– Конечно, – совершенно невозмутимо произнес Вульф, – теперь перед вами возникла другая проблема, возможно более сложная, чем первая.
Кэролайн замерла.
– Я этому не верю! – хрипло произнес Обри.
– Всякие сомнения исключаются. Арчи?
Наступила моя очередь.
– Да, сэр. В настоящий момент сержант Стеббинс из отдела по расследованию убийств ожидает на ступеньках нашего крыльца. Он сообщил, что Карноу убит выстрелом в затылок у себя в номере отеля "Черчилль" сегодня днем. Мистера Обри и миссис Карноу видели вместе со мной, когда мы выходили из бара отеля. Сержант желает узнать, здесь ли они, а если нет, то где. Он заявил, что они оба ему нужны.
– О боже… – пробормотал потрясенный Обри.
Кэролайн ахнула, но ничего не произнесла. Я бы сказал, что она впала в ступор. Но вот ее губы шевельнулись, и мне почудилось, что она спросила: "Он мертв?", очень тихо, почти неслышно.
Вульф продолжал:
– Итак, у вас возникла другая проблема… Полиция устроит вам веселую ночь, а возможно, целую неделю или даже месяц. Мистер Стеббинс не может войти в мой дом без ордера на арест. Если бы вы были моими клиентами, я бы не возражал против того, чтобы он постоял на ступеньках крыльца, пока мы обсуждаем деловые вопросы. Но, поскольку ваше поручение утратило смысл, я больше не работаю на вас. Порой я бываю рад возможности слегка подразнить полицию, но никогда этим не злоупотребляю. Так что я должен с вами распрощаться, пожелав всего хорошего.
Кэролайн вскочила с кресла и, раскинув руки, пошла к Обри. Он схватил ее и притянул к себе. Очевидно, преграда была сломлена.
– Однако, – продолжал Вульф, – я решительно против того, чтобы полиция хватала в моем доме людей, которые явились сюда посоветоваться со мной и которым не предъявлено формальное обвинение. В доме имеется запасной выход на Тридцать четвертую улицу. Мистер Гудвин выпустит вас через ту дверь, если вам требуется какое-то время, чтобы обсудить свои дела.
– Нет, – твердо заявил Обри, – у нас нет никаких оснований спасаться от полиции бегством. Скажите сержанту, что мы здесь, и впустите его в дом.
Вульф покачал головой:
– Ну, нет, из моего дома он вас не заберет! Так вы уверены, что не хотите повременить с этим делом?
– Уверен.
– В таком случае, Арчи, будь добр, организуй все как надо.
Я поднялся, сказал им: "Сюда, пожалуйста" – и пошел к выходу. Но тут же остановился и обернулся, услышав за собой голос Кэролайн.
– Одну минуточку, – произнесла она твердо, но шепотом.
Она стояла лицом к Обри, схватив его обеими руками за лацканы пиджака.
– Пол, как ты считаешь, не должны ли мы попросить мистера Вульфа…
– Нам не о чем его просить. – Обри опустил ей руку на плечо. – Я сыт по горло твоим Вульфом. Успокойся, моя Кэро. Нам не надо никого ни о чем просить. Все теперь будет хорошо.
Они вышли следом за мной в прихожую. Пока Обри надевал шляпу, я опять открыл дверь на длину цепочки и заговорил с Пэрли:
– Оказывается, они сидели у Вульфа в кабинете. Ну кто бы мог подумать? Тебе повезло. Теперь, если…
– Открой дверь!
– Минуточку. Зачем такая спешка? Мистер Вульф – человек сварливый и раздражительный. Он и святого с легкостью выведет из терпения, а тебя – тем более. Так что, если ты отойдешь в сторонку, я их выпущу, и они – твои.
– Я войду в дом!
– Нет. Забудь об этом даже думать.
– Ты мне тоже нужен.
– Неужели? Впрочем, я так и думал. Скоро приеду. На Двадцатую улицу?
– Ты поедешь сейчас же. Со мной.
– Нет-нет. Мне нужно спросить мистера Вульфа, есть ли смысл вас беспокоить. Ну, если есть, так я подъеду. Куда? На Двадцатую улицу?
– Да. И сегодня.
– Понятно. Всегда рад услужить. Объекты здесь, у меня за спиной, так что если ты сойдешь со ступенек… Только будь осторожен, не споткнись!
Стеббинс пробормотал что-то невнятное и начал спускаться. Когда он оказался на последней ступеньке, седьмой по счету, я снял цепочку, распахнул дверь и обратился к нашим бывшим клиентам:
– Хочу дать вам совет в благодарность за сэндвичи и кофе: не отвечайте ни на один вопрос, пока не посоветуетесь со своим адвокатом. Даже если…
Я замолчал, потому что лишился аудитории. Обри подал руку Кэролайн, как только они оказались на ступеньках. Не желая доставлять Пэрли удовольствие задержать их в моем присутствии, я закрыл дверь, набросил цепочку и вернулся в кабинет.
Вульф сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла.
– Меня вызывают в полицию, – известил я. – Ехать?
– Разумеется.
– Мы кое-что утаим?
– Нет. Нам нечего утаивать.
– У меня в столе лежат письма мистера Карноу к жене. Следует ли мне их захватить с собой?
– С какой стати? Они принадлежат ей, она их обязательно позднее потребует.
– Я обнаружил труп?
– Нет, конечно. С какой стати?
– Ясно. Не беспокойтесь, если я вернусь поздно.
Я отправился в прихожую за шляпой и был таков.
Глава третья
Поскольку я не знаю за собой никаких обязательств перед убойным отделом, а вечер располагал к пешим прогулкам, я решил пройти примерно пятнадцать кварталов до Двадцатой улицы с тем, чтобы по дороге провернуть одно пустяковое дельце.
Если бы я занялся им в кабинете Вульфа, он непременно завопил бы об ущемлении собственного достоинства и притворился бы разъяренным, хотя понимал не хуже меня, что всегда полезно увидеть свое имя в газетах (разве только не в колонке некрологов).
Поэтому я зашел в телефонную будку на Десятой авеню, набрал номер редакции "Газетт" и попросил соединить меня с Лоном Коэном. Вскоре в трубке послышался его голос.
– Отзовите из печати первую полосу, – посоветовал я ему, – и переделайте ее заново. Если, конечно, не хотите, чтобы я продал свою информацию в "Таймс". Ты, случайно, не слышал, что Пол Обри и его жена, миссис Сидни Карноу, сегодня днем зашли к Ниро Вульфу? Я побывал вместе с ними кое-где и привез их назад в офис мистера Вульфа, а пятнадцать минут назад туда явился сержант Пэрли Стеббинс и забрал их. Или, возможно, ты даже не знаешь, что Карноу был убит…
– Вот это я как раз знаю. У тебя есть продолжение? Или остальное прикажешь высасывать из пальца? – ответил Лон.
– Ничего подобного. Точность и своевременность доставки гарантированы. Сейчас же я просто хочу, чтобы имя моего босса появилось в газетах. Мое же пишется так: "а"-"эр"-"чэ"…
– Это я тоже знаю. Кто еще получил твои сведения?
– От меня – никто. Только ты.
– Чего они хотят от Вульфа?
Конечно, этого следовало ожидать. Дай газетному репортеру материала на пару строчек, он попытается отхватить его на целый столбец. Я с большим трудом убедил Лона Коэна, что больше у меня ничего нет, и продолжил свой путь в центр города.
Надежда попасть в убойном отделе на лейтенанта Роуклиффа и в очередной раз вывести его из себя, да так, чтобы он начал заикаться, не оправдалась. Вместо него я угодил к выпускнику колледжа, некоему Айзенштадту, который не принял мой вызов. Ему нужны были только голые факты, и я честно их выложил, не упомянув, естественно, о том, что входил в номер Карноу.
На это ушло менее часа, включая перепечатку моих показаний, которые я должен был подписать. Я отклонил настоятельное предложение Айзенштадта не уходить до возвращения инспектора Кремера. Пришлось напомнить ему, что я гражданин с незапятнанной репутацией, адрес мой всем известен, так что в случае необходимости меня несложно разыскать.
Когда я вернулся домой, Вульф сидел в кабинете, зевая над книгой. Равнодушие его было наигранным. Он хотел показать, что потеря гонорара в пять тысяч долларов – пустяк, о котором не стоит и говорить.
Я не знал, чт́о делать: продолжать и дальше его дразнить или отправиться на боковую. Обе возможности представлялись мне одинаково заманчивыми.
Я подбросил и поймал монетку. Вульф не стал уточнять, что за дилемму я решаю таким образом, опасаясь, как бы я не предложил ему самому догадаться. Выпал "орел".
Я сообщил Вульфу, что о моем визите в отдел по расследованию убийств докладывать нечего, пожелал ему спокойной ночи и поднялся в свою комнату.
Утром за завтраком на кухне, где Фриц заботливо поставил передо мной гору горячих блинов и положил свежие газеты, я обнаружил, что подарил Лону Коэну материала куда более чем на пару строк. Очевидно, он по собственному почину разбавил мою стоящую внимания информацию всякими пустяками.
К примеру, я узнал, что у Сидни Карноу имеется тетушка Маргарет, в замужестве миссис Реймонд Севидж, кузен Ричард и кузина Энн, выскочившая замуж за некоего Нормана Хорна. Статья сопровождалась снимками Энн и Кэролайн, весьма скверными.
По утрам я редко вижу Вульфа до одиннадцати часов, когда он спускается вниз из оранжереи, а в то утро я вообще его не видел. В самом начале одиннадцатого позвонил сержант Стеббинс и пригласил меня зайти в офис окружного прокурора, и как можно скорее.
Мне потребовалось не более четырех минут, чтобы убрать бумаги со стола, позвонить Вульфу, надеть шляпу и поспешить к выходу. У меня затеплилась слабая надежда повстречаться с бывшими нашими клиентами, которые, поразмыслив, возможно, пришли к выводу, что слишком рано пресытились Вульфом.
Впрочем, торопился я зря. В большой приемной на верхнем этаже дома 155 по Леонард-стрит мне предстояло провертеться не менее получаса на жестком деревянном стуле. Я уже приготовился подойти к окошечку и заявить сидящей за ним даме ветеранского возраста и наружности, что могу торчать здесь еще от силы минуты три, когда из внутреннего коридора появилась другая дама.
Она отнюдь не походила на старого бойца, поседевшего на службе закону, и я помедлил с объявлением ультиматума. Ее походка заслуживала вдумчивого изучения, лицо требовало кропотливого анализа, а туалет – тщательной инвентаризации. И я подумал, что если передо мной Энн Севидж-Хорн, то главному редактору "Газетт" нужно в три шеи гнать своего фотографа, который явно ошибся фотографией.
Дама заметила, как я ее разглядываю, и без тени смущения отплатила мне той же монетой. Изящная головка ее слегка склонилась к плечу. Она подошла, уселась в соседнее кресло и одарила меня пристальным взглядом, какого ожидаешь от королевы – или уличной девки.
Первым заговорил я:
– Что у вас пропало? Кролик?
Она улыбнулась, желая подзадорить меня, и ей это почти удалось.
– Почему вы решили, что вульгарность – лучшая линия поведения? – спросила она.
– Я не нарочно. Просто родился вульгарным. Увидел ваше фото в газете и загорелся желанием узнать, какой у вас голос. Захотелось непременно его услышать. Скажите еще что-нибудь.
– Вы слишком развязны для незнакомого человека.
– Ну что ж, я не против исправить это упущение. Давайте знакомиться. Меня зовут Гудвин. Арчи Гудвин.
– Гудвин? – Она слегка нахмурилась, соображая, потом протянула: – Ну конечно! Вы тоже угодили в газету. Если только вы тот самый Гудвин… Вы работаете на Ниро Вульфа?
– Практически я и есть Ниро Вульф, когда дело доходит до работы. Где вы находились в период с одиннадцати минут третьего до без восемнадцати шесть?
– Дайте подумать… Я гуляла в парке со своим любимым фламинго. Если вы считаете, что это не алиби, то сильно ошибаетесь. Мой фламинго умеет разговаривать. Спросите еще что-нибудь.
– Умеет ли ваш фламинго определять время?
– Конечно. Он носит на шее наручные часы.
– А как он на них смотрит?
– Так и знала, что вы меня об этом спросите. Фламинго научили завязывать шею узлом. Самым простым одинарным узлом. Но когда он это делает, часы оказываются как раз у него на сгибе… Привет, мама. Мама?
Она неожиданно вскочила с кресла и куда-то двинулась.
– И что, никого даже не заковали в наручники? – услышал я ее голос уже вдалеке.
Ее мать, тетушка Сидни Карноу, возглавляла процессию, появившуюся из коридора. По своей комплекции она равнялась двум таким, как Энн, вместе взятым, и лишь вполовину уступала Ниро Вульфу. У нее было не только могучее тело, но и широкое лицо с чертами такими крупными, что между ними почти не оставалось зазора.
Матрону сопровождал тощий молодой очкарик, по сравнению с ней просто коротышка. За этой парой следовали двое мужчин. Один, судя по заметному сходству с матерью, был брат Энн Ричард. Второй, высокий разболтанный тип, наверняка показался бы человеком представительной наружности любой женщине от шестнадцати до шестидесяти.
Пока я производил краткий смотр процессии, заговорила дрессировщица фламинго:
– Мама, это мистер Гудвин, Арчи Гудвин. Тот самый, который вчера был в отеле "Черчилль" с Кэролайн и Полом. Допрашивает меня с пристрастием. Мистер Гудвин – моя мать, брат Дик, мой муж Норман Хорн. Нет, не тот, с папками. Это Джим Биб, адвокат, знаток всех законов. Мой муж – вот этот.
Представительный субъект, которого потянули за рукав, оказался рядом с супругой, продолжавшей трещать:
– Вы знаете, до чего меня разочаровал окружной прокурор. Он был с нами так доброжелательно вежлив. Мистер Гудвин совсем другой. Он намерен применить ко мне третью степень. Я имею в виду – физическое воздействие. Он же просто создан для этого. Не сомневаюсь, что тут же сдамся и во всем признаюсь…
Муж зажал ей рот ладонью, прервав поток слов решительно, но не грубо.
– Ты слишком много болтаешь, дорогая, – проворчал он благодушно.
– Такое уж у нее чувство юмора, – пояснила тетя Маргарет. – Но все равно, Энн, милочка, твои шутки неуместны, когда только что был зверски убит Сидни. Зверски!
– Ерунда! – выпалил Дик Севидж.
– Нет, именно зверски! – настаивала его матушка. – Всякое убийство жестоко, а это просто зверское.
– Безусловно, – согласился он. – Но для нас-то Сид умер более двух лет назад, а воскрес всего лишь на две недели. Никто из нас его даже не видел. Откуда же такое непереносимое горе?
– Лично я считаю, – вмешался Биб, говоривший высоким, почти женским голосом, который превосходно гармонировал с его внешностью, – что это слишком многолюдное место для подобных разговоров. Пойдемте отсюда.
– Я не могу, – заявила Энн. – Мистер Гудвин намерен сломить мое сопротивление и подавить мою волю окончательно. Взгляните только в его суровые серые глаза. Посмотрите на эту челюсть!
– Ну, перестань, дорогая, – нежно проговорил Норман Хорн, взял жену за локоть и повел к дверям.
Остальные двинулись следом. Замыкал шествие Биб. И ни один не соизволил, хотя бы из вежливости, сказать, что рад знакомству. Один лишь адвокат едва кивнул головой на прощание.
Пока я стоял и наблюдал, как они один за другим скрываются за створкой двери, до меня донесся голос женщины-ветерана:
– Мистер Мандельбаум примет вас, мистер Гудвин.
Только двое помощников окружного прокурора занимают шикарные угловые кабинеты. Мандельбаум не принадлежит к числу этих счастливчиков. Примерно в середине коридора была широко распахнута дверь, указывая, куда мне следует завернуть.
Когда я вошел, меня ждал сюрприз: напротив Мандельбаума, сидевшего за своим столом, на одном из двух стульев, которые каким-то чудом удалось втиснуть в крохотное помещение, расположился рослый крепкий мужчина с седеющей шевелюрой, широкой кирпично-красной физиономией и серо-стальными глазами, взгляд которых находили суровым куда более бывалые люди, чем мистер Норман Хорн. Энн назвала мои глаза суровыми только потому, что никогда не встречалась с инспектором Кремером из отдела по расследованию убийств.
– Польщен! – заявил я с легким поклоном, принимая приглашение мистера Мандельбаума воспользоваться третьим стулом.
– Посмотри на меня! – приказал Кремер.
Я повернулся к нему, приподняв бровь, что его всегда раздражало.
– Я опаздываю на встречу, – начал Кремер, – поэтому буду предельно краток. Я только что ездил к Вульфу. Разумеется, он подтверждает твои слова. Клянется, что у него нет клиента. Я читал твои показания. Скажу откровенно, мы не располагаем доказательствами того, что ты входил в номер.
– Теперь я смогу спокойно вздохнуть! – воскликнул я с чувством.
– Да. В тот день, когда ты перестанешь дышать, ко мне вернется нормальный аппетит. Итак, я признаю, что у нас нет доказательств. Однако я прекрасно знаю, что ты там был. Сообщение о трупе мы получили по телефону, информатор явно изменил голос. Ты же не станешь отрицать, что я прекрасно изучил, как ты обычно ведешь себя в подобных обстоятельствах?
– Конечно. Отважно, решительно, блестяще.
– Я только сказал, что хорошо изучил… Оставив Обри и мисс Карноу в баре, ты поднялся наверх, постучал в дверь номера Карноу, но не получил ответа. Нет ни единого шанса из тысячи, чтобы в подобном случае ты просто развернулся и ушел, не дотронувшись до ручки.
– Значит, я должен был это сделать.
– Итак, ты туда входил?
Я отвечал спокойно и рассудительно:
– Но, может быть, я все же не дотронулся до ручки.
– Оставь это, Гудвин. Конечно же, ты нажал на нее и обнаружил, что дверь не заперта. Тогда ты открыл ее и громко позвал Карноу. Не дождавшись ответа, ты вошел внутрь и увидел труп. В этом я не сомневаюсь, потому что знаю тебя. Мою догадку подтверждают дальнейшие события. Ты вернулся в бар, немного посидел с ними, а потом отвез их к Вульфу. Почему? Потому что узнал, что Карноу убит. Если бы ты действительно просто ушел, не дождавшись ответа, вы оставались бы в отеле до появления Карноу, хотя бы вам и пришлось ждать всю ночь. Но это еще не все. Когда Стеббинс приехал за супругами в дом Вульфа, не имея на руках ни ордера на арест, ни сформулированного обвинения, Вульф послушно выдал подозреваемых. Он объясняет это тем, что они уже не являлись его клиентами, поскольку Стеббинс принес известие о смерти Карноу. Но почему он отказал им в своих услугах на самом деле? Да потому, что Вульф никогда не согласится иметь клиентом убийцу, а он думает, что Обри застрелил Карноу. Вот почему!
Я покачал головой:
– Послушайте, если вам уже все известно, какого черта тратить на меня время?
– Я хочу точно знать, чт́о ты делал в комнате, не переставил ли что-нибудь там и не унес ли с собой. – Кремер наклонился ко мне: – Знаешь что, Гудвин, советую тебе ничего не скрывать. Учитывая положение дел, я надеюсь к концу дня получить полное признание Обри. После этого нам надо быть во всеоружии. Располагать всеми данными. В том числе и твоими показаниями о том, чем ты занимался в комнате Карноу до того, как присоединился к подозреваемым в баре, и почему вы втроем поехали к Вульфу. Если ты мне все это сейчас изложишь, я не стану привлекать тебя к ответственности за… Чему это ты улыбаешься?
– Просто представляю себе лицо мистера Вульфа, когда я ему все это расскажу. После того как явился сержант Стеббинс с известием о смерти мистера Карноу и надежды на гонорар развеялись словно дым, мистер Вульф намекнул клиентам, насколько позволяло чувство собственного достоинства, что не отказался бы от нового поручения. Но они этот намек обошли молчанием. Так что он сильно расстроен. Однако продолжает твердить, что нам не следует терять надежды. А ведь может случиться, что вы действительно окажетесь правы, и это будет ударом…
Кремер сорвался со стула и пулей выскочил из комнаты.
Я разрешил себе адресовать улыбку Мандельбауму.