– Вот видите, он жив, а нам пора. И завертел головой:
– Неподалеку могут быть его сообщники…
– Какие еще сообщники! – прикрикнула я на него. – Вы хотите сказать – другие сотрудники? Тем более мы должны ему помочь. Представляете, что с нами будет, если выяснится, что мы бросили на произвол судьбы раненого милиционера?!
– Милиционера? Какого милиционера? – Самуил перевел взгляд на Ангелочка. – Он что, так вам представился? Может, он и удостоверение вам показал?
– Нет, но… – осеклась я.
– Не думал, что вы такая безрассудная женщина, – Самуил хлопнул себя по пухлым бедрам, – при нашей первой встрече вы мне показались, наоборот, сверхосторожной. Этот тип, – он кивнул на Ангелочка, который настолько пришел в себя, что даже попытался перевернуться на бок, – не имеет никакого отношения к милиции.
– А кто же он тогда? – Меня бросило в жар, а ведь еще минуту назад у меня зуб на зуб от холода не попадал.
Самуил опять покосился на дорогу, по-прежнему безлюдную. Похоже, он колебался.
– А это мы сейчас у него спросим, – с этими словами он присел на корточки рядом с Ангелочком, предварительно заботливо подобрав полы плаща.
Ангелочек уже довольно активно ворочался в сугробе, да и взгляд его стал вполне осмысленным. Он даже попытался сунуть руку куда-то за пазуху, но, судя по всему, того, что искал, не нашел.
– Зря стараешься, – усмехнулся Самуил. – Вот он.
И я увидела в его руке – что бы вы подумали? – пистолет! Я чуть язык не проглотила, а Ангелочек подался было вперед, а потом обмяк.
Я посмотрела на Самуила: с пистолетом в руках он выглядел не столько грозно, сколько велело. Оружие не сочеталось с его пародийной внешностью, впрочем, так же, как и род его занятий. Где вы видели частного сыщика с такими пухлыми щечками, шмелиным брюшком и ревностной заботой об опрятности гардероба. По крайней мере, в кино они выглядят по-другому.
– А теперь поведай нам, глубокоуважаемый, что тебе нужно было от этой гражданки и куда ты ее вез? – Самуил кивнул в мою сторону.
– Ничего не знаю. – Ангелочек, морщась и кривясь, подобрал под себя ноги. – Попросила подбросить…
– Что же ты врешь? – взорвалась я. – Ты же сказал, что везешь меня на конспиративную квартиру. – В голову мне пришла догадка, от которой я застонала. – Обыск – твоя работа?
Ангелочек растянул губы в блаженной улыбке безобидного идиота, только пузырей на губах и не хватало, и пробормотал:
– Пистолет газовый…
И посмотрел наверх, на дорогу, с которой мы с ним свалились. А там собралась кучка зевак, которые оживленно что-то обсуждали, показывая на нас пальцами. Я дернула Самуила за рукав и показала ему на дорогу.
– Уходим, – тихо скомандовал он.
– Ну вот, теперь будет кому о нем позаботиться, – удовлетворенно хмыкнул Самуил, заводя мотор зеленой "Шкоды".
Уютно устроившись на заднем сиденье, я имела возможность наблюдать Ангелочка, полулежащего в сугробе, а также обступивших его зевак, их было четверо, и все – в ватниках и валенках. Почесав затылки, они отрядили одного мужичка куда-то в сторону темнеющих за редким перелеском домишек. Что происходило вслед за этим, осталось за кадром, поскольку "Шкода" под управлением смешного Самуила, претендующего на роль супермена, натужно взревев, рванула с места.
– Каков гусь! – воскликнул Самуил, бросая прощальный взгляд на Ангелочка. – Я всегда знал, что он проходимец, но такого не ожидал. Надо будет позаботиться, чтобы у него лицензию отобрали.
– Так вы его знаете? – опешила я.
– Да уж, имею удовольствие. – Самуил сбросил скорость перед поворотом: в отличие от Ангелочка он вел машину с крайней осторожностью, и эта его черта очень даже меня к нему располагала, особенно после недавнего полета вверх тормашками. – Это как раз та паршивая овца, которая все стадо портит. Убивать таких надо!.. – прошипел неистовый Самуил. – Весь цех подводит…
– Так он что, тоже?.. – посетила меня внезапная догадка.
– Тоже, тоже, – согласно кивнул Самуил, – только действует, паршивец, такими методами – никаких правил, никаких приличий… А насчет обыска это точно?
– Абсолютно…
– Да за это я его в порошок сотру, – пообещал мне Самуил, – совсем обнаглел, сопляк! Дают разрешение на сыскную деятельность кому попало, а в результате с нами никто дел иметь не хочет, – ворчливо пожаловался он и спохватился:
– А вы уверены, что с вами все в порядке? Может, проконсультируемся у врача, я знаю отличного травматолога.
– Все в порядке, и спасибо вам за помощь, – сухо поблагодарила я. Конечно, я понимала, что забота Самуила Аркадьевича о моем здоровье носит исключительно показательный характер и вызвана не абстрактными филантропическими убеждениями, а его шкурной во мне заинтересованностью, но, как говорится, все равно приятно. – Кстати, я не совсем понимаю, откуда вы взялись?
– Да я как раз ехал к вам, чтобы узнать, вдруг вы изменили неблагоприятное мнение обо мне, и заметил, как вы отъехали с этим… этим паразитом, а так как я хорошо знаю его методы, то решил проследить. – Похоже, Самуил из кожи вон лез, чтобы предстать передо мной в благородном обличье скромного героя.
Я решила его поощрить:
– Вы меня здорово выручили. Просто не знаю, что было бы, если бы вы не появились.
В сущности, если я и покривила душой, то самую малость. Какие бы чувства я ни испытывала к этому нелепому толстяку, он и в самом деле оказался в нужное для меня время в нужном же месте.
Самуил Аркадьевич приятно зарделся, даже его оттопыренные уши, торчащие из-под клетчатой кепки, порозовели.
– Гм-гм, не стоит благодарности, – он смущенно откашлялся. – А вот вы все-таки бледноваты, – он посмотрел в зеркало заднего вида, – если не хотите к врачу, то уж подкрепиться вам точно не помешает. Я знаю здесь недалеко, по дороге, отличный ресторанчик. Может, остановимся и перекусим?
– Валяйте, – обреченно махнула я рукой.
Теперь, когда выяснилось, что по милости завравшегося Ангелочка я уже пропустила добрую половину трудового дня без уважительной причины, на меня снизошло странное безразличие. Впрочем, оно вполне могло быть и следствием недавнего дорожного происшествия, из которого я, по счастью, вышла с минимальными потерями. Между прочим, это было первое ДТП в моей жизни, и мне очень хочется надеяться, что последнее.
Буквально минут через десять Самуил и впрямь припарковал "Шкоду" на стоянке у небольшого деревянного особнячка в псевдорусском стиле: с высоким крылечком, резными окошками и зазывной надписью: "Милости прошу к нашему шалашу".
Самуил учтиво распахнул передо мной дверцу машины, а затем и низкую, стилизованную под старину дверь терема-шалаша. В просторных сенях , нас встретил добрый молодец в красной поддевке и с мобильником, ощупал коротким взглядом профессионального секьюрити и осведомился:
– Желаете отобедать?
– Желаем, – ответствовал Самуил, ласково подталкивая меня к гардеробу.
– Сегодня в меню расстегаи, поросенок с гречневой кашей… – заунывно затараторил администратор.
– Разберемся, – небрежно отозвался Самуил и бросился мне помогать.
Честно говоря, эта нарочитая галантность была мне не по вкусу, а потому я вежливо, но твердо его отпихнула. Самуил быстро сориентировался и сделал вид, будто все так и было задумано им с самого начала. Снял свой драгоценный плащ и, тщательно расправив каждую его складочку, возложил на гардеробную стойку. Прежде чем добавить к плащу клетчатую кепку, Самуил внимательно осмотрел подкладку с внутренней стороны, чем поверг в легкий транс пожилого обходительного гардеробщика. А я лишний раз укрепилась во мнении, что этот Самуил Аркадьевич весьма странный тип.
– Ну-с, прошу. – Самуил оттопырил короткопалую длань совсем как бронзовый вождь возле сельского клуба. С той лишь разницей, что вождь обычно указывал в направлении светлого будущего, а Самуил приглашал меня отведать расстегаев в придорожном ресторанчике.
Немного оглядевшись, я пришла к выводу, что внутреннее убранство теремка до чертиков напоминает Алкину кухню. Боюсь, владелец заведения слегка перестарался с этим самым "а-ля рюс", поскольку за бесчисленными рушниками и декоративными лаптями стен не было видно. Вот только музыкальный фон подгулял: в динамиках разорялся пуэрто-риканский мачо Рикки Мартин. Мне даже показалось, что он из кожи вон лез, чтобы разбавить приторную "русскость" придорожного терема.
Нам с Палтусом достался дальний столик в углу. Выбор блюд я целиком и полностью предоставила неистовому детективу и, пока он изучал аляповатую карту меню, глазела по сторонам. Народу в зале было немного, человек восемь от силы, и все они вовсю работали ножами и вилками, не обращая на нас с Самуилом ни малейшего внимания.
Вопреки моим ожиданиям расстегаев Самуил не заказал, отдав предпочтение жаркому в горшочках и салату из креветок, в которых русского было не больше, чем в самом Самуиле Аркадьевиче. Еще официант торжественно принес рюмку коньяка, единственную.
Я вопросительно посмотрела на Самуила, а тот кротко пояснил:
– Это для вас. Вам не мешает взбодриться.
Это уж точно. Я не стала жеманиться и корчить из себя невинную девицу дворянских кровей. Кстати, если я что-нибудь в этом понимаю, то коньяк был так себе.
Не могу сказать, чтобы от выпитого я почувствовала себя бодрее, но и хуже мне не стало. Мне даже показалось, что недавняя встряска благотворно сказалась на моих мозгах, потому что я наконец поняла, как мне следует общаться со всей этой сворой суперсыщиков: ничего не рассказывать о Парамонове, прежде чем они не выложат на стол свои карты. И теперь я молча поглощала жаркое, дожидаясь, когда Палтус заговорит.
А он уже управился со своей порцией и вовсю орудовал зубочисткой.
– По-моему, неплохо.
– А? – Мне трудно было переключиться на банальный разговор о жареном мясе.
– Отличное жаркое! – похвалил Самуил местную кухню.
– Пожалуй, – вяло согласилась я. Снова появился официант в красной поддевке и поставил на стол две чашки кофе.
Самуил отхлебнул глоток кофе и скривился:
– А вот кофе варить они не умеют. У меня не было ни малейшего желания рассуждать о качестве кофе, поэтому я даже пробовать его не стала.
– А как быть с этой паршивой овцой? – напомнила я об Ангелочке. – Он ведь хотел меня похитить. Может, стоит в милицию заявить?
– Я же вам сказал, что разберусь с ним, – Палтус вытер губы салфеткой, – а милиция тут ни к чему. Всегда лучше держаться от нее подальше и без крайней необходимости не беспокоить.
– Странная точка зрения для частного сыщика, – заметила я.
– Напротив, – возразил он. И тогда я пошла ва-банк:
– Вы и в самом деле хотите найти Парамонова?
Видели бы вы, как разгорелись глазки у этого гуся!
Он отодвинул в сторону недопитый кофе и покосился на влюбленную парочку, безмятежно ворковавшую за соседним столиком:
– Конечно, хочу. В этом не может быть никаких сомнений.
– А можно поинтересоваться, почему?
– В каком смысле? – не понял Самуил. Вернее, сделал вид, что не понял. – Ну, вы же частный детектив, так? А потому расследованием занимаетесь не по обязанности. Больше того, вы имеете возможность выбора, за какое дело взяться, а от какого с презрением отказаться. Опять же расходы… Вы возите меня на машине, жжете дорогой бензин, угощаете в ресторане. Извините за любопытство, кто вас нанял? – Я в упор посмотрела на него.
– По-моему, у вас превратное мнение о частных детективах. – На пухлой физиономии Самуила отразилась чуть ли не вселенская скорбь. Мол, обидно сознавать, что тебя держат за банального хапугу.
– Нет, это у вас превратное мнение обо мне, – заупрямилась я, – возможно, я и произвожу впечатление бедной овечки, и поступки мои не всегда благоразумные, но я не такая идиотка, какой кажусь. И если вы рассчитываете на мою откровенность, то учтите, я потребую от вас того же. А иначе, извините…
Самуил заметно занервничал, обвел опасливым взглядом "горницу", насупился, расправил невидимую складку на крахмальной скатерти…
– Понимаете, все будет зависеть от некоторых обстоятельств, вернее, от того, что вы…
– Торг здесь неуместен, – сурово отрезала я, – или мы сотрудничаем, или расстаемся без обид.
Самуил пригорюнился, как Иван-царевич на распутье.
– Думаю, этот вопрос нам стоит обсудить в другой обстановке, – наконец изрек он, – даже у стен бывают уши.
– Согласна, – кивнула я, – а еще у стен бывают глаза. Так что, выходим по одному с интервалом в пять минут?
– Вижу, вы начитанная девушка, – вздохнул Самуил, – но, поверьте мне, в жизни все проще, чем в книжках. И романтики поменьше.
С последним замечанием спорить было трудно, и я в очередной раз с сожалением констатировала, что Самуил Аркадьевич Палтус не имеет ничего общего с милыми моему сердцу Ниро Вульфом и Арчи Гудвином.
Глава 9
ПЯТЬДЕСЯТ НА ПЯТЬДЕСЯТ
– А теперь я приглашаю вас к себе, – многозначительно объявил Палтус, когда мы снова оказались в его зеленой "Шкоде".
– Может, не стоит? – засомневалась я, памятуя свои недавние приключения.
– Вам нечего бояться, – заверил меня Самуил.
Я не знала, что и думать. Как показала практика, осторожность в моем положении совсем не помешает, и в то же время много ли я разузнаю, если буду пугаться каждого куста.
– Ладно, я согласна, – довела я до его сведения свое решение. Между прочим, очень даже непростое.
– Вот и отлично, – обрадовался Палтус и сильнее надавил на газ. Теперь, когда дорога стала получше, я ничего не имела против этого. – Нам нужно вернуться в Москву, прежде чем начнутся пробки, – пояснил он, – я ведь в центре живу.
Монотонная дорога меня укачала, я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.
– Вот-вот, подремите, – одобрил Самуил, – а то нервишки небось того?..
Эти его панибратские замашки мне совершенно не понравились, а потому я ничего ему не ответила, только губы сжала. Конечно, он мне здорово помог сегодня, но это не означает, что мы автоматически сделались закадычными друзьями.
Дальше мы ехали почти молча: неугомонный сыщик что-то насвистывал. До тех пор, пока мы все-таки не попали в пробку на Садовом кольце. С этого момента он уже чертыхался.
До места мы добрались уже в сумерках, в декабре ведь темнеет рано. "Шкода" затормозила возле девятиэтажной башни из белого кирпича, Палтус заглушил двигатель и сообщил мне с улыбочкой:
– Ну вот и приехали.
Потом мы в лифте поднялись на седьмой этаж и остановились у добротной двери. Здесь Палтус довольно долго возился с замками, прежде чем я наконец услышала долгожданное:
– Проходите, пожалуйста. Для того чтобы понять, что отечественные сыщики живут не бедно, мне одного взгляда хватило. И это при том, что Самуил даже не дал мне как следует осмотреться. Я только куртку успела стащить, а он уже заволок меня в какую-то комнату с напутствием:
– Милости прошу в мой кабинет. Кабинет оказался очень даже нехилым. С какими-то секретерами орехового дерева, с кожаным диваном и массивным двухтумбовым столом. И все это громоздкое барахло представляло собой антиквариат. Либо очень хорошую подделку.
– Ну-с, – он потер руки, – будем заключать договор?
– Какой еще договор? – Я немного растерялась.
– Обоюдовыгодный, естественно, – хохотнул Палтус, – на самых замечательных условиях. Пятьдесят на пятьдесят вас устроит?
– Это что, шутка такая? – Я не знала, что и сказать.
– Почему же шутка? Я вполне серьезно, – не сдавался Палтус. – У нас ведь есть взаимный интерес, а потому мы вполне можем договориться.
– Под интересом вы, конечно, подразумеваете Парамонова?
– Вы очень догадливы, – похвалил меня Самуил.
– Ага, я такая, – я изобразила самую идиотскую улыбочку, на какую только способна, – я очень догадливая, а еще очень строптивая. А потому, если вы рассчитываете на мою откровенность, извольте изъясняться конкретнее. И зарубите себе на носу: я не скажу о Парамонове ни слова, прежде чем вы не расскажете, почему его скромная персона пользуется повышенным интересом.
– Я и так с вайи предельно откровенен, мне нечего скрывать, – Самуил Аркадьевич Палтус был прирожденным вруном. – Начнем с того… Вы вот сказали о Парамонове, что он скромная персона, а это не так. Сегодня, уж поверьте мне, Парамонов очень дорогой товар, очень…
– Можно подумать, что вы собираетесь его продать, – вмешалась я.
– Я собираюсь его найти, – возразил Самуил, – с вашей помощью. И мы его найдем, вы и я. Это будет наша общая победа. Каждый внесет свой вклад: я – свой профессионализм, вы – знание Парамонова.
– Стойте, стойте! – сорвалась я. – Хватит слов. Скажите мне одно: что такого сделал Парамонов и почему он "дорогой товар".
– Не перебивайте, я как раз это вам и пытаюсь объяснить, – замахал руками Палтус. – То, что я знаю о Парамонове на сегодняшний день, а это все, к сожалению, разрозненные сведения, заставляет меня думать, что он весьма неординарный человек. И его поступки, с точки зрения формальной логики, не совсем понятны. Посудите сами. Казалось бы, человек адаптировался в Штатах, у него прекрасная высокооплачиваемая работа, собственный дом… Короче, он там устроился с максимальным комфортом, гораздо лучше, чем многие, даже гражданство получил. А потом взял и отказался от него под совершенно идиотским предлогом. Заявил, что он не согласен с американской политикой на Балканах. У него, видите ли, патриотические чувства взыграли.
Я слушала Самуила с открытым ртом. У меня было такое ощущение, словно он рассказывал о каком-то другом Парамонове. Тот, которого знала я, был откровенно аполитичным оболтусом, не имел гроша за душой и плевал на все (включая и меня, как это ни прискорбно), кроме геофизики, а этот, о котором с пеной у рта разглагольствовал Самуил, послал на три буквы целую Америку. Чудно!
– Вы… это… гм-м… серьезно? – Я не смогла скрыть своего удивления.
– Ну вас-то эти милые странности вроде не должны удивлять, – фыркнул Самуил. – Вы же его хорошо знаете.
– Да как вам сказать, – задумчиво произнесла я, – ведь прошло столько лет, а люди меняются.
– И все равно, – стал меня убеждать Самуил, – вы – единственный человек, понимающий Парамонова хотя бы сколько-нибудь. И последний из близких ему людей.
– Как это? – Мое сердце бухало, как набат, извещающий о вселенском потопе.
Самуил пожал плечами:
– Вам ли не знать, что Парамонов – одинокий волк по всем показателям. Родственников у него нет, бабка и тетка, которые его воспитывали, умерли, бабка – когда он еще на первом курсе университета учился, тетка – три года назад, я специально в Калугу ездил, чтобы проверить. Жены и детей он не завел, – перечисляя тех, кого Парамонов потерял и кем не удосужился обзавестись, Самуил загибал короткие смуглые пальцы с ухоженными овальными ногтями, и я смотрела на это как завороженная. Можете мне не верить, но факт полного парамоновского сиротства потряс меня до глубины души.
А Самуил тем временем бесстрастно свел дебет с кредитом:
– Так что из близких у него только вы.
– А если он думает иначе? – хрипло поинтересовалась я. У меня были серьезные основания сомневаться в словах сыщика. Сами посудите, почему же Парамонов меня бросил, если я такая единственная и неповторимая?
– А письма, а фотографии? – напомнил мне Самуил. Я прямо взвилась: