- Не увиливай, - подхватила Дервла. - Мун лечится. И ты тем более должен споласкивать после себя мыло. И не только мыло, но и слив тоже. А то такое впечатление, что там подох и успел разложиться сенбернар.
- Хорошо, - согласился Воггл, напустив на себя величественный вид - ну просто древний маг!
- Я счастлива.
- Но только при одном условии: если ты откажешься от машины.
День тридцать третий
2.30 пополудни
Каждый раз, когда груда еще не просмотренных пленок немного уменьшалась и становилась не такой пугающей, из хранилища приносили новые. Казалось, им не будет конца.
День восьмой. Джаз и Келли общаются в саду.
День восьмой
3.00 пополудни
- Какую самую противную работу тебе приходилось делать? - спросил Джаз.
Они с Келли сидели на краю бассейна и балдели от солнца и от сознания того, как потрясающе смотрятся в своих весьма условных купальных костюмах.
- Тут и думать нечего, - отозвалась Келли. - Терпеть не могу участвовать в массовках.
- А что тут плохого? Звучит недурно.
- Недурно, если нет желания стать актером. Получай суточные, обед и старайся поближе подойти к какой-нибудь звезде. Но если хочешь стать настоящим профессионалом, все это жутко противно. Кажется, что большего никогда не достигнешь.
- Так ты мечтаешь стать актрисой?
- Это было бы круто. Только не говори: актрисой. Теперь все актеры, даже женщины. Влияние феминизма. Эмма Томпсон, Джуди Денч и Памела Андерсон - не актрисы, а актеры.
- Неужели? Очень странно.
- Я тоже никак не привыкну. Все-таки женщины. Но ничего не поделаешь - иначе определенно обидятся. Я не уверена, но мне кажется, это пошло с тех времен, когда все актрисы были проститутками. А Джуди Денч не хочет, чтобы ее считали проституткой. Как ты думаешь?
- Факт. Такая шикарная деваха явно не желает, чтобы ее считали проституткой, - заключил Джаз. - Значит, ты хочешь сделаться дамой-актером?
- Типа того! Поэтому я здесь. Очень надеюсь, что меня заметят. Выучила из "Билла" сцену, где девчонку ломает в камере, и выдала в исповедальне.
- Черт возьми, впечатляет.
- А то! Каталась по полу, визжала, все такое. Я на что угодно готова, только бы добиться своего. Поэтому хватаюсь за массовки: надеюсь обзавестись связями, а сама ненавижу эту работу.
Дэвид плавал в бассейне. Он завершал круг неспешным, изумительно манерным брассом, который всем и каждому демонстрировал: Дэвид не только красиво плавал, но еще и думал красивые мысли. Он слышал, что говорила Келли.
- Не уверен, что тот, кто ошивается по массовкам, по-настоящему хочет играть. И очень советую выбрать другую мечту - попроще.
- Какую же? - вспыхнула девушка.
- Отвяжись, Дэвид, - вмешался Джаз. - Келли о чем хочет, о том и мечтает.
- Но я могу дать ей совет. Келли - уже взрослая и не нуждается в твоей опеке, Джейсон.
- Джаз.
- Постоянно забываю.
- Говори, Дэвид, - разрешила Келли. - Какую мечту ты считаешь более простой?
Дэвид приподнялся, сознавая, насколько хороши его блестящие от воды мускулистые руки - их красивый изгиб и оттенок кожи. Задержался, опираясь на ладони, давая каплям стечь с могучих плеч и из темных ямочек под ключицами. Ноги распластались по воде, плоский живот навалился на терракотовый бортик. Изящный рывок - и он на берегу.
- Я хочу сказать, что актерская профессия - очень трудная. Наверное, самая трудная. Тут требуется призвание.
- Тоже мне, хренов знаток, - вставил Джаз, но Дэвид не обратил на него внимания.
- Нужно бесконечно верить в себя и относиться к мечте как к долгу. А если с самого начала размениваешься на массовку, считай - все пропало. По мне, лучше мыть тарелки или работать официантом, чем унизить мечту и болтаться среди статистов. Джон Хурт отказывался от всех предложений, кроме заглавных ролей. Говорят, ему пришлось пережить тринадцать лет безработицы. Но зато какой успех потом!
- А как насчет остальных актеров, которые не Джон Хурт? - спросил Джаз. - Тех, что пережили тринадцать лет безработицы. Потом еще тринадцать? А потом спились? Что, если подобная участь ожидает и тебя?
- Если так, я по крайней мере буду сознавать, что это - моя судьба. Что я не пошел на компромисс, и хотя мой талант не оценили, я его не предал. Лучше умру непризнанным, как Ван Гог, чем начну проституировать талантом, как какой-нибудь модный портретист, который гонится за дешевой славой. Нужна победа. Утешительные призы ни к чему. Это мое убеждение, Джейсон. Наверное, ты считаешь меня пошлым зазнайкой...
- Именно, - отозвался Джаз.
- Возможно, ты прав. Но я говорю то, что думаю. Хочу иметь либо все, либо ничего. Поэтому ты никогда не станешь актрисой, Келли. Я тебе друг и от всей души даю совет: найди себе другую мечту.
День тридцать третий
2.35 пополудни
Хупер нажал на "стоп".
- Дэвид знает, что делает, только не догадывается, что фокус не удался.
- Как так? - удивилась Триша.
- Он не дурак, должен понимать, что пользуется репутацией зазнайки и вредины. В этом его стратегия. В подобных шоу выигрывают не обязательно симпатяги. Иногда вот такие сукины дети. Дэвид хочет, чтобы его заметили. Заметили, как он хорош, самолюбив и бескомпромиссен. Другими словами - лидер. Ему все равно, что о нем подумают. Он хочет стать звездой.
День восьмой
11.20 вечера
Девушки лежали на кроватях и пили горячий шоколад. Разговор, как часто бывало, снова коснулся Воггла.
- Он ненормальный, - сказала Мун. - Крыша совершенно не на месте. Чокнутый.
- Очень странный, - согласилась Келли. - Я боюсь, как бы он чего-нибудь не сделал с собой. У нас был такой в школе. Только с косичкой, а не с дредами. Сидел в стороне и раскачивался. А потом взял и порезал себе руки ножом. Было столько кровищи, что нянечка упала в обморок. Ужас!
Потом к беседе подключилась Сэлли. Самая замкнутая после Воггла, она выступила всего один раз, когда потребовала вывесить на заднем дворе флаг альянса лесбиянок и геев. Но прикол не удался, потому что никто не стал возражать. Слова Мун вызвали у нее раздражение.
- Никакой он не чокнутый. Просто грязный, отвратительный и не сечет в политике. Но абсолютно нормальный.
- И все-таки у него не все дома, - не согласилась Келли. - Ты заметила, как он спасал муравья, который тонул в луже рядом с бассейном? Это что, нормально?
Сэлли ответила с таким неистовством, что все оторопели.
- Что ты об этом знаешь? - прошипела она. - Люди вроде тебя понятия не имеют о душевных болезнях. У вас одни предрассудки.
- Я только сказала, что он немного с приветом, - стала оправдываться Келли.
- Я слышала, что ты сказала, и нахожу это жутко оскорбительным. Если у человека не все в порядке с головой, нечего делать из него отвратительного антиобщественного типа.
- Но он на самом деле отвратителен, Сэлли. Мне его жаль, и я готова понять...
- Вот оно! Я тебя вывела на чистую воду! Отвратительный, а не чокнутый. Это разные вещи! Какие же вы все предвзятые. Какие упертые!
Келли отшатнулась, словно ее ударили по лицу. Взрыв Сэлли был настолько страстным, что даже ее пальцы сжались в кулаки. Показалось, что она вот-вот бросится на соперницу.
В аппаратной режиссеры лихорадочно двигали переключателями, стараясь направить камеры на нужные лица. Джеральдина приказала обоим операторам в зеркальном коридоре переместиться к женской спальне. Назревал редчайший на "реальном" телевидении момент - развитие настоящей, не придуманной драмы.
- Утихни, Сэлли, - вмешалась в их спор Дервла. - Келли имеет право на свое мнение.
- Имеет. Только пусть не оскорбляет тех, кто для нее парии.
- Нет у меня никакого мнения! - Из глаз у Келли хлынули слезы. - Честно!
- Есть! Просто ты не хочешь признаться в своей упертости. Все кому не лень нападают на душевно больных и валят на них социальные проблемы. Их лишают лечения, их не замечает система. А если в кои-то веки что-то происходит и один ненормальный шизик, которого вообще не следовало выпускать из психушки, скатывается с катушек и втыкает кому-нибудь нож в башку - тогда и вовсе лажа: в убийц превращают всех, кто страдает легкой депрессией.
Сэлли возбуждалась все сильнее. Такой ее никто ни разу не видел. Костяшки сжатых в кулаки пальцев побелели. На глаза навернулись злые слезы.
Келли пришла в ужас - она не ожидала такой бурной реакции.
- Извини, ладно? - проговорила она. - Я сморозила глупость. Не надо плакать.
- Ни черта я не плачу, - огрызнулась Сэлли.
Мун лежала на кровати и снисходительно слушала перепалку. Но в этот момент поднялась.
- Сэлли и права, и не права, - заметила она с превосходством в голосе. - Воггл не то чтобы псих. Он просто вонючий мудак. Но, с другой стороны, не скажу, что мне по нраву шизоиды...
Сэлли сердито попыталась ее перебить, но Мун продолжала:
- ...или люди, у которых не все в порядке с головой, как ты выразилась. Я знавала среди таких действительно опасных типов. И общество вправе их бояться.
- Бред! - возмутилась Сэлли. - Что ты можешь знать о душевных расстройствах?
- А ты сама, Сэлли? - вмешалась Дервла. И на ее лице отразилась неподдельная тревога. Но Мун не дала ей ответить.
- Еще как знаю! - выкрикнула она, тоже заводясь. - И скажу тебе почему, дорогая подружка. Потому что я два года - два долбаных года торчала в психиатрической лечебнице. Слышала о такой? Больница для ненормальных и чокнутых. И поэтому ненавижу придурков.
На мгновение комната погрузилась в тишину. Слова Мун произвели на остальных девушек эффект разорвавшейся бомбы.
- Иди ты, - пробормотала Келли. - Наверное, смеешься.
Но, судя по всему, Мун не смеялась.
- Так что нечего тут плакать о бедняжках, у которых неладно с головкой. Я жила с такими, Сэлли. Спала в одной комнате, ела за одним столом, ходила по одним и тем же коридорам и пялилась на одни и те же чертовы стены. И не напрягай меня дерьмом, вроде "Пролетая над гнездом кукушки". Потому что герои там - нормальнее всех.
Сэлли явно хотела возразить, но не нашла слов, и отповедь Мун осталась без ответа.
- Да, в этом месте много милых, тихих, симпатичных людей с маниакальной депрессией - такие никому не причиняют зла, кроме собственных папенек и маменек. Но я говорю не о них, а о настоящих психах, которые визжат и царапают себе рожи по ночам. Всю ночь напролет! Которые кидаются, когда проходишь мимо их палат, стараются заманить, потрогать, схватить, сожрать!
Четыре женщины уже не лежали, а сидели в кроватях и испуганно таращились на Мун. Вспышка Сэлли удивила, но признание Мун поразило еще сильнее, даже потрясло. С самого первого дня Мун была со всеми мила и тактична - и вот тебе на!
- Но как? Как ты туда попала? - Голос Дервлы прозвучал ласково и ободряюще, как голос врача или священника. Ее друзья сразу бы поняли, как она встревожена и напугана. - Ты болела?
- Нет, я не болела, - горько ответила Мун. - Больной - мой дядя. Самый настоящий ненормальный шизоид, - она запнулась, словно раздумывая, стоит ли продолжать.
Лейла в порыве сочувствия хотела взять ее за руку, но Мун даже не заметила этого.
- Лез на меня, понятно? Нет, до конца так и не дошло - он меня не изнасиловал, но пытался много раз. Так продолжалось год, а потом я призналась матери - этой старой лахудре. Я рассказываю, потому что она умерла. Никогда не думала, что мать поверит не мне, а брату. Но он был влиятельным человеком, врачом и имел друзей - юристов и таких же, как сам, докторов. Вот они и порешили свалить всю вину на меня: мол, это я такая испорченная и вредная врунишка. Возможно, все обернулось бы по-другому, будь рядом отец. Но бог его знает, где он, этот отец, и кто он вообще такой.
- Им удалось тебя засадить? - спросила потрясенная Дервла.
- Трудно поверить? Но именно так и случилось: в наше время несовершеннолетнюю девчонку упекли в дурдом, чтобы не позволить свидетельствовать против дяди.
В комнате повисла тишина. Впервые, с тех пор как их заперли в доме, ни у одной из девушек не нашлось слов.
Молчание в доме отозвалось молчанием в аппаратной. И Боб Фогарти, и его заместитель Пру, и все режиссеры с их помощниками как один поразевали от изумления рты.
- Невероятно, - выдавил Боб.
- Полнейшая чушь! - это был голос Джеральдины.
Все разом обернулись: никто не слышал, как Тюремщица вошла в аппаратную. Она приехала после ужина и прихватила с собой своего теперешнего любовника - красивого девятнадцатилетнего танцовщика, которого подцепила за кулисами на летнем христианском поп-фестивале. - Никогда бы не подумала, что Мун умеет так врать. Должна признаться, что не ожидала.
- Неужели она лжет? - раздалось несколько возгласов.
- Естественно, лжет, глупые вы мудилы. Неужели я связалась бы с совращенной соплячкой из психбольницы и пустила бы ее в свое прекрасное шоу? Воггл не более псих, чем я. Мамочка и папочка этой лысой здравствуют и проживают в Рашэме. Он торговец табачными изделиями. Она работает в химчистке.
В аппаратной вздохнули с облегчением. И с явным интересом. Игра развертывалась завлекательнее, чем они ожидали.
- Посмотрите на ее ухмыляющуюся физиономию. - Джеральдина показала на изображение одной из камер. - Думает: темно и другие не заметят ее ухмылочки. Но она не сомневается, что мы заметим. Понимает, что зрители любят озорных. Дебоширке прославиться гораздо легче, чем паиньке. Даррен, будь любезен, сделай мне кофе. Только приготовь в кофеварке в моем кабинете, а не наливай бурду, которую дует здешняя публика.
Роковой девятнадцатилетний красавец недовольно развернулся и изящно поплыл выполнять приказ.
- Хорошо, что ты провела свое расследование, Джеральдина, - заметил Фогарти. - Иначе мы бы все сейчас стояли на ушах.
- Я бы все равно не купилась, - важно ответила Тюремщица. - Эти недоумки могут дурить друг друга и зрителей. Но только не меня.
- Ты хочешь сказать: догадалась бы, даже если бы не знала?
- Конечно. Эта особа рядом не стояла с психушкой. Насмотрелась фильмов - и все. В дурдомах не вопят и не визжат. Пусть только попробуют, им быстро вкатят укольчик. И никто никого не лапает, разве что сестры. Такие лечебницы - очень тихие места. Если что и услышишь, так плач, шорох и пыхтение мастурбантов.
Глаза Джеральдины затуманились, и на какое-то мгновение она показалась подчиненным почти человечной. Но очень быстро пришла в себя.
- Весь этот материал - на полку: пусть пока полежит. Всем сконцентрироваться на Воггле. И еще: я не позволю этой лысой мудачке манипулировать зрителями и своими раздолбанными конкурентами. Придержите. Может потом пригодиться.
- Но в таком случае запись выпадет из хронологии событий, - удивился Фогарти.
- Ну и что? - отозвалась Тюремщица. - Кому какая разница?
- В кадре хронометраж. Мы не можем его исправить.
- Еще как можем, тупая ты задница. Хронометраж - всего лишь цифры на экране и не больше. Изменить их легче легкого.
- Я знаю, как это делается технически, - холодно заметил Боб. - Я о другом: мы не имеем права так поступать ни с моральной, ни с профессиональной точки зрения.
- Наш моральный и профессиональный долг сделать для обеспечивающих нам зарплату зрителей классную телепередачу. Мы с вами не какие-нибудь антропологи. Отнюдь. Мы работаем в сфере развлечений. На тех же подмостках, что иллюзионисты, факиры, экстрасенсы и фокусники. Все те, кто занимается бизнесом, который мы называем шоу. Так что упакуйте материал в отдельную коробку и положите куда-нибудь подальше.
Никто не возразил. Каждый продолжал работать в полном молчании, надеясь только на одно: если Джеральдина прикажет монтировать передачу, подтасовывая хронологию событий, исполнять придется не ему. Все взгляды устремились на экраны, где мелькали трусики и бюстгальтеры: девушки готовились ко сну.
- Следите за титьками! - крикнула Джеральдина. - Живее переключайтесь.
Каждая девушка выбрала собственную манеру поведения. Сэлли укладывалась в постель в трусиках и майке. Келли позволяла кое-что подсмотреть, когда резко скидывала рубашку и ныряла под простыню. Мун с удовольствием разгуливала голой перед инфракрасными камерами. А самыми застенчивыми оказались Лейла и Дервла: обе, прежде чем снять белье, кутались в длинные, до пят, ночные рубашки. Заметив это, Джеральдина решила подловить скромниц - где-нибудь в душе или в бассейне, - а потом выставить их сиськи на всеобщее обозрение в воскресной ночной подборке. Нечего нянчиться с глупыми жеманницами. Зачем же еще их вытащили на телеэкран?
В спальне воцарилась унылая атмосфера. Накануне, укладываясь в постели, девушки смеялись и хихикали. А сегодня молчали. Им было тошно от откровений Мун. И не только потому, что они услышали душещипательную историю. Все понимали: страшилка адресована зрителям. Мун завоевывала их симпатии и надеялась удержаться в игре. Приходилось все время помнить, что каждый разговор - борьба конкурентов, которые сражаются друг против друга за любовь публики.
Первой заговорила Мун:
- Кстати, девчонки, все, что я вам наговорила, - враки. Простите.
Комната снова погрузилась в тишину.
- Что ты сказала? - выкрикнула редко выходившая из себя Лейла.
- Не напрягайся, подружка, - спокойно ответила Мун. - Я просто пошутила. Отвлекает от боли в соске.
- Но ты заявила, что тебя пытались изнасиловать!
- А кто теперь так не говорит? Что из того? Взгляните на рекламу - все прелести наружу. Сразу ясно: каждую девку в стране трахают.
- Куда ты клонишь, Мун? - спросила Дервла с еле сдерживаемой яростью.
- Я тебе скажу: решила просто посмеяться. И еще подумала: больно уж наша Сэлли серьезная. Хватит вправлять Келли мозги насчет ненормальных.
- Стерва! - выругалась Лейла.
- Шлюха! - поддержала Келли.
- Идиотская шутка, - заметила Дервла. - Сексуальное домогательство не самая веселая тема разговора.
- Зато славно провели время, - хмыкнула Мун. - Спокойной ночи!
Все замолчали. На этот раз тишину нарушила Келли:
- А как насчет имплантированных грудей? Тоже соврала?
- Нисколько. Я тогда решила, что большие титьки помогут сохранять равновесие на трапеции.
В комнате снова наступила тишина, но Дервле показалось, что она услышала, как всхлипывает Сэлли.