Марианна и Василе шли по узкой дощатой дорожке, касаясь друг друга плечами. Чуть ниже, совсем близко, плескалось море. Сотни белых кабинок стояли стеной между дамбой и пустынным пляжем.
Когда они миновали эту своеобразную галерею с бойницами, Марианна задрала голову, неудобно вывернув шею - психолог был сантиметров на двадцать выше, - и сказала:
- Я выполнила свое обещание, господин Драгонман, провела конфиденциальное расследование насчет семьи Мулен. Вывод ясен и однозначен. Жаль вас расстраивать, но родители чисты. Малон действительно их ребенок - с самого рождения, какой бы странной ни казалась такая формулировка.
Запертые на замок пляжные кабинки, проплешины на месте разобранных и увезенных летних кафе, закрытые ресторанчики на приморском бульваре навевали унылые мысли, но Марианна предпочитала меланхолию осени летней суете. Недоставало одного - уютной террасы под навесом, где можно пить кофе и смотреть на плывущие на заднем плане корабли. А на переднем - глаза Василе Драгонмана цвета золотистого круассана.
- Нормальная семья, - продолжила она. - Обычная супружеская пара. Димитри Мулен отсидел несколько месяцев в тюрьме, но это было давным-давно. С тех пор он образцовый муж и отец, идеально интегрировавшийся в жизнь своей деревни.
Василе кисло улыбнулся:
- Ну, если вы так определяете образцового отца…
Марианна не повелась на провокацию.
- С какого бы конца мы ни взялись за эту проблему, господин Драгонман, истина конкретна: Малон не может НЕ быть их сыном…
- Я понял… - психолог кивнул, - спасибо, что попытались.
На некоторых кабинках висели большие черно-белые постеры в стиле "Ревущих двадцатых", фотографии "Титаника", трансатлантических лайнеров и нарядных парочек на мосту. Сто лет назад Гавр был чертовски романтичным местом.
Марианна скользила рассеянным взглядом по афишам, задавая себе идиотские вопросы.
Интересно, Василе холостяк? У него роман? Нравится ему прогуливаться с женщиной по берегу океана? Мерзавец отлично скрывает свои чувства! Стоит на своем, как ребенок, не желающий признавать, что сирен и единорогов на самом деле не существует.
Он медленно повернул к ней голову:
- Можете назвать свое самое раннее воспоминание, майор?
- Что, простите?
Психолог улыбнулся:
- Обожаю этот тест! Каждый должен однажды пройти его. Ну же, подумайте. Я спрашиваю не о том, что вам рассказали, а о событии, отпечатавшемся в мозгу.
- Ясно…
Марианна на мгновение прикрыла глаза, отгородившись от внешнего мира, потом сказала:
- Вы застали меня врасплох, так что за точность не ручаюсь… Думаю, это воспоминание о поездке на ферму моей тети. Я смотрела, как она доит корову, притащила стульчик и попробовала повторить ее движения. Кажется, я никому об этом не рассказывала…
- Сколько вам было лет?
- Не уверена… Четыре? Нет, скорее пять, а может, даже шесть, ведь это случилось весной.
- То есть первые пять-шесть лет жизни похожи на "черную дыру", и, если вы хотите что-нибудь узнать о том времени, приходится верить на слово другим людям. Рассматривать альбомы с фотографиями. Доверять маме, которая как-то раз, после воскресного обеда, вдруг расчувствовалась и пустилась в воспоминания. О пространственных ориентирах - детском садике, доме няни, месте, куда вы впервые поехали на каникулы, - вы тоже слышите от других людей…
Психолог помолчал, подставил лицо морскому ветру и продолжил:
- Малону Мулену нет и четырех, майор! Он неизбежно забудет все, что уже пережил и переживет за последующие долгие месяцы, останутся только призраки. Я ведь объяснил вам, что память ребенка такого возраста подобна глине, которой взрослые могут придать любую форму. Я хочу верить, что Малон, как вы и сказали, сын Аманды и Димитри Мулен, но в таком случае к проблеме нужно подходить иначе. Воспоминания оказались в голове мальчика не случайно.
- Как это понимать?
- До трех лет ребенок не осознает себя. Его "я" растворено в том, что на нашем профессиональном жаргоне называется коллективное бессознательное. Мама, папа, няня воспринимаются им как продолжение себя… Это значит, что когда Малон говорит о прежней маме, о том, что помнит о своей жизни с ней, мы можем быть уверены в одном: его воспоминания реальны. Они существуют у него в мозгу. Сначала их туда поместили, а потом холили и лелеяли. Сделать это мог только человек из его коллективного бессознательного. И этот человек постарался, чтобы Малон не забывал. Он последний свидетель. Хранитель тайны. А следовательно…
Василе замолчал, уставившись на ретроафишу на соседней кабинке: усач в котелке приподнимал вуаль на шляпке хорошенькой, стриженной под мальчика полуобнаженной девицы.
- Следовательно, - продолжил психолог, - если некто приложил столько усилий, чтобы Малон помнил, значит, другие заинтересованы в том, чтобы он забыл…
- Родители?
- Вполне вероятно. Можете записать меня в идиоты, но все, что рассказывает этот мальчик, наводит на одну-единственную мысль: ему в голову намеренно вложили этакие маячки, чтобы в нужный момент мозг их активировал.
Василе так увлекся, что даже губы дрожали. Марианну это очаровало, заинтриговало и почти убедило.
Увы, в его рассуждениях имелся один, но капитальный недостаток.
По его гипотезе выходило, что некто, наделенный макиавеллиевской изобретательностью, встроил воспоминания в мозг Малона и беспрестанно рассказывает ему о другой, прошлой жизни.
Тут-то и таится главная заковыка.
Малыш без колебаний назвал имя таинственного манипулятора. Гути, плюшевая игрушка!
Бред.
Марианна несколько долгих секунд прислушивалась к себе, пытаясь понять, верит ли хоть чуть-чуть в сверхъестественную выдумку Малона Мулена. Ей совсем не хотелось обидеть Василе шуткой или насмешкой. Вопреки всякой логике, она решила отнестись к опасениям психолога серьезно. Ну или хотя бы сделать вид.
- Значит, Малону что-то грозит и воспоминания призваны его защищать?
- Возможно. Чем еще объяснить панический страх перед дождем? А то, что он вечно мерзнет? Но в остальном картинки слишком точны и ничем не напоминают обычную травматическую память.
Порыв ветра взлохматил волосы Марианны. "Прическа a la дохлый осьминог, рожа красная, пальто застегнуто до подбородка… Дивно сексуальные детали отлично дополняют разбитый нос!" - с иронией подумала она.
- Давайте укроемся вон там, - Драгонман кивнул на пляжную кабинку, которую перекрашивал муниципальный рабочий, - я вам кое-что покажу.
Два на два метра, запах сырости странным образом контрастировал с жарким воздухом. "Увы, целоваться с тобой в этом укромном уголке он явно не собирается, подруга!" - мысленно посетовала Марианна.
Василе опустился на колени, достал из рюкзачка карту масштаба 1:25 000 и разложил на песке. Чтобы не наступить на глянцевую бумагу, Марианне пришлось вжаться спиной в дощатую стенку. Карта была исчерчена цветными стрелками, заштрихованными геометрическими фигурами и разноцветными кругами.
- Я попытался разобраться… - он поднял глаза на собеседницу, - материализовать рассказы Малона. Видите, не такой уж я и чудак, использую дедуктивно-гипотетический метод. Как и полиция, верно?
Логика психолога позабавила Марианну, но и показалась убедительной: сотрудники комиссариата действительно часто опирались в расследованиях на свидетельства разного уровня надежности.
- По словам Малона, - продолжил Василе, - прежний его дом стоял на берегу моря, которое он видел из окна комнаты. Я заштриховал все обитаемые прибрежные пространства. Их не так много, если исключить скалы, природные заповедники и промышленные зоны. Кроме того, Малон каждый раз упоминает пиратский корабль. Я обвел кружками все места, откуда можно заметить корабль. Неважно какой - рыбацкую шхуну или танкер-гигант. На карте отмечены все виды на рыболовецкий порт и бухты. Я не исключил даже деревянные лодки на игровых площадках в Мар-Руж, Сен-Франсуа и Блевиле. Видите, майор, если соединить прямыми линиями места на побережье и дома, откуда можно увидеть корабль, получается огромная территория, в нее входит большая часть исторического центра Гавра, восстановленного Огюстом Перре.
- А как насчет остального? Кажется, Малон утверждает, что жил рядом с лесом, где водились людоеды и чудища, так?
Ничуть не смутившись, психолог указал на зеленые участки карты:
- Тут у нас выбор богатейший. Лес Монжон - само собой, сады вокруг форта Сент-Адресс, лес у въезда в туннель Женнер… Но совпадений нет, вернее, их слишком много. Стоит подняться на возвышенность - и издалека увидишь море.
- А ракеты?
Василе включился в игру. Он был очень рад, что Марианна запомнила детали, его глаза горели азартом, смущая женскую душу.
- Насчет ракет у меня ноль идей. Аэропорт Гавр-Октевиль расположен в километре от моря, достаточно близко к торговому центру "Мон-Гайар", но Малон категоричен: не самолет, а именно ракета. Никаких следов замка с четырьмя круглыми башнями я тоже не нашел. Ближе всего расположен замок д’Орше, но у него одна башня. А у замка Гадель в Сент-Адресс их восемь… Я на всякий случай учел всё, что напоминает донжон или небольшой замок, в том числе водонапорные башни, и отметил их синими крестиками.
Марианна с минуту разглядывала карту. Из Драгонмана вышел бы хороший сыщик. Воображение у него точно богаче, чем у большинства ее коллег.
Василе огорченно улыбнулся:
- Ни одно из мест не соответствует всем критериям. Я как будто смотрю на детали нескольких пазлов, которые случайно ссыпали в одну коробку. Кажется, что несколько пластов воспоминаний наложились один на другой. Трудно понять, что к чему относится, рассортировать кусочки, отложить ненужные в сторону.
Майор Огресс тоже терялась в догадках. Экран ее телефона загорелся голубым светом.
Скоро будешь?
Ж. Б.
Марианна мгновенно забыла о психологе, словно сообщение лейтенанта вырвало ее из долгого сна.
Что она здесь делает? Разглядывает карту сокровищ, плод фантазии трехлетнего мальчика и ученого с завиральными идеями, а где-то разгуливают два налетчика, которые хладнокровно расстреляли полицейский патруль и как сквозь землю провалились вместе с добычей в два миллиона евро.
- Мне действительно пора, господин Драгонман. Мы вернемся к этому разговору. Я поручила одному сотруднику - он молодой, но шустрый и сообразительный - копать дальше, так что…
Они обменялись неловким рукопожатием, и Марианна быстрым шагом пошла к своему "рено", припаркованному у кафе "Жареная картошка от Виктора", только оно осталось открытым на приморском бульваре.
* * *
Василе свернул карту. Из трамвая вывалились подростки на роликовых коньках и покатили в сторону скейт-парка. По дощатой дорожке бежала девушка с конским хвостиком и плеером на поясе.
Как долго Марианна Огресс будет его поддерживать?
В какой момент присоединится к скептикам?
Даже если она так не поступит, как убедить ее не сдаваться и немедленно копнуть глубже, пока мозг Малона хранит воспоминания, пока образы еще не скукожились, не усохли, как подгнившее зерно, которое никогда не даст всходов? Как успеть и не дать окончательно улетучиться жизни ребенка, его настоящей жизни?..
Малон доверился ему. Василе понимал, что с самого первого дня работы психологом не брал на себя подобной ответственности.
Он убрал карту в рюкзак.
Нелегко ощущать себя последней надеждой ребенка, чем-то вроде обломка мачты на волнах, за которую цепляется утопающий.
Да что там нелегко - страшно!
Девушка была очень хорошенькая. Она на бегу встретилась с ним взглядом, но не замедлила шаг и даже не обернулась, уверенная, что красивый брюнет будет смотреть ей вслед, любуясь крепкой попкой.
Маленькие удовольствия мимолетного соблазнения.
Она ошибалась.
Василе уже секунду спустя забыл о бегунье, ошеломленный внезапной догадкой.
Он понял, как Малон общается со своим плюшевым любимцем.
22
Маленькая стрелка на 10, большая - на 7
Красно-оранжевая шапочка, шарф и перчатки в тон, резиновые сапожки делали Малона похожим на садового гнома. Он стоял в высокой траве и ждал, когда Аманда выведет из гаража его велосипед и поставит на плиты у забора.
- Мы идем на пруд, к уткам.
Малон не шевельнулся, только слегка повернул голову и с опаской посмотрел на неприветливое небо. Могло показаться, что внутри этого гномика находится самый настоящий барометр.
Будет дождь.
Аманда подняла сына и посадила на седло:
- Вперед, ленивец, крути педали!
Мальчик послушался, но проехал не больше пары метров: колеса увязли в гравии. Аманда вздохнула и слегка подтолкнула его:
- Ну же, малыш, не упрямься! Я уверена, что Килиан и Лола давным-давно ездят без боковых колесиков.
Аргумент действия не возымел. Она поправила сыну шапочку и снова подтолкнула в спину, придав ускорение.
Волосы Малона не успели просохнуть. Под душем он орал не переставая - его жутко пугали брызги, но на сей раз у Аманды не было выбора. Она зажала сына между коленями, раздела и понесла в ванную, чтобы смыть с лица, шеи и рук мертвых насекомых.
Мертвых, всего лишь мертвых. Не грязных.
Обнаружив Малона в шкафу, она так и сказала сыну и мужу, пытаясь улыбаться, как будто речь шла о забавной шутке. Не плачь, милый, они ничего тебе не сделают, ты ведь не боишься конфетти или пуха одуванчиков!
Уговоры не подействовали.
- Вымой парня и подмети тут! - Окрик Димитри прозвучал как удар хлыста.
Аманда покорно присела на корточки, одной рукой прижала к себе Малона, а другой принялась собирать мух, жуков, пчел и складывать их в пластмассовую коробку.
- Выкинь эту дрянь в помойку! - рявкнул Димитри, и Малон зажал уши ладошками.
Аманда воспротивилась - наверное, впервые в жизни:
- Нет, Димитри. Нет! Не проси меня, пожалуйста…
Она боялась, что он сейчас отнимет у нее коробку, схватит веник - впервые в жизни - и сам все выметет, но он лишь буркнул:
- Ты чокнутая! Еще более чокнутая, чем этот мальчишка! - И вышел, шваркнув дверью.
Дорожка от участка к пруду шла под уклон, так что Малону даже не нужно было крутить педали велосипеда. Он усадил Гути в пристегнутую к рулю корзинку и катил по гладкому черному асфальту, как по треку "Формулы-1".
Здесь было безопасно. На машинах по улице ездили только жители домов, стоявших вокруг сквера Мориса Равеля. Архитекторы, планировавшие застройку Верхнего Манеглиза, были экспертами по сооружению лабиринтов. Когда Димитри и Аманда купили дом, им объяснили, что в их мини-поселении действует общественный контроль: никто не может попасть туда незамеченным, каждый житель наблюдает за домом соседа. У всех был свой кусок улицы и своя стоянка, но благодаря гениальному замыслу архитекторов создавалось ощущение уединенности. Копаешься в садике, возделываешь огород - и чувствуешь себя отрезанным от мира, города и даже деревни, хотя тебя окружают однотипные дома, торговые центры, деловые районы и транспортные развязки.
Головастые градостроители, ничего не скажешь!
В центре этого стратегически обустроенного макета дети могли играть, не подвергаясь никакому риску. Здесь даже пруд имел нарочито заброшенный таинственный вид: "лабиринтологи" четко спланировали комплекс, подчеркнув его достоинства импровизированными деталями.
Аманда ухватила Малона за воротник, чтобы не слишком разгонялся, и мальчик звонко засмеялся - впервые за день. В такие мгновения она всегда повторяла про себя слова песни Рено, а потом слушала ее по нескольку раз, чтобы навсегда сохранить в памяти мгновения счастья. "Даже самые идиотские песни на то и нужны, - говорила она себе, - чтобы помнить глупейшие эмоции…"
И слышать, как твой смех летит ввысь,
туда, где кричат птицы.
Голос Рено под фортепианный аккомпанемент:
Нужно любить жизнь, и любить ее,
даже если время-убийца
уносит с собой детский смех .
Примитивные истины…
Уток на пруду не было - они улетели несколько недель назад, когда в сентябре случились первые утренние заморозки. Аманда знала, что птиц они не увидят, но притворилась огорченной, а Малону было все равно. Он взял Гути и потопал в камыши искать утиные гнезда. Прошлой весной ему удалось увидеть вылупившихся утят, но потом их сожрали кошки.
Аманда таяла от умиления.
Этот деревенский уголок в пятидесяти метрах от их дома был для Малона краем земли, безбрежным океаном, бесконечной вселенной: он будет расти, а она - сжиматься. Пройдет несколько лет, и огромный мир станет невзрачной планеткой, которую можно обойти в три шага. Лабиринтом вроде того, куда Минос посылал на верную смерть молодых афинян. Хитрой ловушкой из туй и бирючины, полной тупиков.
"Эти умники архитекторы пытались построить для нас лабиринт, но только все запутали", - подумала Аманда.
Отсюда удавалось исчезнуть только уткам…
Даже она, в шестнадцать лет поклявшаяся себе, что уедет из Манеглиза навсегда, вернулась… как птицы. Человек может объехать весь мир в поисках солнца и любви, найти их - или не найти, но он всегда возвращается, потому что потомство должно появляться на свет здесь.
Чтобы его потом кто-нибудь сожрал.
Тяжелая капля пробила темную маслянистую поверхность пруда.
Малон ничего не заметил, но Аманда поняла, что нужно немедленно возвращаться. Пока не начался ливень и Малон не взбудоражил своими криками всю округу.
- Куда они делись, Мама-да, где утята?
"Потомство должно появляться на свет здесь", - снова подумала Аманда, оставив вопрос Малона без ответа.
И его обязательно кто-нибудь сожрет.
Если она не помешает.
Сделать салат из помидоров. Пожарить котлету и картошку. Пока будет готовиться еда, Малон посмотрит серию "Джека и пиратов", а за обедом еще одну.
- За стол, юнга! - строгим голосом скомандовала Аманда, и Малон не стал упрямиться. Ну и ладно, он знает истории про Джека наизусть, куда лучше побыть одному в своей комнате. Аманда знала, как сильно ее мальчик любит уединение, и очень тревожилась, но разве могла она упрекать за это сына?