Звука не было - лишь чередующиеся один за другим короткие кинодокументы, время от времени разделенные слайдами. Такой четкости изображения Зуброву не приходилось видеть ни разу в жизни: казалось, люди и предметы на экране обрели объем. Сначала глазам предстала картина длинного зала, ярко освещенного рядом дугообразных ламп. Люди с белыми, как молоко, волосами, в светлых туниках на больших столах-верстаках собирали сложные устройства. Один из них, старик с бородой, подняв руку, в чем-то горячо убеждал остальных.
- Албы, - сказала Руна.
Следующий сюжет: это уже другой зал, менее освещенный, здесь стояла машина, похожая на аэросани, оборудованная то ли винтами, то ли циркулярными пилами. Тот же старик, опершись на нее, смотрел в камеру, улыбаясь. Вот он кивнул и заговорил, видимо, отвечая на вопрос. Новый ракурс: камера приблизилась к тому устройству, что похоже на пилу. Стала видна тонкая спираль, обвивающая диск и покрытая прозрачным материалом. Тут один за другим последовали какие-то чертежи с обозначениями, сделанными на незнакомом языке, но с привычными цифрами. После этого еще несколько слайдов - виды горных склонов, скалы, входы в пещеры. Далее последовали съемки, сделанные то ли в сумерках, то ли с использованием инфракрасной оптики: человек прыгнул со скалы на дерево. Затем другой вид: поверхность горы, вся в зазубринах и валунах, - по ней с неестественной скоростью пронесся чей-то силуэт.
- А это бигемы, - сказала Руна и тут же друг за другом на экране стали появляться и исчезать рыжие бородатые мужские лица - глубоко посаженные злые глаза, выпяченные надбровные дуги, крепкие челюсти. Зубров непроизвольно схватился за подбородок. Как же они все похожи на него!
Он поднялся с кресла и, пересев на кровать, взял Руну за руку.
- Ты рассчитываешь на мою помощь. Я правильно понимаю?
***
Компьютер Руны перехватил и сохранил в себе всю информацию, которую, как она сказала, пытались запихать ей в голову, и позже она смогла с ней частично ознакомиться. Тут была и ее биография, и профессиональные знания, и знакомства с "родными", друзьями и соседями, которых она прежде никогда не видела. С помощью компьютера Руна записала себе в память "язык аборигенов", как она его назвала, это было что-то вроде ускоренного курса. Язык не вошел в глубокие слои подсознания и не достиг уровня рефлексов, чем и объяснялся чуть заметный акцент. На работе она сказала, что первые годы детства жила с родителями в Фотарии, где отец служил военным, и это соответствовало той действительности, которую она должна была исповедовать.
Квартира, в которую она приехала после того, как покинула поликлинику, оказалась маленькой двухкомнатной "хрущевкой". Согласно своей биографии, Флора потеряла родителей три года назад: они разбились в автокатастрофе. "Этот маленький сюжетный поворот сценария облегчил мою участь, - сказала Руна. - Куда хуже было бы приехать в квартиру к живым родителям и играть роль их дочери". Впрочем, в Алгирске жил ее "старший брат", у него была семья и двое мальчишек пяти и семи лет. За эту неделю брат звонил ей дважды. Он настойчиво уговаривал ехать с ними в следующее воскресенье за город, к Марлинскому озеру, каждый раз напоминая Флоре, чтобы она поискала на балконе его старый спиннинг.
Дома в шкафчике она нашла потрепанный фотоальбом со снимками и с изумлением на большинстве из них узнала себя, запечатленную в разном возрасте. Последний снимок был вставлен недавно, на нем она была в сиреневой форме ефрейтора, улыбающаяся, с двумя белоснежными косицами. На других она была с родителями, подружками, в коричневом школьном платье и белом переднике, на утреннике в детском саду, в манежике и даже на ступенях роддома - на руках у счастливого отца.
- Сложно, - призналась Руна. - Нельзя биографию записать в память в таком виде, как есть, иначе произойдет раздвоение личности. Приходится то и дело к компьютеру обращаться, так что хронология спутана. Я всю неделю импровизировала. Впрочем, пока все обходилось. Слушай, объясни, как вышло, что из-за тебя всю милицию в городе на ноги подняли.
Зубров эпизод за эпизодом все рассказал.
- Что это за штуковина была? - спросил он, закончив. - В телевизоре… вроде аэросаней.
- Подземный танк. У него особая пушка… Они из рук в руки передавались, два репортажа, вроде пропаганды… этот и еще один, где лагерь терракотеров взрывают, - но тот я, видно, не записала… Все это изобрел тот старик, которого ты видел. Его звали Велимир, он умер.
- У подземных людей - подземный танк, - сказал Зубров. - Фантастика. Ты считаешь, что я смогу что-то такое припомнить?
- Надеюсь. Хотя без их оборудования полностью стереть программу будет невозможно. Я просто попробую разбудить в тебе твои старые воспоминания. Компьютер доберется до подсознания. Ты был устроен… не слишком сложно, - только не обижайся… Когда в тебя вводили программу "Зубров", личность Сигурда Дзнензеля просто слегка потеснилась. Если процесс восстановления сделать постепенным, столкновение личностей будет малозаметным и минимально травмирует психику. Если же проявить Дзендзеля всего разом, может произойти серьезный конфликт.
- Программа "Зубров", - повторил он задумчиво. - Все, чем являюсь в эту минуту, это она и больше ничего. Абсурд.
- Не знаю, Сиг. Возможно, я говорю с программой, но сегодня она сделала серьезный сбой. Значит, есть еще что-то.
- А тот, кто должен проснуться… он, получается, дикарь? Я что, стану троглодитом?
- Ты способен учиться. Это факт.
- Ага. То есть, ты хочешь, чтобы сначала я стал троглодитом, а потом принялся за учебу?
- Не совсем. Вместе с терапией я смогу тебе передать запас знаний. Персоль приспособлен для этого. Правда, потребуется время… а хотелось бы здесь долго не задерживаться. Мы этот мир уже рассмотрели. Пока мы в городе, хорошо бы побольше узнать о его устройстве. Чего хотят терракотеры? Вернее, какова их задача? Как далеко тянутся их владения? Какими силами они располагают? Узнать бы хоть что-нибудь, а тогда и двинем к Поселению. Пойдем на запад, повстанцы - там.
- Если бы я помнил что-нибудь, то, вероятно, сказал бы, что ты чертовски права. Я бы даже предложил бы как следует тут все исследовать. Подземным людям такая информация в самом деле не помешает…
- Нет, нет, Сиг! Долго оставаться в городе нельзя… Чем быстрее мы уйдем, тем будет лучше. Но ты верно понимаешь насчет информации. Думаю, теперь не придется тебя убеждать, что, убив одного-двух терракотеров, по-настоящему не отомстишь. Нужна организованная борьба. Те люди, которых ты видел на экране, они настоящие борцы. Они будут рады, если мы добудем важные сведения. Они будут гордиться нами, Сиг.
Щеки ее порозовели то ли от наливки, то ли от волнения, и Зуброву захотелось коснуться их пальцами. Это желание смутило его.
Руна посмотрела странно и, прильнув к нему, быстро чмокнула в щетину.
- Теперь надо отоспаться, - сказала она, отвернувшись. - Для одного дня впечатлений предостаточно.
8
- У меня сегодня выходной, - сказала Руна наутро, стянув с Зуброва одеяло. Он сел, обхватив руками колени.
Солнце било в окно, и чувствовалось, что на улице мороз.
Вчера Зубров уснул до того, как легла Руна. Он просто взял и провалился в сон, только лишь голова коснулась подушки, и проспал всю ночь на одном боку.
Зубров осмотрелся и увидел рядом со своей подушкой еще одну, примятую. Стало быть, спали они рядом.
- Готов? - бодро спросила Руна.
Он пожал плечами.
- По крайней мере, недурно выспался, - заметила она. - Уже половина десятого. Для начала надо со сроками определиться. Попробуем сделать прогноз.
Он не понимал, о чем она говорит: должно быть, это и было написано на его лице. Руна улыбнулась.
- Хочу чтоб ты понимал: я впервые сталкиваюсь с подобным. Будем надеяться, что программа "Зубров" не противоречит структуре твоего сознания. Думаю, если бы было иначе, она бы не работала. Выходит, должны быть точки соприкосновения. Мой компьютер так или иначе их нащупает, в этом я почти уверена. А вот что касается всяких побочных действий терапии, тут я и предполагать не могу, что нас ждет. Компьютер-то у меня есть, но я дилетант. Так что выбор за тобой, Сиг. Пока не поздно, можешь отказаться от восстановления.
- Как это будет выглядеть? - спросил он, протирая глаза.
- Вот как: ты устроишься поудобнее, я положу рядом персоль, надену на тебя датчики, включу сканер. Сначала буду следить за его работой, а когда увижу, что все идет своим чередом, переведу в автоматический режим. Время от времени буду посматривать за твоим биоритмом и за деятельностью мозга. Сеанс будет длиться до тех пор, пока параметры организма будут в пределах нормы. Начнешь уставать - остановлю процесс. Все. А сейчас в душ и завтракать.
Когда он выходил из ванной, она протянула ему брюки.
- Еще с вечера выстирала, сейчас утюгом досушила, заштопала. Не ругайся, если плохо: не привыкла я к их иголкам.
- Спасибо, - пробормотал он, торопливо натягивая брюки.
Руна удивленно хмыкнула.
- Тебя прямо не узнать. Любопытно, каким же ты станешь после встречи Ореста с Сигурдом?
- Не знаю, - буркнул он. - Должно быть, таким, как ты сказала: взрывоопасным.
Оказалось, пока он спал, она успела сварганить большую кастрюлю макарон по-флотски и прибрала в квартире. На Руне был светло-голубой халат выше колен, в нем она со своими распущенными белыми волосами напомнила Зуброву одну заграничную певицу, имя которой он забыл.
Войдя на кухню и выглянув в окно, он увидел, что за ночь нападал тонкий слой снега. По коже отчего-то пробежал мороз, словно было что-то дурное в этом снеге. Он вспомнил, как в детстве у них в Багровске была гора-каталка - спуск в котловане, который по каким-то причинам года три или четыре оставался пустым, прежде чем его стали заполнять фундаментными блоками. Со своим другом Андреем они, задыхаясь от упоения, катались на санках, лыжах, картонках, жестянках и просто на мягком месте. Разве всего этого не было?
Макароны оказались такими, как Зубров любил: много мяса, масла и лука. Он умял две тарелки, а третью порцию доедал уже с некоторым стеснением, хотя Руна насыпала ему добавку почти силой.
- Я же знаю, какой у тебя аппетит, - проворковала она. - Ты - бигем и должен хорошо питаться!
Перед тем, как отдать себя во власть компьютера, он попросил Руну показать еще какой-нибудь материал о тех загадочных людях.
- Почти ничего нет, - сказала она с сожалением. - Только кое-какие случайные записи.
Руна включила телевизор, и Зубров, усевшись на полу, уткнулся в экран. Перед ним стали возникать, сменяя друг друга, горные пейзажи, подземные коридоры, залы, лица незнакомцев - рыжих, белых, мужчин, женщин, стариков, детей… Все выглядело причудливым, но в то же время пробуждало в памяти смутные образы.
Зубров попытался припомнить лицо матери, но вместо него в воображении возникло лишь бледное качающееся пятно.
Внезапно ему стало тошно.
- Давай свои присоски, - нарочито сурово потребовал он.
Руна предложила улечься поудобнее, сняла с себя ремень. Немного повозившись, она вытащила из разных отверстий несколько серебристых проводков с пластинками на концах. Одну прилепила к его затылку, другую установила над переносицей, третью на левый висок. Выудила из ремня еще один проводок - черный - и прилепила пластину к правому виску.
- Прикрой глаза, - попросила она. - Постарайся ни о чем не думать. Услышишь звук, очень тихий, сосредоточься на нем.
Он сделал как она сказала. Что-то щелкнуло в ушах, где-то в затылке едва уловимо зашипело.
- Не открывай глаза, - сказала Руна. - Теперь попробуй сделать вот что: постарайся закрыть еще одни глаза - внутренние, те, что смотрят в воображение. Ничего, если не получится с первого раза. Главное - не забывай концентрироваться на звуке.
Легко сказать. Где они, эти внутренние глаза? Зубров крепче зажмурился. Картинки, цвета, пятна - все в движении. Зажмурился сильнее - не помогло. Он представил, что захлопывает ставни - черные ставни, чтобы не видеть ничего, и почти тотчас его охватило ощущение провала.
"Пустота", - едва не воскликнул он, но губы слиплись, и невозможно было ими пошевелить. Стало абсолютно темно. Затем и тело куда-то исчезло, словно растворилось. Что-то бесплотное равномерно вращалось в пустоте, не имевшей ни верха, ни низа, поскольку самого центра тяжести больше не было. Мысли ушли, если не считать мыслью это странное вращение. Зуброву казалось, что крутился какой-то вал с зубцами на боках, счищая с внутренней поверхности черепной коробки отложившиеся там наслоения. Так это или нет - теперь он не смог бы даже сформулировать вопрос. Он крепко спал, вернее, наступил период, в течение которого не происходило ровным счетом ничего, лишь сознание ритмично то появлялось, то куда-то проваливалось. Неизвестно, сколько длилось это состояние, но со временем оно стало не таким глубоким, перешло в поверхностную дрему. Зубров стал видеть сны: сперва они были совершенно бессмысленными и неразборчивыми, затем обрели форму и цвет, стали поражать яркостью и четкостью картинок. В этих снах он мчался как ветер. Он был дикарем и радовался своей силе и ловкости. Он без страха прыгал в пропасть, чтобы, коснувшись гладкого камня, прыгнуть еще глубже и нестись к следующему камню, от него - еще дальше вглубь, чтобы потом резко развернуться и, впившись крепкими пальцами в расщелину, описать гибким телом дугу и мягко приземлиться на ровной площадке. Все знакомо, все изучено с детства.
Можно двигаться одинаково быстро как с открытыми глазами, так и вслепую. Вот он уже бежит по неровной поверхности, поросшей сухими кустарниками: в свете луны они кажутся голубоватыми. Какая торжественная, зловещая красота! Все принадлежит ему одному. Он - царь этих земель, хоть есть и враги, что притязают на право владения ими. Только он спокоен, ведь он убьет их всех: пускай только попробуют стать на его пути. Он презирает их - недостойных, пустых, бессильных, нездешних, лишенных права на существование. Он убьет их, но позже, а сейчас он занят охотой: он - стремительный опасный хищник! Его кости крепче любого камня, а мышцы сильнее дерева. Он чувствует упоение, радостный вопль рвется из груди. Но опытный охотник умеет кричать беззвучно, этот крик разносится по его просторной груди - крик восторга и ярости, крик победы…
- …хватит! Хватит! - испуганный голос Руны. - Сиг, пожалуйста!
Зубров вскочил на ноги, качнулся, едва устоял… Перед глазами все плыло, комнату мотало туда-сюда.
- Что? - прохрипел он.
Кровать встала на дыбы, он отпихнул ее от себя, его самого тут же бросило в сторону. Руна взвизгнула, отскочила.
"Ага… бойся меня…" - злорадно подумал Зубров, шаря руками в поисках опоры.
Он скрежетал зубами. Разъяренный зверь сидел внутри, он жаждал разрушения. Нет, он сам - этот зверь, и чужак - коварный, подлый - хотел телом завладеть. Демон влез в него во сне.
Майка теснила грудь… Одним рывком Зубров ее разодрал - воздуху не хватало…
Албианка… полуголая… она впустила демона, сука!
Бросился к ней, схватил за руку в тот миг, когда она пыталась подобрать с пола ремень. Ага… вот теперь дошло, что это за хреновина… Оружие, которым собиралась прикончить его, вот что!
- Орест! Остановись! Сиг!
- Хватит! - Он толкнул ее на кровать. - Заткнись!
Она упала на спину, халат задрался… белая полоска такни между ног… Там, за ней…
- Орест! - Она пыталась защитить себя ремнем. Взгляды встретились. Там, в ее глазах, ужас. Ремень полетел в сторону, на кресло…
Он навалился сверху, она охнула… новое чувство… волны… жаркие… Все потемнело… Вокруг - ничего… только впереди лицо девушки… перекошено… глаза широко раскрыты… "Ладно, - хочет сказать кто-то внутри. - Не причиню вреда". Но вместо слов - рык. Руна… она такая… такая…
Стал рвать на ней халат… тонкая ткань на бедрах легко порвалась… Она вскрикнула. Ярость - это твоя сила… получи над ней власть… Нет, это надо понять, это… Но думать не получалось. Его лихорадило, рот наполнился слюной, и он не мог ее даже сглотнуть, не получалось: она так и текла на подбородок. Он провалился куда-то в глубину… Руна застонала… внутри у нее было тепло. Краешком разума он отметил: хорошая добыча… теперь… всегда… Он продолжал хотеть Руну, ему мало этой теплой глубины. Наконец, его желание стало бесконечным и невыносимым, превратилось в крик, он стал орать, и тогда в какой-то момент все исчезло - он взорвался. Пошел обратный отсчет… С каждой ослабевающей конвульсией реальность стала меняться. Он все еще содрогался, а память уже возвращалась в свой замысловатый лабиринт, на ходу сортируясь и упорядочиваясь - год за годом, день за днем, минута за минутой.
- Эй, албианка… - прохрипел он, откидываясь на спину. - Эти твои штуки… проводки твои… они сработали, железяка в печенку!
Теперь память содержала и истинное, и ложное, и в этом, как ни странно, не было противоречия.
Он сел, потер руками виски.
- Вот зараза!
Он попытался собраться с мыслями, но они расползались.
- Кажись, вышло! Как заново народился! Охренеть!.. Слышь, а? Э-хе-хе… каково же я тебя…
Это было похоже на пробуждение после слишком крепкого хмельного сна. А может на исцеление сумасшедшего. Только на кой хрен они только что все это вытворяли?..
- Злобный чхарь… морок нашел… - пробормотал он. - Морок в башке… во всем теле… Что же это я… Послушай, Руна… вроде, дикарь во мне очнулся.
Тут до него окончательно дошло, что он натворил, и ему стало неловко. Он покосился на Руну: волосы ее разметались по подушке, на бледном лице проступил слабый румянец.