Цирк - это сила, грация, красота… А для героини повести, студентки-первокурсницы, он еще стал работой, центром запутанной детективной истории с кражей бриллиантов и жёсткой школой взросления.
Далия Трускиновская
Корзинка с бриллиантами
Мы стояли справа от служебного входа, а она - слева. Причем мы стояли боевым треугольником, а она - просто так. Боевой треугольник придумала Светка. А может, не сама придумала, а где-то подсмотрела. Идея простая - двое стоят рядышком, вплотную, спиной к интересующим нас событиям, а третья выглядывает между их плеч и голов. И все трое поддерживают громкий разговор ни о чем. Очень удобно.
Так вот, на этот раз Светка с Алкой прикрывали меня, чтобы я наконец-то разглядела "генеральскую дочку". Вообще это словечко внедрила Светкина мама. Захочет Светка купить импортную косметику - "это для генеральской дочки!" Или, скажем, я поступила на инъяз - "факультет для генеральских дочек!" Естественно, когда на горизонте появилась эта краля, мы ее прозвали генеральской дочкой, хотя, наверно, никакого папы-генерала у нее нет.
Светка с Алкой трепались, а я таращилась на дочку.
Одета она была действительно по фирме, весь прикид даже не с "Бурды" содран, а года на полтора "Бурду" опережает. И ноги такие, что помереть и не жить. И колготки ажурные. И юбка такая короткая, как на старых мамкиных фотографиях. От таких юбок все мэны тащатся.
Кроме того, она очень уверенно вела себя. Мы, когда ждем после репетиции или спектакля кого-нибудь из артистов, так боже упаси стоять в одиночку. Все, кто выходят из служебного входа, так пялятся! И в глазах прямо написано: "А я знаю, за кем это ты бегаешь!"
И вот стоим мы втроем с одной стороны, делая вид, что никак не расстанемся после спектакля, а она стоит с другой стороны и никакого вида не делает, а просто ждет.
- Саблуков с Васиной уже вышли, сейчас ОН выйдет, - быстро шепчет Светка, - он обычно после Саблукова в душ ходит!
Действительно - в освещенных дверях появляется ОН! Я замираю - ОН!!!
Двадцать минут назад он стоял посреди сцены, а весь зал аплодировал ему, и как аплодировал! И я аплодировала, стоя в проходе, и снова изумлялась тому, как красиво его лицо. Фантастически красиво. Даже когда он просто молчит и приходит в чувство после умопомрачающей сцены.
- Смотри! Смотри внимательно! - командует Алка.
Я смотрю, хотя ничего хорошего не вижу.
Он подходит к ней, тихо здоровается и забирает у нее большой пластиковый пакет. Неужели она не постеснялась войти в театральный зал с таким здоровенным пакетом, - думаю я, и вдруг до меня доходит, что она вовсе не была в зале, ей незачем ходить на все его спектакли. Вот для меня единственная возможность увидеть его - это, как на работу, ходить в театр, а она уверена, что встретится с ним и просто так…
Она берет его под руку. И они проходят мимо нас.
Я пытаюсь поймать его взгляд, но он смотрит сразу на всех троих и рассеянно улыбается.
- Девочки, приветик! - говорит он нам. Он нас знает, хотя я не уверена, что помнит, как нас зовут. Мы примелькались ему, когда бегали в клуб юных театралов. Он тогда еще вел у нас кружок истории театра. Собственно, мы со Светкой и теперь почетные члены клуба, хотя впрошлом году окончили школу. А Алка еще учится в десятом классе и хочет поступать на театроведение. Скоро у нее начнутся выпускные экзамены. И она уже не сможет вместе с нами торчать в театре и около.
Он и она сворачивают за угол. У него такая походка, что я вспоминаю эльфов из мультиков. Теперь можно отойти подальше от служебного входа и обсудить случившееся.
- Помяни мое слово, у нее папуля крупная шишка! - убежденно говорит Светка.
- Ну почему ты так в этом уверена? - Аллочке лишь бы поспорить. - Прикид еще ничего не доказывает. Интердевочки тоже все прикинутые по фирме.
- Макаров на шмутки не поймается! Видела, как он ее под ручку?.. Этот знает, что делает. Если бы у Юльки был папа-генерал, он бы Юльку так же под ручку водил.
Слышать это не очень приятно. Макаров не такой. Он просто не может быть таким. Макаров! Николай Макаров. Николай Ильич Макаров. Это - ОН. Господи, я готова петь это имя…
- Да, с папой-генералом у Юльки пролет, - тут даже Алке не с чем спорить. - И все-таки…
- Давай разберемся. Ведь Макаров даже не квартиру снимает, а вообще комнату в коммуналке! Это тебе о чем-нибудь говорит? Ну?
- На зарплату советского артиста только в коммуналке и снимать! - авторитетно цитирует Алка. Это она Тасю Медведеву цитирует. - Ну, а вдруг он просто искал поближе к театру? Или копит деньги на что-нибудь такое… ну, на машину?
- Ой, держите меня! - отвечает на это Светка.
Макаров близорук, и кроме того, уже дважды попадал в автокатастрофы. Так что машину он вряд ли купит. Мы со Светкой знаем это от Таси Медведевой. Она только второй год работает в театре, тоже снимает комнату в коммуналке и не стесняется дружить с нашим клубом.
Девчонки начинают считать плюсы и минусы, и у них получается, что за генеральской дочкой наверняка и четырехкомнатная квартира, и дача, и мамина машина, и фамильные бриллианты, и вообще! А за мной ни фига. Не дурак же Макаров - после такого бурного развода, оставшись на паре чемоданов, брать за себя бесприданницу.
Я молчу. Все это чушь собачья. Генеральская дочка может оказаться кем угодно. Ну, скажем, двоюродной сестрой. Невестой кого-то из друзей. Или даже женой - теперь не все замужние носят обручальное кольцо.
Просто я люблю его. Уже два года. Я полюбила его еще до развода, когда он сыграл Дон Гуана. Конечно, у меня с папой-генералом пролет, мой батя ежемесячно присылает мне когда тридцатку, а когда и сороковник. Генеральской дочке и на косметику бы не хватило. А в августе и это счастье окончится. Мне исполнится восемнадцать.
В общем, мы еще немного потрепались, посадили Алку на трамвай и пошли со Светкой к троллейбусной остановке.
- Послушай, - сказала Светка, - возьми сигареты. Мать повадилась в сумку лазить. Я одну сигарету суну в косметичку, до завтра хватит. И зажигалку тоже возьми.
- Хорошо, - ответила я. - На обеде отдам.
Мы с ней работаем по соседству, и я часто хожу обедать к ним в буфет, потому что в нашем и отравиться недолго.
Светкин троллейбус пришел первый. Своего я ждала еще минут пять. Потом села у окна, и напрасно. Потому что с этого проклятого окна и началась вся катавасия.
Я увидела Макарова.
Он стоял у подъезда и закуривал сигарету. Генеральской дочки рядом с ним не было.
У меня буйная фантазия. Я поняла это так - он проводил ее и сейчас неторопливо пойдет домой. И это замечательно! Потому что навстречу из темноты выйду я и попрошу закурить. Случайная встреча. А сигареты у меня есть. Слово за слово…
Когда я на остановке выскочила из троллейбуса, то уже придумала совершенно потрясающий разговор.
Я шла навстречу Макарову, заранее зажав в руке пачку, но он все не появлялся навстречу. И вот я дошла почти до того подъезда и увидела, что оттуда выходит генеральская дочка, уже без пакета, а он повернулся к ней и протянул руку.
Они пошли прочь, а я машинально побрела следом. Они вошли в переулок и остановились возле не то "восьмерки", не то "девятки", - пересекая по инерции этот чертов переулок, я не видела, сколько там дверок.
Зайдя за угол, я выглянула из-за водосточной трубы.
Они повернулись друг к другу. Я отчетливо видела изумительный профиль Макарова. Он взял ее за плечи и несколько раз коротко поцеловал. Потом он отступил назад, они что-то сказали друг другу, генеральская дочка обошла машину, открыла ее, села за руль и открыла ему дверцу. Он тоже сел, и они уехали. А я так и осталась стоять со своими сигаретами.
Девчонки были правы.
Говорят, от курева на душе легче. Я достала зажигалку и закурила.
Легче мне, конечно, не стало. Курить я пробовала и раньше - с практической целью. От сигарет худеют. А у меня, как утверждает Светка, щеки со спины видны. И Алка говорит, что мои щеки уже в зеркало не влезают. Они меня совсем замучили с прическами и косметикой, а щеки как торчали, так и торчат.
Но одно дело курить ради красоты, а другое - от расстроенных нервов. Ради красоты можно и потерпеть…
Когда я поняла, что нервы не унимаются, то выбросила недокуренную сигарету. Какая-то дрожь привязалась, мелкая и противная, внутри, в области пищевода, наверно. Может, из-за Макарова, а может, и от сигарет. И вообще стало холодно. Я же не собиралась ночью слоняться по городу и не захватила с собой куртку.
Оставалось одно - ехать домой.
А дома получился скандал.
Мамка уже досматривала телик. Она сходу на меня налетела - где я пропадаю, и если задержалась, неужели трудно позвонить? А потом принюхалась ко мне, и пошло-поехало!
У нее такая интересная педагогика - чуть что, орать и обещать, что я непременно принесу в подоле. За контрольную по истории КПСС двойку схлопотала - значит, принесу в подоле. Импортные туфли с первой зарплаты купила - принесу в подоле. А чтобы я в подоле не принесла, она начинает считать, сколько в меня, неблагодарную, денег вложено - куртка столько-то, колготки столько-то…
А я не могу наши отечественные туфли носить. У меня нога полная, они ее уродуют. Этого она не догоняет!
В общем-то я подставилась. Не фиг было курить. Если куришь днем, всегда успеешь до вечера проветриться.
Обычно я всю эту педагогику терплю. Ну, огрызнусь для порядка, чтобы мне совсем уж не сели на шею. Я, конечно, не ангел, но я же не виновата, что батя такие микроскопические алименты шлет! Смотреть надо было, за кого замуж выходишь. Я ей, конечно, так, в лоб, этого не говорю, но она знает, что такое мое мнение.
Я ее понимаю. Нас с ней нищета заела. Пять рублей на колготки - проблема. А меня если по-настоящему одевать - точно папа-генерал нужен. Но тут я обиделась. И без того тошно, а она - про дите в подоле!.. Если бы!..
Вот я и хлопнула дверью. Хорошо, успела куртку с вешалки сдернуть.
Это я впервые в жизни на ночь глядя умотала из дому. И долго стояла в подъезде, соображая, где же теперь ночевать. К Светке или к Алке ехать было поздно. Светкина мать, конечно, пустила бы меня, но Светке бы потом из-за меня влетело.
И я поняла, что единственное место, где я могу переночевать, - это цирк.
* * *
Почему-то, когда говоришь, что работаешь в цирке, начинается дружная ржачка. Ну, я же не клоуном работаю! Все почему-то думают, что раз цирк, значит, все там - клоуны. А я работаю секретаршей. И вообще я попала сюда по большому блату.
Когда я поступила на заочный инъяз (хотя, по-моему, заочно изучать язык - это маразм, но в очном мамка бы действительно меня не прокормила), мы стали искать такую работу, чтобы оставалось побольше свободного времени. А поскольку я на УПК кое-как освоила профессию секретаря-машинистки, то поиск мы вели целенаправленно.
Идти секретаршей к директору фабрики я наотрез отказалась - там работа с восьми утра, меня через неделю вышибут за опоздания. Когда тетя Люся сказала, что может меня устроить в цирк, мы с мамкой ухохотались - думали, шутка. Но оказалось, там действительно есть такая должность - секретарь-машинистка. Оклад небольшой, но работа с десяти утра. И отсидки нет. В четыре я уже обычно свободна. Правда, несколько раз пришлось посидеть допоздна - мне какой-то идиотский сценарий диктовали, а еще протокол собрания перепечатывала, а в нем список, кто премию получил, и сколько именно. Чуть не рехнулась с этим списком!
Но вообще жизнь у меня в цирке привольная.
А о том, что на конюшне можно переночевать, я подумала, вспомнив историю с печеньем.
Дело в том, что у меня такое странное устройство организма: когда волнуюсь, на меня нападает страшный жор. Черта бы съела, и на ночь глядя, да… Это организм так борется со стрессом.
И вот еще в марте я шла из театра домой ужасно расстроенная. Спектакль прошел плохо, у Макарова была ангина, я узнала об этом и вся испереживалась. С ангиной тащить на себе весь спектакль! И вот я иду к остановке, а на меня нападает жор. Хоть асфальт грызи! Я прямо завертелась на месте - куда кинуться? Магазины закрыты, дома ничего вкусненького нет.
Тогда я вспомнила, что еще днем видела здоровенную коробку с печеньем, и, главное, печенье было такое, какого я у нас раньше в магазинах не видела, с изюмом. Эта коробка стояла на конюшне для подкормки, и все, конечно, таскали оттуда печенье, и я тоже.
Пока я неслась к цирку, все разошлись после представления. Как я проскочила мимо вахтера, уже не помню. На конюшне я нагребла полную сумочку этого печенья, а потом ехала домой и всю дорогу машинально хрупала и хрупала. Стресс - страшная штука, все приличные люди от стресса худеют, а я наоборот. Но самое жуткое было потом. Я никак не могла избавиться от крошек. Я месяц вытряхивала каждый день и не могла окончательно вытряхнуть сумочку.
В общем, пришлось брести к цирку.
Я догадывалась, почему в тот раз проскочила благополучно. Наверно, на вахте сидела тетя Леся или тетя Жанна. Они, когда дежурят, сидят себе в вахтерке с книжкой, радио слушают и даже не смотрят в окошечко. Дверь они запирают, когда уверены, что ушел последний артист или служащий. Точнее, обе двери - уличную и которая ведет вовнутрь. А потом хоть всю ночь колотись - даже не подойдут спросить, в чем дело.
Но вот если бы дежурил дядя Вахтанг, я бы не проскочила. Он завел себе моду вытаскивать кресло из вахтерки чуть ли не в коридорчик между уличной дверью и той, которая вовнутрь. У нас там есть и третья дверь, в администрацию, но в это время она давно закрыта и никому не нужна. Вот дядя Вахтанг и сидит практически в коридорчике, потому что там - телефон, он все время названивает домой, и еще потому, что ему безумно скучно сидеть в вахтерке одному. Когда он там сидит, то кроме "здрасьте-до-свиданья!" ничего не слышит. Все проскакивают мимо. А когда он в коридорчике, с ним разговаривают. Дядя Вахтанг не любит читать.
И вот я думала - хорошо бы, чтобы дежурил именно он. Он допоздна не закрывает уличную дверь. Может, если не удастся проскользнуть, я просто упрошу его, чтобы позволил переночевать. А если тетя Леся или тетя Жанна - пиши пропало! У них в это время все давно заперто.
Мне повезло. Дело в том, что рядом с цирком - автобусная остановка. Подхожу я совсем близко и что же я вижу? Уличная дверь распахнута, а дядя Вахтанг с кем-то прощается на этой самой остановке. Если учесть, что на моих часах - полночь, то картинка интересная. Кого это он так уболтал, что провожает на последний автобус?
Вдруг они повернулись и пошли обратно к цирку. Я замедлила шаг, чтобы не столкнуться с ними, и прошла мимо цирковых дверей, когда они уже стояли на пороге. Шагов через двадцать я осторожно обернулась. Они опять подошли к остановке, причем явно спорили. Дядя Вахтанг показывал на цирк, а тот, другой, тоже махал руками. Но тут подошел последний автобус. Тот человек сел в автобус и, наверно, уехал.
Этого я точно не знаю, врать не буду. Пока они там прощались, я успела проскочить в цирк. Правда, я набила синяк о дяди-Вахтангово кресло, но это уже мелочи.
Я вышла в цирковое фойе, мы называем его "подковой", оно действительно в форме подковы, и прошла за кулисы, а потом - на конюшню.
Тут мне предстоял еще один разговор - с Любаней.
Дело в том, что в этой программе полно лошадей. И при них должен дежурить ночной конюх. Но его уволили за пьянку, и временно конюхи поделили между собой дежурства. Сегодня была Любанина очередь, это я помнила точно, потому что мы с Любаней дружим. Я ей помогаю на конюшне, она мне юбку сшила. И я знала, что она пустит меня в шорную переночевать, и постелит на сундуке со сбруей, и даст ватник укрыться.
Любане двадцать пять лет, и у нее дочка Ласька, Лариса то есть, Лаське - пять лет. Я никогда не слышала, чтобы женщина так материлась, как эта Любаня. Все у нее обозначалось одним словечком - и люди, и лошади, и ребенок, и погода, и магазин. Самое удивительное - что Ласька совершенно не материлась. Меня, между прочим, тоже мамка воспитывала одна, но я от нее матерного слова никогда не слыхала.
Конечно, Любаня могла поменяться дежурством с Надькой или с Валерой, или даже с Колькой, который при медведях. Тогда разговор был бы сложнее. Но, когда я вошла в шорную, где обычно спят дежурные, там вообще никого не было. Стоял сундук, стояла разложенная раскладушка, и все.
Я постояла, подождала, мало ли куда умотала Любаня? Может, просто пошла на горшок? У нас два женских туалета - один на втором этаже, там, где гримерные, и один на первом, в фойе, туда ходят зрители. Мы с Любаней обычно бегаем в зрительский, а вдруг ей втемяшилось наверх?
Любани не было. Я подумала, что, может, кто-то из лошадей заболел, и она в боксе. И я пошла по конюшне.
Хризолита я узнаю по храпу. Когда я появляюсь на конюшне, он тихо храпит. Это у нас любовь такая. Я таскаю ему сахар, сухари и вообще, что подвернется. Он не привереда, он все подберет. За это он позволяет целовать себя в нос.
- Здравствуй, Хрюшенька! - сказала я и подошла к его боксу. Он высунул голову и стал шарить по мне верхней губой, она у него так забавно морщится и подергивается, когда он меня обыскивает и попрошайничает.
У Гаврилова в номере всех лошадей зовут красиво - Рубин, Сапфир, Аметист, Хризолит… Но из Рубина сделали Ромку, из Сапфира - Саньку. Хризолита перекрестили, естественно, в Хрюшку, он же - Хрюндель. А какой из него Хрюшка?! Вороной, с белой звездочкой во лбу, глаза огромные, умные, а ласковый - прямо до изумления. Я понимаю, был бы он розовый - ей-богу, есть у нас на конюшне розовая лошадь! Вернее, такая бледно-желто-палево-бежево-невообразимая! Ну, розовая, и все тут. Вот ее бы и звали Хрюшкой!
Я нашла впотьмах ящик с морковкой и угостила Хрюнделя. Пока он жевал, я поняла, в чем дело. У Любани еще со вчерашнего дня дочка куксилась. Наверно, она осталась с дочкой. Она такое выделывала и раньше - если ни с кем не удавалось поменяться, она просто смывалась с дежурства.
Тут я и вовсе обрадовалась. Никому ничего не нужно было объяснять. Раскладушка в полном моем распоряжении, одеяло - тоже. Я загребла в ящике печенья с изюмом, положила на сундук возле раскладушки, сходила в туалет, вернулась, легла и стала грызть безумно вкусные печенюшки, пока не задремала.
Странно, но скандал с мамкой как-то выбил у меня из головы Макарова и генеральскую дочку. Я пыталась думать о Макарове, но мысли сворачивали в другую сторону и вообще расползались, как тараканы. И плакать тоже уже не получалось. Так я и заснула.
Вообще я на чужом месте сплю плохо. Естественно, и здесь я несколько раз за ночь просыпалась. А когда просыпаешься ночью, то не всегда сразу понимаешь, что только сию секунду было во сне, а что - уже наяву.