"Надо быть предельно осторожным, – решил Дональд, – кто поручится, что такого сверхсекретного подразделения теперь нет и что милый Горацио с ним не связан? Да, его помощник не прямолинеен и не глуп. Ох, не глуп! Прекрасно знает страну, имеет тут такие связи, о которых можно только догадываться. Интересно, если он не связан с "винтовкой", то откуда у него склонность к работе с мафиози? Дает себя знать итальянская кровь или чувствует в них людей близких по духу? Что-то он скажет о Пикколе? Запрятал его так, что никому не сыскать. Говорят, все итальянцы коварны. Не зря на их земле родились и Макивелли, и Борджиа, и Медичи, и… мафия! Но со мной, милый Горацио, эти итальянские штучки не прейдут…"
– Послушайте, старина, – прервал затянувшееся молчание Диллан, – вы не обидитесь на мой вопрос? Все время так и хочется вас спросить: ваши родители, они что, были большими поклонниками Шекспира?
– С чего это вы взяли? – удивился Фусони. Причем тут его родители и еще Шекспир?
– Нет? – простодушно переспросил Диллан, – а откуда тогда у вас такое интересное имя – Горацио? Вы ведь родились в Калифорнии? Так? Там что, тогда было модно это имя?
– Обычное имя… – словно оправдываясь, сказал Фусонн. – Может, сейчас и не так часто встречается, но в семьях, помнящих некоторые итальянские обычаи…
"Дурацкая ситуация", – подумал Горацио, глядя на крепкие загорелые колени молодого шефа, неприкрытые кимоно. – "Поймал на элементарном приеме, который я сам использовал сотни раз, чтобы поставить собеседника в тупик, задав неожиданный, пусть даже нелепый вопрос, совершенно не относящийся к теме разговора. Умник проклятый…"
"Умник" появился в стране не так давно – меньше года назад. Ранее он работал еще в нескольких африканских странах и всегда его переводили с повышением. Сюда он приехал как руководитель практически всей агентурной сети и в городе и в стране. Конечно, в посольстве были люди и повыше его рангом, занимающие соответствующие дипломатические посты. Но… Здесь не в Европе.
Когда предшественника Диллана отозвали назад, в Штаты, Фусони был уверен, что на освободившееся место назначат его. Почему, собственно нет? Кадровый работник, давно в стране и, как писал бывший шеф, незаменимый помощник в подборе людей, выполнении оперативных заданий, – устройство постов подслушивания, наблюдательных пунктов – в общем, в организации всей черновой работы, без которой невозможна их деятельность. Французы, уйдя отсюда, не пожелали сделать подарок своему союзнику, вполне справедливо полагая, что надежная агентурная сеть в их бывшем заморском департаменте и самим вполне пригодится. Когда Фусони обосновался здесь, положение компании не внушало оптимизма. А ведь это Северная Африка, где трудно рассчитывать на "кукушек" – когда интересные для ЦРУ люди приходят в американские учреждения и предлагают свои услуги.
И вот после всех его усилий назначен этот молодой самонадеянный умник, который с самого начала делает вид, что в политической разведке кроме него никто ничего…
– Я прекрасно понимаю, какие неспокойные времена мы здесь переживаем, – осторожно начал Фусони, словно пробуя зыбкую почву ногой. Надо, во что бы то ни стало надо, разговорить этого умника, не дать ему снова отделаться общими фразами. – В низах растет недовольство правительством, усиливаются левые и национальные движения… Впрочем, о "горячих точках", которые неизвестно, как потушить с минимальным ущербом для себя, вы и сами знаете. Наши энергичные усилия по оказанию помощи этой прекрасной стране и мне, и вам тоже хорошо известны. Однако согласитесь, Дональд, что мы с вами на одном из самых сложных участков. Товар нашего общего друга сеньора Пиккодо особенно популярен среди молодежи. По подсчетам специалистов основные потребители наркотиков как раз в возрасте от восемнадцати до двадцати шести. Прекрасная студенческая пора… – Фусони сдержанно посмеялся. – Вывод, по-моему, напрашивается сам собой. Тем более мне не ясно, зачем вам Моххади? Стадо без пастыря более легкая добыча.
– Согласен… – Диллан долил себе виски. – Но давайте посмотрим глубже, Горацио. Невозможность превращения целого политического движения в толпу наркоманов очевидна. Не возражайте, потому, что и нам с вами этого не надо. Лучше приготовить снадобье, о котором старые магрибские колдуны только мечтали… Операция "Самум"?! Как?
– Вполне в местном духе, но не совсем ясно.
Объясню. Подразним Моххади и ему подобных наркотиком, как тореадор дразнит быка мулетой. Пусть бросятся на нее! Дестабилизация – нарыв, чтобы вскрыть, надо помочь созреванию. Пусть его выступления будоражат горячие арабские головы. Он станет набрасываться на правых, на экстремистов всех мастей.
Они на него. Дискуссии перерастут в небольшие перестрелки, как это здесь принято. По крайней мере, мы об этом позаботимся. В такой обстановке обыватель начинает мечтать о сильной руке, которая наведет порядок и вернет спокойствие. К счастью, коммунисты здесь малочисленны и не так сильны. Взять власть в одиночку им не под силу. Значит, они будут искать союзников. А это коалиция. Левые течения в армейских кругах, по нашим данным, не приобрели влияния. Так что основная политическая сила – армия – здесь вне игры! А любая коалиция, если она не опирается на армию, не способна на решительные действия. Следовательно, в определенный момент с нашей помощью к власти должен прийти решительный человек нужной ориентации. Но для всего этого необходим кризис. И здесь Моххади помогает нам своими пламенными речами.
– Розовый помидор! – Ставя пустой стакан на стол, изрек Фусони.
– Что? – не понял Диллан.
Фусони ответил не сразу. Он встал, подошел к окну, выходящему в сад.
– Вы видели, как фермеры заставляют созревать зеленые помидоры? Нет? Они кладут среди них один розовый и остальным, как шутят ребята, становится стыдно, а от стыда они краснеют. Вы хотите использовать Моххади в качестве розового помидора?
А не боитесь, что другие вокруг него начнут катастрофически "краснеть"?! Не лучше ли заткнуть ему рот и дать возможность созреть кризису иными путями. В конце концов, создать его?!
– Думаю нет – Диллан встал, потянулся и, отойдя к столу, начал перебирать магнитофонные кассеты, выбирая, что бы поставить.
– Вы знаете, Дональд, – не оборачиваясь, продолжил Фусони, – когда я учился в школе, меня всегда поражали условия задач по физике.
"Представьте, что на тело не воздействует никаких внешних сил"… Идеализм, да и только. Как это так может быть, чтобы не воздействовало? Все, что вы задумали – чудесно, если закрыть глаза и не думать о том, что мы имеем дело с живыми людьми, постоянно меняющейся политической обстановкой. Ваш "союзник" Моххади, например, на последнем митинге призывал голосовать за коалицию. Да-да! И ему аплодировали! А в своей статейке о наркомании он утверждает, что к распространению героина причастны мы. То есть не мы с вами лично, а компания. И не просто обвиняет, а пытается предоставить факты. Вот он ваш "союзник"…
– Призывы – ерунда! Сегодня одни, завтра могут стать другими. Но откуда у него факты?! Учтите, о нашем участии в поставке наркотиков не должен знать никто!
– А прямых доказательств у него пока нет. Поэтому и удалось с помощью наших людей в редакции "завернуть" статью. Но он очень хочет нарыть на нас всякой грязи. Очень…
– Хочет… – эхом повторил за ним от стола Диллан. – Вопрос в том сможет ли? А хотеть он может чего угодно, даже стать королем Сиама! Надо перекрыть все каналы, установить за ним наблюдение. Так, ненавязчиво, но надо слушать, о чем он говорит, присматривать, где и с кем бывает. Мне не хочется вас обижать, Горацио, но многие досье на местных лидеров просто скопище старого хлама и пустых бумаг. Я понимаю вашу занятость, на вас возложено множество задач, плюс ко всему у вас вполне официальный офис и надо вести хоть какие-то деда, иначе, думаю, вы не парились бы в пиджаке и галстуке. Найдите время, подберите толковых парней, они у нас есть. Надо обновить материалы. Меня интересует все: знакомства, привязанности, увлечения. Фиксируйте все контакты, вплоть до уличного чистильщика ботинок! Насколько я помню, Моххади из достаточно имущей семьи? – Фусони, молча, кивнул. – Срочно узнайте, что там у него, к каким порокам он склонен: женщины, карты, гомосексуализм. Не гнушайтесь грязью, она тоже может пригодиться. Я не говорю уже о его политических шагах. Впрочем, вы сами знаете.
Диллан включил магнитофон. Тихо зазвучал орган. Слушая музыку, Дональд подумал: "Дорого бы ты дал, Горацио, чтобы быть на моем месте? Мешает тебе, видно, итальянское происхождение? Но без такого помощника мне здесь будет трудно. Пока трудно…"
– Я рад, Дональд, – сказал Фусони, подумав, – что этот Моххад для вас не священная корова, на которую индусы, говорят, бояться даже дыхнуть. Но может быть все же подумать о замене этого лидера? Например, более сговорчивым, готовым принимать наш "советы"? У меня есть на примете один человек.
– Надеюсь, не из парней бен Ами… – пошутил Диллан. – Ну, а если серьезно, то подготовьте ваши предложения. Вдруг наши мысли совпадут? Кстати, а как наш гость?
– Почти нормально, – осторожно ответил Фусони.
– Почти?.. Что значит почти?
– Его опознал осведомитель Жако, инспектора службы по борьбе с наркотиками и увязался за нашим гостем из аэропорта.
– И вы только сейчас сообщаете мне об этом?
– Все не так трагично… – Фусони снова вернулся на диван, грузно сел, раскинув руки по резной спинке, словно боксер в углу ринга в перерыве между раундами. – Эта информация еще не дошла до Жако.
– Гарантия? А если криминальная полиция уже вовсю пасет нашего гостя? Тогда Моххади действительно недолго ждать! – Диллан в волнении быстро заходил по просторной комнате, Фусони, опустив ниже набрякшие веки, исподтишка наблюдал за ним. "Молодой, волнуется. Хорошо тебе, сынок, когда ты здесь за спиной папы Горацио, который обо всем должен подумать, позаботиться, порыться в дерьме, пока ты будешь купаться в бассейне со своей французской шлюхой, пить коктейли, играть в теннис. Горацио добрый человек, но уже не молодой, не надо его обижать. Это молодые могут терпеть обиду и долго ждать, когда судьба накажет обидчика. А у Горацио нет для этого времени. Он сам Судьба!"
– Не волнуйтесь, Дональд! Гостя не найдет ни одна полиция, я об этом позаботился. Ну, а осведомитель завербован еще и политической полицией, инспектором Лакдаром. Это мой человек. Он должен как раз освещать Жако и выявлять его людей. Именно к нему и прибежал с этой информацией осведомитель. Обычный двойник. Но с Жако он встретиться не успеет…
– Лучше бы вы говорили в прошедшем времени: не успел! И подумайте об этом вашем Лакдуре или как там его? Ага, Лакдаре. "Самум" операция очень серьезная. Нам нужны гарантии. Вы меня поняли?
8
Бабу уже почти умер. Но сам он об этом еще не знал. И те, кто сидел в этот вечер в кофейне Ясефа, тоже не догадывались, что хозяин заведения почти перешел черту, отделяющую жизнь от смерти.
Будущее приоткрылось только перед одним из посетителей. Поскольку его приход сюда означал для Бабу последний шаг через эту черту. Правда, его внешность мало напоминала облик смерти, придуманный людьми – ветхий скелет в серых лохмотьях с большой косой. Так, обычный человек в потертом костюме и старенькой шашии. Но разве от этого смерть становится привлекательнее?
Он пришел к вечеру, когда достойные отцы семейств собираются в кофейнях обсудить свои дела и последние новости за чашечкой черного кофе с сахаром, или мятного чая. Тихо присел в углу на ярко раскрашенную циновку, брошенную на пол из утоптанной глины, покрытый такими же циновками, только старыми. Спросил хлиб – приторный, слегка разбавленный горячим молоком кофе, который монет утолить жажду и умерить аппетит страдающего без хлеба желудка. Редкими, мелкими глотками отпивая из чашки, не торопясь оглядел кофейню.
Дешевые костюмы, бурнусы. Люди сидят как велел пророк – скрестив ноги, смотрят вниз или курят кальяны на треножнике с длинной резиновой кишкой. Некоторые играют в домино, прихлебывая из маленьких чашек густое мокко. Радио передавало мелодии кочевников Сахары – долгие и тоскливые, полные скользящих глиссанде, длинных, как сахарные нити.
Сам Бабу прибывал в обычной суете обслуживания посетителей.
Нового человека в углу он заметил и это его обрадовало. Может и не много денег потратит, но если понравится – придет еще. А дирхамы не растут на деревьях как апельсины. Их несут сюда постоянные посетители.
Хлопоча, Бабу то и дело пробегал мимо очага, где над тускло блестящими латунными подносами и кувшинами написана сура из Корана: "Когда солнце сольется с луной и настанет день суда, в этот день грешник предстанет перед судьей своим, потому что не взывал к нему и не верил в него. Ведь бог действительно велик и милосерден". Он не обращал внимания на привычную вязь букв, не зная, что именно сейчас ему нужно вчитаться в священные строки великой книги. Нет, Бабу думал о бренном. Он мечтал.
Совсем скоро он накопит, наконец, нужную сумму и купит себе новую кофейню, поближе к центру. По вечерам над ней будут загораться неоновые буквы "Хаджи Сукри" – это название он оставит. А внутри будут не старые и потертые циновки из гальвы, на которых уже сидело так много людей, а дорогие коврики. Да, коврики! К нему станут ходить уважаемые люди, которые ценят роскошь. И иностранцы тоже. И разговоры, которыми так интересуются его друзья из полиции, станут там долгими и важными.
Старенькое радио захрипело. Тягучая мелодия оборвалась и начали передавать спортивные новости. Посетители оживились, кто-то оторвался от кальянов, кто-то от игры в домино. Диктор говорил об отборочном матче чемпионата мира по футболу в африканской группе. После проигрыша команде Камеруна положение сборной страны стало весьма сложным, и потому известия о встречах её конкурентов слушались болельщиками с особым вниманием.
Бабу сидел рядом с приемником, зорко оглядывая длинный, плохо освещенный зал кофейни. Вовремя ли подают гостям кофе, меняют воду в кальянах, не пытается ли кто уйти не заплатив? Его внимание привлек человек в сером бурнусе, вошедший в кофейню. Мало ли людей бывает в старом заведении на окраине? Но этот… На голове его был намотан темно-синий шеш, оставляя только щель для глаз.
"Тарг, – подумал Ясеф – что ему здесь надо?"
"Тарг, – подумал человек, пришедший за жизнью Ясефа. – Наконец-то! Три дня назад с ним говорили на базаре об этой кофейне. И вот он пришел…"
Бабу хорошо знал, что в складках одежды тарга может прятаться длинный острый клинок, который они ловко метают на большое расстояние. Из любого положения и без промаха.
Тарг осмотрелся и направился прямо к хозяину. Тот подобрался, жалея, что оставил свою "Беретту" в перчаточном отделении машины. Какая неосторожность.
Подойдя, тарг опустился на циновку перед Бабу.
– Приветствую тебя, – глухо сказал он.
– Салям… – поспешно ответил Ясеф. "Принесли его сюда демоны! Нехорошо это. О, Аллах, может я кого из них ненароком обидел?"
– Я хочу в твоей кофейне показать искусство метания ножа.
Если будут ставки, принимать тебе. Выручку пополам, – тарг замолчал, ожидая ответа. Его черные глаза бесстрастно смотрели в переносицу Бабу.
Ясеф задумался. С одной стороны, всем известно, что с этими любителями кровной мести, лучше не связываться. Говорят, у них головы тверже камня. Французы со своими самолетами и напалмом так ничего и не смогли сделать с этим племенем. С другой стороны, все знают – никто не может сравниться с таргом в умении метать ножи. Такой номер привлечет внимание тех, кто давно забыл дорогу в его кофейню, считая, что есть места поинтереснее. Тарг ждал. Надо было отвечать. Отказаться? А вдруг он обидится? У них обида искупается одним способом. Бабу даже передернуло и он покрылся легкой испариной. Тарг смотрел поверх его головы и ждал. За его спиной стоял ровный гул кофейни. Все были заняты своим делом. "Но он пришел зарабатывать деньги! Святое дело".
– Согласен, – выдохнул Бабу.
За их разговором внимательно наблюдал человек в углу. Слов он не слышал, но разве трудно догадаться, когда люди находят общи язык? Увидев, что все нормально, он, не спеша, поднялся, бросил на циновку несколько монет, вышел на улицу и направился к телефону.
Трубку сняли сразу.
– Ровно через тридцать минут пришлите дежурный наряд….. – Дай старую циновку, – велел тарг.
По знаку Бабу слуга быстро приготовил все необходимое. И через несколько минут тарг уже показывал своё искусство, древнее, как сама Африка.
Отойдя шагов на десять от мишени, нарисованной углем на циновке, он встал к ней лицом и на секунду замер, словно отрешаясь от суеты и шумы кофейни. Потом медленно отвел руку, державшую тонкий клинок, назад и вдруг резко развернулся всем туловищем. Нож свистнул в воздухе и вонзился точно в центр черного кружка.
Зрители одобрительно загомонили.
Доставая из складок одежды ножи, тарг бросал их все быстрее и быстрее. Они вонзались вплотную друг к другу. Потом он подошел к циновке собрал ножи и грубо нарисовал контуры пяти пальцев и ладони. Вернувшись назад снова стал метать ножи, но теперь они точно попадали между "пальцами".
Публика была в восторге. Наконец, тарг жестом предложил кому-нибудь поставить свою руку к циновке. Мужчины пришли в страшное возбуждение. Всем хотелось посмотреть, что получится из этой затеи, но никто не хотел в случае неудачи расставаться ее своим пальцем.
Наконец, один, помоложе, решился. Все бросились делать ставки, останется смельчак цел и невредим или нет. Бабу едва успевал принимать засаленные бумажки и мелочь.
В этот момент к нему подошел племянник, шестнадцатилетний прыщавый парень, которого Ясеф пытался, пока без особого успеха, приобщить к коммерческой деятельности.
– Дядя! Там, на заднем дворе, тебя спрашивает какой-то господин.
– Зачем я ему нужен?
– Сказал, что по важному делу, о котором ты знаешь. Бабу уходить от денег не хотел.
– Знаю? Да? А как он выглядит?
– Темно… – лаконично отозвался племянник, пожав узкими плечами.
Сколько ставите? Зудж дирхам. Принято… – "может от Лакдара деньги принесли?" – Ладно, постой здесь! Если этот закончит, – Бабу кивнул в сторону тарга, – пусть подождет, – потом подумав о мастере метания ножей – вдруг решит, что он, Бабу хочет его обмануть, поправился, – нет, пусть зайдет в мою заднюю комнатку.
Пройдя по коридору, Бабу вышел во двор. Стало совсем темно, и рассмотреть, кто его ждет было непросто. Только спустя несколько секунд, он различил чей-то силуэт и у глинобитной стены, шагнул в ту сторону.
– Эй, кто тут меня спрашивал?