас.
– Колокольчик, Библия и свеча. И все такое прочее.
– Я готова попробовать. Я хочу попробовать. Может, у тебя есть идея получше, Олли? Если есть, то скажи. Или я убираюсь отсюда к чертовой матери!
– Слушай, нельзя так паниковать. Это просто смешно.
– Развернуться посреди ночи во сне на сто восемьдесят градусов – это смешно? Или увидеть чужое отражение в зеркале рядом со своим? Это тоже смешно? Я все понимаю. Про большое свершение и все такое. И про то, что мы на мели. Но мы переехали в дом кошмаров.
– Этот викарий, к которому я ездил, Манторп, собирался поговорить с одним человеком – со священником. У него есть опыт обращения со сверхъестественными явлениями. Но я не думаю, что он прямо-таки экзорцист.
– Почему бы не позвать экзорциста?
– Я согласен на экзорциста – или как там его правильно назвать. Пусть приезжает. Давай это сделаем. Тебе станет от этого легче?
– А тебе станет от этого легче?
– Если он сумеет остановить то, что здесь происходит, то да.
– О’кей. Тогда я все улажу. Сначала позвоню Кингсли Паркину и спрошу, когда он сможет к нам приехать. Может быть, даже сегодня вечером. Ну что, я звоню?
Все время, пока они разговаривали, Олли то и дело посматривал за спину Каро, в атриум, где когда-то видел те светящиеся сферы. И каждый раз, входя туда, он со страхом ожидал, что они появятся снова. Экзорцист. Господи. От одной этой мысли Олли хотелось если и не рассмеяться, то с недоверием пожать плечами. Но решения лучше он придумать не мог.
И еще его не покидало ощущение, что Манторп, если на него нажать, мог бы рассказать ему больше. Если бы только у него было время! Но нужно было забрать Джейд из школы. Олли подозревал, что старый викарий знал историю дома лучше, чем хотел показать. Надо позвонить ему завтра, решил он, и попробовать договориться о новой встрече.
– О’кей, давай, звони этому своему Паркину, – сказал он Каро.
– Сделаю это прямо сейчас. Договорим позже. Спать будем на диванах, я постелю. Но мне нужно сделать кое-что неотложное по работе. – Каро наклонилась, открыла кейс и вытащила толстую пластиковую папку.
– И мне тоже нужно сделать кое-что срочное для этого черта Чамли, – сказал Олли. – Хочешь, ужин сегодня приготовлю я?
– Спасибо. Было бы здорово.
– Жареные креветки? В холодильнике как раз есть сырые.
– Да что угодно.
Олли взглянул на часы. Было почти 6.30.