– Ничего. – Я непонимающе пожала плечами. – Просто мне никогда в жизни никто не завещал наследства. Раньше у меня не было наследства, за которое я должна биться, а теперь оно у меня есть. Когда люди говорят, что деньги – это мусор, они обманывают сами себя. Нет, я не отрицаю духовных ценностей. Они важны, и даже очень. Мы хотим денег не потому, что мы такие алчные, а потому, что мы находим в них утешение. Понимаешь, мне одинаково страшно потерять это наследство, словно его никогда не было и мне никогда и никто его не завещал, и страшно его сохранить, потому что я знаю, что впереди у меня слишком много трудностей, которые я просто обязана преодолеть. Особенно после того, как я узнала, что мой бывший муж хотел меня убить…
Я замолчала и посмотрела на полусонную Люську.
– Пошли, я отведу тебя спать.
Люська откровенно зевнула и, встав с медвежьей шкуры, поплелась следом за мной. Как только я привела ее в спальню для гостей, она скинула с себя платье и рухнула на старинную дубовую кровать, укрывшись шелковой простынкой.
– Танька, вот это, я понимаю, кровать! Прямо не кровать, а сказка. Ты хоть сама знаешь, сколько в этом доме комнат?
– Посчитаем как-нибудь на досуге, – от души рассмеялась я.
– Нет, ну я серьезно спрашиваю.
– А я серьезно тебе отвечаю.
– Тут одной домработницей не обойдешься. Тут их десяток нужен. А ты где ляжешь?
– Я еще пока не хочу спать. Хочу посидеть в кабинете Вадима.
– Зачем?
– Да так, просто. Хочу посидеть за его столом, немного подумать. Глядишь, что-нибудь и надумаю.
– Если ты собралась рыться в его вещах, то не советую: там нет ничего интересного. Хотя кто его знает…
– Вот именно. Тем более у тебя было всего полчаса, а у меня целая ночь.
Включив Люське ночник, я вышла из комнаты и пошла в ванную. Облачившись в ночную рубашку и сунув ноги в пушистые тапочки, я направилась в сторону кухни, для того чтобы достать соковыжималку и сделать себе стакан сока. В тот момент, когда я спускалась по лестнице, я услышала какой-то шорох и уже ни минуты не сомневалась в том, что в доме кто-то есть. Поправив чересчур откровенный вырез на своей ночной рубашке, я встала посреди лестницы, замерла и постаралась прислушаться к ночной тишине, плотно обволакивающей дом.
Таинственный скрип половиц… Тяжелое, томное, совершенно незнакомое дыхание… Я чувствовала чужое присутствие, чужой взгляд, чужие глаза и даже ощущала чужие мысли. Пытаясь побороть всепоглощающий страх, я наклонилась вперед и громко крикнула:
– Здесь есть кто-нибудь?!
Ответом мне была тишина. Не стало слышно чужого дыхания, остались только чужое присутствие и чужой взгляд…
Сделав нерешительный шаг вперед, я кубарем скатилась по лестнице, взвыла от боли и бросилась в кухню-столовую за ружьем. Взяв ружье в руки, я принялась расхаживать по комнатам и целиться в совершенно невидимые мишени.
– Я последний раз спрашиваю, тут есть кто-нибудь?!
Я и сама не знаю, кому именно я кричала. Просто кричала, и все… Но я знала, что кричу кому-то чужому, тому, кто вторгнулся в мой дом… тому, кто нарушил мой покой, и тому, кто совершенно не считается с моим мнением… и никак не хочет примириться с тем, что этот дом принадлежит мне…
Пробежав по длинному коридору, я резко остановилась и посмотрела на распахнутую дверь последней комнаты. В ней было темно, но я видела неизвестного мужчину, который стоял не шелохнувшись и сверлил меня злобным взглядом. Попытавшись нащупать выключатель, я вновь схватила двумя руками ружье и отказалась от этой затеи. Ну и черт с ним, со светом! Сейчас незнакомец сделает шаг вперед, и я смогу его разглядеть и в полутьме.
– Эй, сукин сын! Выходи! Выходи, иначе я в тебя стреляю!
Мужчина даже не пошевелился, видимо, мои угрозы совершенно на него не подействовали. Я задрожала как осиновый лист, все тело свела какая-то странная судорога. Я с трудом держала ружье в руках, покрываясь холодным потом при мысли о том, что могу его уронить в любой момент.
– Выходи, а не то плохо будет!!! Это мой дом, и я готова отстаивать свою частную собственность с оружием в руках! Это последнее предупреждение!!!
Незнакомец сделал шаг вперед, и я поняла, что слово "незнакомец" тут совсем не подходит. В конце коридора стоял сын Вадима Сергей. Он смотрел на меня взглядом, полным превосходства и прямо-таки всепоглощающей ненависти. Мне показалось, что он даже не обращает внимания на уставленное ему в физиономию ружье, потому что просто уверен, что я никогда не смогу нажать на курок и выстрелить.
Пытаясь унять предательскую дрожь, я мертвой хваткой вцепилась в ружье и прокричала:
– Что тебе нужно в моем доме?!
– Где?! – ехидно переспросил меня мужчина.
– В моем доме!!!
– Не в твоем, а в моем доме, – недрогнувшим голосом поправил Сергей.
Я внимательно всмотрелась в его лицо. Сейчас, при свете, он был очень похож на Вадима, точно его молодая копия. Тот же упрямый и одновременно надменный взгляд… Те же широко посаженные глаза… Те же широкие скулы… И та же улыбка… Улыбка законченного донжуана, а попросту говоря бабника, который владеет искусством раздевать женщину одним своим взглядом, еще задолго до того, как он до нее дотронется…
– Танюша, я не пойму, в чем дело?! – развел руками Сергей. – Я давал твоей подруге на сборы целых полчаса. Неужели ей их не хватило?!
В тот момент, когда Сергей пошел мне навстречу, я сразу поняла, что он хочет отобрать у меня ружье. В его походке было столько власти, столько решимости, что я не выдержала и нажала на курок…
Глава 10
Я не знала, что именно руководило мной в тот момент, когда я стреляла. Желание защитить себя, свой дом или страх перед Сергеем, у которого, по словам Люськи, такие жестокие глаза, что ежу понятно: такому убить – раз плюнуть. Сергей представлял для меня самую большую угрозу. Самую большую из всех многочисленных родственников… А еще он был очень похож на Вадима… Вадим тщательно готовил мою смерть, а я… я просто защищалась. Я всего лишь защищалась… от себя, от прошлого, от настоящего, от Вадима и от Сергея…
Когда тело Сергея рухнуло на пол, я прижалась к стене, обняла ружье и громко заголосила:
– Я защищала свою частную собственность… Ничего страшного не произошло. Я просто защищала свою частную собственность… – говорила я каким-то чужим голосом и слушала, как стучит мое сердце. – Вадим хотел убить меня, а я хотела убить его сына… Так хотела убить или все же убила?!
Я сделала шаг вперед, и в тот момент, когда Сергей поднял голову и посмотрел на меня ничего не понимающими глазами, выстрелила еще раз…
– Таня, ты что наделала?! – Я оглянулась и увидела, что по лестнице спускается побледневшая, вернее, позеленевшая Люська. – Тебя ж только из тюрьмы вытащили, так ты опять туда лезешь!!! Что ты наделала?!
– Я просто охраняла свой дом…
– Какой свой дом?! Дай сюда ружье!!!
Вне себя от ярости Люська подбежала ко мне и попыталась выхватить у меня ружье.
– Отдай его немедленно!
– Зачем?
– Затем, что я знала, что будет беда! Я это знала! Я это предвидела! Говорят же, что если в доме на стене висит ружье, то оно обязательно выстрелит! Дай ружье, я сказала!
– Не дам. – В моем голосе уже не было даже и следа прежней уверенности. Я кусала губы до крови, но по-прежнему не выпускала ружье из рук.
– Зачем оно тебе нужно? Ты что, будешь стрелять еще?
– Буду.
– В кого?!
– В родственников Вадима, если они, конечно, пожалуют в мой дом.
Покрутив пальцем у виска, Люська бросилась к лежащему на полу Сергею. Я по-прежнему стояла как вкопанная и крепко, до пронзительной боли в подушечках пальцев, сжимала ружье.
– Слава Богу, живой, – донесся до моего сознания ее голос.
– Он точно живой?
– Точно. Один выстрел пришелся в бедро, а другой в ногу. К счастью, ты не задела жизненно важных органов.
– Ты думаешь, к счастью?! А что мне теперь с ним делать? Если бы я его убила, то суд бы обязательно меня оправдал. Я бы сказала, что мне пришлось выстрелить в целях самообороны. Мол, ко мне в дом забрался грабитель. Я понятия не имела, что это сын Вадима. Наверное, это ужасно – грабить в доме собственного отца…
– Не говори ерунды. Никакой суд тебя бы не оправдал. Ты живешь в России, а не в какой-нибудь там Америке. В каждой стране свое отношение к частной собственности. В нашей стране ты виноват, даже если всего лишь взял в руки оружие. А ты не просто взяла в руки оружие. Ты выстрелила!
– А какого черта он залез ко мне в дом?! Я его предупреждала! Я их всех предупреждала! Ничего, это хороший урок. Я думаю, что теперь другим родственникам неповадно будет!
Люська села на колени и аккуратно подняла голову Сергея. Тот открыл глаза буквально на несколько секунд, посмотрел вокруг пустым взглядом и закрыл их опять.
– Парень, ты давай держись. Сейчас я все сделаю.
Люська работала врачом в частной клинике и считалась высококвалифицированным специалистом. Посетители клиники мечтали попасть на прием именно к ней и всегда баловали ее различными подарками в виде коробки конфет, бутылки шампанского или расписной жестяной банки дорогого заграничного печенья. Люська никогда не отказывалась даже от пачки чая и с радостью тащила все подарки домой, на радость своему благоверному, закоренелому тунеядцу Петьке, который удобно устроился на шее своей трудолюбивой жены и пил из нее все жизненные соки, исправно потчуя ее байками насчет того, что когда-нибудь и на его улице будет праздник и он устроится на высокооплачиваемую работу. Придет время, и его жене не придется вкалывать как проклятой, бежать из частной клиники в обычную, районную, а в перерывах между этой беготней заскакивать по различным адресам и исполнять функции медсестры: ставить капельницы и делать уколы.
– Ты не задела жизненно важных органов, но он теряет кровь. Что ты стоишь, как человек с ружьем?! Ему нужно срочно обработать раны и сделать перевязку. Быстро неси аптечку!
– А может быть, вызовем "скорую"? – окончательно растерялась я.
– Подожди, пока попробуем управиться собственными силами. Следом за "скорой" приедет милицейская машина с решетками на окнах. Увезут не только Сергея, но и тебя тоже. Что ты стоишь, дура?! Я у тебя врач или не врач?!
– Врач… и очень хороший.
– Так тащи эту гребаную аптечку и все, что у тебя есть. Ты же человека едва не убила, наследница хренова!
Последние слова на меня очень даже подействовали. Я наконец выпустила ружье из рук, поставила его к стене и бросилась со всех ног за аптечкой. Пока Люська пыхтела, обрабатывая и перевязывая раны, я смотрела то на Сергея, то на стоявшее у стены ружье. Я не верила. Я просто не верила в то, что это сделала я.
Когда все было готово, мы взяли Сергея за руки и за ноги и перенесли на кровать. Отдышавшись, я посмотрела на серьезную вспотевшую Люську и жалобно спросила:
– Люськ, а он не умрет?
– Если больше стрелять не будешь, то не умрет.
– А ты уверена, что не нужно вызывать "скорую"?
– Я же тебе уже сказала, что мы постараемся справиться собственными силами. Сейчас мне придется уехать, ты пока с ним посидишь. Закажи мне такси туда и обратно. Пусть оно меня ждет. Я доеду до станции "Скорой помощи", побуду там ровно пятнадцать минут и вернусь.
– А что ты будешь делать на станции "Скорой помощи"?
– Капельницы возьму, шприцы, лекарства. Без них сейчас как без рук.
– А ты там кого-то знаешь?
– Знаю. Там сегодня девчонки знакомые дежурят. Только обязательно меня дождись и не делай никаких глупостей. Давай звони, а то уж ночь. Пока я вернусь…
Я быстро заказала такси и, как только оно подъехало к дому, сунула Люське деньги – расплатиться с шофером. Как только я осталась одна, я вновь взяла ружье и пошла в ту комнату, где лежал тот, кто в недобрый для себя час переступил порог отцовского дома. Сергей словно услышал, что я вошла в комнату, и тут же открыл глаза. Я села в кресло напротив, поставила рядом с собой ружье и посмотрела на пришедшего в сознание Сергея испуганным взглядом.
– Ты живой?
– Живой, – с трудом прохрипел тот.
– А я, между прочим, не хотела тебя убивать. Сам напросился. Тебе больно?
– Больно…
Я заглянула в глаза Сергея. В них больше не было злости, ненависти и презрения. В них были только страх и боль, которая, по всей вероятности, разлилась по всему его организму.
– Я в тебя стрелять не собиралась. Я вообще не знаю, зачем ты забрался в мой дом.
Видимо, Сергей хотел возмутиться, но у него на это не было сил. Он хотел слегка приподняться, но так и не смог.
Я указала ему на ружье и жестом посоветовала не делать этого.
– Безбашенная ты баба… Ох, безбашенная…
– Что?
– Я говорю, что башню у тебя, видимо, еще в детстве снесло. С головой просто беда. Лучше бы ты меня убила… – последнюю фразу Сергей повторил несколько раз.
Я напряглась, сжалась в комок и тихо спросила:
– Почему?
– Потому что если я выкарабкаюсь и оклемаюсь, то я убью тебя сам. Одному из нас не жить. Или ты убиваешь меня, или я убиваю тебя.
– Ты предлагаешь мне тебя добить?
– Как хочешь.
– Тебе все равно?!
– Мне не все равно… Но я тебе сказал… Если я останусь жив, то ты умрешь.
Сергей сказал это как-то подавленно, наверное, потому, что ему было очень больно и он не мог придать своему голосу подобающую суровость.
– Разве тебе мало того, что я тебя ранила?
– Мало. Ты стреляла в меня из охотничьего ружья, точно так же, как стреляют в дичь во время охоты. Так что вот тебе совет бывалого охотника: если ты стреляешь в дичь, то постарайся обязательно ее убить. Нельзя просто ранить свою добычу, и все.
– Почему?
– Потому что это только приводит ее в бешенство.
Я слегка дернулась, поправила глубокий вырез на ночной рубашке и ощутила, как меня бросило в жар.
– Тебе что, жить надоело?!
– Это тебе надоело, если ты меня ранила.
Я нервно застучала пальцами по деревянным ручкам кресла и принялась рассуждать вслух.
– Я и сама не знаю, зачем мне тебя выхаживать. Какой с этого прок?! Шлепнуть бы тебя на месте – и дело с концом! Сейчас я как последняя дура тебя выхожу, а ты – в благодарность – сдашь меня в милицию. Короче, если я тебе помогаю, то, значит, я сама себе рою могилу.
– С чего ты решила, что я сдам тебя в милицию?
– А что, нет?
– Я же тебе сказал, что, как только ты меня выходишь, я сразу тебя убью. Только учти, я стреляю без промаха.
Не выдержав, я подскочила с кресла и, уперев руки в боки, стала нервно ходить по комнате.
– Ты такой же идиот, как и твой отец! Даже намного хуже!!! Что тот самодур, что этот! Яблоко от яблони недалеко падает. Вы оба лезете на рожон! Твой папаша непонятно какого черта хотел меня убить! Совершенно непонятно! И ты, вместо того чтобы немного остудить мой пыл и попытаться все уладить, лезешь на рожон! Думаешь, у меня не хватит духу тебя добить?! Хватит, еще как хватит! Я сейчас возьму ружье и выстрелю тебе прямо в черепушку. Ее не забинтуешь, пластырем не заклеишь. А затем я закопаю тебя в саду и разобью на твоей могилке красивую клумбу. Цветы будут превосходно расти, с таким-то удобрением. И никто не догадается, что я тебя убила, потому что никто не знает о том, что ты был в этом доме. А Люська будет молчать, как-никак подруга. Она никогда не пойдет против меня.
Когда я закончила свою речь, вновь схватила ружье и, подойдя к лежащему на кровати обессиленному Сергею, ткнула двустволкой его в грудь.
– Ты думаешь, я шучу?!
В этот момент бледный Сергей слегка приподнял голову и… посмотрел не на ружье. Он уставился на чересчур открытый вырез на моей ночной рубашке.
– Ты куда смотришь?
Я наклонила голову и увидела, что у меня почти оголилась одна грудь.
– На твои сиськи.
– А чего ты на них смотришь?!
– А того, что они у тебя классные.
– Ты что, женской груди, что ли, не видел?
– Такой – нет.
– Придурок, я тебя собираюсь добить, а ты смотришь на мою грудь!!!
В этот момент Сергей, видимо, не справился с болью, которую он стойко терпел, и резко откинул голову на подушку. Его лицо стало зеленовато-бледным, а глаза… глаза просто остекленели. Они стали тупо смотреть вдаль, в одну точку, и мне даже показалось, что все, что в них было живое, просто умерло. Невольно вздрогнув, я моментально убрала ружье с его груди и истерично спросила:
– Послушай, ты живой?!
Мужчина не ответил и по-прежнему лежал не шелохнувшись. Поставив ружье к стене, я попыталась потрясти Сергея за плечи, но и это не помогло.
– Эй, ты что, умер, что ли?! Послушай, ты подай хоть какой-нибудь признак жизни! Я тебя только лечить начала, а ты умирать собрался. Люська сказала, что ты не должен умереть, что у тебя ни один жизненно важный орган не задет. Будь другом, посмотри на меня, пожалуйста. Я тебя умоляю. Ну скажи, скажи, что ты хочешь… Хочешь, я тебе свою грудь покажу? Ты только скажи, что ты этого хочешь… Ты только не умирай.
Не придумав ничего лучшего, я быстро развязала шнурок на вырезе моей ночной рубашки до самого конца и буквально вывалила свою грудь наружу. Мужчина по-прежнему не реагировал ни на меня, ни на мою грудь. Он лежал, словно мумия, смотрел в одну точку, и мне показалось, что он не дышал.
Почувствовав, как на моих глазах выступили слезы, я тихонько всхлипнула и, с трудом сдерживая рыдания, произнесла:
– Неужели ты умер?! Послушай, так нечестно. Я тебя не убивала, ты сам умер. Я, наоборот, хотела тебя вылечить и поднять на ноги.