– Потому что это очевидно, Нелл. – Он откинул фалды фрака и сел на стул. – Ирен нет дела до задания Ротшильда. Она, конечно, очень дорожит своим поясом Тиффани, но готова от него отказаться. Что в действительности не дает ей покоя – так это Вилли и его молодая супруга. Даже ты это видишь, да и любой ребенок заметил бы.
– Годфри, меня обижает, что ты сравниваешь меня с ребенком.
Годфри грустно улыбнулся:
– Порой ты и есть ребенок, и ты это отлично знаешь. Я страшно не люблю разрушать твои иллюзии, но, похоже – нет, наверняка, – Ирен появилась в Богемии, чтобы разобраться в своем прошлом, а вовсе не из-за дел Ротшильда.
– Годфри! Ты меня пугаешь! – воскликнула я.
– Прости, я не хотел этого. Но тебе пора стать реалисткой. Ты мало знаешь о жизни, Нелл, и в наивности твое очарование. Зачем, по-твоему, я приехал сюда, в этот забытый Богом уголок, в одолженном у Ротшильда костюме и с этой дикой тростью-кинжалом? Ты думаешь, я здесь по милости барона? Я должен либо играть в эту игру, либо про меня забудут. Когда решается моя судьба, я не собираюсь сидеть сложа руки.
– Годфри! Как ты можешь говорить такое! Ирен никогда не оставила бы тебя! Или меня. У нее свои, особые отношения с моралью, но я ни разу не видела, чтобы она причинила боль кому-то, кто этого не заслуживает.
– А кто заслуживает? – последовал риторический вопрос. – Ее прямота и честность погубят нас всех, попомни мое слово. Я понимаю, что она не заставит нас страдать намеренно, но ее ничто не остановит в поисках правды. А своим авантюризмом она может причинить нам боль, сама того не желая.
В дверь тихо постучали, и разговор прервался.
Я открыла, и в комнату вошла Ирен. Она выглядела еще более эффектно, чем на приеме у короля. На ней был черный вечерний плащ из дамасского бархата, по подолу и воротнику которого шли темные страусовые перья. Волосы цвета вороного крыла прикрывал черный шарф, усыпанный самоцветами, бриллиантами и крошечными перышками. Позади нее, словно бледный мотылек, порхала Аллегра в белой мохеровой накидке.
Ирен быстро влетела в комнату, так что сотни перьев на ее одежде затрепетали.
– Браво! – с пафосом произнес Годфри, протягивая жене бокал, до краев наполненный шампанским. – Даже я с трудом смог узнать тебя.
– Правда? – восторженно воскликнула она. – Это была настоящая проверка!
Я не смогла услышать продолжение, потому что ко мне стремительно бросилась Аллегра. Я не ожидала такого детского порыва.
– О, дорогая мисс Хаксли! Как же замечательно, что не надо больше делать вид, будто я не знаю вас! Поездка из Парижа в Прагу получилась такой веселой. Очень увлекательное путешествие. Это действительно шелк "Либерти"? Вы выглядите так современно и прогрессивно в этом платье. Я так хотела поговорить с вами и с… – Она восторженно оглянулась на Годфри.
Я тоже посмотрела в его сторону.
Они с Ирен взяли бокалы и переплели руки, чтобы напоить шампанским друг друга. Оба безотрывно глядели друг другу в глаза, и мы с Аллегрой почувствовали себя лишними.
Моя бывшая воспитанница продолжала взволнованно болтать, однако ей хватило чуткости понизить голос:
– Мистер Нортон выглядит просто божественно! Разумеется, он всегда таким и был. Как и мой дорогой дядя Квентин. Но, кажется, только долгая разлука делает людей более… интересными. Почему так происходит, мисс Хаксли?
– Думаю, меняются не люди, меняемся мы.
– Не всегда! Вспомните дядю Квентина! Иностранный шпион, только вообразите! Или, точнее, шпион в чужих землях, где-то далеко-далеко. Но ведь мы тоже шпионы! Ирен была со мной откровенна. Ах, что за обворожительная особа ваша подруга! – Аллегра с обожанием взглянула на моих друзей. А они, забыв обо всем вокруг, пили шампанское и предавались другим удовольствиям, в которые было лучше не вникать. – Я-то думала, что буду завидовать ей, но ведь это ни к чему, правда?
– Конечно! – искренне ответила я. Я никогда не позволяла себе даже думать о том, чтобы поставить себя вровень с подругой.
– По крайней мере, – продолжала Аллегра, – я могу многому у нее научиться.
– Я бы не стала делать из нее модель для подражания, мисс Аллегра.
– Но отчего же? По части ума, смелости и моды она образец совершенства. Я жду не дождусь, когда повзрослею и смогу, как она, носить черное и усыпать себя драгоценностями. И обо мне будут мечтать джентльмены, и даже короли! Вы видели эти бриллианты?
– Тебе больше подходят бледные цвета, моя дорогая. А поклонники очень быстро становятся жалкими или скучными. Что касается бриллиантов, я не только видела их, но и сама привезла в Прагу.
Ирен с Годфри, кажется, собирались глазеть друг на друга и пить шампанское бесконечно. И я предложила Аллегре сесть.
– Вы привезли их! – вернулась девушка к прерванной беседе. – Так, значит, это вы охраняли бриллианты?
– Разумеется. Хотя, конечно, рядом был Годфри на тот случай, если вдруг что-нибудь стрясется. Кстати говоря, каким образом Ирен забрала пояс?
– Когда мы приехали в отель, вы с Годфри уже отправились на прием во дворец. Ирен прошмыгнула в вашу комнату и достала его.
– Но как она умудрилась попасть в мою комнату? Ведь дверь была заперта.
– Она сделала отмычку.
– Отмычку? Это что-то новенькое. И из чего же она ее сделала?
– Из шляпной булавки, – восторженно пояснила Аллегра. – Ирен говорит, что добротная, крепкая шляпная булавка – настоящая находка для женщины. С ее помощью можно сделать кучу разных вещей и даже заколоть мужчину, если он грубо пристает в толпе.
– Боже милостивый! – ахнула я. – Ирен не следует рассказывать тебе о таких ужасах. К хорошо воспитанной молодой женщине никогда не пристанут на улице, потому что она никогда не окажется одна там, где может столкнуться с опасными типами. И ты не должна называть ее Ирен: для тебя она миссис Нортон.
– Но почему? Она сама разрешила звать ее по имени.
– И все-таки не нужно. Она замужняя дама, намного старше тебя. Ты должны обращаться к ней почтительно.
Аллегра покорно выслушала замечание и виновато склонила голову. Но уже через мгновение она снова подняла на меня взгляд. В ее глазах блестел озорной огонек.
– Тогда, раз вы не замужем, я могу называть вас Нелл?
– Семейное положение не имеет ничего общего с уважением к старшим, дитя мое. Ты можешь называть меня мисс Хаксли.
– Никакое я не дитя, мне уже двадцать! – вспыхнула Аллегра. Она недовольно положила руки на колени. Я была рада, что она все еще помнила о том, что приличные девушки должны сидеть именно так. – И я так устала следовать всем этим правилам приличия и маяться от безделья. Мама боялась, что я совсем зачахну, и только поэтому разрешила мне поехать в Париж. Меня сопровождал троюродный брат Бродерик. – Аллегра поморщилась. – Но он доставил меня, – ее лицо просияло, – прямо к двери дома миссис Нортон. И с того момента все пошло просто замечательно.
– Уверена, что не так уж замечательно, Аллегра. Ты должна понимать, что мы не знали о твоем приезде в Нёйи, и этот визит оказался очень некстати. Да и твое появление здесь, в Праге, совершенно неразумно. Но мы не хотели отправлять тебя домой ни с чем. Так что придется тебе сделать так, чтобы никто не узнал о твоем путешествии. И постарайся не ввязываться в опасные ситуации.
– Конечно, мисс Хаксли, – тихо сказала Аллегра. – Но вы должны помнить, что мы не в классе и я больше не ваша воспитанница, а вы не моя гувернантка. Поэтому зовите меня мисс Тёрнпенни.
Кровь бросилась мне в лицо.
– А как же я тебя называла?
– Мисс Аллегра, словно мне тринадцать лет и я ношу распущенные волосы.
– Ох, а я и не замечала. Дело в том, что я просто так привыкла…
– Что ж, мисс Хаксли, – чопорно отозвалась девушка, – а я привыкла, чтобы меня называли мисс Тёрнпенни. И вы так и будете ко мне обращаться, если только я не позволю вам называть меня Аллегрой. Но тогда и я стану говорить вам "Нелл".
Я всплеснула руками в растерянности. Неужели я проделала весь этот путь до Богемии для того, чтобы спорить о том, как мне называть свою бывшую воспитанницу? Вот уж нет!
– Раз уж мы обе не замужем, – сказала я со значением, – то мы будем друг для друга мисс.
Девушка посмотрела на моих друзей:
– Я бы хотела выйти замуж, если, конечно, была бы уверена, что мне достанется такой же красивый и внимательный муж, как мистер Нортон.
– Всему свое время. Ты обязательно выйдешь замуж, – заверила ее я. – И выйдешь за человека, который будет казаться тебе таким же красивым, каким сейчас кажется мистер Нортон.
– Вы так думаете? – спросила она. В ее голосе звучали трогательные нотки сомнения. Хоть Аллегра очень важничала и хотела казаться взрослой, она была еще совсем ребенком.
– Я это знаю! Но ты никогда не станешь "миссис Такой-то", если будешь совать свой любопытный мамин носик куда не следует.
– Вот как! – обиделась она. – Неужели мой нос действительно похож на мамин?
– Да, – с удовольствием подтвердила я. – Он очень симпатичный, только слишком любопытный. И у Квентина такой же.
– Вы говорите о мистере Стенхоупе?
– Я говорю о твоем дяде Квентине, – пояснила я сурово. – Раз уж мы все здесь взрослые, и к тому же старые знакомые, то мы договорились называть друг друга по имени.
– А почему вы не сказали "был"?
– Прошу прощения?
– Я имею в виду… – Аллегра опустила свои искренние карие глаза (точь-в-точь такие же были и у другого члена семьи Стенхоупов). – Вы говорите о нем в настоящем времени. Но мой дядя, мой дорогой дядя Квентин Стенхоуп… погиб. Как бы ни было приятно говорить о нем с кем-то, кто знал его, мы не должны забывать об этом.
Я готова была задушить себя. Никто, кроме, меня, Ирен и Годфри, не знал о слабой вероятности того, что Квентин все-таки выжил, выбрался из смертельной ловушки, которую расставил для него полковник Себастьян Моран. В глубине души я тайно тешила себя мыслью об этом. Но, увидев вновь это прелестное дитя, тотчас забыла, что надежда совсем слабая и я не должна рассказывать о ней родным Квентина, пока не появятся более серьезные доказательства.
– Да, – пробормотала я сокрушенно. – Нельзя забывать, что он погиб.
Мы замолчали. Меня одолевали сомнения. Я обманываю Аллегру, хотя могла бы поделиться с ней надеждой, которую так лелеяла в своем сердце. Аллегра же молчала, потому что подозревала, что ее взрослые друзья никак не могут смириться с реальностью.
Нашу неловкую паузу прервали Ирен и Годфри. Вернувшись из мира грез на землю, они подошли к нам с бокалами шампанского в руках.
Я взглянула на бокал, который Ирен вручила Аллегре, и запротестовала:
– Мисс Тёрнпенни слишком юна. – Бывшая воспитанница все еще казалась мне ребенком.
– Тогда мисс Хаксли слишком стара? – Вопрос Ирен прозвучал так насмешливо, что я молча взяла бокал, который протянул мне Годфри.
В конце концов, мне не помешает расслабиться. Встреча с Аллегрой взволновала меня. Я оказалась между двух полюсов. С одной стороны лежала моя прошлая жизнь, в которой я была ее гувернанткой, а ее дядя почти не обращал на меня внимания. С другой стороны простиралась новая реальность, и здесь ее пропавший без вести дядя и она сама были мне друзьями. Нас разделяли годы и социальное положение, но теперь эта пропасть начала быстро сужаться. Ах, если бы я могла сказать Аллегре, что Квентин выжил!
Ирен, по обыкновению, догадалась о причине моего беспокойства. Я поймала на себе ее пристальный взгляд. Ее глаза были неестественно темного цвета: похоже, она в очередной раз использовала для маскировки препараты, расширяющие зрачки.
– Мы сегодня проделали длинный путь, – заметила Ирен. Она близоруко прищурилась и перевела взгляд на Аллегру, у которой раскраснелись от шампанского щеки. – Только один бокал, моя дорогая, и затем – спать!
– Вы тоже уходите? – спросила Аллегра. Ее вопрос был таким бесхитростным и наивным.
– Я уже ушла, – прервала неловкое молчание Ирен. – Со сцены, из оперы. Один бокал, и Годфри проводит тебя в твою комнату.
– Мистер Нортон проводит меня? – Девочка просияла и быстрыми глотками через силу допила шампанское, словно это был рыбий жир.
Глава восемнадцатая
Создание чудовища
Ирен вздохнула, расстегнула плащ и сбросила его на стул. Алмазная перевязь Тиффани полыхала на ее груди огнем.
– Ты можешь подойти и помочь мне снять эти бриллиантовые оковы, дорогая Нелл? Я весь день на ногах, и очень устала.
Я быстро встала, чтобы пойти вместе с ней в спальню. Мне хватило ума понять, что за этой просьбой кроется нечто большее.
Как только мы оказались наедине, моя подруга закрыла за нами дверь и криво улыбнулась:
– Вот уже пять дней и ночей кряду я слушаю щебетание Аллегры. И хоть она очаровательная девушка, нервы мои на пределе. Молю Бога, что, когда Годфри проводит ее до комнаты, она погрузится в блаженный, спокойный и долгий сон. А мы с ним останемся в спальне вдвоем.
– Девочка увлеклась им, – заметила я осторожно.
– Она без ума от него! Но разве она виновата? Девушки в столь чувствительном возрасте часто влюбляются в мужчин постарше, они могут плениться даже двоюродным братом или дядей. – Подруга вопросительно посмотрела на меня.
– К счастью, я уже немолода и не склонна к неподобающим увлечениям, – сухо произнесла я.
Ирен улыбнулась и сменила тему:
– Ты видела короля? Что ты о нем думаешь?
– Видела. Он выглядел… превосходно.
– Да неужели! Столько чопорности и помпезности! Как же я могла… ах, не важно. Клотильда, кажется, еще больше растеряна, чем тогда в Париже. Я должна назначить ей рандеву.
– Ты здесь по делам Ротшильда! – напомнила я серьезно, расстегнув наконец украшение. Несмотря на кажущуюся хрупкость, оно было очень тяжелым.
– Если я подберусь поближе к трону, дела барона только выиграют. Ты бы предпочла, чтобы я тайком встретилась с Вилли?
– Нет!
– Значит, я встречусь с Клотильдой. Вам с Годфри удалось узнать что-нибудь интересное?
У меня на коленях, словно яркая змейка, лежали бриллианты Тиффани. Я сидела и смотрела на Ирен. Она обмахивалась веером, и ее черные кудри развевались в стороны. Бездействие для нее было подобно смерти. И если она так беспокойно двигается, значит, ее ум занят напряженной работой.
– Мы познакомились с двумя агентами Ротшильда, – наконец сказала я.
– Вы провели в Праге целых два дня, и это все, что вам удалось сделать? – Вопрос моей подруги прозвучал насмешливо.
– И… – запнулась я, – мы посетили один пивной погреб.
– Ну надо же! Какой смелый поступок! – Ирен забрала у меня украшение и спрятала его на место в крышку несессера. – Я под впечатлением. И с какой же целью?
Она подняла меня со стула и повела за собой обратно в гостиную, где ждали Аллегра и Годфри. Я сразу же заметила, что бокал Аллегры снова наполнен до краев. Даже самые лучшие мужчины не могут устоять перед капризами молоденьких красоток. А наша юная кокетка явно была очень довольна, что герой ее сердца оказывает ей внимание. Увидев нас, она притихла как мышка, стараясь, чтобы Ирен не заметила, что она пьет уже второй бокал.
– С какой целью вы туда ходили? – повторила Ирен, протягивая Годфри пустой бокал, чтобы он наполнил его.
– Чтобы встретиться с первым агентом Ротшильда, – пояснила я. – Но то, что произошло после этого, было гораздо более… неожиданным.
– Нелл, шпион и должен ожидать неожиданного. Так что же случилось потом?
– Мы видели Голема, – встрял Годфри, оборвав мой рассказ на полуслове.
– В пивном подвале? – В голосе Ирен звучало сомнение.
Годфри подошел к креслу, в котором сидела жена, и забрал ее бокал:
– На улице.
– Голема тоже может мучить жажда, – заметила она, пока Годфри наливал ей очередной бокал.
Годфри торжественно передал жене шампанское и взглянул на мой пустой бокал:
– Может быть, поэтому тот малый так кричал, Нелл. Ему хотелось шампанского, а не пива.
– Он кричал? – спросила Ирен.
Я постаралась внести немного ясности:
– По-моему, он пытался говорить, Ирен, но что-то ему мешало. Считается, что Голем немой, но это… существо изо всех сил старалось что-то сказать, хотя у него не получалось. Зрелище было совершенно душераздирающее, словно перед нами какое-то животное.
– А что мог бы сказать этот недочеловек, созданный, чтобы выполнять приказы? Он слуга, а не собеседник. Хотя все слуги в конце концов начинают болтать с хозяевами. И это совершенно неуместно, – рассудила Ирен.
– Но это не был тот самый Голем! – Я начинала раздражаться. – Сплошной обман и вымысел…
Ирен посмотрела на мужа. В эту минуту Годфри выглядел как настоящий адвокат.
– Он высокий, – отметил он, будто давал показания в суде, – наверное, больше двух метров. Я почувствовал себя на его фоне маленьким. Нет, не то слово – почти карликом. Огромная фигура. Он шел, выбрасывая вперед руки и ноги, как слепой, и бормотал что-то нечленораздельное сдавленным голосом. Такая бешеная энергия, сила, боль… Никогда раньше такого не видел. Будь это дикий зверь, я застрелил бы его, чтобы избавить от страданий. Невыносимое зрелище.
Ирен внимательно слушала волнующий и неожиданно яркий рассказ Годфри.
– Эта фигура действительно была такой большой и… страшной? – спросила она.
Он кивнул и отпил шампанское из узкого бокала.
– Я надеюсь, что никогда больше не увижу такого страдания. Я – то есть мы – смотрели на него молча, но скорее не от испуга, а потому что онемели от трагизма зрелища. Голем не то существо, которое станешь рассматривать, чтобы запомнить детали. Его можно только почувствовать, а потом, если хватит духу, рассказать о нем.
Ирен повернулась ко мне:
– Нелл?
Рассказ Годфри поразил меня. До сих пор я заставляла себя думать, что увиденное было просто иллюзией или ошибкой. Но теперь я почувствовала бедное чудовище душой, ощутила, что внутри этого слепого существа что-то бьется. Человеческое это сердце или нет, но оно болело. И я почувствовала его боль. Мне были знакомы его безмолвные страх и ярость. Я узнала в них слабый отголосок чувств человека, который недавно, на мосту недалеко от Лондона, вступил в безнадежное сражение. И я не осмеливалась вспоминать об этом.
– Нелл? – повторила Ирен.
Она хотела, чтобы я высказала свои соображения. Сейчас я была для нее не просто свидетелем событий, моя точка зрения была ей нужна, чтобы лучше разобраться в ситуации. Ирен, с ее острым умом, талантом, интуицией и тщеславием редко полагалась на мое мнение. Но когда подобное случалось, я чувствовала себя не такой глупой и бесполезной. А теперь я должна, отбросив суеверия, рассказать о том, что я видела, максимально точно, чтобы моя подруга смогла оценить тайну, которую ей предстоит разгадать. Я говорила мягко, медленно, чувствуя, что впечатлительная Аллегра не сводит с меня своих огромных глаз.