За связь с боевиком, племянником Дагаева по голове не погладят, за убийство гражданского лица тоже. И как не крути, куда не смотри — везде он повязан. Ребятам в глаза смотреть не мог, на себя в зеркало, духов люто возненавидел и по краю пошел, за который шагни и нет своих и чужих — пелена и трупы. От Арслана подлянки ждал — шантажа, по ночам спать не мог — вслушивался в звуки, ждал вестей о Ночной птице.
Но снайпер больше не появился, как не давал о себе знать Дагаев.
Кобра благополучно дембельнулся, Улан выжил, был комиссован.
Возможно это служило Руслану оправданием, но таким слабым, что оно исчезало, как только всплывали в памяти синие глаза.
И вроде радуйся, а Зеленин мучился. Угрюмым стал, замкнутым, слова лишнего из него не вытянуть. Смерти искал, но она от него отвернулась.
В 96 получил осколочное ранение и под это дело расстался с армией, хоть и мог остаться…
Он не заметил, как выкурил почти пачку сигарет.
Оглядел прокуренное помещение — дым стоит, даже воздухоочиститель не спасает. Только что Русу до того? Встал с пола, лицо умыл и замер над раковиной: это что получается? Вчера убил, сегодня любил? Снайпера? Невинную жертву? Игрушку боевиков? Невесту Арслана? И хоть ту, хоть другую — не легче ему, тяжело на душе.
"Ты-то кто? Кто?! Чем и кого лучше?"
Сделал его Дага, одним жестом сделал. Виртуоз.
Мразь!
Душно стало, стены давили, хоть из дома беги.
Оделся, наверх за ботинками поднялся, открыл дверь спальни и замер на пороге. Вита сидела на постели и улыбалась ему. И понял Рус — не уйти ему от нее, не уйти от себя.
— Доброе утро.
Ноги сами к ней понесли. Сел на край постели, ладонью от щеки до плеча провел, вглядываясь в наивность синих глаз. Что он искал в них, что ожидал увидеть?
— У тебя пуговки перламутровые, — сообщила, трогая пуговку на груди рубашки Руслана. — А ты мне снился. Ты летал. Цветы яркие красивые внизу, а вверху облака и ты летал.
Ну и как уйти от нее? — скрипнул зубами: Как оставить? Это равно снова убить.
Никуда ему от нее не деться, никогда. Повязала их та пуля накрепко.
— Я… в магазин, к завтраку что-нибудь купить, — сообщил глухо — голос не слушался, предавал.
— Угу, — прильнула к его груди, принялась ткань рубашки изучать, трогать, гладить. Рус слушал ее дыхание, ощущал прикосновения и терял в них боль и отчаянье, только горечь никак не уходила — усиливалась, смешиваясь с печалью.
Как он мог промахнуться? Лучше бы убил.
Нет, — рука сжала ее плечо, Руслан зарылся лицом в ее волосах:
— Прости.
Она как будто не поняла — обняла неумело:
— Ты мне часто снишься, тебя Русом зовут, — сообщила. — Только ты в темноте всегда, а там страшно. Летать не страшно, а в темноте — страшно. Там что-то бродит, ворчит, рыщет, злое, черное. Я его рисовала, а у него только один глаз, больше не показывается.
Руслану комом ее лепет в горле встал. Больно, как будто душу из живого выдирают.
— Я… пожалуй никуда не пойду, на завтрак там что-то есть, сообразим.
— Поцелуй меня, — попросила вдруг, обвив его шею руками. — Мне так нравится, как целуешь.
— Правда? — дрогнул, волосы ей с лица убрал.
— Правда. У тебя губы ласковые. Мне всегда казалось — ты сон, а ты на самом деле. Рус, — сладко из ее уст его имя прозвучало, протяжно.
— Запомнила?
— Помнила, — неумело коснулась его губ губами.
"Правильно. Руса знала, Руса и помнила — не Руслана", — поморщился. Зажмурился, прижал ее к себе и губы поцелуем накрыл.
Зацеловал бы, наверное, то ли себя, то ли ее утоляя, спасаясь от мыслей, от маяты и боли, но кто-то в дом ломиться начал, звонок затрещал.
— Звонок, — сообщила Вита, отодвигаясь от Руслана.
— Точно, — вздохнул: кого черт принес? — Пойду открою, пока не оглохли. Здесь побудь, хорошо?
— Угу.
Вниз спустился, дверь открыл и получил связку удочек и подсак в лицо:
— Я узнал, где Карповое озеро! — возвестил сияющий как фара Леня, бесцеремонно вваливаясь в дом. Отодвинул Руслана с прохода, поставил удочки в угол и скинул рюкзак, сапоги на пол посреди коридора поставил.
— Ветровку забыл, — напомнил Зеленин, поджав губы.
— А, — отмахнулся мужчина. — Давай по кофею и двинулись! Хавчиком я затарился.
Рус руки в карманы сунул, к стене прислонился:
— В смысле, ящик водки уже в рюкзаке.
— Обижаешь — пиво, старичок, только пиво.
— На завтрак?
— На весь день. Остальное возьмем у природы. Ну, что встал-то? Шевелимся, Рус, шевелимся!
Двинулся на кухню и остановился, смолк, увидев выглядывающую из-за угла кухни симпатичную незнакомую мордочку с улыбкой до ушей.
— Здрассте! — мурлыкнула Вита и натянула до подбородка ворот рубашки Зеленина, пытаясь скрыть радужную улыбку. Выглядела она в ней сущим дитем.
До Леонида стало доходить, что с рыбалкой он погорячился. Поздновато он с этим к другу — русалка у него уже поселилась.
— Э-э-э, — протянул, чтобы занять паузу.
Вита засмеялась — Леня явно ей нравился и вызывал ассоциации с клоуном. Зеленин молчал, стоял и смотрел на пантомиму друга и Виты. Она радовалась, она была счастлива и тем словно оправдывала его, немного, но успокаивала, снимая грамм тяжести с души.
Она как котенок, пугающийся собственной тени, играющий с собственным хвостом — была столь же наивна, беззащитна и себе на уме. Какие процессы происходили в ее голосе, было загадкой для Руслана. Отчего одного принимала, другого сторонилась, над чем смеялась и что ее огорчало — невозможно было понять. Но это было творением его рук, результатом его поступка. Он убил человека и породил дитя, за которого теперь нес ответственность не только как за ребенка, больного, но и любимую женщину. Одного пункта хватит, чтобы его груз раздавил. Выдержит ли Рус все пункты, в добавок к тем, что уже имел? Он не знал, но четко понял, что имея возможность выбрать с чем и каким путем идти — выбирать не станет.
Вита засмеялась, обходя растерянного Леонида — ее веселила ветровка, колорит цветовой гаммы: широкая желтая полоса на спине и тонкая по плечам на фиолетовом фоне и красный треугольник на груди из которого, выпучив глаза от такой радости, пыталась выбраться белка.
Девушка засмеялась, узрев тисненную морду.
— Старик? — выгнул бровь мужчина, взглядом ища спасение у друга.
Зеленин молчал — его заботило одно, Иванова другое и их интересы не могли пересечься.
Девушка запихнула края рубашки, укутавшись в нее и, с лучистой улыбкой сообщила в лицо мужчины, будто страшную тайну ему доверила:
— Мы ходили в кино!
— Ага? — моргнул. В глазах чертенок мелькнул, зыркнул в сторону Руслана: и только? Или ЗАГС следующим пунктом? Трамваи еще туда не ходят, да, старичок?
— На "Не могу сказать прощай!"
— Новый блокбастер, что ли? — озадачился. — Где идет?
— В «Кировце»!
— Где?! — мужчину малость перекосило в попытке отыскать кинотеатр, который три года, как снесли.
— В парке!
— В каком? — Леня даже отпрянул — парк вовсе не складывался с почившим кинотеатром и неизвестным ему фильмом.
— Не знаю. Мы там лебедей кормили.
До мужчины начало доходить. Нахохлился и уставился на друга: ты в своем уме? Понял хоть с какой телочкой связался?
— Один белый, белый, другой черный — они пара. Изумительно, правда? Такое удивительно гармоничное сочетание.
— Ага, — бросил мужчина, проявляя вежливость.
Зеленин отлип от стены и пошел на кухню:
— Пошли кофе пить, — бросил, между прочим, проходя мимо друга. Тот перехватил его и требовательно заглянул в глаза. В ответ Руслан отвел взгляд и скинул руку.
— Эта не та история, из-за которой ты симку поменял? — спросил Иванов тихо в спину. — Неприятность неслабая, согласен…
Руслан ожег его взглядом, упреждая дальнейшие словоизлияния в подобном контексте и, Иванов прикусил язык, задумался, сообразив, что опять что-то пропустил и не туда полез. Молча расположился за столом, сложив руки и с некоторым испугом пытливо поглядывая на парочку. Рус хотел накрыть на стол, Вита активно ему мешала, бродя за ним как хвостик.
Он к холодильнику — она за ним. Он пытается масленку взять, она ему пельмени подает. Он нарезку салями — она пакет вишни. Минут пять по кругу с удивительным для Руса терпением. Ни взглядом, ни жестом, ни словом не выказывая раздражение — не глядя, забирал из ее рук поданное и убирал обратно.
Когда на столе все же появилась упаковка нарезки и масленка, девушка схватилась за нож, желая нарезать хлеб, но был настолько мягко и ненавязчиво отстранена, что Иванов вовсе растерялся, не зная, что думать. Он не узнавал своего друга, не мог придумать причину, по которой он терпит ненормальную. Симпатичная? Да, Бог мой, и не такие водились и точно так же — выводились, без всяких реверансов: тебе налево и прямо, милая.
Может эта, как ее там, чья-то родственница, а Русу присмотреть за ней поручили?
Так себе версия, но другая в голову не идет.
Он за чашками, девушка за ними же тянется и до суетилась, «помощница» всю стойку с посудой на пол вывалила. Руслан успел оттолкнуть ее в сторону и собой прикрыл, прижав к груди.
У Леонида рот открылся: чудеса. Прямо картина маслом: жертва спасена грудью от осколков фарфоровой очереди!
Дальше ни мыслей, ни слов не было — девушка заплакала над невинноубиенным сервизом и Зеленину спешно пришлось ее эвакуировать в гостиную. Она так плакала, что даже Леониду нехорошо стало, приколки да шуточки сами испарились.
Руслан слышать не мог, как она плачет, от слез ее душа дрожала. Усадил в кресло девушку и торопливо сунул в руки первый попавшийся журнал.
— Смотри! — ткнул пальцем в разворот «Автомира». — Красивая машина, — глянул, соображая какая марка. — Тайота — авенсис.
Вита всхлипнула, жалобно уставившись на него:
— А..А-а…
— Авенсис.
— Авенсис, — слезы начали высыхать. — Машина такая?
— Марка машины.
— А у тебя?
— Лендровер.
И вспомнил: тьфу, ты — на заднем сиденье розы и альбом, что сейчас был бы кстати. Журналы по оружию и автомобилям вряд ли надолго отвлекут Виту.
А что у него еще есть? — пробежался взглядом по периметру комнаты. Блин, а?…
Пока он мучился, выискивая, чем бы занять девушка, та уже листала журнал:
— Знаешь, Рус, я пожалуй не стану вам мешать. Я что-то не так делаю. Обычно у меня накрыть стол хорошо и быстро получается, а тут неуклюже как-то вышло. Извини? — оторвалась от картинки.
Рус моргнул: проблеск сознания? Приступ логического мышления?
— Ничего, — заверил. — Все нормально.
— Тогда ты иди, а я… — и прижала к груди журнал. — А можно я еще посплю?
— К-конечно.
— С Авенсис.
— Хорошо.
— Спасибо, — улыбнулась и обняла его за шею. — Ты красивый как авенсис.
"И такой же паршивый", — поморщился.
Отнес Виту в спальню и вернулся на кухню. Застыл у дверей, поглядывая на друга, что высыпал последние осколки посуды из совка в мешок для мусора.
— С кофе облом, да? — прищурился. Зеленин состряпал рожицу: вроде как, извини. — Так и подумал. Тогда раскулачивайся: вытаскивай tuborg из холодильника.
Рус вытащил две бутылки забытого им пива, поставил на стол и достал сигаретку из выжившей пачки. Закурил.
Иванов открыл бутылки, подал одну другу, глотнул из своей и спросил:
— Объяснения будут?
— Они тебе нужны?
— Желательны, — кивнул, подумав. Обменял пиво на сигареты, пристраиваясь рядом с мужчиной. — Она ненормальная, — заметил.
Руслан согласно кивнул, но лицо ничего не выражало.
— Совсем ненормальная.
Зеленин хлебнул пива и бросил:
— Спорно.
— Это как? — качнул челюстью, хмуро воззрившись на него. — Допустим. Но то что девочка — крези, тебе ясно. Но она находиться в твоем доме. А что она делает у тебя?
— Спит.
— Ага?
— Угу. На данный момент Вита спит, с трепетом прижимая к груди далеко не меня, а журнал «Автомир».
— А ты бы хотел оказаться на его месте?
— Это не понятно?
— Понятно. Другое не ясно: ты соображаешь, что после не отделаешься от нее?
Рус с такой тоской глянул на него и Леонид подумал, что опять не то, что-то сказал и соответственно, ничего не понял, а выводы сделал неправильные. Глотнул пива и задумался:
— Я небольшой любитель ребусов и кроссвордов, но этот, старичок, больно любопытен. Я же теперь не успокоюсь, пока не разгадаю.
— Она ни черта не помнит. Ни чер-та! Спроси, что делала вчера — не скажет.
— Вывод: вытолкав ее завтра в шею, ты больше не увидишь ее у своего порога? Извини, не верю.
— А я знаю. Не знаю только какой отрезок времени способна удерживать ее память. Есть какие-то приоритеты, как маячки, но они больше рефлекторны, наработаны кем-то, как Павлов слюну у своих собачек вырабатывал.
— Тебе это интересно? — озадачился мужчина.
— Представь — да.
— Не представляю, — признался честно, пива хлебнул. — Я вообще не понимаю на кой она тебе сдалась. Нормальных не хватает?
У Руслана не было ответ на этот вопрос, потому что чтобы он не сказал — друг его бы не понял. Пришлось бы разжевывать, к «а» добавлять «б». Только подумать об этом и язык сам к нёбу прилипает.
Он затушил сигарету и отошел к окну, облокотился на стену, в задумчивости потирая подбородок. Ему виделся дух, дающий контрольную очередь с края обрыва, и трасса из шрамов на спине Виты, страшная гравировка на любом теле, а уж на ее нежной, чуть смуглой коже и хрупком теле, вовсе непереносимая.
Как она выжила? Какой кудесник спас?
Может Арслан передумал?… Как можно убить, потом передумать? Как можно отдать ту, к которой и прикоснуться не смел на потеху подонкам? Да одного этого хватит, чтобы в аду всю жизнь гореть!…
Вот и горят вместе и он и Руслан. Впрочем, не факт. Не тот человек, Дага. Как он изящно выкрутился, поделив одну вину на двоих, как легко купил дурака Зеленина.
Снайпер!
Неужели он действительно верил в это? А ведь верил, не просто верил — знал как родословную своего гребанного тейпа! Четко. Значит, неопровержимые улики были? Винтовка? Ни хрена это не улика! А вот винтовка с первым разрядом по стрельбе — это что-то, но все равно не повод. Если только…
Если только к этому не прибавить самое веское: гнев, алчность, тщеславие, самолюбие и чувство собственности — ревность.
У Виты появился другой воздыхатель и она отнеслась к нему более благосклонно, чем к своему интеллигентному упырю — благодетелю? А винтовку подкинуть любой прохожий может. Зато, имея разряд и оружие можно сплести сеть и "отомстить за поруганную честь" с горячим кавказским размахом — жестоко и коварно.
Значит, не любил, значит, просто хотел.
Но подумать только — в свои грязные игры вплетать наивную доверчивую девочку?!
Тяжело одному было, да, с грузом-то таким? Надо было и одноклассника, дурака в расклад взять.
— Ох, и сука ты Арслан, — прошептал.
Леня бутылку на стол хлопнул, давая понять, что он еще здесь.
Руслан очнулся, повернулся к нему:
— Пожалуй, стоит съездить в магазин за чашками.
— Угу? Я тебя, о чем спрашивал?
— А ты не спрашивай, — посоветовал.
— Да? А сам сложить не смогу: шарики за ролики заходят.
— Забей.
— Не получится. Друг ты мне, и со зрением проблем у меня нет — вижу, что ты сам не свой. Вляпался куда-то по самую макушку и в партизана играешь, хоть пытай тебя, ей Богу.
— Ты на рыбалку собирался.
— В смысле: иди на рыбалку и все пройдет? Не-а! Я у тебя останусь, — сел за стол. — Идти мне все равно некуда — Маринка в лагерь к сыну укатила, завтра только явится, а я ключи не взял.
— Лжешь.
— Ну и лгу. Погонишь? Рука поднимется, язык повернется? Не-е. Дохлый номер теперь, старик. Ты меня в дверь, я в окно влезу. Так что, не трудись. Двигай лучше за посудой, а я чего-нибудь на перекус соображу, а то через час в желудке гамадрил плясать начнет, а от милки твоей путной пищи для успокоения, не дождешься.
Рус подумал, пытливо изучая физиономию друга и кивнул:
— Бог с тобой, оставайся, упертый. За Витой присмотри и будь с ней очень ласков.
— Чего?! — не поверил ушам Леня.
— Осторожен, бережен и нежен!
— Ага? — опешил. Вот те раз!
— Пойдем, я тебе альбом Ван Дрейка отдам, — двинулся в прихожую.
— Кого отдашь? — поморщился Иванов, заподозрив у себя проблемы со слухом, а у Зеленина с головой.
— Альбом с репродукциями художника!
— Ёео!… Это еще откуда и зачем? — спустился за ним в гараж мужчина.
— Вите отдашь, займешь лицезрением полотен, — открыл дверцу Зеленин.
— Ага? В смысле вместо сосок теперь Ван Дрейка выдают?
И смолк, узрев в руках друга повядший букет роз.
На это слов уже не было, а версии напоминали фантастику.
Рус молча выкинул веник в урну и сунул в руки мужчины увесистый том. Сел в машину и выехал во двор. Гаражная дверь опустилась, оставив Иванова наедине в Ван Дрейком в тяжких раздумьях о судьбе героев далеко не его полотен.
У калитки на корточках сидел молодой вихрастый мужчина и нервно грыз семечки.
Странный, не местный, — отметил Руслан, глянув на него через окно. Протянул руку, нажал кнопку, открывая калитку и лишь начал выезжать, мужчина встал перед авто, широко расставив ноги и сунув руки в брюки, преграждая дорогу.
Поза была примечательно, взгляд того красноречивее. Гранаты не хватало для полноты картины.
"Уже интересно", — прищурился Рус, высунулся из бокового окна, окидывая взглядом обветренную физиономию мужчины, линялые джинсы, полосатую тельняшку, висящую на руках «мастерку».
— Андрей?
Тот сплюнул застрявшую на зубах шелуху в сторону и попер к мужчине. Открыл дверцу, дернув как ручку от старого холодильного агрегата. Сунул фейс в салон, в упор уставившись на Руслана глазами в которых паранойи было пополам с пофигизмом.