"Рассказать или не рассказать про бутылку?" - промелькнуло у меня в голове. - "Рассказать или не рассказать? Алиске молчать обещала, она на меня рассчитывает... Фу ты, детский сад какой-то!"
- ... Ознакомьтесь, пожалуйста, и, если все верно, подпишите... А также постарайтесь в ближайшие несколько дней никуда не выезжать из Михайловска. Возможно, мы вас ещё вызовем.
- Зачем?
- Как свидетеля по делу об убийстве, конечно, - он невозмутимо поправил ворот своей шерстяной водолазки, кое-где посыпанный мелкими чешуйками перхоти. - И убедительная просьба: если вспомните и захотите рассказать что-нибудь важное, немедленно свяжитесь со мной вот по этому телефону.
Желтый бумажный квадратик с написанным черной пастой телефонным номером я взяла деревянными, негнущимися пальцами, на ватных ногах дошла до двери кабинета. Никто пока не хватал меня и не собирался сажать в тюрьму. Да и обвинений, собственно, никто не выдвигал даже в виде версий. Ну подумаешь, тоже приехала из Москвы! Подумаешь, сбежала из профилактория сразу после убийства (Черт бы побрал это мое трусливое благоразумие!) Однако, мне уже явственно мерещился запах тюрьмы, скрип нар и злые лица моих будущих сокамерниц - насмешливых, жестоких теток, посаженных сюда за самые настоящие убийства и грабежи...
Леха ждал, как и было приказано, возле лавочки, докуривая уже, наверное, десятую сигарету (во всяком случае, бычков у него под ногами валялось немерено). Заметив меня, он бросил окурок на снег и, сунув руки в карманы куртки, поспешил навстречу.
- Ну что? - его круглые карие глаза смотрели на меня с интересом и сочувствием.
- Ничего, - я дрожащими пальцами поправила берет. - Оказывается ваш Михайловский маньяк - это я! Или, на худой конец, я - тот самый коварный убийца, решивший закосить под маньяка. Во всяком случае, Галина Александровна - сто процентов моих рук дело. Я была знакома с ней ещё в Москве, а вот настигла только здесь. Ночью сделала свое черное дело, а утром по быстрому свалила из профилактория, потому что, в самом деле, зачем мне там было дольше оставаться?
- Подожди - подожди - подожди! Ничего не понял!
- И я тоже. Но следователь разговаривал со мной, как со злостным рецидивистом.
- Он что, тебя в чем-то обвинял? Так конкретно и сказал, что подозревает в убийстве?.. Это же бред какой-то!
- Ну, вообще-то, конкретно он ничего не говорил, но из Михайловска попросил пока не уезжать. Причем попросил убедительно и весьма настойчиво.
- Н-да.., - Митрошкин скривился и почесал затылок. - У тебя действительно талант попадать в истории... Знаешь, что мы с тобой сейчас сделаем? Я позвоню Олежке Селиверстову - ну, этому своему однокласснику, и попрошу узнать, что к чему, и что этот твой следователь из себя представляет.
- Микки Рурка потрепанного он из себя представляет, - я невесело усмехнулась. - А узнавать... В общем, я даже не знаю, надо ли узнавать... Помнишь, я тебе говорила про девушку с бутылкой? Ну про даму, у которой было вино с виноградом на этикетке? Так вот, мы с ней вместе это вино вечером распили, а утром я про бутылку никому ничего не сказала. Алиска попросила не говорить.
Леха, полезший было в пачку за новой сигаретой, замер и озадаченно склонил голову на бок. Постоял так с полминуты, глядя на меня с веселым ужасом человека, твердо уверенного в том, что инопланетян не бывает, и вдруг узревшего прямо перед собой "маленьких зеленых человечков". Потом челюсть его вернулась в нормальное положение, глаза пару раз сморгнули, а из горла вырвалось нечленораздельное сипение.
- Ну-у-у... Ты-ы-ы.., - за сипением последовал коклюшный кашель, а потом уже более осмысленное. - У тебя совсем, подруга, крыша уехала что ли? Какая ещё Алиска? Что значит, "попросила не говорить"?.. Я то, идиот, думал, что ты из любви к искусству в Шерлоки Холмсы подалась, а ты, значит, уже опять успела вляпаться?
- Да, никуда я не вляпывалась! Алиска - нормальная девчонка, и бутылка эта - чистая случайность... Просто если выяснится, что я что-то намеренно скрыла от следствия, будет ещё хуже... В конце концов, в чем они меня могут обвинить? В том, что я приехала к своему другу в гости? В том, что заболела?.. Улик-то против меня никаких нет.
- Во! Уже об уликах заговорили!.. Ну что ты за человек, а? Приехали, называется, маминого борща покушать и на лыжах покататься!
- Слушай, если тебе что-то не нравится, - мои плечи нервно передернулись, - я могу съехать от вас через час. Сниму здесь где-нибудь угол на неделю. Или в милицию переселюсь жить, раз уж я им так нужна, что мне даже из Михайловска выезжать нельзя.
- О! О! Давай теперь злиться и обижаться, - Леха обнял меня за талию и примирительно потерся холодным носом о мою разгоряченную щеку. - Уже и сказать ничего нельзя... Ладно, пошли домой - дома спокойно все обсудим. А Олежке я все равно позвоню: просто спрошу, что там и как.
И мы побрели мимо заснеженных деревьев и алюминиевых "ракушек" с амбарными замками, мимо крышек погребов, торчащих из-под снега, люками марсианских бомбоубежищ. В ближайшем же маленьком кафе Митрошкин в утешение купил мне стакан персикового сока и пирожное, и я с удовольствием поела, несмотря на, в целом, тоскливое настроение. Потом зашли в парк и покурили, сидя на спинке покосившейся лавочки (Елена Тимофеевна не знала, что я курю. Мне было как-то неловко в этом признаваться). В общем, постепенно, благодаря Лехиным стараниям, я успокоилась и, подходя к дому, уже не чувствовала себя такой несчастной.
- Все обязательно выяснится! - уже в сотый или сто пятидесятый раз уверенно повторял Митрошкин. - Они же просто обязаны всех допросить. Всех, кто мог хоть что-то видеть или слышать! Вот увидишь, и Алису твою, и Викторию Павловну, наверняка, вызывали. Виктории Павловне вашей, вообще, не позавидуешь: и труп обнаружила, и ножницы пообещала занести... Да нет, Женька, все будет нормально. Ну посидим здесь ещё несколько дней, ну побеседуешь пару раз со своим Карташовым. Надо только что-то решить с этой бутылкой... Вот дуры вы, девки! Сразу бы сказали - проблем бы никаких не было!
Я смиренно кивала, изображая воплощенную женственность и кротость, а про себя думала, что проблемы бы обязательно были - да ещё какие! Если моей временной регистрации даже не в Москве, а в Люберцах хватило для того, чтобы сделать меня чуть ли не подозреваемой номер один, то что уж тогда говорить о винограде на бутылке?! Нет, я очень хорошо - просто отлично понимала Алискино нежелание привлекать к собственной персоне повышенное внимание милиции.
- В кино сегодня пойдем! - продолжал, между тем, психотерапевтический сеанс Леха. - Ты давно в последний раз в кино ходила?.. У нас, между прочим, не хухры-мухры - три кинотеатра в городе! В каком-нибудь что-нибудь приличное да идет... Вот ответь мне, печальная, перепуганная женщина, сколько кинотеатров в твоих богом забытых Люберцах?
- Люберцы - не мои, мой - Новосибирск.
- Не-ет! Так мы не договаривались. Ты скажи, сколько в Люберцах!
- Не знаю. Сдаюсь... Признаю свое поражение, - я уже почти не слушала его и отвечала невпопад - со скамейки возле митрошкинского подъезда поднялась женщина, показавшаяся мне смутно знакомой. Она быстрым, легким движением отряхнула серую нутриевую шубу и явно направилась к нам.
- Причем тут поражение?..
- Подожди, Леша, - мои пальцы выскользнули из его руки. - Подожди, я, кажется...
Женщина, тем временем, приблизилась ещё на несколько шагов. И теперь я её узнала. Узнала близорукий прищур серых глаз и лихорадочный румянец, неровными пятнами проступающий на щеках. Узнала обесцвеченные тонкие волосы - правда, теперь не распущенные по плечам, а собранные на затылке в аккуратный узел. По Лехе она лишь скользнула быстрым взглядом, а вот на меня уставилась холодно и неожиданно зло.
- Евгения Игоревна, - губы жены нашего доктора Анатолия Львовича (а это была именно она) кривились так брезгливо, будто выговаривали "Жаба Змеюковна", - я бы хотела побеседовать с вами наедине. Думаю, что это так же и в ваших интересах.
- А в чем, собственно.., - начал было Митрошкин, но я прикрыла глаза в знак того, что все нормально, и нам, действительно, нужно поговорить. О чем будет беседа, я ещё не знала, но интуитивно чувствовала, что ничего особенно приятного не услышу. События начинали разворачиваться прямо таки стремительно, и дело принимало все более интересный оборот.
Изгнанный Леха пожал плечами и направился к заснеженной детской карусельке. Супруга Шайдюка, проводив его отсутствующим взглядом, снова повернулась ко мне:
- Так вот, Евгения Игоревна, если вы считали меня идиоткой, то, наверное, уже поняли что ошиблись?
В моей голове немедленно сформировались сразу два вопроса: первый почему я должна была считать её идиоткой, и второй - что, по её мнению, позволило мне убедиться в обратном. Хотя, на самом деле, вопросов было гораздо больше. Что все это значит? Чего она от меня хочет? И как, в конце концов, её зовут? Не обращаться же к ней, в самом деле, "Лизунок"?
- ... А если вы поняли, что ошиблись, то, надеюсь, немедленно вернете мне эту запонку.
- Подождите секундочку! - я решительно помотала головой. - Меня действительно зовут Евгения Игоревна, и поэтому вы вряд ли меня с кем-то перепутали. Но, честное слово, я ничего не понимаю... Что за запонка? Объясните пожалуйста все по порядку.
- Под дуру косишь? - моя собеседница неприятно улыбнулась. - Ну что ж - твое дело! А мое дело тебя предупредить, что если ты вовремя не остановишься, я тебя просто убью. Ты ничего не сделаешь ни ему, ни мне, и денег, естественно, не получишь. Во-первых, твоя запонка - ничего не доказывает, это никакая не улика, а во-вторых, можно запросто определить, что письмо написано тобой и доказать факт попытки вымогательства... Не на ту ты нарвалась: я с такими как ты, слава богу, уже знаю, как общаться.
- Но я, действительно, ничего не понимаю!
- Значит, продолжаешь? - она машинально поправила золотое кольцо на среднем пальце и, перехватив мой взгляд, усмехнулась. - Ну-ну, давай!.. Пару дней тебе на раздумья о том, что чужие вещи лучше бы вовремя возвращать хозяевам, а потом я начинаю действовать. Я такие улики, дорогуша, в ответ состряпаю, что тебя не только за убийство - за терроризм с бандитизмом посадят! Надо же, какая шустрая выискалась! Только не на тех напала... А к Толе на три километра подходить не смей - глотку перегрызу!
Я не сомневалась в том, что госпожа Шайдюк сдержит обещание, только вот не понимала, что же мне теперь делать. Жалкие попытки прояснить ситуацию только усиливали её раздражение. Не подходить к "Толе"? Так ради ж Бога! С превеликим удовольствием! А вот вернуть запонку, которую я не брала? С этим уже посложнее.
Супруга Анатолия Львовича, тем временем, поправила на плече ремень сумочки, обогнула меня осторожно, но торопливо, как большую зловонную лужу, и быстро направилась к автобусной остановке. Леха же отлепился от карусельки и, наоборот, поспешил ко мне.
- Ну, а это что бы такое значило? - в его нарочито веселом голосе явственно слышалась тревога. - Такое ощущение, что ты уже с половиной Михайловска перезнакомилась. Что за баба? О чем вы с ней говорили?
- О том, что я, оказывается, не только маньяк, но ещё и автор анонимных вымогательских писем, о том, что я ворую чужие запонки, и скоро меня посадят за бандитизм и терроризм.
- А кто из вас двоих чокнутый? - совершенно серьезно осведомился Митрошкин. И я честно ответила:
- Не знаю...
Глава четвертая, в которой Леха иронизирует над психологией маньяков, а Виктория Павловна личным примером доказывает, что любопытство - не порок, а очень даже полезная вещь.
Мы сидели на разложенном диване в Лехиной комнате и пили чай с вишневым вареньем. Точнее Леха время от времени прикладывался к чашке, а я только нервно обгрызала ногти, периодически с ужасом смотрела на то, что от них осталось, и тяжко, прерывисто вздыхала.
- Ну что ты, как старая умирающая обезьяна? - со всей нежностью, на которую был способен, спросил, наконец, Митрошкин. - И вздыхаешь, и вздыхаешь. И стонешь, и стонешь! Гагара, тоже мне... Что случилось? Ничего не случилось! Даже наоборот: теперь у нас есть версия.
- Целая куча версий, - я хотела просто прислониться к стене, но не рассчитала и больно стукнулась затылком.
- Да! Целая куча. Зря ты, кстати, иронизируешь... Эта баба явилась к нам просто как какой-то подарок судьбы.
- Ага! Сувенир этакий - бронзовая лошадь с крыльями. Посмотреть можно, а в хозяйстве не используешь... Не приду же я в милицию и не скажу: "А вот как раз после нашего с вами разговора, ко мне на улице подошла жена врача из профилактория и сообщила множество интересных вещей! Представляете, какое приятное совпадение? Так что я теперь не подозреваемая, меня отпустите с миром, а её поймайте"?
- Нет, ну так конечно не придешь и не скажешь, - Леха снова отхлебнул чай и со стуком поставил чашку на стол, - но, вообще-то, ситуация вырисовывается более чем интересная. Что мы имеем? Пропавшую запонку предмет мужского гардероба, причем гардероба парадно-выходного. Запонку, вероятно, принадлежащую вашему Анатолию Львовичу.
- Мне кажется, я эти запонки даже помню, - я отползла от стены и опустила ноги с дивана. - У него пиджак на вешалке за дверью висел. Пиджак был такой черный с мелкими "искорками", а запонки с янтарем. Только мы их, к сожалению, не имеем, и за это против меня через пару дней обещали развернуть целую военную кампанию.
- Да ничего она не развернет, она больше тебя боится, вот и огрызается... Давай рассуждать дальше. Кто-то находит эту запонку и отправляет Шайдюкам анонимное письмо с предложением этот самый предмет гардероба выкупить. Почему им это предложение может быть интересно? Потому что запонка найдена в подозрительном месте. В Рождественскую ночь Анатолий Львович надевает парадный пиджак с запонками и отправляется вместе с супругой и коллегами встречать праздник, и в эту же ночь убивают Галину Александровну Баранову. По идее, господин Шайдюк должен весь вечер сидеть в актовом зале и пить водку, но, возможно, он зачем-то возвращается в профилакторий и там одну запонку теряет. Косвенное подтверждение этому мы находим в словах его жены о том, что она состряпает улики "в ответ", и тогда тебе будет грозить обвинение не то что в убийстве - в терроризме с бандитизмом!
- Весело, просто обхохотаться!
- Причем тут "весело"? Ты лучше ищи, что нелогично! Спорь со мной, давай!
- Ну, хорошо, - я уныло потеребила край клетчатого пледа, - давай спорить... Что доказывает потерянная запонка? Только то, что её потеряли. Да он мог обронить её ещё до того, как ушел на этот банкет! Какое-то слишком шаткое основание для шантажа: ну упала, закатилась куда-нибудь под плинтус, ну сразу не нашли... "Ах, вы нашли, драгоценный шантажист? Ну, спасибо вам. Верните вещичку и до свидания!"
- Ничего не шаткое! - Митрошкин шмыгнул носом и ногой отодвинул от себя сервировочный столик с двумя чашками и пустой вазочкой из-под варенья. - Нормальное основание. В самый раз. Тут главное дело - реакция "клиента". Это мы предполагаем, что кто-то просто нашел запонку, а может этот "кто-то" видел или слышал "что-то" более конкретное? "Клиент" знает, что рыльце у него в пушку и, естественно, боится, что его алиби или, наоборот, отсутствие оного, заинтересует милицию. "Клиент" умный, он не хочет лишний раз привлекать к себе внимание...
Бедное мое сердечко тревожно заныло. Алиса, Алиса, Алиса... Причем здесь Алиса? Да ни при чем!.. И все-таки она ведь тоже не хотела привлекать к себе внимание, она просила не говорить об этой бутылке...
- ...Если жена Шайдюка задергалась, значит, есть из-за чего дергаться. Значит, они чего-то боятся, значит, им есть что скрывать.
- То есть, ты предполагаешь, что наш Анатолий Львович вернулся ночью в профилакторий, грохнул Галину Александровну и потерял запонку? А кто-то эту запонку нашел и стал его шантажировать?
- Я ничего не утверждаю, но, вообще-то, получилось бы красиво! Вот вам, пожалуйста, и близкий знакомый, занимающий важную должность в профилактории, вот вам и объяснение того, что этот знакомый так и не нашелся.
- Значит, в "маньячестве" ты ему все-таки отказываешь?
- Почему отказываю? Пусть будет маньяком. На здоровье! Что, у маньяка не может быть знакомой пожилой женщины?.. Кстати, обоих убитых врачей ваш Шайдюк, наверняка, знал. С бабами с этими, правда, сложнее. Ну, с той, которую в подъезде грохнули, и с той, которая на хлебозаводе работала.
- Слушай.., - я провела ладонью по лбу и на секунду прикрыла глаза, мне сейчас одна идея в голову пришла. Она, правда, тоже из разряда чистых теорий, но все равно... Это по поводу знаков, которые убийца оставляет. Помнишь "съедобное-несъедобное"?
Леха кивнул.
- Хорошо, что помнишь! А теперь подумай: первое, третье и пятое убийство - картошка, семечки, виноград! Первое, третье - врачи, четвертое совершено в больнице! Анатолий Львович - врач. Закономерность улавливаешь?
- Пока с трудом. Но, в общем, понимаю, о чем ты говоришь.
- Классно тебе! Я сама толком не понимаю. Просто чувствую: что-то в этом такое есть, что-то подозрительное и странное. Но вот знаки... Может быть есть какие-то медицинские символы с растениями связанные? Ничего в голову не приходит? А, Леш?
- Кроме змеи, которая в фужер плюется - ничего!
- Растения, растения... Может быть, что-то лекарственное? Но тогда бы какая-нибудь ромашка или шалфей логичнее смотрелись. А то - виноград! Что с виноградом ассоциируется? Бахус? Дионис?
Леха встал с дивана, прошелся туда-сюда по комнате, поправил штору на окне, лениво пнул футбольный мяч, валяющийся под письменным столом.
- Мне кажется, ты в какие-то дебри лезешь, Жень, - он присел на корточки, выкатил мяч на середину комнаты и похлопал по нему рукой. Бессмысленно это. Все равно не разберемся.
- А вдруг разберемся? Ты какой-то неазартный человек.
- Я азартный, но умный. Точнее, здравомыслящий. И именно поэтому маньяческую логику мне никогда не понять. Зачем оставлять какие-то знаки? Чтобы тебя поймали?.. Я понимаю, когда в "Казаках-разбойниках" стрелочки на асфальте рисуют: так по правилам игры положено, это информация для "казаков". Информация в которой кто-то нуждается! А загадывать милиции загадки просто для того, чтобы показать какой ты непростой и загадочный?.. Разве не моветон - скажи?
Я пожала плечами:
- Ну, не знаю! Любой голливудский триллер возьми или ту же Агату Кристи. То "Десять негритят" у нее, то "три слепые мышки", то "пять поросят".
- А убивать в соответствии со считалочками, песенками и книжками - тем более, признак дурного вкуса! Раз ты маньяк, то маньячь себе и не выпендривайся. Или уж навороти такого, чтобы сам черт не разобрался. Безо всякой логики! А потом сиди и радуйся, какой ты умный.