– Не совсем… – Ирен глянула на Годфри и на меня. – Во время пребывания в Праге я не могла не заметить, что Национальный театр ставит "Невесту призрака" Антонина Дворжака. Может быть, ты помнишь, Вилли, что я была вынуждена… внезапно отменить свое участие в предыдущей постановке этой чудесной оперы… из-за не зависящих от меня обстоятельств.
– Я помню, – прорычал он.
Ирен подняла голову, вся вытянувшись в струну, и повысила голос:
– Я желаю спеть эту партию, которую у меня отняли. Через неделю. И я желаю петь для очень узкой аудитории: мистера Нортона, мисс Хаксли и мисс Тёрнпенни.
В тишине, которая воцарилась после такого заявления, только я осмелилась заговорить:
– Ирен! Ты так давно не практиковалась! Даже ты не сможешь подготовить такую сложную партию всего лишь за неделю репетиций. Это сумасшествие. Забудь об этом.
– Ты сама все услышишь, не так ли, Нелл? – произнесла она, непреклонная, как Клеопатра, сидящая на троне со змеей в руке. – Я желаю устроить частное представление оперы целиком – и только для моих друзей.
– Разумеется, – ответил король. – Мистер Дворжак будет в восторге. А можно мне… присутствовать?
– Нет, – заявила Ирен вполне определенно. – Это не спектакль по велению короля, это спектакль по велению примадонны. Там будут только те, кого я захочу видеть, а ты не состоишь в числе моих любимых слушателей, равно как и твоя прелестная жена Клотильда.
Вилли склонил голову и просто спросил:
– Это все?
– Пока что да, – ответила моя подруга, поднимаясь с трона с грацией кошки, которая только что долго и сладко поспала.
Он встал перед ней и загородил ей дорогу, поставив одну ногу на постамент:
– Может ли смиренный король просить об одном благодеянии?
Глаза Ирен сияли, как драгоценные камни в ее браслете.
– Он может просить, но может не получить.
– Я прошу… лишь один последний вальс.
Наконец фарфорово-строгая осанка Ирен смягчилась.
– Это все? – Ее глаза заблестели, и она посмотрела на меня: – Моя дорогая Нелл действительно упоминала о том, что есть небольшая вероятность, что мне придется пройтись галопом по бальной зале с пражским Големом.
Затем она посмотрела на Годфри, стоящего рядом со мной, не столько спрашивая разрешения, сколько прося его последний раз проявить терпение, раз уж она окунулась в дела прошлого.
– Было бы забавно подтвердить догадку Нелл, – коротко ответил он.
Оглядев элегантную, но пустую залу, я не смогла сдержаться:
– Но у вас нет музыки.
– О, – сказал король ностальгическим тоном, что, должно быть, очень покоробило Годфри, – Ирен сама и есть музыка.
– Я буду счастлива, – сказала моя подруга королю, снова хитро блеснув глазами, – если ты попляшешь под мою дудку. – И она развела руки в танцевальную позицию.
– В очередной раз, – покорно заметил король, легко снял Ирен с постамента и закружил ее по отполированному мраморному полу, отражавшему каждое их движение.
Ирен начала напевать какую-то ритмичную мелодию, безупречно попадая и в ноты, и в танцевальные па, и они принялись вальсировать по залу – красивая пара, которой они когда-то были.
Когда я признала в мелодии "Императорский вальс", у меня захватило дух. Ирен подобрала музыку, подходящую не только для простого короля. Я посмотрела на Годфри, замершего рядом со мной. Он стоял так же недвижимо, как стояла Ирен, когда фальшивый король вызвал ее мужа на дуэль и когда столь же фальшивая Татьяна пригласила его на танец. В его лице или позе невозможно было прочесть ничего, кроме железного самоконтроля и концентрированной, но хорошо скрываемой бдительности.
Во всяком случае, улыбаясь Ирен, король держал ее на почтительном расстоянии. А моя подруга не то чтобы не замечала партнера, но вся была растворена в своей музыке, в своей роли, будто находилась на сцене.
А потом ее импровизированная мелодия закончилась. Они перестали кружиться и церемонно разошлись, после чего оба внезапно разразились громким смехом от нелепости ситуации. У Ирен даже смех был оперным – невероятное арпеджио, которое поднималось от диафрагмы, через грудную клетку к горлу. Она помахала пальцами у лица, словно стараясь сдержать порыв веселости, но безуспешно.
Король отступил от нее, хохоча от всего сердца, по-немецки, хлопая руками по бедрам, пока на его льдисто-голубые глаза не навернулись слезы.
В этот момент весь самообман, чрезмерная оскорбленная гордость, могущество и соперничество растворились под мягким бальзамом наконец-то достигнутого взаимного уважения.
Рядом со мной Годфри расслабленно выдохнул, почти неслышно шепнув:
– Все прошло.
– Все прошло уже давно, – возразила я, – а сейчас с ним покончено навсегда.
Ирен подошла и снова присоединилась к нам, простолюдинам, чему она была, судя по ее виду, рада. Но тут же она повернулась обратно к королю с только что пришедшей в голову идеей:
– Еще одно, последнее желание. Я хочу увидеться с твоей королевой. Ты уже говорил с ней после своего плена?
– Нет, – признался Вилли с внезапной серьезностью, стирая с лица последние следы веселья. – Она ведет себя… несколько взвинченно.
Он повернулся и приказал лакею пригласить королеву повидать "кое-каких старых друзей и его величество – нового".
Мы стояли в зале, благоухающем царственностью, и ждали женщину, которая имела над королем Богемии даже больше власти, чем Ирен. Мы ждали королеву.
Она появилась, вполне соответствуя своему титулу, – сильно изменившаяся женщина, втянутая судьбой в гораздо более трудные обстоятельства, чем те, для которых она была рождена. Клотильда бросила взгляд на человека в образе того, кто смертельно унизил ее, и ничего не сказала.
Вилли в свою очередь оглядел ее – и теперь там действительно было на что посмотреть.
Клотильда лишь смутно напоминала ту женщину, с которой мы с Ирен познакомились в Париже, и ни капли не походила на портрет, над которым мы так недостойно хихикали в Лондоне несколько месяцев назад. Она перенесла страдания и прошла обучение в школе Ирен Адлер. Это была совсем другая женщина, абсолютно иная королева – не та, которую знал и презирал поддельный Вилли. Ко всему прочему, косметическая магия Ирен превратила ее в действительно прелестную женщину.
– Моя дорогая королева, – сказал Вильгельм, подходя к ней. – Моя дорогая… жена. Я должен просить у вас прощения перед лицом этих дружественных свидетелей, – он оглянулся на нас. – Я был… одурманен. Я находился не в себе все эти месяцы, являясь мишенью для коварного заговора. Только сейчас я стал сам собой. Опасность, которой из-за хитросплетения интриг я подверг себя во время той безрассудной дуэли, заставила меня увидеть вещи в истинном свете. Если вы не против и дальше исполнять роль моей жены, если вы не против сделать наше супружество не просто игрой, но реальностью, я буду самым счастливым человеком на земле.
Он встал перед Клотильдой на одно колено – премиленькое зрелище.
Глядя на счастливую пару, Ирен сияла, будто довольная собой – пусть и слегка демоническая – дуэнья.
Клотильда посмотрела на кающегося короля. Она сжала руки в перчатках и подняла молочно-белое лицо, в котором внезапно отразилось куда больше решимости, чем когда-либо.
– Время покажет, ваше величество. Разумеется, я обязуюсь исполнять свой долг при любых обстоятельствах. Но если вам требуется что-то более… приятное, чем исполнение долга, придется заслужить мое доверие.
Король глянул на нее снизу вверх. Вероятно, он увидел, что теперь, освободившись от позора и угнетений, она действительно стала достаточно привлекательной. Его глаза прошествовали по лабиринту ее изысканного платья в стиле Ирен и оценили твердую уверенность Клотильды в себе, что опять-таки можно назвать заслугой моей подруги. Да, он был королем, но это не означало, что ему нужна рабыня; строго говоря, его прошлые предпочтения указывали как раз на обратное. Клотильда достаточно настрадалась и теперь стала настоящей женщиной, которая могла обеспечить ему радость преследования, позволяя Вилли чувствовать себя победителем.
Он улыбнулся ей, предчувствуя окончательную уступку.
Она в ответ улыбнулась ему, предчувствуя, что наконец получит мужа, давно полагавшегося ей по праву.
Гардероб от Ворта был уже в процессе изготовления. Вскоре у короля останется слишком мало лишних денег, чтобы тратить их на столь недешевые безделушки, как любовницы.
Это был брак, свершившийся на небесах – но также в аду, через который царственной чете не так давно пришлось пройти.
Ирен сияла, глядя на это истинное сочетание душ, не говоря уж о родословных, затем подошла к Годфри, взяла его под руку, и мы удалились.
– Надо же, как странно, – сказал Годфри, самолично откупоривая бутылку шампанского с щегольством заправского официанта с белым полотенцем на сгибе руки.
Мы вернулись в номер, который я теперь делила с Аллегрой. Ирен с супругом все так же занимали тесный одноместный номер Годфри, как в ночь спасения короля, и ничуть на это не жаловались, хотя все чемоданы Ирен и оставались в нашей комнате.
– Во время дуэли, – продолжал адвокат, наполняя доверху четыре бокала, – у меня было совершенно четкое предчувствие, что со мной ничего плохого не случится. Ни страха, ни тревоги – лишь воодушевляющая уверенность в собственной неуязвимости.
– Что ты и доказал, – отметила Ирен, глядя поверх ободка своего фужера с шампанским. – И чем ты объясняешь этот приступ уверенности в себе?
– Тем недолгим временем, что я провел с учителем фехтования Ротшильда, – твердо сказал Годфри, – и кое-какой тренировкой с оружием самого высокого класса. Мне нужно обязательно возобновить эти уроки по возвращении. Вы, дамы, даже не представляете, насколько это невероятное событие, – я, новичок, ранил соперника с первого выстрела, при том что он стрелял раньше и все равно не попал! Я и не подозревал, что у меня такой талант в делах чести.
– И тем не менее мы не горим желанием в ближайшее время снова подвергать твою жизнь опасности, – промурлыкала Ирен, потягивая шампанское с той же осторожностью, с какой Люцифер приступал к миске со сметаной.
– Опасности? Если человеку, обладающему столь малыми умениями, так феноменально везет, об опасности даже и не приходится говорить. – Годфри застыл, задумавшись о менее радостной картине. – Полагаю, я мог и убить его, однако, хоть для меня потеря была бы не велика, бедная Клотильда считала бы себя неудачницей.
– Сейчас она настоящая королева, – отметила Ирен, – Королева Сердец – вершина того, о чем могут мечтать почти все женщины. Если бы ты не… сохранил жизнь королю во время дуэли, ты не узнал бы, что он не представляет для тебя угрозы – и никогда не представлял.
– Нет, сам я этого не понял бы. – Годфри, подойдя к Ирен, продел руку под локтем жены, и они выпили из бокалов друг друга.
Я не знала, куда девать глаза. Просто невероятно, как два человека могут превратить столь безобидный обычай пить на брудершафт в зрелище, крайне стеснительное для безвинных наблюдателей, пускай они и женаты – я имею в виду этих двоих, а не наблюдателей.
Аллегра сжала мои пальцы и наклонилась поближе, шепча на ухо:
– О, дорогая Нелл, не смущайтесь! Такие моменты – лучшая награда, как, я думаю, вы и сами убедитесь в недалеком будущем.
– Ах ты, бесстыдница, что ты имеешь в виду? – шутливо возмутилась я.
В ответ она продемонстрировала мне лукавые ямочки на щеках – способ, который молодые девушки частенько используют, чтобы избежать вопросов, и который быстро перестает действовать даже на молодых людей.
Я мечтала хоть ненадолго остаться с Ирен наедине, так как у меня к ней была масса вопросов. Но теперь она полностью погрузилась в череду репетиций для частного представления "Невесты призрака". Если она не ворковала с Годфри, то выводила трели с мистером Дворжаком в Национальном театре. Надо сказать, этот джентльмен был по-настоящему счастлив снова ее видеть. От меня не ускользнуло, как увлажнились его глаза, когда ему сообщили, что Ирен все-таки планирует наконец спеть его кантату. Затем он посерьезнел и предсказал стремительную атаку репетиций.
Мистер Дворжак оказался таким строгим надзирателем, что мне пришлось буквально зажать Ирен в уголке ее гримерки два дня спустя, пока Годфри сопровождал Аллегру на многообещающей экскурсии по пражским пивным на открытом воздухе – оба даже не дали мне возразить против подобного отступления от правил приличия.
– Не смей ни подсматривать, ни подслушивать заранее, – предостерегла Ирен, обнаружив меня в гримерке, – иначе испортишь себе весь сюрприз.
– Ирен, я переживу, если не услышу ни единой ноты до начала представления. Но вот чего я точно не переживу, так это отсутствия сведений о том, что случилось с поддельным королем. В конце концов, мы с Аллегрой несли за него ответственность, и мне было бы так же невыносимо услышать о его смерти, как тебе – о смерти той девушки-служанки.
– Вот как! И это всё, Нелл? – Ирен обмахнула свои идеальные черты лица пуховкой и засияла в тумане взлетевшего в воздух облачка пудры, предусмотрительно закрыв глаза. – Все очень просто: поддельного короля похитили Шерлок Холмс и доктор Уотсон, чтобы отправить на допрос в британское Министерство иностранных дел, где очень интересуются амбициями России в Восточной Европе.
– Так этот несносный джентльмен все-таки был Шерлок Холмс?
– Точно не скажу, Нелл, – засмеялась Ирен. – Зависит от того, какого несносного джентльмена ты имеешь в виду.
– Я имею в виду мужчину с моноклем.
– По-моему, у агента Ротшильда были темные очки.
– Да, у него как раз были очки. Но там был еще один мужчина.
– Всегда найдется еще один мужчина… Что ж, кем бы он ни был, он уехал с поддельным королем, и тот до сих пор жив, если уж на то пошло.
– Ирен, разве тебя не волнует его судьба? – возмутилась я. – И почему ты так уверена, что в этом замешано британское Министерство иностранных дел?
– О, у меня есть связи… – Она снова начала пудрить лицо, вынуждая зажмуриться и меня, – слишком знакомая ситуация.
– Ты же не поддерживаешь тайную связь с Шерлоком Холмсом? – подозрительно спросила я, осмелившись приоткрыть глаза.
– Разумеется, нет! Хотя интуиция подсказывает мне, что сей джентльмен был счастлив поймать поддельного короля, я уверена, он и понятия не имеет о моей тайной роли в этом мероприятии.
Я не разделяла уверенности подруги, но не собиралась об этом говорить.
– А кто, кстати, выступил в роли поддельного короля? – спросила я вместо этого. – И почему – как такое вообще возможно? – он столь удивительно похож на Вилли?
Наконец-то мне удалось задать вопрос, заставивший Ирен опустить пудреницу.
– Правильно мыслишь, Нелл. – Подруга весело посмотрела на меня в зеркало. – Ты, вероятно, слышала, что русский царь Александр Третий – огромный мужчина почти под два метра ростом, как и король Богемии?
– Да, конечно; это муж той миниатюрной дамы, императрицы Марии Федоровны.
– А еще он отец – и не только царственных наследников и наследниц.
– Ты же знаешь, что я не понимаю твоих завуалированных намеков, Ирен, – разозлилась я. – Скажи прямо, что ты имеешь в виду.
– Ладно, сама напросилась. Поддельный король Богемии был вылитый Вилли, потому что связан с ним родством, как сам Вилли связан родством с русской царской фамилией. Он байстрюк царя Александра.
– Байстрюк? Какое необычное выражение.
– Не такое уж необычное, если мы говорим о королевских связях. – Ирен отложила пудреницу и прямо посмотрела на меня через зеркало. – Это один из немногих случаев, когда я могу говорить с полной уверенностью, Нелл: самозванец – ублюдок Александра Третьего. И ублюдок в полном смысле слова, – проговорила она с шокирующим удовольствием, будто титулуя настоящего короля Богемии этим грубым эпитетом. – Его зовут Рудольф, а дальше непроизносимая русская фамилия. Подумать только, Рудольф! Звучит так, словно он сбежал со страниц либретто какой-нибудь венской оперетты, не правда ли? Очаровательно! Эту проделку я считаю одной из самых захватывающих в своей жизни, но я рада, что мне удалось раскланяться до ее развязки. Политика – это так… утомительно. Не сомневаюсь, что мистер Холмс и его соратники из Министерства иностранных дел до сих пор вытягивают всякую скучную информацию об имперских амбициях царя из бедного, всеми преданного Рудольфа.
– Не понимаю, почему ты полагаешь, что настолько хорошо осведомлена о делах мистера Холмса.
Ирен помахала руками в бесшабашной манере, которую могут освоить только истинные служительницы сцены:
– Я артистка, Нелл. Я использую воображение. Кстати, очень рекомендую это упражнение, – многозначительно добавила она.
Я откинулась на спинку маленького металлического стула, предназначенного для гостей, которым не полагается задерживаться надолго:
– Все сложилось весьма выгодным для тебя образом.
– Да, это правда, – ответила моя подруга с предельным удовлетворением в голосе.
– Королева в восторге от своего нового обходительного короля.
– Так и должно быть. – По лицу Ирен пробежала тень сожаления. – Мне никогда не приходило в голову, что стоит запереть Вилли в подземелье на пару месяцев, и он станет совершенно податливым. Тут, надо отдать должное Татьяне, она меня обошла.
– Она упрятала короля в темницу не для того, чтобы поправить его характер! Она сохраняла ему жизнь, чтобы держать самозванца на поводке, и это было крайне необходимо, учитывая, насколько тот ревнив.
– Какая ты проницательная, Нелл! А я-то гадала, почему они сразу не убили Вилли. – Ирен отвернулась от зеркала в порыве энтузиазма. – Какая чудесная оперетта вышла бы из этой истории! В ней чего только нет – и два короля, и королева с разбитым сердцем, и ревнивая любовница, и дуэль, и сцена на кладбище, и иностранные заговоры, и известный детектив.
– Под последним ты имеешь в виду Шерлока Холмса или себя?
– Я еще не решила, – ухмыльнулась она. – Ему можно воздать должное за поимку самозванца, но это я воскресила истинного короля, что позволило мистеру Холмсу схватить поддельного.
– За свои заслуги ты получишь не больше общественного признания, чем в случае с раскрытием убийства отца Вилли, – предупредила я.
Примадонна позволила себе надуть губы – просто потому, что эта гримаса очень ей шла.
– Богемское королевство ужасно неблагодарное, Нелл, как и любые другие королевства. Впрочем, у нас вообще часто не отдают должное блестящим специалистам – в любых областях.
– Получить выкуп с короля в виде неизвестных работ старых мастеров – как-то не похоже на "не отдают должное", Ирен, – сварливо заметила я.
Моя подруга пожала плечами:
– Они томились бы там, всеми забытые, как и столетия до того. Кстати, я должна похвалить тебя за то, что ты не завопила об истинной ценности картин, которые я попросила. Похоже, ты делаешь гигантские шаги к практическому взгляду на вещи.
– К воровству, ты хочешь сказать! – воскликнула я, но тут же добавила: – По крайней мере, ты устроила так, чтобы ту несчастную девочку освободили, хоть она и была убийцей.
Ирен улыбнулась и нанесла на щеки румяна белой кроличьей лапкой: