Другие времена, другая жизнь - Лейф Г. В. Перссон 33 стр.


Осенью 1974-го ее отец получил очень почетную должность - его назначили экспертом ЮНИСЕФ, детского фонда ООН, - передал свою практику коллеге, взял с собой новую жену и двоих детей и уехал в Нью-Йорк, где прожил больше года. Хелена осталась одна в квартире на Риддаргатан, причем ее контакты с матерью в связи с отъездом отца не участились. Очевидно, она вполне справлялась и без посторонней помощи.

Той же осенью у нее завязался роман с ближайшим приятелем ее двоюродного брата Тео Тишлера - Стеном Веландером. Ей было шестнадцать, Веландеру двадцать семь, у него были жена и двое детей, и когда он осенью 1975-го развелся, то заодно порвал и с Хеленой Штейн.

В тот период Хелена увлеклась политикой, что часто приводило к конфликтам с матерью и с некоторыми из учителей.

Взгляды ее были типичны для молодых радикалов. Она металась между различными левыми группировками, пока не вступила в Шведскую коммунистическую партию. Так она стала коммунистом. Ее буржуазное окружение особого восторга по этому поводу не испытывало, но все надеялись, что с возрастом это пройдет.

Кроме членства в компартии, она принимала участие в движении против войны во Вьетнаме и даже в борьбе за улучшение условий содержания заключенных.

- Эта борьба за левые идеалы прямо красной нитью проходит по ее жизни, - подвела итог Маттеи.

- Да-а, - протянул Юханссон. - Типичная юная левачка веселых семидесятых.

- Нет, не типичная, - мотнула Маттеи головой. - Шеф ошибается. Впрочем, это распространенный предрассудок.

- Вот как! - улыбнулся Юханссон. Его, казалось, нисколько не задело замечание Маттеи. - Объясни.

- В то время среди молодых радикалов было очень мало детей из хорошо обеспеченных семей, а почему-то принято считать, что левыми идеями баловались выходцы из буржуазии.

- Ты хочешь сказать, Штейн была, напротив, исключением?

- Да. Во всяком случае, ее происхождение делало ее белой вороной среди левых.

- А насколько искренним было ее увлечение политикой?

Если у нее такое уж неподходящее происхождение, подумал он.

- Убеждена, что ее политические взгляды были абсолютно искренними, - сказала Маттеи. - Иначе она не попадала бы в истории.

- Ты имеешь в виду посольство? А может, для нее этот эпизод был просто интересным приключением? В меру опасно, очень романтично… Она же не думала, что все кончится так, как кончилось.

- Не исключено, что отчасти так и было, но есть и другие, не такие приятные для нее обстоятельства.

- А именно?

- Если я все поняла правильно, в гимназии ее довольно сильно травили одноклассники. В первый год на юрфаке в Упсале ее поколотили два студента после праздника стокгольмского землячества, - сообщила Маттеи. - В объяснении для полиции указано, что ссора возникла в результате политической дискуссии, и, если шефу интересно посчитать ее синяки, я вложила в дело копию врачебного осмотра в Академическом госпитале в Упсале. - На ее лице не было ни тени улыбки.

А ты смелая девочка, подумал Юханссон, куда смелее, чем выглядишь.

- Скоты, - сказал он вслух. - А дальше что? Что она делала осенью восемьдесят девятого, когда помогла Эрикссону отправиться на тот свет?

- К этому времени она давно уже была членом Социал-демократической партии. Вступила в семьдесят седьмом и состоит до сих пор. Член женского союза и юридического совета в рамках партии. Представляет левое крыло. Несмотря на внешнюю скромность, ее считают очень значительной фигурой.

- Вот видишь, - довольно сказал Юханссон. Была у него такая слабость - примерять чувства и мысли других людей на себя.

- Извини, шеф, - не поняла Маттеи. - Вижу что?

- Люди постепенно смещаются вправо.

- Да, по мере того как становятся старше. На эту тему написаны сотни диссертаций.

- Приятно слышать, - обрадовался Юханссон.

Всегда приятно слышать, что люди более или менее нормальны, подумал он.

- Но нельзя сказать, что с тех пор, как она подалась в социал-демократы, у нее все шло как по маслу, - продолжила Маттеи.

- А в чем дело? - спросил Юханссон.

Ее и потом поколачивали? - подумал он, но вслух не сказал - это выглядело бы несерьезно.

- Она очень трудолюбива, и сейчас, помимо работы на посту госсекретаря, у нее есть и другие доверительные поручения. Она даже недолго сидела в риксдаге, замещала заболевшего депутата.

- Но в ноябре восемьдесят девятого года она работала адвокатом.

- Да. Штейн окончила юридический факультет в тысяча девятьсот семьдесят девятом году в университете Упсалы. Работала сначала в народном суде, потом проходила практику в адвокатуре до восемьдесят пятого, когда получила звание адвоката. Работала адвокатом до тысяча девятьсот девяносто первого, потом ушла в политику; в правительственной канцелярии - с девяносто четвертого, после возвращения социал-демократов к власти. И все же она, как я уже говорила, белая ворона среди них.

- Почему?

- Отчасти из-за своего происхождения… Шеф сам же говорит, что Штейн аристократка, и об этом ей, конечно, не раз напоминали. Но дело не только в этом.

- А в чем же еще?

- Она белая ворона потому, что она высококлассный юрист, свободно говорит на нескольких языках и среди ее сотрудников невозможно найти ни одного, кто сказал бы о ней хоть одно дурное слово…

- Она замужем? - прервал ее Юханссон. - Дети есть?

- Была замужем за сокурсником несколько лет, пока училась в университете и работала в суде. С восемьдесят первого разведена, детей нет. Еще у нее было несколько связей, более или менее продолжительных, однако, с тех пор как ее назначили госсекретарем, живет одна.

- Ты в этом уверена? - спросил Юханссон, почему-то широко улыбнувшись.

- Да. Последние годы она живет одна.

- Интересно… Я должен спокойно просмотреть все материалы. На что еще ты хотела бы обратить наше внимание?

- Ее назначение на пост госсекретаря в Министерстве обороны, безусловно, представляет интерес.

- Это еще почему?

- У нее сформировавшиеся взгляды на оборону и особенно на экспорт военной продукции. Это стало ясно как день, когда ей поручили курировать внешнюю торговлю. Не думаю, чтобы военные прыгали от радости, когда ее назначили в их министерство.

- Вот оно что. - Юханссон задумался. - Новая Май Бритт Теорин?

- Идеологически - да, очень похоже. И ведь она юридический виртуоз, а это пугает ее противников больше всего. Говорят, она просто неподражаема.

- И несмотря на такие дарования, Штейн получила должность замминистра? - удивился Юханссон.

- Вот именно! Единственное разумное объяснение - правительство или кто-то в правительстве, но на очень высоком уровне, решили щелкнуть военных по носу.

- Значит, ты так ставишь вопрос, - неопределенно высказался Юханссон.

Уж я-то прекрасно понимаю, как именно ты его ставишь, подумал он.

Когда после обычных незначительных вопросов и заключительной болтовни совещание закончилось, Юханссон поблагодарил всех за проделанную работу и пожелал хорошо провести выходные.

- Езжайте по домам и отдыхайте, - сказал он. - В понедельник соберемся и попытаемся наметить план действий.

Вид у него при этом был приветливый, но в достаточной мере начальственный.

Он отвел Хольт в сторону и попросил ее составить резюме по важнейшим пунктам и проследить, чтобы прокуратура получила материал как можно быстрее, самое позднее - на следующий день.

- А потом можешь отдыхать, как и все. У тебя же маленький сын?

- Не такой уж маленький, - пожала плечами Хольт. - Скоро семнадцать.

- И меня он, разумеется, ненавидит, поскольку я вступил с ним в конкурентную борьбу за мамино время.

- Не думаю, - ответила Хольт. - Если бы он знал, чем мы тут занимаемся последнее время, ты стал бы его кумиром.

- Вот как! - Юханссон вспомнил, что и ему давно надо бы позвонить своему собственному сыну, хотя у балбеса уже есть невеста и намечается ребенок. - Но у тебя же есть какой-нибудь мужчина?

Юханссон решил проявить человеческий интерес к делам сотрудников: он должен налаживать дружеские, доверительные отношения с подчиненными, тем более что делать ему все равно нечего.

- Нет. - Хольт слабо улыбнулась. - Я, как и Хелена Штейн, давно живу одна.

- Так пойди в кабак и сними кого-нибудь, - без всякого намека на сентиментальность заявил Юханссон. - Не так уж это трудно.

На ужин к Юханссонам были приглашены лучший друг Ларса Бу Ярнебринг с женой. Вечер прошел, как всегда, очень приятно. Когда гости ушли, Пиа почти тут же уснула, положив голову на правое плечо мужа. Он обнял ее левой рукой.

Интересно, послушалась ли Хольт его совета - снять парня в кабаке? С этой мыслью уснул и он.

38

Понедельник, 10 апреля 2000 года

В выходные Юханссон занимался самыми разными вещами, главным образом изучал биографию государственного секретаря Хелены Штейн, составленную Лизой Маттеи. Закончив, он понял, что целиком и полностью с ней согласен: если бы Маттеи и в самом деле взялась писать роман и потерпела неудачу, свалить на отсутствие материала ей бы не удалось.

Но ведь и фантазия тоже важна, подумал Юханссон, без фантазии книгу не напишешь, она так и останется журналистской историей, пусть даже интересной… Только фантазия превращает факты в мысли и вдыхает в персонажей жизнь. Что там истина, а что ложь - какая разница? Разве самые великие, вечные истины не стали таковыми исключительно благодаря человеческой фантазии?

Все эти и подобные им рассуждения настолько подняли его настроение, что он решил вознаградить себя еще одним стаканом красного вина на сон грядущий. Жена отправилась к подруге и предупредила, что вернется поздно, так что у него не было никакой необходимости сидеть и ее дожидаться.

Хорошее настроение не улетучилось даже в понедельник утром, и он был очень этому рад, поскольку в начале рабочего дня ему предстояло встретиться с прокурором СЭПО, а для такого разговора он должен был быть в форме.

- Что скажешь? - спросил Юханссон прокурора, который то и дело вздыхал и ерзал на своем стуле за огромным письменным столом.

- Слишком много самых разных и неприятных совпадений, - ответил прокурор с весьма озабоченным видом.

- В том-то и дело, - сердечно поддержал Юханссон.

Так всегда бывает, когда начинаешь копаться в совпадениях, подумал он. Все разные и все неприятные.

- Нет-нет! Всего этого не хватает на более или менее обоснованные подозрения против нее. Об этом и речи нет! - поспешно сказал прокурор, подняв для убедительности обе ладони, словно отталкивая только что зародившееся в пространстве перед ним необоснованное подозрение. - До этого далеко. Очень далеко. Я попытался сейчас оценить улики, и прямые, и косвенные, как мы это обычно делаем, по отдельности и в сочетании… Нет, единственный разумный вывод - этого недостаточно. Это совершенно очевидно!

- Мы пришли примерно к такому же заключению, - поддакнул Юханссон.

- Единственно разумному. Разумеется, мы не можем пройти мимо альтернативных версий убийства. Я имею в виду, что все могло произойти и без участия Штейн.

- Как ты себе это представляешь? - невинно спросил Юханссон, хотя прекрасно знал, что сейчас услышит.

- Ну… вспомни хотя бы свидетельство комиссара Бекстрёма. У него совершенно иная точка зрения, нельзя же сбросить со счетов его мнение, ведь именно он руководил следствием.

- Да, конечно… руководил.

- Бекстрём - очень опытный полицейский, - сказал прокурор. - Знаешь, этакий старый филин…

Юханссон одобрительно покивал, он не ожидал такого развития разговора - прокурор его удивил.

- Это точно: из настоящих старых филинов, - с максимальной доступной ему теплотой подтвердил Юханссон. Филин и есть филин, подумал он. - Гомосексуальный след, безусловно, заслуживает внимания.

Если иметь глаза на затылке, как у тебя, ехидно подумал он.

- Как ты смотришь на то, что мы спишем это дело? Против Штейн?

- Спишем как полностью несостоятельное.

- И следствие, которое твои ребята провели - между прочим, образцовое следствие, я специально подчеркиваю - образцовое, - останется в этих стенах. - Бодрости у прокурора заметно прибавилось.

- Конечно-конечно, - согласился Юханссон. - В противном случае это будет чистой воды оговор. - Как быстро ты сможешь подготовить все бумаги?

И тогда я поговорю со своими, решил он.

- А когда ты хочешь их иметь?

- Лучше всего прямо сейчас.

Если ты начнешь вилять, я удушу тебя собственными руками, подумал Юханссон.

- После ланча, - осторожно предложил прокурор. - Мне понадобится несколько часов - ну, сам знаешь, отточить формулировки, - и во второй половине дня ты получишь заключение.

- Договорились, - согласился Юханссон.

Лучше бы ты ничего не оттачивал, подумал он. Обрежешься!

- Сожалею, - сказал Юханссон час спустя на оперативке. - Прокурор наотрез отказался принять дело. Перепугался до смерти, бедняга.

- Такова жизнь, - философски заявил Викландер.

Уж из-за Эрикссона-то мне бессонница не грозит, подумал он.

- Да, стокгольмская полиция вряд ли сможет похвастаться достижениями в этом деле, - опечалилась Хольт.

Хоть Бекстрёма там уже и нет, тут же мысленно усмехнулась она.

- Доработались, так их… - высказалась решительная Мартинес.

Трусы чертовы! - продолжила она про себя. Будь это не Штейн, от нее бы мокрого места не осталось.

- А я думаю, это очень правильное и мудрое решение, - сказала Маттеи. - Несмотря на то что Юханссон рассказал нам в пятницу, неопровержимых доказательств, что Эрикссона убила именно Штейн, у нас нет.

- Это тоже верно, - кивнул Юханссон. - И еще: я попросил бы всех зажмуриться. - Он улыбнулся. - А теперь пусть те, кто считает, что мы поступили правильно, поднимут руку. Раз, два три, открываем глазки.

Трое из четырех моих сотрудников, подумал Юханссон. Однако сам он поднял обе руки, так что рук снова было пять.

- У тебя еще будут шансы, Мартинес, - доброжелательно кивнул он ей. - Хочу, кстати, воспользоваться случаем и поблагодарить всех за отличную работу. Подчеркиваю - всех, всю группу.

Остается самое трудное, подумал он.

После ланча Юханссон встретился с двумя сотрудниками из отдела контршпионажа. Они дали ему объективку на Майкла Лиску, родившегося в Пеште в 1940 году и ставшего в 1962 году гражданином США.

- Мы знаем не так уж много о наших американских друзьях по причинам, которые тебе наверняка известны, - сообщил ему интендант полиции, заместитель начальника отдела, - но про друга Лиску все же кое-что накопали. Здесь все. - Он протянул Юханссону дискету. - Не так много, как я уже сказал.

Стоило бы узнать и побольше, мир меняется, подумал Юханссон, но вслух не сказал. Пусть этим занимаются другие.

- А можешь вкратце рассказать, что там есть, на этой дискете? - попросил он.

- Разумеется.

Майкл Лиска работает на ЦРУ уже около тридцати лет, до этого был в разведке военно-морского флота. В мире разведки и шпионажа о нем ходят легенды, особенно сейчас, когда он уже не так засекречен. Утверждают, что операцию "Роузвуд" спланировал и организовал именно он.

- Впрочем, в последнее время он больше ездит по миру и выступает с лекциями, - сказал интендант. - Дал несколько интервью по американскому телевидению, очень удачных. Лектор, говорят, он тоже хороший. И у нас бывал, последний раз в декабре, когда военные проводили конференцию в Карлбергском замке.

В период активной деятельности Лиска работал главным образом за границей, в основном в Европе, более всего интересовался, естественно, странами за железным занавесом, но выполнял задания и в Скандинавии, в том числе в Швеции.

- Парень даже выучился вполне понятно говорить по-шведски, - продолжал интендант, - вернее, по-скандинавски, знаешь, какая-то смесь шведского, датского и норвежского. В общей сложности он провел в Швеции и Норвегии около двух лет. - Интендант, по-видимому, был польщен повышенным вниманием Лиски к его родине. - Обычно он появлялся в американском посольстве на Юргордене.

- А что за контакты у него были в Швеции?

- Ты спрашиваешь, надо понимать, не об официальных контактах? Военная разведка… Разные крупные шишки из прошлых времен - этих-то ты найдешь на дискете…

Конечно найду, подумал Юханссон, этих старых филинов… Не пойти ли на курсы орнитологов? Работа, похоже, этого требует.

- Был ли у него какой-нибудь близкий приятель, о котором мне следовало бы знать?

- А как же. - Интендант слегка улыбнулся. - Один был. Очень пикантное знакомство.

- И кто же это? - спросил Юханссон, хотя уже был почти уверен в ответе.

- Ты его прекрасно знаешь. Серый кардинал премьер-министра по вопросам безопасности… известный в определенных кругах бывший особый эксперт… ныне госсекретарь в правительстве.

Странно, что его почти никогда не называют по имени, подумал Юханссон. Неужели так трудно запомнить его фамилию - Нильссон. И написание самое обычное - с двумя "с".

- Значит, госсекретарь Нильссон и агент ЦРУ Лиска - лучшие друзья? - спросил он.

- Что значит - "лучшие"? Нет, я бы так не сказал, но известно, что они поддерживают знакомство уже очень много лет.

- И как же господин Нильссон и упомянутый Лиска… каким образом они это знакомство поддерживают?

- Мы можем смело исходить из того, что они поддерживают знакомство целиком и полностью с благословения вышестоящих инстанций, - кротко покивал интендант.

- Извини за занудство, - сказал Юханссон, - и все же не могу не поинтересоваться: неужели за все время этого благословенного знакомства никто из нашей конторы не проявил достаточно такта, чтобы проинформировать госсекретаря, кто является истинным работодателем его собеседника? Исхожу из того, что эти сведения вряд ли указаны в его визитной карточке.

- Ни в одной из тех, что мы видели, - весело подтвердил интендант, - да ведь и секрет невелик. Госсекретарь, ясное дело, знает, на кого работает Лиска.

- Конечно знает. Я не об этом.

- Ты имеешь в виду, что мы должны были предупредить его официально? - спросил интендант, уже не улыбаясь.

- Вот именно! А вы предупредили?

Наконец-то клюнуло, подумал Юханссон.

- Нет, - сказал интендант помрачнев.

Назад Дальше