- Может, это за тобой? - сощурилась Света. Мне не менее отчаянно захотелось стукнуть ее по голове и скинуть с балкона.
- А чего, собственно, за мной следить? Подождать, когда уйду, забраться и пошукать. А вот ты... Кстати, - хмыкнула я и все-таки плюнула вниз, чтобы меньшим желанием хоть немного перебить большее, - ты сказала, что хотела продать кулон и тебе нашли покупателя. Можно с этого места чуть подробнее?
Где-то в самой сердцевине знакомо зазудело. Это начинал проклевываться сюжет. Кошмар, но я ничего не могла с собой поделать. Стоило мне узнать о чем-то криминальном из жизни окружающих, я тут же начинала прикидывать, а нельзя ли из этого состряпать очередную "нетленку". Чаще всего подобные наклевки умирали в зародыше, но и те, которые выжили, доставили мне немало хлопот: как ни пыталась я изуродовать действительность до неузнаваемости, знакомые все же себя узнавали и страшно обижались.
Света оттопырила нижнюю губу, задумчиво поправила под водолазкой бретельку лифчика и бросила вниз окурок.
- Сейчас вспомню точно. Есть у нас тетка одна на работе, копировщица. Она недавно пришла, я ее плохо знаю. Как-то мы пили с девчонками чай, она тоже пришлепала, хотя и не звал никто. Разговор пошел про деньги, вернее, про их отсутствие. Она и говорит, мол, есть у нее приятель, скупает золото, драгоценности. Если у кого-то денежные затруднения, она может с ним свести. Я подумала, подумала и...
- Понятно, - кивнула я. - Что ничего не понятно. Если этот скупщик или та ваша тетка были теми, кто ищет кулон, или просто наводчиками, то почему просто его у тебя не отобрали? Если они знали, что кулон у тебя, то почему искали его у Максима?
- Может, ты слишком все усложняешь? Может, это просто совпадение? А следят... Ну, выследили как-то. И вообще, Оля, у тебя, по-моему, один сплошной детектив в голове. Тебя послушать, так это какая-то жуткая мафия, просто коза ностра.
- Дорогая моя, но ведь это явно не один человек, - возразила я.
- А может, как раз один, но с большим количеством подручных, - заспорила Света, которая раздражала меня все больше и больше. Вот ведь свалилась на мою голову. Больше всего в этот момент мне хотелось наподдать ей коленом под зад и выставить на улицу расхлебывать кладоискательские проблемы в одиночку. Вместо этого я только пожала плечами и зашла обратно в комнату, к заскучавшей Марье Петровне.
- Марь Петровна, миленькая, - я сконструировала такую улыбку, что свело челюсть, - вот тут оказалось, что один из четырех кулонов, который в Москве, пропал, может быть, и другой. А Свете надо еще хотя бы одни найти, чтобы диссертацию закончить. Давайте вместе подумаем, у кого бы он мог быть.
Марья Петровна наморщила лоб, а заодно и подбородок, став похожей на английского бульдога.
- Ой, девчата, даже и не знаю, что вам сказать. Давайте, я вам все адреса и телефоны дам, кого знаю, вы же не чужие, да и покупать не хотите. Тебе же, Светочка, только посмотреть, да?
Светка неопределенно кивнула. Марья Петровна вытащила откуда-то свой пухлый талмуд и начала выписывать на листок телефоны.
Я подумала, что Дарью Андреевну смело можно отбросить. Если кулон и был у нее, то стопроцентно пропал, например, во время войны. Потому что после развода с мужем она жила у сестры, моей прабабушки, которой и досталось все ее имущество. А от той перешло уже деду с бабушкой. Оставались двое - Михаил и Дмитрий, вернее, их потомки. С кого начать?
Я взяла исписанный дрожащим старческим почерком листок. Первыми на нем значились три внучки Михаила Андреевича, правнучка и правнук. Я набрала уже несколько цифр первого номера и положила трубку.
- Ты чего? - удивилась Света.
- Думаю, это дохлый номер. Первая жена и младший сын Михаила умерли в блокаду. Они меняли на хлеб все, что только было. Надо думать, драгоценности, если они были, - в первую очередь. Так что попробуем с другого конца.
Для начала я набрала номер бабки Натальи, дочери Дмитрия Андреевича от первого брака. Это была маленькая, рыхлая, не слишком опрятная старуха с командирским басом и короткой стрижкой в стиле 30-х годов. Всю жизнь она провела на различных комсомольских и партийных должностях и до сих пор состояла в рядах КПРФ. Перед последними выборами в Госдуму она звонила мне и настоятельно рекомендовала голосовать за коммунистов.
- Кулон, говоришь? - пророкотала бабка Наталья, когда я изложила ей обстоятельства дела. - Был такой, синенький, если память мне не изменяет.
Света больно вцепилась в мой локоть, и я с досадой отдернула руку.
- Был? А где он сейчас?
- Так где? - хмыкнула бабка Наталья. - Его папаша мамаше подарил. А когда разводился с ней, забрал обратно. Мол, это подарок его незабвенной мамочки. Жаль. Я любила с ним играть.
Ничего удивительного. Марина Ивановна, мать бабки Натальи, была той еще дамочкой. Если судить по фотографиям, на редкость некрасивая - толстая, курносая, с круглыми глазами навыкате. Но это не мешало ей изменять мужу направо и налево. Однажды она поехала к себе на родину, в маленький провинциальный городок и там свела знакомство с местным фотографом. Он катал ее на лодке и фотографировал в абсолютно раздетом виде. По какой-то сложной дурости Марина Ивановна снимки зашила под подкладку пальто, а муж взял и нашел. Дальнейшее понятно. Удивительно другое. Марина Ивановна, которая считала своей святой обязанностью вмешиваться во все семейные дела, не оставила эту привычку и после развода. До самой своей смерти в середине 50-х она была настоящим семейным злым гением. Появлялась там, куда ее не приглашали, распускала слухи и сплетни, строила всевозможные козни. Ей невероятно хотелось всех рассорить, и, надо сказать, она в этом преуспела. Конечно, не она одна была виновата в том, что родственники перестали общаться, но ее вклад можно назвать самым весомым.
- Ну что, Света, - повернулась я к сестрице. - Кулон был. Это уже кое-что. Если он сохранился, у тебя есть шанс.
Дальше я позвонила младшему сыну Дмитрия Андреевича Валентину. Он сам вместе с женой оказались на даче, но их дочь твердо заявила, что ничего подобного никогда не видела. В списке остался только один телефон - Павла, сына старшего брата Валентина, умершего лет десять назад. Я набрала номер, но трубку никто не брал.
- Странно, - удивилась Марья Петровна. - Куда он мог деться? Спит, может?
Дело в том, что Павел был инвалидом первой группы. Лет пять назад он попал в автокатастрофу, и его парализовало. Не совсем, правда, но передвигаться самостоятельно он не мог, только в инвалидном кресле. Ни жены, ни детей у него не было, немного помогали соседи.
- Вы бы съездили к нему, девочки, - предложила Марья Петровна. – Мало ли что. Заодно и про кулон узнаете. Я так поняла, что если у него нет, то и вообще ни у кого нет.
Ехать к Павлу мне категорически не хотелось. Знакомы мы с ним не были, но от Марьи Петровны я слышала о нем немало. Ему недавно стукнул полтинник, он был старый замшелый холостяк, имел мизантропические склонности еще до аварии, а уж сейчас и вовсе возненавидел весь свет. Соседи ухаживали за ним, исключительно зарясь на его квартиру.
Света посмотрела на меня умоляюще.
- Ладно, поехали, - сдалась я. – Марь Петровна, говорите адрес.
Распрощавшись со старушкой и отбившись от остатков пирога "на дорожку", мы вышли из дома. Я старательно озиралась по сторонам, но ничего подозрительного не заметила. Однако желание бросить Свету и немедленно уехать в Петрозаводск росло с каждой минутой.
- Слушай, может, ты одна съездишь? – предложила я. – Далековато, конечно, на Расстанной, но я тебе расскажу, как добраться.
- С ума сошла? – прошипела она, больно вцепившись в мою руку. – Он меня с лестницы спустит.
- Не спустит. Поскольку не сможет. Разве что обругает по всякому. И учти, меня он тоже не знает. Может, и слышал о моем существовании, но я сомневаюсь.
Света отпустила мой рукав и отвернулась. Но я успела заметить, что уголки ее губ стремительно поползли вниз.
Вот ведь навязалась на мою голову!
- Ладно, поехали, - сдалась я. – Только не реви, Бога ради! Но учти, Марь Петровна права. Если у него кулона нет, то ни у кого нет. И при любом раскладе, ты оставишь меня в покое. Поступай дальше, как знаешь, а я к своим поеду.
4.
Улица Расстанная – место гаже не придумаешь. Хуже, наверно, только улица Шкапина, где периодически снимают кино о блокадном Ленинграде без всяких декораций. Грязь, заброшенные руины и железнодорожно-индустриальный пейзаж.
О такси после утреннего ралли страшно было даже подумать. Добирались больше часа на маршрутках с пересадкой. По пути я еще раз позвонила Павлу, но трубку по-прежнему никто не брал.
- Может, телефон не работает? – предположила Света.
Я не ответила. В животе мятным холодком плескалось недоброе предчувствие.
Выйдя из маршрутки, мы еще минут десять шлепали по пыльному тротуару, спотыкаясь на колдобинах. Номера домов привычно отсутствовали. Марья Петровна описала обиталище Павла как "старый такой желтый дом", но ничего подобного поблизости не наблюдалось. Наконец он все же нашелся – не желтый, правда, а серый, точнее, просто грязный. Видимо, Марья Петровна была у Павла в последний раз очень давно. И я ее за это не осуждаю. Во-первых, он ей родственник чисто номинально, как и мне, а во-вторых, судя по рассказам, поладить с ним могла разве что мать Тереза. Либо материально заинтересованные соседи.
Темный и грязный подъезд был залит водой – видимо, где-то прорвало трубу. И, похоже, давно: в луже лежали успевшие прогнить доски, издающие аромат болота. Осторожно ступая на них, мы пробрались к неработающему лифту, повздыхали и поплелись на пятый этаж пешком.
Света тащилась в кильватере и тяжело дышала. Засиделась, судя по всему, в своем архиве, спортом не занимается. Впрочем, я тоже целыми днями сижу и даже зарядку не делаю. Однако пешком стараюсь ходить побольше, так что дома без лифта меня не пугают. Хотя Света могла пыхтеть еще и от волнения: как же, вот-вот все решится…
На площадку пятого этажа выходили двери двух квартир, одинаково обшарпанные. Номеров не было и здесь. Пришлось спуститься на один пролет и посмотреть, какие номера там. По логике вещей нужная нам квартира находилась слева. Я позвонила.
Тишина. Позвонила снова, подольше.
- Куда он мог деться? – повторила Света слова Марьи Петровны. – Инвалид в коляске! Может… помер?
- Типун тебе на язык, - рассердилась я и позвонила еще раз.
За дверью послышался какой-то шорох. Словно кто-то стоял с той стороны и прислушивался. Может, в глазок смотрел.
- Павел Аркадьевич, откройте, пожалуйста, нас Марья Петровна Каледина прислала. Мы ваши родственницы.
- Как он может открыть, если в коляске сидит? - зашипела Света.
- Но откликнуться-то может? – прошипела в ответ я. – Может, соседям позвонить, у них должны ключи быть?
Ответить Света не успела. Неловко переступив с ноги на ногу, она потеряла равновесие и, чтобы не упасть, ухватилась за дверную ручку, представляющую собой допотопную металлическую скобу. Дверь скрипнула и распахнулась.
Света ахнула и попятилась. Что до меня, не знаю точно насчет ушедшей в пятки души, но ощущение было такое, словно все мои внутренности разом оборвались и устремились к естественному выходу.
Перед нами стоял высокий, коротко стриженный мужчина в черных джинсах и серой ветровке. Похоже, он тоже не ожидал такого поворота событий, но справился с собой быстрее. Стремительно шагнув вперед, он втащил нас обеих в квартиру и толкнул вглубь коридора с такой силой, что мы обе полетели на пол.
- Только пикните! – предупредил он тихим, слегка гнусавым голосом, и мы увидели в руке его нож, показавшийся мне просто огромным.
Мужик подошел к нам ближе. Глаза у Светы полезли из орбит, а меня замутило: на лезвии ножа была свежая кровь.
- Значит, родственницы? – улыбнулся он, и улыбка эта не предвещала ничего хорошего. Словно, глядя на тебя, улыбается огромный голодный питон.
Он приблизился вплотную, и меня обдало ужасным запахом давно не мытого тела. Замутило еще сильнее: смертельный пирог явно просился наружу.
- А родственничек-то ваш того, тю-тю, - еще шире улыбнулся питон. Растянутый гримасой рот и жуткие водянисто-серые глаза - сверлящие, режущие. – Немножко умер. Вот незадача. Ну ничего, вы скоро с ним встретитесь. Только сначала мы с вами малость позабавимся. Не пропадать же девкам зря. Хотя вы и не слишком-то девки… скорее, старухи. Но ничего, на пару сойдете. Если останусь доволен, то убью вас не больно.
Светка разевала рот, как выброшенная на песок рыба, но не издавала ни звука. Вид у нее был на редкость непривлекательный. Думаю, что я выглядела не лучше, но подобным типам на красоту наплевать. Единственное, что им нужно, - почувствовать страх и боль жертвы.
Может, этот кошмар тоже материализовался из какой-то моей книги, пришла в голову совершенно нелепая мысль. Да нет, у меня только один маньяк был, да и тот женского пола.
Почему-то нам кажется, что ничего ужасного с нами произойти не может. С кем угодно, но только не с нами. И не с нашими родными или друзьями. Нет, теоретически, конечно, допускаем и даже боимся, но надежда на то, что этого не случится никогда, сродни уверенности.
Молнией промелькнули всевозможные советы из газет и журналов на тему: что делать, если на тебя напал насильник, начиная от "кричи громче", до "расслабься и получи удовольствие". Ни один из них здесь явно не работал. Поскольку мужик явно собирался нас "по прочтении" прирезать. И все же я попыталась пойти на переговоры:
- Послушай, - начала я, силясь улыбнуться, - зачем тебе нас убивать? Мы и так все сделаем, как надо, - Светка сдавленно ахнула. – А потом уйдем и никогда о тебе больше не вспомним.
- Захлопни пасть, мочалка, - не слишком приветливо посоветовал мужик. – Откроешь тогда, когда я скажу.
Оглядев нас с ног до головы, он сделал выбор:
- Ты, - тычок в сторону Светы, - раздевайся. А ты, разговорчивая…
Перекинув нож в левую руку, правой он расстегнул джинсы, приспустил, затем схватил меня за волосы и пригнул мою голову. Вонь ударила мне в нос, и тут произошло то, что, опять же, советуют мудрозадые журналисты: "попробуйте надавить на корень языка и вызвать рвоту". Совершенно идиотский и невыполнимый совет, но мне и нажимать никуда не понадобилось. Пирог Марьи Петровны вместе с чаем и утренним кофе хлынул фонтаном, обдав насильника с ног до головы.
- С-сука! – заорал он и со всей дури заехал мне кулаком в скулу.
Я отлетела в угол, свалив на пол вешалку. Заскорузлое тряпье завалило меня, и то, что произошло в следующее мгновение, я не увидела. Только услышала грохот, крик, матерную ругань, и тут же Светка схватила меня за руку, вытаскивая из-под вешалки.
- Быстрее! – она рванула меня в сторону двери.
Оглянувшись, я увидела, что мужик пытается выбраться из-за инвалидной коляски, которая сбила его с ног и зажала в углу, между шкафом и тумбочкой.
- Это ты его? – спросила я на бегу, когда мы уже летели вниз по лестнице.
- Да. Он на тебя отвлекся, я коляску увидела, ну и…
Закончить она не успела, потому что мы услышали, как за нами с шумом распахнулась дверь, а потом грохот: мужик перепрыгивал по несколько ступенек сразу. Мы наддали, но он догонял. Только бы из подъезда выскочить, не будет же он нас на улице, при всем честном народе убивать.
Оставалось совсем чуть-чуть, мы уже были внизу, и тут Светка, бежавшая сзади, поскользнулась в луже и упала. Я обернулась ей помочь, и тут мужик прыгнул на нас, как тигр, с пятой или шестой ступеньки. Каким-то чудом я успела выдернуть из-под него Светку, и он грузно рухнул прямо лицом в лужу. Дернулся, замычал и затих.
Надо было бежать, но мы не могли сдвинуться с места. Одна секунда перетекала в другую, мужик не шевелился. Шумно вздохнув, Светка качнулась в его сторону, но я схватила ее за руку:
- Ты что, сдурела? Сейчас он поднимется, и тогда…
- Ага, как в ужастиках, - нервно сглотнула Светка. – Пошли отсюда. Хрен с ним со всем.
Вот давно бы так!
Я повернулась было к входной двери и только тут сообразила, что наши сумки остались на площадке пятого этажа.
- Слушай, надо за сумками вернуться. Там же документы и вообще… Он же Павла убил, наверно. А тут наши сумки. И потом, может, он жив еще.
Прижавшись к стеночке и обтирая с нее вековую грязь, мы начали пробираться к лестнице. Мужик в луже не шевелился.
- Слушай, Оль, он не дышит, - сипло выдавила из себя Светка. – Может, шею сломал?
- Предлагаешь вызвать ему "скорую"?
- Не знаю. Может, просто позвонить из автомата и сказать, что там-то и там-то в подъезде человек лежит? Или в милицию?
- Ладно, посмотрим по обстановке, - решила я.
- Слушай, а вдруг он очнется, пока мы наверх поднимаемся?
- Ты же сказала, что он не дышит?
- Ну, не знаю.
- Знаешь, не знаешь, а за сумками идти все равно надо. Пошли уже, хватит болтать. А то еще вылезет из берлоги кто-нибудь, увидит нас. Разумеется, нас потом в розыск объявят.
Светка ойкнула и судорожно уцепилась за перила, словно подтягивая себя с их помощью.
Дверь в квартиру Павла была открыта нараспашку. Я с опаской покосилась на соседнюю – не появились бы соседи. Вовнутрь мы зашли не без опаски.
Пахло просто отвратительно – плесенью и лежалой пылью, как и во всех старых питерских домах, какой-то сгнившей едой, рвотой, туалетом. И во всю эту обонятельную какофонию тонкой струйкой вливался тошнотворный сладковатый запах. Светка побледнела, и я испугалась, что она упадет в обморок.
- Валидолу хочешь?
Она помотала головой и махнула рукой в сторону единственной комнаты.
Как я уже говорила, от Марьи Петровны мы добирались больше часа. Телефон не отзывался уже тогда, когда мы были у нее. Сначала мне это показалось странным, неужели бандит все это время был в квартире Павла? Но когда я взглянула в комнату, то поняла, что он мог пробыть здесь и гораздо дольше.
Комната была большая и квадратная, но довольно темная: два окна выходили во двор-колодец. Кавардак в ней царил просто неописуемый. Перевернутая мебель, выброшенная из шкафа одежда, разбросанные по полу книги. Несвежее постельное белье комом сброшено с продавленной грязно-зеленой тахты, а ее обивка распорота крест-накрест, и из дыры торчит поролон.
- А где же Павел? – с недоумением спросила я и тут же увидела торчащую из-под белья руку и проступившие на простыне багровые пятна. Комната качнулась.
Светка стояла, привалившись к стене и тяжело дышала. Посмотрев на нее, я поняла, что эта ворона нам не оборона. Придется самой. Подошла, осторожно приподняла простыню. И так же осторожно опустила.
Это был среднего роста худощавый мужчина с неряшливой алюминиевой щетиной на впалых щеках. Сальные, наполовину седые волосы плохо подстрижены и слиплись сосульками, ногти на руках сильно отросли. В общем, обычный плохо ухоженный инвалид. Серые брюки советского образца и застиранная зеленая футболка. Впрочем, зеленой она осталась только сзади – весь перед был залит кровью из перерезанного горла. Приоткрытый в крике рот, выцветшие голубые глаза на выкате… Перед тем, как опустить простыню, я попыталась их закрыть, но ничего не получилось.
- Он искал кулон.
Света сказала это тихо, почти шепотом, но от неожиданности я вздрогнула.
- Как думаешь, нашел?