- Извини: дамские романы и желтая пресса в книжном магазине за углом, - кинула Маша, выплывая из комнаты.
Вероника перешагнула сорокалетний рубеж, но рядом с детьми выглядела, не как их мать, а скорей, как сестра. Никто не давал ей отмерянных природой сорока двух лет не из-за тактичности, а оттого, что и мысли не возникало посчитать годы этой приятной во всех отношениях женщины. Миловидное лицо, простая и в тоже время элегантная прическа, мягкая улыбка и добрый взгляд голубых глаз. Стройная фигурка, обтянутая водолазкой и легкими брючками теплых цветов. Плавные движения, идеальная осанка.
Маша, прислонившись к косяку двери, с гордостью и долей зависти рассматривала мать и думала: почему материнская мягкость, застенчивость не достались ей и в урезанном варианте? Они обе любили дом, тишину, покой и уют, но на этом их сходство заканчивалось.
- Мама, мы кого-то ждем в гости? - спросила, проходя в кухню.
Женщина выключила миксер и повернулась к дочери:
- Ждем, Машенька, но будут ли гости, точно сказать не могу.
- Это как, мам? Зачем тогда готовить, покупать столько продуктов?
- Видишь ли, девочка, я не уверена что гости придут именно сегодня, но очень на то надеюсь.
- Позвони и узнай.
- Не могу. К тому же неприлично тревожить человека. Когда он посчитает нужным, тогда и придет. Церемонии абсолютно не уместны среди своих. Но мы должны быть готовы к встрече и максимально тактичны в беседе.
- И кто ж такой ранимый к нам наведаться думает?
- Дядя Вадим, - нехотя ответила женщина, отвернулась от дочери, пряча расстроенное лицо, поставила кастрюльку на плиту.
Маша опустилась на табурет - вот это новость!
- Дядя Вадим?! - выдохнула, не скрывая радости и удивления.
Вероника покосилась на дочь:
- Да, Вадим приехал, но прошу тебя вести себя как можно скромней, когда он придет. Будь деликатна, Маша. И ради Бога, не лезь к нему с расспросами и… лобызаниями. Ты уже взрослая девочка, должна понимать, что неприлично бросаться с визгом на шею взрослого мужчины, по многим причинам.
- Например? - насторожилась Маша, и скрывая волнение, принялась грызть грушу, взяв ее с вазы. Девушка прекрасно понимала, что мама чего-то опасается, и даже догадывалась чего, но не принимала ее страхи всерьез. Конечно, Вадим - папин брат, фигура весьма загадочная и многозначительная, что и привлекает к нему тела и души неокрепших созданий. Но Маша его племянница.
И тяжело вздохнула - а жаль. Губы изогнулись в улыбке, мысли уже полетели в те годы, когда они виделись, и перед глазами возник незабвенный образ элегантного, улыбчивого, остроумного мужчины. Невысокая, но стройная фигура, мужественное, немного жесткое лицо с пристальным внимательным взглядом блестящих черных глаз. И смех - заразительный и снисходительный.
Вера уловила настроение дочери, встревожено нахмурилась:
- Маша, о чем ты думаешь? - подсела рядом.
- Ни о чем, - пожала та плечами и, вспомнив о груше, принялась вновь вгрызаться в плод.
- Возьми вазу, угости Катю фруктами, - предложила мать.
- Позже, мы сейчас в магазин пойдем.
- Я же просила Ярослава!
- Мама, он мужчина, что он может купить? Опять принесет половину, треть из которой будет выкинута в мусоропровод. Я лучше сама. Тем более для дяди Вадима нужно купить что-нибудь изысканное.
- Оставь, пожалуйста, того, что я написала, довольно.
- Мама, а он надолго прилетел?
- Не знаю.
- А давно?
- Не знаю, - женщина была явно недовольна расспросами. Впрочем, как всегда. Тема Вадима Грекова была запретной, тайной. О нем можно было лишь шушукаться, но не говорить открыто. Машу всегда притягивали чужие тайны, а здесь секрет в родне! Как не залезть носиком и не разведать?
- Мама, а почему он редко бывает у нас? А мы к нему вообще ни разу не ездили. Почему?
- Неприлично навязывать свое общество…
- Мам, он наш дядя. Что неприличного, если к нему в гости раз в двадцать лет приедут племянники? Я лично хотела бы посмотреть, как он живет. Ярославу тоже не помешало бы путешествие за границу.
- Маша, вы почти каждое лето отдыхаете за границей…
- Мам, по путевкам, в гостиницах, бунгало, а не в доме родного брата отца! Согласись, это странно. Почему нам не навестить его ответно?
- Сначала пусть он навестит нас, - поджала губы мать.
- Ну вот, ты опять расстроилась. Мамочка, я не хотела тебя огорчать, я просто хочу понять, почему вокруг дяди Вадима столько таинственности. Мистер Икс - не меньше. Почему вы ничего нам о нем не рассказываете?
- Сплетни и пересуды - недостойное уважающей себя женщины занятие.
- Мамочка, какие же сплетни?…
- Любые разговоры о человеке, за его спиной и есть сплетни. Стыдно, Маша, - качнула головой Вероника Львовна.
- Хорошо, а если я спрошу его сама?
- Тем более неприлично лезь к человеку с расспросами. Что он подумает о тебе и о нас?
- А что он подумает? - пожала плечами девушка, не видя ничего предосудительного в желании узнать подробности жизни заморского родственника. - И причем тут вы?
- Машенька, мы твои родители и несем ответственность за твои поступки. Если ты поступаешь дурно, значит минус нам. Я бы не хотела, чтоб ты ставила нас в неловкое положение и дала Вадиму повод усомниться в хорошем воспитании племянников. Будь так любезна, придержи свое любопытство. Не забывай, пожалуйста, о том, что твой дядя редко бывает на Родине, и отвык от менталитета русского характера. Не стоит его шокировать плохими манерами, и подводить нас. Мы должны обеспечить ему максимальный комфорт, отвлечь от грустных мыслей, создать все условия, чтоб он пришел в себя и остался доволен встречей с родными. Это наш долг, Машенька.
- Мам, если мне память не изменяет, у него здесь есть огромная квартира. К тому же он очень умный и самостоятельный мужчина, способный и постоять за себя, и получить все, что хочет. Так что в комфорте он не нуждается. И с чего вдруг мы должны проявлять не свойственный нам пуританизм, щадя его психику? Что у него случилось?
- У него горе, Маша. И хватит расспросов. Тебя ждет подруга. Некрасиво оставлять гостя одного. Иди, - мягко, но настойчиво попросила мать и вернулась к хлопотам по приготовлению обеда. Маша, понимая, что больше ничего не добьется, нехотя вылезла из-за стола и пошла к себе.
Она неслышно вплыла в свою комнату и застыла у двери.
Катя, хмуря брови, мучила мозг в попытке понять, что читает и зачем это, в принципе, было написано. Маша хмыкнула - внешний облик блондинки диссонировал с любой наукой, а с историей средних веков Осокина особенно. Вот если б в ее руках было руководство по обольщению мужчин…
Катя вздрогнула, услышав фырчанье, и уставилась на подругу:
- Фу, Машка, меня чуть Кондратий не хватил! Под Каспера что ли шифруешься?
- А ты под бакалавра исторических наук.
- Да ну тебя, - обиделась Катя. Отложила книгу. - Вот и приходи к тебе в гости.
- Вот, вот, - загадочно улыбнулась Грекова, присаживаясь рядом с подругой. Та подозрительно уставилась на нее:
- Что таинственная такая? Узнала, что за гости намечаются?
- Ага. Не угадаешь.
- Да и пытаться не буду. Больно надо.
- Не дуйся, Кать… Я такое узнала!… Дядя Вадим приехал.
- Ой, ну надо же - персона нон-грата - дядя Вадим! - скривилась блондинка.
- Да! Я, знаешь, его сколько не видела? Лет восемь.
- Ты меня просто умиляешь, Маш: `восемь лет', `дядя'. Родственник, да? У меня тоже в этом году новый родственник объявился - папаша. Пожульканный, как прабабушкин макинтош.
- Причем тут твой отец? Сравнила! Дядя Вадим живет в Швеции. Он весь такой… - закатила глаза девушка в попытке найти на потолке оптимально подходящие образу чужеземного родственника определения. Блондинка заинтересованно облизнула губы, качнулась к ней:
- Какой? Не томи.
- Одно у тебя на уме, Рябинина! Ему за сорок!
- И что? Самый возраст. Познакомишь?
- Зачем? - хлопнула ресницами Маша, натурально не понимая, что Катя собралась делать с мужчиной, годящимся ей в отцы.
- Фишки с покемонами собирать! В Швеции их навалом! - рявкнула блондинка. - Дура, что ли?! Зачем женщина с мужчиной знакомится?!
- С этим мужчиной тебе лучше не знакомиться, - поджала губы Маша.
- Это почему? Неужели формой ушей для Швеции не вышла?
- Синусоидой извилин! Дурная ты, Кать. Все об одном и том же. Тебя что-нибудь еще интересует?
- Ницше, - с сарказмом кивнула та. - Только он один мне по жизни и пригодится! Зануда ты, Грекова. Ярослава не тронь - мал, дяденьку иноземца тоже не трогай - стар. Лучше б интерфейс родственника показала да на семейный фуршет пригласила. А там сами разберемся, чай, совершеннолетние. Оба.
- Не дождешься. Для твоего же блага.
- В смысле, ты спасаешь меня от вольготной жизни иностранки? Боишься, что подавлюсь ананасами на собственной вилле?
- Именно. У дяди Вадима, если мне память не изменяет, было семь жен. Семь! Знаю точно, что одна умерла от энцефалита. Остальные - дело следствия.
- Вау! Он случайно бороду не отращивает, синюю?
- Не знаю. Раньше - нет, а что теперь - вопрос. Говорю же, восемь лет не видела.
- А что сейчас приехал?
Катя пожала плечами:
- Думаю, за очередной женой. Дядя патриот, только россиянок признает.
- Честь-то какая, - скривила губки блондинка. - Ну и родственник у тебя, Грекова, не позавидуешь. Уговорила, обойдусь я без виллы, а ананасами и так все магазины завалены… Слушай, а ты не врешь про семь жен? - прищурилась, заподозрив каверзу.
- Может и вру. У самого не спросишь, а мать с отцом свято блюдут тайну браков. Но уповая на свою память и логику, могу перечислить: Рита - раз. Умерла от энцефалита. Точно. Я слышала, как мама с папой данный факт обсуждали вполголоса. Света - два. Ее я помню - солнечная, озорная. Дядя Вадим ее к нам приводил, я еще совсем девчонкой была. Помню, она рыжая в легкомысленных кудряшках была, и все время смеялась. Мне нравилось, что она такая веселая, а мама потом отцу шептала, что Светлана, мол, непробиваемо глупа для любого мужчины со средним уровнем интеллекта, а уж для Вадима - подавно. Что с этой Светой случилось потом - не знаю. Дальше…Как же ее? - нахмурила брови Маша в попытке вспомнить третью супругу родственника. - А! Катя - три. А может четыре или пять? Или два? Я ее вообще плохо помню: что-то безликое, молчаливое в темном. Все. Больше ни одной не знаю. А родители молчат. Даже меж собой дядю шепотом обсуждают. Тетка? Она в доме престарелых: маразм цветет и плодоносит, так что и спрашивать резона нет - все равно информация фэнтази окажется. Вообще-то я давно хотела с биографией дяди разобраться: слишком много замалчивания вокруг его персоны, тайн, секретов.
- Прямо агент КГБ, - восхитилась Катерина.
- Нет, на агента дядя Вадим не похож… Хотя?
- Так ты решила семейный секрет раскрыть?
- Если получится.
- Предлагаю себя в помощь на добровольной основе. А если с выездом в Швецию…
- Далась тебе Швеция, Катя!
Скривилась Маша и поднялась. Полезла в недра шкафа: надо что-нибудь теплое одеть. Свитер под горло, например. А то опять ангина привяжется.
Глава 3
Крепкий, почти налысо бритый мужчина, ничуть ни опасаясь свалиться в холодные воды Невы, легко вспрыгнул на парапет. Поерзал, усаживаясь удобнее, и приложился к горлышку темной бутылки пива Redd's, лукаво поглядывая на рядом стоящего мужчину в светлом плаще. Вадим даже не пошевелился, пристально вглядываясь в течение мутных вод.
Костя хитро улыбнулся, понимая, что Вадим посмеивается над ним, специально выказывая надменность - и раньше за Грековым водилось людей на понт барствующего снобизма брать. Уваров сложил руки на коленях и произнес между прочим, с прищуром поглядывая на проходящих по набережной людей:
- Здравствуйте, Вадим Аркадьевич.
- Здравствую, как видишь, - кивнул мужчина и, наконец, посмотрел на Костю. Взгляд черных глаз встретился с карими. Минута, и мужчины обнялись как старые знакомые:
- Пойдем, в кафе посидим? - предложил Вадим. Костя Уваров неопределенно пожал плечами:
- Да мне и здесь неплохо. Тем более дело, как понимаю, в лишних ушах не нуждается? А то потом косяки от клиента пойдут: почто общественность информировали?
Вадим улыбнулся, со значением покосившись на знаменитого шиздца у моста:
- Ничего не изменилось…
- Могу возразить, но не стану. Как в Швеции?
- Благостно.
- Каяки, фьерды?
- На месте. Обмен любезностями закончим?
- Хорошо, - легко согласился мужчина и опять приложился к бутылке. Достал сигареты, закурил и, нахохлившись под порывом холодного ветра, передернул плечами, посерьезнев. - О деле… Вопрос у меня: охота вам в этакую древность лезть, Вадим Аркадьевич? Двадцать два года прошло.
Вадим, конечно, мог послать Костю в дальний путь со всеми вопросами, но Уваров был, пожалуй, единственный, кого Греков искренне уважал, кому доверял.
Их пути пересеклись в ту мрачную для обоих пору, что сейчас предстояло вновь вспомнить. Четыре месяца СИЗО кому как, а Вадиму и Константину, что совместная вылазка на вражескую территорию, длинный бой плечом к плечу. Такое не проходит бесследно, не забывается. И не важно, что после жизнь разметала их по разным концам планеты, поставила на разные ступени социальной лестницы. Они все равно были вместе, спиной к спине, принимая бой: тогда еще худой сопляк Костя, по собственной глупости залетевший на нары, и Вадим, молодой, запутавшийся в происходящем, поставленный, а вернее подставленный под самую дурную статью - изнасилование. Одному лишь вчера исполнилось восемнадцать, другому завтра должно было исполниться двадцать один. Один прошел армию, имел представление о жесткости, но не сталкивался волею судьбы с озверелой жестокостью, извращенной хитростью. Другой понятия не имел ни о том, ни о другом.
Вадима ждала петушиная карьера за один факт `сто семнашки', Костю - смерть за то, что посмел возразить какому-то расписанному, как фасад Третьяковской галереи, урке.
И оба, по сути еще пацаны, не знали - за что их наказывают? И оба были виноваты лишь в том, что не ведали иных законов кроме человеческих. Глупость, случайность и чья-то хитрая рука выткали сеть их судьбы и поймали мальчишек, как рыбу. Их хотели сломать, но сломали лишь их жизни.
Вадим уже не сжимает заточку, глядя исподлобья на приближающуюся свору смотрящего. Рука забыла холод стали, кровь не бурлит в предчувствии схватки, глаза не туманит ненависть. Костя не машет руками в попытке защититься от нападения, не рычит от страха и ярости. Его кровь не смешивается со слезами бессилия, из горла не рвется крик отчаянья, и тело не вздрагивает от прикосновения успокаивающей ладони товарища по несчастью.
Один теперь весьма респектабельный мужчина, богатый иностранец. Другой - начальник авторитетного сыскного агентства, законопослушный гражданин России, идеальный семьянин. Но и под рубашкой от Гуччи, и под футболкой made in Tyrkistan бьются ожесточенные в прошлых схватках за жизнь и честь сердца.
Картинки прошлого, пережитого двадцать два года назад, ничуть не поблекли за долгий жизненный путь. Там в четырех месяцах ада, связавшего их и держащего по сегодняшний день - и метание, и непонимание, юношеская ломка стереотипов, болезненное взросление. Там же остались доверчивость, всепрощение, доброта, любовь. После ни Костя, ни Вадим не воспринимали данные качества иначе, чем фантомы страшных впечатлений, втравленных в их душу в камере предварительного заключения. Там обычные парни превратились в волчат. И уже на воле - в матерых волков.
Пути назад не было, вперед же идти не давали. К тому же они хотели не просто жить дальше, забыть, зачеркнуть прошлое, а воздать должное за каждый прожитый в заключении час. Казалось, лишь так они обретут свободу от боли и грязи, что напитала их души ядом ненависти. Здесь же двадцать два года назад они решили, что справедливость должна восторжествовать. Глубокой ночью, устав барахтаться в пучине собственной боли, они поклялись найти виновных и воздать им должное, но чтоб не вернуться в исходную точку - на нары, каждый взял на себя обязательство отомстить обидчику товарища.
Обидчик Кости давно почил на дне водохранилища, название которого Вадим даже не узнавал. Он нашел парня, что просил ничего не ведающего Костю отнести пакет с наркотой по нужному адресу, и убил, ничуть не печалясь о том. Потом уехал в Москву. Заключил фиктивный брак с гражданкой Франции и отбыл за рубеж.
Костя остался в России искать Марину Селезневу и того затейника, что надоумил ее отправить Вадима в тюрьму. Однако жизнь запутала все нити участников событий. Кто-то умер, как Шеховы, кто-то исчез из поля зрения, как сама Селезнева, затерявшись на огромных просторах Родины. Да и самого Уварова крутило и мотало, бросая из края в край: от шестерки до туза. Но вот вроде бы все и успокоилось. Улеглась волна перипетий. Снизошла судьба, одарив стабильностью и Константина, и Вадима. Да мало счастья в покое, если прошлое по-прежнему живо и властвует в сердцах и умах.
Уваров, помня свою клятву, нашел все-таки виновников, но посвящать Вадима не спешил. Неприятные новости. Стоит ли в водную гладь камни кидать, будоража ил на дне? Как бы лихо не вышло.
Вадим же, искренне надеясь все эти годы забыть и простить, не смог сделать ни того, ни другого. Непонимание отравляло душу, желание посмотреть в глаза затейникам крепло с каждым годом, вопреки логике и рассудку. Возможно, сложись его личная жизнь иначе, он думать бы забыл о событиях давнего прошлого, но этого не случилось. Мысль же, что его жизнь сложилась так, именно оттого, что он сам не отпускает прошлое, Греков гнал. Она ему не нравилась. А все, что ему не нравилось, он давил, уничтожал, чтоб не иметь причин для раздражения.
- Самое время, Костя, разобраться.
- Надолго прилетел? - посерьезнел Уваров.
- Пока точку в той истории не поставлю, домой не вернусь.
- Домой… - протянул мужчина, скривив губы. - Ох, Грек, как же тебя измололи-то, если чужбину Родиной считаешь.
- Лекцию о патриотизме ты мне потом прочтешь, ладно? - бросил на него предостерегающий взгляд. Запрыгнул на парапет и поднял воротник. - Может, в машину хотя бы сядем. Осень…
- Не Канары, - согласно кивнул Костя. - Можно, конечно, в салон пройти, но боюсь, ты метаться начнешь от новостей. Разнесешь еще иностранку свою.
- Плохие новости? - насторожился Вадим. Уваров не спеша допил пиво и начал излагать то, что узнал, изредка косясь на друга. Лицо Грекова и без того жесткое, отполированное Северными ветрами, превратилось в маску ледяной фигуры. И хоть Вадим молчал, ни разу не спросив, не уточнив, не выказав эмоций, взгляд его не предвещал ничего хорошего.
Уваров поежился, но не от холода. Зная Вадима, предположить развитие событий ему было не трудно.
- Ты главное дров не наломай, - предупредил тихо.
Греков кивнул: слышал.
- Если понадобится помощь, где и как меня найти знаешь. Могу подтянуть пару-тройку ребят. Молчуны. Сделают все чисто. Но стоит ли? - пожал плечами и скривился: глупо - все уж мхом поросло. Но опять же и оставить, как есть, нельзя. Он бы не смог. Да и Вадим мимо ушей не пропустит, точно. - Гнилая история, старик.