- Тогда это необходимо исправить, причем немедленно. Проследи, чтобы подобрали документы для аналитиков, и пусть они включат свои выводы в обычный информационный отчет госсекретарю. Копия - министру юстиции, чтобы они потом не валили друг на друга.
- Когда?
- Через пару часов.
К тому времени я успею ознакомиться с дискетой, а там поглядим, говноед, подумал Юханссон.
- Никто этому отчету особенно не обрадуется, - проворчал интендант, и, если судить по выражению его физиономии, в этом высказывании была большая доля правды.
- Меня это не волнует, - сказал Юханссон. - Предположим… вопрос, конечно, представляет чисто академический интерес, и все же: что было бы, если бы наш Лиска работал не на ЦРУ, а на советское ГРУ… или КГБ в те времена, когда они рассматривали Швецию как объект своей внутренней политики? Что было бы с нашим госсекретарем?
- Это некорректное сравнение, - попытался вывернуться интендант. - Я хочу сказать…
- Отвечай на вопрос, - прервал его Юханссон. - Что было бы с нашим госсекретарем?
- Угодил бы в кутузку, ясное дело.
- Вот и договорились, - закончил разговор Юханссон.
- Пожалуйста, подготовь мне три встречи, - попросил Юханссон секретаршу.
- Как шефу будет угодно. - Она улыбнулась и взяла ручку.
- Во-первых, мне надо встретиться с генеральным, но не раньше чем через два часа, а лучше к концу рабочего дня. - Юханссон поднял вверх указательный палец. - Мне нужно полчаса.
- Во-вторых?
- Во-вторых… - К указательному пальцу добавился средний. - Закажи на завтра встречу в Розенбаде с нашим дорогим госсекретарем по безопасности. Лучше с утра.
- И в-третьих?..
- И в-третьих, - сказал Юханссон, но следующего пальца не поднял: по отношению к женщине такой жест выглядел бы неприлично, - после встречи с вышеназванной персоной мне надо повидаться с Хеленой Штейн, заместителем министра обороны. Вечером, без огласки и желательно в ее квартире.
- Вот это да! - весело воскликнула секретарша. - Надеюсь, ничего такого…
- Нет, - сказал Юханссон.
Даже наоборот, подумал он.
39
Вторник, 11 апреля 2000 года
В десять часов утра Юханссон уже был в Розенбаде, в кабинете заместителя премьер-министра по безопасности, и передал ему памятную записку с объективкой на американского гражданина Майкла Лиску, составленной накануне сотрудниками отдела контрразведки и одобренной генеральным директором СЭПО в тот же вечер.
- Хочу поблагодарить за оказанную мне честь, - иронически кивнул госсекретарь на папку, которую он даже не открыл. - Я, разумеется, поделюсь с шефом вашими открытиями.
- Вы, сдается мне, не особенно удивлены! - хохотнул Юханссон. Он решил подыгрывать собеседнику до последнего.
И не надо давить на меня высокими покровителями, подумал он.
- Почти уверен, никто в этом здании не удивился бы, узнав, каким образом Лиска зарабатывает себе на картошку. Если вам известны и другие его контакты, я искренне надеюсь, что вы с нами поделитесь.
- Конечно-конечно, - вздохнул госсекретарь. - Вот уж не думал, что вы такой формалист, Юханссон.
- Да, я законченный, можно сказать, прожженный формалист, - улыбнулся Юханссон. - И когда меня ущемляют, я становлюсь таким формалистом, каких свет не видывал. И еще, чтобы избежать взаимонепонимания, хочу подчеркнуть, что вам не следует рассматривать меня и моего шефа как своего рода вспомогательный ресурс, которым вы можете располагать по своему усмотрению. Напоминаю, что это противоречит Конституции, а к покушениям на основной закон я особенно чувствителен.
- Ну и ну, - спокойно произнес госсекретарь. - Звучит, как прямая угроза. Кстати, не хотите ли кофе? - Он приглашающим жестом показал на журнальный столик, где стояли кофейник, чашки и вазочки с выпечкой. - Как видите, я хорошо подготовился к вашему визиту.
Вижу, подумал Юханссон. Он сразу заметил необычное разнообразие булочек, плюшек и пирожных и решил, что ни за что не позволит себе соблазниться коньячным кренделем. Хотя почему бы и нет? Вон тот наполеон выглядит просто божественно…
- Как там, кстати, дела с госпожой Штейн? - спросил госсекретарь, наливая Юханссону кофе.
- Дела с госпожой Штейн не особенно хороши, - ответил Юханссон.
Сейчас самое время, подумал он.
- Не особенно хороши? - Удивление госсекретаря казалось совершенно искренним. - Неужели вы имеете в виду эту старую историю с западногерманским посольством?
- Нет, - сказал Юханссон. - Если бы все было так просто…
И не лей кофе мимо чашки, подумал он. Госсекретарь явно нервничал.
- Я начинаю беспокоиться. - Он поставил кофейник и пристально посмотрел на Юханссона без обычной иронической гримасы. - Как вам известно, мой уважаемый шеф намерен предложить ей пост в правительстве, и, если вы с вашими помощниками придерживаетесь другого мнения, имейте в виду, что мы не пожалеем сил и времени, чтобы ваши аргументы…
- А ей уже предложили должность? Официально? - перебил его Юханссон.
- Пока нет. Но скоро предложим.
- Тогда скажите вашему уважаемому шефу, пусть поищет кого-нибудь еще. Если вам это не с руки, я могу поговорить с ним сам.
- Юханссон, Юханссон, - укоризненно протянул госсекретарь, - пора уже рассказать, в чем закавыка. Надеюсь, ваш отвод не связан с захватом посольства двадцать пять лет назад?
- Нет. Не связан.
- Слава богу, - обрадовался госсекретарь, примеряя улыбку. - Да перестаньте же, наконец, дразнить мое любопытство. Что она еще натворила? Замешана в убийстве Пальме?
- Нет. - Юханссон достал из портфеля голубую пластиковую папку. - Но прежде чем я скажу хоть слово, вы должны расписаться, что получили предоставленную нами информацию - вот, у меня есть бланк, - а также подписать гарантию сохранения этой информации в тайне - вот другой бланк. Я посоветовался и с генеральным директором, и с начальником юридического отдела, и генеральный сказал, что, если вы откажетесь подписать эти бумаги, он будет вынужден просить аудиенции у вашего шефа.
- Дайте ручку, - попросил госсекретарь. - Я должен успеть все подписать, прежде чем умру от любопытства. Итак? - спросил он, пододвигая Юханссону папку с подписанными документами.
- Итак… Я должен проинформировать вас о двух проблемах, возникших в связи с персональной проверкой государственного секретаря Штейн, а именно: у нас есть подозрения, что Лиска и его работодатель совместно со шведским так называемым оборонным лобби в случае назначения фру Штейн на должность министра обороны или другую, равноценную с точки зрения системы безопасности должность в правительстве попытаются влиять на ее решения.
- Вот оно что! - сказал госсекретарь. - Поправьте меня, если я ошибся, но в вашей замечательной фразе я насчитал как минимум три допущения.
- Несколько месяцев назад Лиске удалось, не без помощи нескольких услужливых идиотов из военной разведки, реанимировать уже почти списанное дело о захвате западногерманского посольства. По нашему мнению, они открыли так называемый канал, по которому они могут гнать любую дезу, могущую повлиять на Хелену Штейн и ей подобных…
Почему у него такой странный вид? - подумал Юханссон. Куда девалась обычная сардоническая ухмылка, это же его всем известный бренд…
- Звучит довольно странно, если учесть добрые отношения между нашими странами… Но продолжайте, я слушаю. И, если можно, поконкретнее.
- Не сейчас, - сказал Юханссон. - Но мы, разумеется, будем отслеживать ситуацию и информировать вас как можно более подробно.
- Так это же замечательно! - воскликнул госсекретарь. - Мы предупреждены, следовательно, готовы к любым неожиданностям. И больше всего ситуация на руку самой Штейн. Она может не опасаться, что американцы станут дергать ее за удила.
И тебя может не опасаться, подумал Юханссон.
- Нет, американцы не станут "дергать за удила", - заверил Юханссон.
И ты не станешь, подумал он, не надейся.
- Вот и превосходно! - Госсекретарь словно не заметил легкости, с какой Юханссон с ним согласился. - Пока, правда, я не понимаю, в чем проблема. Что мешает назначить ее на должность?
- К сожалению, это невозможно.
- Что значит "невозможно"? - Госсекретарь уже не пытался скрыть раздражение. - Что она, убила кого-нибудь?
- Да. И это вторая проблема.
- Что?!
Этого-то ты не знал, подумал Юханссон, глядя в вытаращенные глаза госсекретаря.
И он рассказал всю историю, как Хелена Штейн заколола Челя Йорана Эрикссона одиннадцать лет назад. Примерно в тех же выражениях, как он рассказывал на оперативке следственной группе. Или мог бы рассказать - но не рассказал - лучшему другу.
После чего он доложил о принятых им мерах, описал всю бюрократическую цепочку от решения прокурора о списании дела до всех лично им поставленных штемпелей "совершенно секретно" и малейшего клочка бумаги, также лично отправленного в мельницу.
- Совершенно неправдоподобная история! - простонал госсекретарь и горестно помотал головой.
- Может быть. - Юханссон хотел добиться ясности еще в одном пункте. - Однако назначение фру Штейн представляет собой риск, на который премьер-министр, ваш шеф, пойти не имеет права.
Он подивился высокопарности собственных слов. Хотя все так и есть, подумал он. Словно бы орел истории задел своим могучим крылом лоб простого деревенского парня, каким он себя и считал в глубине души.
- Я вас прекрасно понял, - сказал госсекретарь, которому больше всего хотелось завыть в голос.
- Чтобы и вы, и я лучше поняли, о чем идет речь, попробую уточнить. Можно выделить четыре источника риска. Во-первых, утечка информации в нашем отделе. Нас, конечно, не без оснований считают людьми, умеющими хранить тайны, - по сравнению, скажем, с "открытым" сектором мы по части говорливости мало чем отличаемся от бетонной стены, - но все равно, этот риск не равен нулю, хотя я и оцениваю его как минимальный.
- Сколько человек в СЭПО посвящены в эту историю? - спросил госсекретарь.
- Вместе со мной - восемь. И еще человек семь, которые знают отдельные детали, и не исключено, что смогут свести их воедино и сообразить, где собака зарыта.
- И все они будут хранить тайну? - недоверчиво спросил госсекретарь.
- Я уже объяснил, - ухмыльнулся Юханссон. - Кстати, нас уже девять - считая вас.
- Что еще, кроме нашей болтливости?
- Коллеги в криминальной полиции Стокгольма. Дело Эрикссона будет передано им в том же виде, в котором оно поступило к нам - максимально бесшумно. И все равно, это открытое дело об убийстве, и нельзя исключить, что раньше или позже оно может попасть в достаточно компетентные руки и кто-то сумеет вычислить Хелену Штейн… Страшно представить, что начнется, если к тому времени она будет министром обороны. - Юханссона передернуло. - Ее вываляют в дерьме.
- Что дальше?
- Средства массовой информации. Какой-нибудь мозговитый журналист запросто может связать известное событие - захват посольства - с именами Эрикссона, Тишлера, Веландера и Штейн. Да еще одного из членов "банды четырех" внезапно убивают. Не все журналисты идиоты… далеко не все. И к тому же не надо забывать, что многие из них в то время были моложе и, вполне возможно, вращались в тех же кругах.
- Этого более чем достаточно, - грустно вздохнул госсекретарь. - Но у вас еще что-то есть? Вы назвали только три источника опасности…
Круг знакомых Штейн, и в первую очередь Тишлер, который прекрасно знает, как было дело. Тишлер с его болтливостью, нескромностью и, мягко говоря, авантюрным стилем жизни. Что произойдет в тот день, когда он почему-либо разозлится на свою "очаровательную кузину"? Или просто даст волю языку? Или угодит в конфликт, неважно с кем - с налоговым управлением, с полицией или и с теми и с другими? Наверняка он захочет использовать ее как весомый аргумент…
- Тишлер - это бомба замедленного действия, и вы это прекрасно понимаете. Собственно говоря, его надо было бы убрать… - произнес Юханссон с широкой улыбкой.
- Я не против, - отозвался госсекретарь. - Я всегда недолюбливал этот тип людей…
- Ну как? - Юханссон откинулся в кресле и сложил свои длинные пальцы в некое подобие церковного купола. - Договорились?
- Договорились, - в очередной раз вздохнул заместитель премьер-министра. - Но ведь кому-то надо поговорить со Штейн?
Ага, значит, вы все-таки уже сделали ей предложение, подумал Юханссон. Насчет места в правительстве.
- Вам не надо себя затруднять, Юханссон, - быстро сказал госсекретарь. - Что касается распространения нежелательной информации, у нас те же проблемы, что и у вас…
- А я как раз собираюсь с ней встретиться.
- Вот как? - Госсекретарь не скрывал неудовольствия.
- Если я этого не сделаю, я допущу служебную ошибку. В нашей ситуации самый большой риск исходит именно от нее.
Из-за нее ваш уважаемый шеф вполне может вернуться в края своего детства в Катринхольме и наслаждаться заслуженной пенсией, подумал он.
- Я вас понял. - Госсекретарь, очевидно, прочитал его мысли.
Только не это, подумал он. Все, что угодно, только не это. Только не Йоран.
Прежде чем встретиться вечером с Хеленой Штейн, Юханссон решил пообедать с женой. Но мысли его были заняты другим, так что во время обеда они почти не разговаривали.
Он отставил чашку с кофе, посмотрел на часы и кивнул:
- Мне пора. Увидимся через пару часов.
- Само собой, все засекречено? - улыбнулась жена.
- Да, - вздохнул Юханссон.
- А она красивая?
- Даже и не знаю… Я ее видел один раз издалека и не обменялся ни словом. Но она не такая, как ты.
- Ты так, значит, ставишь вопрос…
- Да. Я именно так ставлю вопрос. Таких, как ты, просто нет.
- Спасибо, - сказала жена. - Береги себя.
- Постараюсь, - пообещал Юханссон.
Конечно, она очень красива. И не только издали, подумал Юханссон, сидя в ее гостиной. Красивая одежда, красивая мебель… Это какая-то другая красота - не то, что он в детстве привык полагать красивым и полагал таковым на протяжении всей своей жизни. Красота для него включала понятие доступности, а Хелена Штейн была недоступна… Хотя иногда в минуты слабости ему приходила в голову мысль, что он хотел бы жить совершенно иной жизнью.
- Кофе? - спросила она.
- Нет, спасибо. Можно обойтись и без кофе: я не отниму у вас много времени, - добавил он, чтобы ее успокоить.
- Мне почему-то кажется, что разговор не обещает быть приятным. - Она посмотрела на него спокойно и серьезно.
- Не обещает, - согласился Юханссон. - Но я тщательно взвесил все возможности и пришел к выводу, что нам надо поговорить. Так будет лучше для всех.
И в первую очередь для тебя, подумал он.
- Мне кажется, вы собираетесь говорить о событиях двадцатипятилетней давности… Я тогда была наивной девочкой и полагала, что помогаю нескольким немецким студентам спастись от пуль немецкой полиции.
- Совершенно верно, - сказал Юханссон. - Так оно все и начиналось…
- Если вы считаете, что я помогала бы им, даже если б знала об их намерениях, нам не о чем говорить.
- Нет. - Юханссон серьезно посмотрел на нее. - Я ни секунды не считал, что вы могли сознательно принять участие в теракте.
И в самом деле не считал, мысленно проверил он себя. Во всяком случае, после того как познакомился с материалами Берга и Перссона и посвятил целый уик-энд чтению составленной Маттеи биографии Хелены Штейн.
- Кто знает об этой истории? - спросил он.
- Прежде всего те, кто был в посольстве. Четверо ведь до сих пор живы, и их давно уже выпустили из тюрьмы. Первый, по-моему, вышел на свободу еще в девяносто третьем… Но я встречалась только с двумя, один из них мертв. Так что никаких оснований для беспокойства у меня не было. Почти уверена, что они меня даже не помнят и при встрече не узнают. Как они могут меня узнать? Я же выглядела тогда совершенным ребенком… Я и была ребенком.
- Ваш кузен Тишлер, Веландер, Эрикссон.
- Да… - с горечью сказала Хелена. - Двое мертвы, а оставшийся, как вы верно подметили, - мой кузен. Старший брат… У меня не было родного брата, а я всегда мечтала его иметь.
- Вы кому-нибудь рассказывали об этой истории?
- Да. - Глаза Штейн внезапно блеснули. - Двоим мужчинам. С одним из них у меня был роман, но, как только я ему рассказала о своих подвигах, его как ветром сдуло… Не думаю, чтобы он с кем-то поделился, но вовсе не из боязни подвести меня, а из трусости - как бы чего не вышло.
- А второй?
- Два года назад, незадолго до того как я получила мою сегодняшнюю должность, до меня дошли слухи, что вы в СЭПО интересуетесь событиями в немецком посольстве, и я спросила одного приятеля - не близкого, но очень компетентного, - не лучше ли мне рассказать все открыто, чтобы не оставалось недоговорок, и предоставить обществу судить: достойна я должности или нет.
- И что он посоветовал?
- Он, как мне кажется, разволновался… будто сам был невесть в чем замешан, и категорически отсоветовал делать какие-то признания. Как он сказал, время еще не пришло. Обнародовав эту историю, пояснил он, я могу забыть о должности госсекретаря и даже о том, чтобы продолжать работать в правительственной канцелярии, - это мне вряд ли удастся. Я последовала его совету. А что, не надо было его слушать?
- Может, и не надо… Не знаю. Это ваше дело, и только вы можете решить, как вам следовало поступить. Но поскольку я тоже знаю, кто этот человек, думаю, вам следовало бы узнать одну вещь, прежде чем вы решите в следующий раз обращаться к нему за советом.
И он рассказал о подозрениях, возникших у полиции безопасности, что "зарубежные силы и близкие к ним круги в нашей стране" готовятся оказать на нее давление в том случае, если она получит пост министра обороны. И одним из представителей этих самых сил является именно тот человек, совету которого она последовала.
- Вы уверены? - Штейн смотрела на него с явным сомнением.
- Да. Уверен. Настолько, насколько это вообще возможно в нашей профессии.
- О боже! - Штейн горестно покачала головой. - Как вы выдерживаете все это?
- Это моя работа, - вздохнул Юханссон. - Когда я дал согласие на эту должность, я знал, что будет нелегко.
Хотя такое мне и в страшном сне не приснилось бы, подумал он.
- Допустим, - сказала она. - Но в таком случае чего мне опасаться? Вы и ваши коллеги сумеете защитить меня от тех, кто попытается меня использовать, от тех, кому я по глупости доверяла.
- Есть и еще одна проблема.
Дольше откладывать нельзя, подумал он.
- Подумать только… сколько проблем.
- Речь идет о Челе Йоране Эрикссоне, с которым вы познакомились тридцать лет назад.
- Я так и подумала. - Штейн твердо посмотрела на Юханссона. - Эрикссон был единственным истинным негодяем, которого я встретила за всю свою жизнь, считая даже тех немецких сумасшедших, устроивших бойню в посольстве. По сравнению с Эрикссоном они были ангелами. У них, по крайней мере, были убеждения.