- Не знаю… В тот последний вечер игрался, прыгал мне на колени, даже на стол пытался влезть. Когда возвратились из сада, я прогнала его, потому что он все же забрался на стол и перевернул стакан.
- Не помните, чей?
- Нет, слава богу, пустой… Я сначала подумала: возможно, какой-то зверь его задушил. У нас бегают ласки, и лисицу видели… Глядите, как истоптана трава под яблонькой. Не дрались ли они здесь?
- А может, катался ваш Бонифаций от боли… На нем были раны?
- Не смотрела… Он уже начал пахнуть, когда нашла. Жара-то какая. Попросила похоронить его.
- И где закопали?
- На огороде.
Они прошли по заросшему сорняками огороду, и женщина показала на расчищенный под забором пятачок, на котором возвышался свежий холмик песчаной земли.
- А что решили с дачей?
- Не знаю. Возможно, продам.
- Покупатели есть?
- Найдутся… Но еще должна судиться с Олесем.
Коваль прокашлялся, закрывая рот ладонью. Проклятый "Беломор" все чаще напоминает - пора избавиться от плохой привычки. Но при мысли, что когда-нибудь все-таки придется отказаться от курева, почему-то еще сильнее хочется вдохнуть дым, и Коваль торопливо полез в карман.
Кто знает, видел ли в эту минуту подполковник Таисию Григорьевну, сад, гладиолусы - весь окружающий мир. Какая-то новая, еще не очерченная достаточно мысль осветила его напряженное лицо. Механически вынул из пачки папиросу и сунул ее в рот не мундштуком, а табаком. Выплюнул табак.
- Что? - переспросил.
- Еще придется судиться с Олесем, - вздохнув, повторила Таисия Григорьевна.
- Претендует?
- Приходил, ругался. Сказал: через полгода, когда войдет в законные права, выдворит меня отсюда.
- Это еще надо продумать, - ответил Коваль, лишь бы не молчать - он ломал голову над новой догадкой.
- Да, в конце концов, без Бори зачем она мне, - женщина тяжело вздохнула. - Комната у меня есть… А там, кто знает, может, и ее брошу…
- А где жить? - Подполковник потер пальцами лоб, словно ловя ускользающую мысль.
- Пока еще не знаю, ничего не знаю, Дмитрий Иванович. Возможно, к Катеньке поеду…
Коваль чуть не присвистнул. И вдруг спросил:
- Бонифаций ваш выпивохой был?
Таисия Григорьевна не поняла его.
- Что вы спросили?
- Любил вино Бонифаций? Может, Борис Сергеевич приучил?
- Нет, нет, что вы!
- А чего он так на стол карабкался, даже стакан перевернул? Мясных и рыбных блюд на столе не было?
- Нет. Только сладости, которые привезли Катенька и Андрей Гаврилович.
- Вашей сестре, кажется, стало нехорошо в тот вечер?
- Да. У нее разболелось сердце. Когда Боря отчитывал Андрея Гавриловича, она нервничала.
- Ей нужна была помощь?
- Андрей Гаврилович сам врач. Он и занялся ею. И дочь тоже…
- Она что-нибудь принимала? Какие-нибудь лекарства?
- Не припомню…
- А валерьянки вы ей не давали?
- Ой, давала! Точно! Нашла ей валерьянку.
- В рюмку накапали?
- Рюмки у нас давно поразбивались, - грустно улыбнулась Таисия Григорьевна.
- Возможно, пролили на стол или осталось на стакане… Коты дуреют от запаха валерьянки… А тот пузырек сохранился?
- Есть. Если не всю выпила. Сейчас посмотрю.
Таисия Григорьевна поднялась на второй этаж. Коваль, не отставая, шел за ней. Они почти одновременно оказались в комнате, и подполковник, сдерживая нетерпение, наблюдал, как хозяйка шарит в тумбочке возле кровати.
Она нашла закупоренный пузырек, на дне которого было немного лекарства. Подняв его в руке, оглянулась, высматривая стакан. Коваль ее понял.
- Не нужно.
Женщина протянула ему пузырек. Подполковник открыл и понюхал. Потом снова крепко закупорил и положил себе в карман.
- Не возражаете, Таисия Григорьевна?
- Пожалуйста.
- Я вам свежую валерьянку пришлю.
Коваль быстро спустился по ступенькам.
4
Лейтенант Струць нашел подполковника в лаборатории научно-технического отдела. Струць приехал в министерство прямо с аэродрома, и поэтому его обычно щеголеватый костюм и "дипломат" еще хранили на себе следы песчаной бури, пролетевшей над Краснодаром, когда он садился в самолет.
Подполковник и судмедэксперт Забродский беседовали с симпатичной женщиной - начальницей лаборатории. Увидев на пороге Струця, Коваль приветливо кивнул ему и показал на свободный табурет.
Забродский объяснил подполковнику, что настойка, которой пользовался для лечения Крапивцев, действительно помогает при радикулите и ревматизме. В ее составе ряд компонентов растительного происхождения, известных своей ядовитостью, - таких, как чемерица, мачок желтый. Есть также и адамов корень, как называет его местное население Кавказа. Жидкость эта сильного действия, может вызвать ожог кожи, поэтому пользуются ею очень осторожно.
Струць внимательно прислушивался к разговору, одновременно осматриваясь вокруг: белые шкафы с многочисленными ящичками вдоль стен, высокие и такие же белые лабораторные столы, заставленные стеклянными колбами, разными банками, фарфоровыми чашами, пробирками, в которых даже при дневном свете флюоресцировали жидкости разных цветовых оттенков - от соломенно-желтого до густо-фиолетового. В углу стояли почерневшие электроплиты, напоминавшие задымленные жаровни алхимиков, а дальше за ними - неизвестные Струцю какие-то сложные приборы. Все это невольно вызывало чуть ли не мистическое почтение к сотрудникам лаборатории. Ведь здесь, еще до суда, сами вещи - свидетели и участники преступления - объявляли приговор.
Коваль взял у Забродского заключение медэкспертизы.
- Значит, настойка, изъятая у Крапивцева и отправленная на экспертизу, и была тем ядом, от которого погиб Залищук? В вашем письменном выводе прямого ответа на это нет, - сердито проговорил подполковник.
- Видите ли, Дмитрий Иванович, это не исключено. Но в составе отравы, обнаруженной у Залищука, есть еще и не совсем выясненные компоненты… Я даже сказал бы, что он отравился, глотнув слишком большую порцию сердечных лекарств. Известно, что одно и то же вещество в малых дозах является лечебным, а в больших может стать причиной смерти.
- Мне необходим точный вывод, а не домыслы.
- Вполне резонно, - поддержала Коваля начальник лаборатории. - Мы подтверждаем и уточняем наш предварительный вывод. В лаборатории уже определили эти компоненты, Дмитрий Иванович. Кроме следов очень ядовитого переступеня белого, брионина у Залищука обнаружена большая доза дигитоксина, наперстянки, входящей в состав сердечных медикаментов.
- Вот почему наш эксперт и ошибся вначале, - добавил Забродский. - Он обнаружил в крови погибшего дигитоксин, обычную наперстянку. И этого ему было достаточно. Тем более что при алкогольном опьянении лекарства могут действовать как яд.
- Адамов корень также имеет брионин, Евгения Григорьевна? - спросил Коваль.
- Да. Имеет вещество, похожее на брионин. Химически это растение еще не до конца исследовано.
- А как брионин действует на организм?
- Вызывает отравление с рвотой, боль в брюшной полости, судороги. Боль такая сильная, что наступает шок, который в свою очередь ведет к параличу и остановке сердца.
- Так… так… - задумчиво проговорил Коваль.
- Переступень также мало изучен, брионин в алопатической медицине почти не используется. Только гомеопаты применяют его в очень мизерных дозах при изготовлении лекарств против ревматизма, воспаления легких и тому подобное, - объясняла тем временем начальник лаборатории.
"Животик у него еще был тепленький… - вспомнились подполковнику слова Таисии Притыки. - Один, брошенный, корчился на мокрой земле…". Выходит, смерть Залищука наступила от брионина… А у Джейн тоже… рвоты, боли в желудке…
- Евгения Григорьевна, а переступень растет на Кавказе, как и адамов корень? - поинтересовался Коваль.
- Да, Дмитрий Иванович, на Кавказе. На базарах южных городов часто продают его корни, желтоватые сверху и белые на изломе. Их покупают, чтобы натирать поясницу при ревматизме… Но не только на Кавказе. Растет еще в Средней Азии и за границей - в Скандинавии, например…
С ума можно сойти с этими экспертами, подумал Струць. Ему не терпелось узнать: имеет ли найденный им стакан следы той же настойки, которая была у Крапивцева, и в конце концов он решился вмешаться в разговор.
- Товарищ подполковник, разрешите, - и повернул голову к Евгении Григорьевне: - А стакан, обнаруженный во дворе? Он что-нибудь прояснил?
- В нем сохранились следы той же настойки, - ответила женщина, - которую изъяли у Крапивцева. Плюс дигиталис. Мы уже сообщили об этом своем выводе, - она кивнула в сторону Коваля. - Ареал растений, из которых приготовил свою жидкость Крапивцев, - эндемы Кавказа. Заросли крестовника встречаются только высоко в горах, чемерица растет на горных пастбищах и на Кубани, мачок желтый распространен на Западном Кавказе и частично в Крыму, вдоль моря, на каменистых обрывах…
- То-то и оно! - удовлетворенно произнес Струць и победно взглянул на Коваля.
- Значит, собрать все это зелье можно только там, - задумчиво сказал подполковник, постукивая пальцами по столу.
- Или самому собрать, или купить на местном рынке, - ответила женщина.
- Скажите, а наперстянки в настойке Крапивцева нет?
- Нет.
- А на стенках найденного стакана?
- Есть, Дмитрий Иванович.
- А валерьянка, которую я вам принес?
- Самая обычная. Никаких примесей.
- Ясно, - вздохнул подполковник, хотя по выражению его лица было видно, что ему не все еще ясно.
Закончив беседу в аналитической лаборатории, Дмитрий Иванович вместе со Струцем вышли из министерства.
Молодой инспектор спешил в райотдел, где хотел как следует отряхнуть дорожную пыль и спокойно написать рапорт о командировке. Надеялся, что поедут с Ковалем машиной, и обежал взглядом несколько черных "Волг", стоявших возле подъезда, угадывая, какая принадлежит уголовному розыску. Однако подполковник спокойно миновал их, прошел и мимо вездехода, скромно прижавшегося к кромке пешеходной дорожки, и направился к выходу со двора.
Следуя за Ковалем, лейтенант еще надеялся, что машина ждет их за воротами. Тщетность своих надежд понял, как только выглянул на улицу, - здесь не было ни одного автомобиля.
Занятый своими мыслями, Дмитрий Иванович шагал по улице, не замечая разочарования лейтенанта. Шагал так широко, что Струць еле успевал за ним; он старался держаться рядом и был готов в любую минуту ответить на его вопросы.
- Одинаковая отрава, одинаковые симптомы, - бормотал тем временем подполковник. - Но зачем убийце Залищука травить еще и Джейн? Чем выгодна, скажем, Крапивцеву смерть этой девушки? Нет, тут что-то не то… Виктор Кириллович! - обратился неожиданно к лейтенанту, словно только сейчас заметил его. - Ну, а вы что привезли? Какие сведения?
- Что привез? - немного растерялся Струць: он все-таки надеялся, что докладывать не придется на ходу, среди улицы.
Прежде чем ответить, огляделся вокруг. Тихая, спокойная улица старого района города, некогда фешенебельного уголка богачей, называвшегося Липками и не сохранившего деревьев, которые дали ему это название, сейчас, утром, была пустынной. Из одинокой книжной будочки, мимо которой шли, грустно высматривала покупателей киоскерша. Далеко впереди, в скверике, стояли лавочки, отшлифованные пенсионерами и нянями. На одной из них, оторвавшись от книги и следя за внуком, сидела старушка.
- Так что удалось выяснить о Крапивцеве, лейтенант? - повторил Коваль.
Струць вздохнул.
- В Краснодаре он прожил только два года. Ничем особенным не отличился… Перелетал с одной работы на другую. Одну зиму был сторожем и печником в детском саду, несколько месяцев работал в санатории, потом на биостанций, на туристической базе - старшим, куда пошлют: и завхоз, и сторож, и шофер. Жил тихо, приводов в милицию не было…
- По приводам характер человека не определишь.
- Я только докладываю факты, товарищ подполковник.
- Дальше.
- Удивительное дело, Дмитрий Иванович. Крапивцев купил там дом, забрал в Краснодар из Одесской области семью и вдруг, буквально через несколько месяцев, продал этот дом себе в убыток и махнул с семьей в Киев.
- Для этого у него, кажется, была веская причина: дочь вышла замуж за киевлянина… Дом дорогой?
- Купил за шестнадцать тысяч, продал за четырнадцать, это по документам нотариата. Возникает вопрос: откуда у него такие деньги? - оживился лейтенант. - Из Одессы получаю сведения: веники! Обычные веники, каждый ценой в один рубль. Выращивал сорго и изготовлял веники… И как хитро все обставил! Устроился стрелочником на железной дороге и в течение нескольких лет засевал чуть ли не гектар вдоль железнодорожного полотна. Полоса отчуждения, принадлежащая дороге. Выращивал исключительно сорго. Аппетит появляется во время еды… Вскоре ему и на гектаре стало тесно. Втерся в доверие к местным руководителям, прихватил еще два гектара колхозной земли… будто бы для селекционных опытов…
- Гм, - произнес Коваль. - Это становится интересным.
- Ему даже трактор давали вспахать эти два гектара, сеялку, чтобы засеять! - разошелся Струць. - Своя семья уже не могла справиться с вязанием веников, так он людей нанимал…
Подошли к метро "Арсенальная". Но вестибюль станции Коваль обошел. Узкой и крутой тропинкой, наверное не всем известной, стал спускаться к Днепру. Удивленный Струць двинулся за ним. Говорить в спину было неудобно, и лейтенант умолк.
Когда проходили возле Аскольдовой могилы, Коваль спросил:
- А почему он переехал из Одесской области в Краснодар?
- Там в конце концов разобрались, что это за птица, и пришлось господину Крапивцеву убираться восвояси.
- И это ему удалось, - с горечью констатировал Коваль. - Хотя противозаконных деяний целый воз.
- Местный ОБХСС занимался, но дела так и не возбудили.
- Ну, а из Краснодара почему сорвался? Купил дом, перевез семью и вдруг - на тебе!
- Этого не смог установить, - признался лейтенант. - Глубоко копнуть времени не хватило… Да и, думаю, для нашего розыска это не очень важно. - Хотел добавить, что вообще не стоило ездить в Краснодар, чтобы разузнавать о Крапивцеве, когда все и так понятно, но промолчал.
- Кто знает, кто знает… - покачал головой Коваль.
- В Краснодаре у него что-то не получилось с парниковым хозяйством на местной биостанции. Это было последнее место работы… Итак, с Крапивцевым все ясно, - подытожил после секундной паузы Струць.
- Что же вам ясно, Виктор Кириллович?
- Все вещественные доказательства против него.
- Всех доказательств мы еще не имеем.
- Но ведь это та же самая отрава, товарищ подполковник, тот же брионин, переступень. И в желудке Залищука обнаружили, и у Крапивцева изъяли, и следы на стенках стакана…
- А наперстянки, которую нашли в организме погибшего, в настойке Крапивцева нет. И снова - Джейн? Ее тоже хотел отравить Крапивцев?
Подошли к метромосту и направились по нему через Днепр. Даже еще не напоенный осенними дождями, Днепр казался очень широким.
Поднятая плотиной Каневской ГЭС, вода немного замедляла здесь свой бег и, плененная одетой в гранит набережной, рвалась, чтобы разлиться за городом широким голубым плесом.
На середине моста Коваль остановился и, положив руки на теплый каменный барьер, загляделся на реку. Солнце било в глаза, он щурился, но с удовольствием подставлял лицо под его лучи.
Внизу один за другим проплывали катера, буксиры толкали вверх против течения тяжелые баржи, груженные щебнем, песком, чугунными болванками. В небе появился коршун, сделал круг и исчез за Гидропарком.
Струць понимал, что мысли подполковника сейчас далеки от Днепра, от живописного пейзажа, от коршуна, который снова появился в небе.
Лейтенанта удивляло странное, вроде бы спокойное поведение Коваля. Часы, дни бежали безудержно. Опасность отравления преступником новых людей должна была, по его мнению, встревожить подполковника. Однако он параллельно занимался и другими делами, не имевшими никакого отношения к смерти Залищука, и сейчас, казалось, не обратил должного внимания на его, лейтенанта, сообщение. Конечно, ему нелегко, на его плечах целое отделение в министерстве. Но почему он не хочет окончательно остановиться на единственной версии: убийца Крапивцев… Ведь больше ничего у них нет и, очевидно, быть не может…
Над головами прогремел поезд метро; когда он исчез за поворотом, лейтенант услышал, как Коваль произнес задумчиво: "Да… да… конечно… да…"
Возле станции "Гидропарк" подполковник вдруг заторопился. Они быстро вошли в метро и вскоре уже были в райотделе.
5
- О, Джейн, Робин! - воскликнула миссис Томсон, поворачиваясь к подполковнику. - Дети самая большая, единственная моя радость…
- Как для каждой матери, - кивнул Коваль.
- Возможно, даже больше, чем для иной, потому что достались мне очень нелегко… Да и сейчас с Робином не так просто. Но знаете, Дмитрий Иванович, вероятно, это закон: чем тяжелее достаются дети, тем больше их любишь, или, как еще говорят у нас, чем больше вкладываешь в дело, тем оно дороже…
- Проценты с капитала, - не удержался от иронии подполковник.
- Я имею в виду духовный капитал. - Тон Коваля задел Кэтрин. - Духовный капитал для людей верующих не менее важен, чем денежный. И это одинаково и у вас, и у нас.
Ковалю обидно было слышать из уст человека, который родился на Украине, "у вас", а когда имелся в виду чуждый ему мир - "у нас".
- Вы, наверное, меня осуждаете, - вздохнула она, словно прочитав его мысли. - Уверяю вас, отсюда, с родины, я ни в какую Англию не поехала бы. Но тогда… в Германии, измученная в неволе, дезинформированная, среди чужих людей, без поддержки… Слабенькая девчонка, я словно висела в воздухе.
- Мы отклонились от темы, - заметил подполковник, размышляя о том, как задать главный вопрос, ради которого и пришел на Русановские дачи.
Они прогуливались тропинкой вдоль залива, неподалеку от небольшой пристани. Время было тихое, послеобеденное, когда пассажирские катера увеличили интервалы между рейсами, а рыболовы оставили до вечернего клева насиженные места и только неугомонная детвора копошилась в горячем песке.
- Да, дети, дети… Они меня также очень любят. После кончины Вильяма стали особенно внимательны. - Миссис Томсон не была сейчас искренней - она давно уже почувствовала, что именно после смерти мужа между ней и детьми пролегла странная полоса отчуждения, которую не могла сама объяснить. Но зачем об этом знать подполковнику. - Не пускали меня в этот вояж, боялись, что захвораю. Но я все-таки вырвалась… Очень хотелось увидеть родные места. Думала, может, найду могилу матери, ничего не знала о ней после того, как немцы разлучили нас на станции… И, наконец, надеялась хотя бы что-нибудь узнать о сестренке Таечке, ибо на все мои запросы получала трафаретный ответ: "Адрес не установлен…" Приехала и заболела. И только дала телеграмму детям, как Джейн все бросила и прилетела… Робин тоже хотел приехать, но его не отпустили на работе, у них там что-то связано с армией, и поэтому большие строгости…
- Неудивительно, что прилетела. Ведь вас положили на операцию.