И тогда она поцеловала его второй раз, после которого ему уже не хотелось ни в чем ее разубеждать.
6
Сергею Сергевичу Окунько Гордеев привычно уже соврал, что он - питерский бизнесмен, отдыхал в Белоярске, близко знаком здесь кое с кем и ищет одного человека.
Профессор Окунько, дюжий шестидесятилетний мужик, оказался вулканологом. Даже потомственным вулканологом, как он сам про себя, хохоча, объяснил. Когда же Гордеев поинтересовался, до какого колена, Окунько сказал, что это сложный вопрос, потому что его младенцем нашли в потухшем жерле вулкана. Гордееву всякое приходилось слышать, но тут он выкатил глаза и не нашелся что сказать, пока Окунько громоподобно не захохотал.
Гордеев еще по телефону объяснил ему, что ищет одного человека, фамилию не называл, лишь сказал, что хочет побеседовать с Окунько, как с человеком в крае широко известным, к которому постоянно стекается море самой разнообразной информации.
- Это правда, - сказал польщенный вулканолог.
В отличие от театрального режиссера, Окунько не усадил Гордеева на кухне, он принимал его в кабинете, очевидно, чтобы иметь возможность время от времени демонстрировать свои последние находки - минералы, куски вулканической лавы и прочие замечательные вещи, в которых Гордеев не понимал ровным счетом ничего. Юрий Петрович по дороге к Окунько долго думал о том, как грамотно построить разговор, но к окончательному решению так и не пришел. Однако говорить ему почти не пришлось, по крайней мере поначалу.
- Вы знаете такое выражение - "жить как на вулкане"? - спросил Сергей Сергеевич.
- Еще бы.
- Вы бизнесмен, верно? Вы находитесь в гуще деловых событий, так? - Вопросы Окунько совсем не требовали ответов, он был самодостаточен, нужно было лишь направлять его в нужное русло. - Не находите ли вы, что к состоянию нашего общества сегодня как нельзя лучше подходит это выражение?
- Я…
- И скажу вам больше, именно наше, российское и именно сегодня!
- Но…
- Давайте сперва разберемся, что вообще происходит.
- Давайте, - охотно согласился Гордеев.
- Есть много проблем - социальных, промышленных, гуманитарных. Но у нас, в России, доминирующей является одна - столкновение цивилизации с девственной природой.
- Неужели?..
- Определенно, это так! Определенно, все беды - отсюда! При всем при том, что проблема эта вечная и… однозначно жестокая по градусу своего накала. От нее никуда не уйти. Цивилизация - это инъекция западного мира, девственная природа - это природа как таковая и, собственно, наш русский, российский человек. Понимаете меня?
- Кажется…
- На самом деле, многоуважаемый Юрий Павлович, шутки шутками, а могут быть и дети, как говорил Райкин, царство ему небесное, - сказал профессор, потчуя "петербургского" гостя каким-то особенным чаем, точнее, настоем местной травы "енисей-дарья" с ударением на последнем слоге. - И между прочим, это не в бровь, а в глаз. Про детей, имею в виду. Почему, желаете спросить? - Гордеев, между прочим, и полслова вставить не успел, даже кивнуть. - А я вот вам расскажу любопытную историю. Про младенца. В качестве иллюстрации своего тезиса. Пейте чаек, он только горячий "работает", а на варенье не налегайте, оно весь эффект сжирает. Так вот, вообразите картину. - Окунько экспрессивно взмахнул руками, растопырив пальцы: - Обезьяна!
- Обезьяна? - почему-то переспросил Гордеев.
- Обезьяна! Орангутанг! Самец! - в эти мгновения он и сам был похож на какого-то примата. - Представили? Подбирается к краю леса, где гуляет девушка, хватает ее, бедняжку и в мгновение ока взбирается вверх по деревьям и прячется в чаще джунглей…
Гордеев расстегнул еще одну пуговицу на рубашке, ему стало душновато.
- Что дальше? - до возможности равнодушно спросил он.
- А вы как думаете? Сперва он долго никуда ее от себя не отпускал, но ведь с другой стороны - и не обижал. Кормил фруктами. Спустя некоторое время она родила на свет ребенка, который оказался наполовину обезьяной, а наполовину человеком. Получилось так, что они прожили вместе некоторое время. Но наступил тот долгожданный день, когда ей все-таки удалось бежать, ее похититель крепко спал в это время в своем гнезде. Она бежала по тропинке сквозь чащобу, прижимая к себе свое дитя. Однако орангутанг проснулся и кинулся ее догонять, легко перемахивая с одного дерева на другое. Нетрудно представить, что он стремительно сокращал расстояние. Тем временем, достигнув берега реки, беглянка бросилась к рыбачьей лодке, которая как раз, на ее счастье, собиралась отчаливать. Рыбак готов был принять девушку, но его пугала встреча с могучим лесным зверем. Здоровенная обезьяна была уже слишком близко. И тогда рыбак крикнул девушке: "Брось ему ребенка, это его отвлечет!" И действительно, после того, как она это сделала, преследователь остановился. Орангутанг схватил ребенка и…
Окунько, довольный произведенным эффектом, взял чашку и поднес ее ко рту.
- И? - сказал Гордеев.
- И в бессильном гневе разорвал пополам. Человеческую половину он швырнул вслед уплывающей лодке, а обезьянью - забросил в чащобу джунглей…
- Кошмар какой-то.
- Для нас с вами - да, кошмар, - охотно согласился Окунько. - Для обезьяны - кто может знать, что у нее в черепушке?.. В общем, такие вот истории рассказывают на острове Калимантан, - сказал Окунько. - Я там работал прошлой весной. Чего только не наслушался…
Гордеев вспомнил свой московский сон, накануне того, как погибли Рудник с Клеонским, и был потрясен абсолютным сходством сюжетов. Только во сне Гордеева столь ужасного конца не было, он это хорошо помнил. Но как вообще объяснить подобное совпадение? Возможно, он слышал эту историю и прежде…
- Калимантан? - задумчиво повторил Юрий Петрович. - Красивое слово. И как будто знакомое…
- Раньше Калимантан называли Борнео. Помните, у Ильфа и Петрова Остап Бендер говорил…
- И кто он такой, - тут же подхватил Гордеев, - губернатор острова Борнео?
- Вот-вот. Там, на Калимантане, орангутангам, а впрочем, и другим человекообразным обезьянам приписывают, будто они насилуют женщин, представляете?
- Вообще-то нет.
- Я думал, у адвокатов более развитое воображение.
- Как раз наоборот, - заверил Гордеев. - Мы очень ограничены рамками законов.
- Зато трактуете вы их…
- В этом и состоит ремесло - с помощью изощренного знания законов помогать людям.
- Я понимаю, - сказал Окунько. - Я знал подобных людей и дружил с ними.
- Вы говорите в прошедшем времени. Значит ли это, что их, этих людей, уже нет на свете, или вы просто больше не общаетесь с ними - по каким-то причинам?
- Хм… Ну и вопросец! - удивился Окунько. Или сделал вид, что удивился.
- Вопросец как вопросец. Могу спросить в лоб, если вас это больше устроит. Вы имеете в виду Валентину Карандышеву?
- Карандышеву? - удивился Окунько еще больше. - При чем тут Карандышева?
- Мне так подумалось. Мы же говорили о юристах. А ее как раз недавно убили.
- Вообще-то ее я как раз в виду не имел… хотя, возможно, сказанное сейчас относится к Карандыше-вой в полной мере. Нет, у меня был друг, бывший военный разведчик, эдакий робин гуд отечественного разлива. Просто судьба его мне ныне неизвестна, он находится в розыске, а возможно, уже убит. Я же говорю, все живут как на вулкане.
- Локтев? - быстро спросил Гордеев.
- Слушайте, с вами опасно иметь дело!
- Вот что, Сергей Сергеевич, давайте - карты на стол. Рассказывайте все, что вам известно о нем. Локтев - это тот самый человек, которого я хочу найти и о котором беспокоюсь. А я сделаю почин…
Полтора часа спустя, когда они прощались, Гордеев засмущался и неловко сказал:
- Профессор, а этот ваш Калимантан - он вообще где?
- Да на Малайском же архипелаге! - укоризненно покачал головой профессор Окунько. - Ну и молодежь пошла! Вы хоть знаете, где Малайский архипелаг находится?
- Вроде между материковой Азией и Австралией, - смущенно пробормотал Юрий Петрович и на этом ретировался.
Он не стал уточнять, что даже бывал в тех краях, на другом, правда, острове, поскольку всего лишь год назад очень даже прилично провел там отпуск с весьма квалифицированной брюнеткой, а точнее - с двумя. Но о женщинах сейчас вспоминать не стоило бы.
Между прочим, помимо другой отчасти полезной информации, Гордеев теперь понимал, каким образом Макс в Москве сумел вычислить белоярского вулканолога. Вероятно, для начала ленивый, гений засунул фамилию Локтева в какую-то интернетовскую поисковую систему. Разумеется, в Мировой паутине нашлись упоминания о сотнях, если не тысячах Локтевых. Некоторое количество из них пришлось на Белоярск. Одного из таких Локтевых упоминал в своей научной статье знаменитый ученый Окунько, он описывал его как органичного лесного жителя, совершенно потерявшего связь с современным городом.
7
Все принимали фамилию Кости за псевдоним, дескать, добрый человек не может называться Болдырев. И напрасно - Костя был добрым человеком. Он поступал на журфак МГУ с оригинальным, как ему казалось, жизненным кредо - "спешите делать добро!". В ходе учения Костя развил эту милую мысль до состояния грандиозных телевизионных проектов, которые и собирался воплотить, придя на телевидение. Он планировал, не больше и не меньше, открыть канал под слегка слащавым названием "Светлый день", в который должны были войти новостной блок "Хорошие новости", серия телеочерков "Прекрасные люди", ток-шоу "Добрые дела", развлекательная передача "Умницы" и другие не менее светлые и позитивные программы.
Педагогам его проект нравился, они всюду пропагандировали идеи молодого журналиста, поэтому по окончании МГУ Костю взяли на первый канал репортером новостей. И Костя со. всем азартом и запалом бросился воплощать свои давние замыслы. Он мотался по стране в поисках добрых людей и добрых дел. Но его репортажи если и выходили в эфир, то, во-первых, сильно урезанными, а во-вторых, очень редко, почти никогда. Редакторы виновато смотрели на Костю и говорили о рейтингах, о приоритетах, о здоровой сенсационности и так далее. Костя напрямик спрашивал - вам что, не нравятся позитивные репортажи? Нравятся. Так в чем же дело? И снова начинался разговор о занимательности, об особенностях менталитета…
Так и шло все ни шатко ни валко, пока Костя не снял репортаж о каком-то местном князьке, который строил дачу на народные деньги. Банальный этот сюжет вдруг был вставлен в вечерний выпуск, его повторили и утром, и днем, а остальные каналы цитировали его чуть ли не дословно. Константин опешил. А редакторы зазвали его в кабинет и говорили, что давно искали такое дарование. Оказывается, у Кости имеется великолепный, редкий и, главное, весьма рейтинговый дар - в нем сидит телекиллер! Ему дадут отдельную передачу, он будет вести ток-шоу, он, если захочет, может претендовать даже на специальный выпуск, скажем, субботней вечерней новостной авторской программы. Мы так и знали, радовались редакторы, с такой фамилией и - лютики-цветочки? Нет, с такой фамилией - хук левой, прямой правой!
Костя маялся недолго. Скоро он уже был не добр и мягок, а язвителен и жесток. Скольких "шишек" он раздел догола в прямом и переносном смысле! Его имя и, конечно, фамилию склоняли и так и эдак. Но передачи его, полные, недопроверенных слухов и эфемерных компроматов, смотрели, если верить рейтингам, не отрываясь.
Вечером Косте позвонил Кривокрасов и сразу сказал, не здороваясь и на "ты":
- Эта последняя твоя передача… Неплохо сработано. Кстати, наверху есть мнение, что пора разобраться с мэром Белоярска. Ты же слышал о скандале в Белоярске? Только - ка-чес-твен-но! Думаю, если получится, тебя пригласят в пресс-службу Кремля.
Кривокрасов мог позволить себе не здороваться. Он был председателем Госкомимущества и, по слухам, с президентом на короткой ноге. К Косте он питал особую слабость. Тот с воодушевлением выполнял заказы, данные, конечно, не в тупом чиновничьем тоне, а мягко, но убедительно. Он немало сделал для последних выборов президента, убийственно комментируя действия остальных претендентов и даже проводя собственные расследования их деятельности.
- А что там было хоть? Криминальные разборки?
- Есть такое предположение. Есть и другие серьезные основания считать, что Богомолов был фигурой весьма м-м-м… татуированной.
- Как это понять?
- Ты журналист, не мне тебя учить, как это понимать. Думай.
- Ладно, - после паузы сказал Костя. - Но ведь Богомолова уже нет. Так как же…
Костя имел в виду, что не стоит лягать мертвого льва.
- Как раньше говорили - он умер, но дело его живет. Не хочешь покопаться?
И Костя согласился. Он вылетел в Белоярск вместе с правительственной комиссией, которая и собиралась разобраться во всех, как говорил Кривокрасов, "художествах" покойного мэра. И в первый же день Болдыреву на стол легла такая уйма материала, и такого материала, что Костя понял - он не зря тащился через всю страну. Это должна быть бомба.
Жена мэра Богомолова, оказывается, возглавляла местную телерадиокомпанию. Вызывать на дуэль мертвого не было никакой возможности, а вот поспрашивать кое о чем его вдову…
И Болдырев предложил Нине Викторовне Богомоловой встретиться с ним в прямом эфире. Он, дескать, хочет задать ей несколько вопросов о покойном супруге. Нина Викторовна согласилась. Она была телевизионщицей и, хотя до сих пор пребывала в трауре, понимала, что должна рассказать, каким ее муж был добрым, честным, трудолюбивым, умным, любящим, веселым человеком.
Болдырев так подгадал, чтобы передача прошла в прямом эфире и в Москве, и в Белоярске. Это было сложно, потому что временная разница была существенной. Когда в Белоярске было утро, в Москве - еще глубокая ночь. Но Болдырев, не без помощи Кривокрасова, перетасовал всю сетку вещания на первом канале и поставил свою программу так, чтобы ее могло посмотреть как можно больше народа по всей стране.
Богомолова шла на передачу, искренне считая, что она будет посвящена памяти ее мужа, впрочем, это так и оказалось, только память мэра Белоярска Болдырев с документами в руках обливал такими потоками помоев, что Нина Викторовна - красивая женщина с бледным лицом и синяками под глазами - в первые минуты просто растерялась.
- Расскажите нам, Нина Викторовна, на какие деньги построена дача господина Богомолова?
- Если вы имеете в виду…
- Что я имею в виду, я знаю, а вот что вы имеете в виду?
- У него только государственная дача…
- И еще три левых, записанных на ваше имя…
- На мое? Как?
- Ах, ну да, вы же об этом ничего не знали. У вас украли паспорт, подделали вашу подпись, зачем-то подарили вам три дачи на общую сумму в пять миллионов долларов. А известно вам, сколько стоит суточное питание одного больного в больнице Белоярска? Два рубля двадцать восемь копеек!
- Я не знаю ничего ни о каких дачах… - Нина Викторовна уже готова была расплакаться.
- И о самолете, принадлежавшем вашему сыну, тоже ничего не знаете? Тогда, может быть, вы знаете, откуда у студента такие приличные заработки? Даже самый маленький самолет стоит по меньшей мере…
- У Олега нет самолета! Что вы говорите?!
- А это что? - Была продемонстрирована фотография. - Велосипед? Или тут тоже чей-то коварный подарок без ведома самого одариваемого?
Нина Викторовна судорожно сглотнула.
- Эти документы?.. Я не знаю, я впервые их вижу…
- Мы тоже. И нам очень любопытно. А вот этот милый уголок земли вам знаком? Как? Опять нет? Это же ваш участок. Вернее, тещи покойного господина Богомолова. Может быть, вы тогда знаете, что это за дом в Москве?
Нина Викторовна закрыла глаза дрожащей рукой и с усилием сказала после немалой паузы:
- Мы живем в простой квартире, в простом пятиэтажном доме "хрущевской" постройки.
- Правда? Как трогательно! Но именно в Москве ваш муж имеет целый этаж жилой площади! Общим размером четыреста пятьдесят восемь квадратных метров! Наверное, вся ваша телерадиокомпания занимает куда меньшую территорию. И все-таки вопрос, Нина Викторовна: откуда такие деньги? Простите, у нас телефонный звонок. Алло?
В эфире прозвучало:
- Я вот что хоЧу сказать - зажрались они все там, народ грабят…
- Представьтесь, пожалуйста.
- Рабочий рыболовецкого колхоза "Дружба".
- А как вы думаете, откуда у этих господ такие деньги?
- Да воруют, гады!
- Спасибо. Что скажете, Нина Викторовна? Откуда деньги?
Богомолова молчала.
- Я вам подскажу. Вернее, покажу. Пленочку, пожалуйста.
Нина Викторовна повернулась к монитору.
- Конечно, - сказал человек с запечатанным компьютерным способом лицом, - давал я мэру. А как не дать? Ни одно дело без него не начнешь. Сколько давал? Я уж и не упомню- тысяч двадцать пять, наверное… Нет, не рублей, конечно. Ну, это не взятка, взятки он брал в куда больших суммах…
Когда пленка кончилась, в студии сидел уже один Болдырев. Богомоловой не было.
Он, впрочем, не смутился и дальше размазывал свою обличительную палитру. А уже к концу передачи ему на стол вдруг положили листок. Он быстро прочитал его и тут же выдал в эфир:
- А вот и еще одна новость. Жена господина Богомолова только что подала в отставку с поста председателя телерадиокомпании. Но у нас снова звонок. Алло?..
- Богомолова действительно подала в отставку? - Да?
- Вот это честный поступок.
Болдырев хотел было что-то сыронизировать, но не получилось. Он на секунду запнулся. Этого от себя он не ожидал. Ему нечего было сказать. Никакого обличительного пафоса не нашлось почему-то.
- Да-да, спасибо, а мы продолжаем нашу передачу… То есть… У нас есть еще один видеоматериал.
Когда пошла пленка, Болдырев секунду сидел, как истукан, а потом заорал:
- Кто подсунул мне эту филькину грамоту?
- Я, - робко сказал редактор передачи.
- Кто? Кто вам ее дал? Вы проверили? Это вранье! Такие люди не уходят сами, их уводят под белы руки.
- Вот ксерокопия ее заявления, вот виза, она действительно ушла.
Болдырев впился глазами в бумажку. Этого не могло быть, как же он так обдернулся?! Как же выпустил в эфир факт, напрочь, как ему казалось, опровергающий всю передачу со всеми ее громкими разоблачениями. В таких передачах черное - всегда угольное, а белое - всегда голубиное! Если вкрадываются полутона - значит, вранье. Что-то из этого вранье… Или черное - неправда, или белое.