Он перекинул кадр к себе в ноутбук и стал просматривать дальше. Больше ничто не привлекло его внимания: ну, стоят или идут мужчина и женщина. Улыбаются, разговаривают. Сидят за столиком в кафе, в буфете на яхте. Поднимаются по крутой тропинке в гору. Зато платье на девушке - нет слов, полный отпад! Даже кажется, что оно чем-то отдаленно напоминает шикарную, хрустящую "пачку" балерины с ногами такой дивной красоты, что у любого балетомана сердце зашкалит… А вот самого "последнего" кадра на карте не было. Да, недолго работал фотохудожник. Но почему именно к нему обратились за компроматом? Уже "прославился" в этом жанре?
Костя неопределенно пожал плечами: ну, есть маленько… Однако Турецкий понял по неохотному ответу, что у ментов определенно имеется на парня досье. Попался в их поле зрения на чем-нибудь, вроде "порнушки" или на мелкой наркоте, вот и "тянут" его теперь и в хвост, и в гриву. Видик-то у Кости такой, что ему всегда не хватает денег именно на покупку очередной дозы. Беспокойный, глаза бегают, потеет…
- Ну, что ж, - констатировал Турецкий, - вопросов нет. Работай, если это их устроит. А теперь давай мне заказчика… Ну-ка, выйдем, - предложил он Косте, взглядом указывая на стены вокруг себя. В коридоре отошли к окну, Турецкий огляделся, держа в руке карту памяти. - Запомнил теперь, в чем ты был неправ?
Костя кивнул.
- Давай заказчика - кто он и откуда? Впрочем, я догадываюсь, но проверка не помешает. И карта - твоя.
- Он только фамилию свою назвал, когда "корочки" однажды показывал, но я не успел тогда посмотреть. Такой, на боксера похож. Зоткин - фамилия. Не знаю, откуда он. Наверное, опер. Просто сказал, что нужно на вас все, что получится.
Мы в моей машине за вами ехали, за черной "Волгой", он и показал. Ну, я и… А гонорар - кошкины слезы, пятьсот рублей.
Турецкий вспомнил тощую и жалкую пачку пятидесятирублевых купюр. Невелик провинциальный гонорар, это даже и не тридцать сребреников.
- А куда ты должен доставить? И - сроки? Когда?
- Он сказал: сегодня сам заедет в конце дня, и чтоб я "откатал" уже, что есть.
- Он на машине?
- Обычный милицейский "УАЗ". Старый.
- Ну, и "откатай"… Ах, какой славный был тот кадр! - Турецкий мечтательно возвел очи к потолку. - Жаль, конечно, если такая красота к этим засранцам попадет. И нашел же ты, понимаешь, кому Венеру Милосскую показывать!.. Ну, ладно, а перед ними оправдайся за свой фингал тем, что самое главное у тебя чуть было не получилось. Пока, понимаешь? И пусть подождут. Ты нарвался на нас, когда мы уже на травке расположились, но у тебя под ногой ветка хрустнула. А я сразу вскочил, ну а ты еле ноги унес. Потому что я был без брюк и догонять не стал. Но вот в следующий раз… Ты, мол, слышал, как мы договаривались потом с капитаном днями повторить поездку. Очень люкс нам на его яхте понравился… Да, а как этот твой Зоткин выглядит? Опиши, ты же - художник!
Костя маленько "расцвел", похвала истинного ценителя всегда расслабляет "большого художника". И он описал довольно-таки подробно характерную внешность того человека, которого, как он проговорился нечаянно, видел не раз. Не впервые выполняет подобные заказы. И чем-то этот опер уж очень напомнил Турецкому субъективный портрет одного из мучителей, данный в показаниях - не то Нины, не то Маркина. А если это - одно и то же лицо, любопытно будет проследить, откуда оно. Из Пригородного, где допрашивали Маркина? Или из Богоявленска, из того дома, в подвале которого держали Нину? Так надо поехать и посмотреть. Хотя успел уже и там побывать Турецкий, сопровождаемый участковым и Ниной. И фотографии этого дома в своем деле имел, и даже имя хозяина, точнее, хозяйки, знал.
Но, что опять-таки весьма интересно, да и характерно для местных борцов с преступностью, следователь Иннокентьев, "прошедший" якобы по следам пострадавшей Нины Крюковой, по его уверениям, не нашел сперва самого дома, потом подвала в нем не обнаружил, а затем уж и вообще каких-либо следов насилия в том, тщательно вымытом подвале, где все равно пованивало застарелым дерьмецом, напоминая мимолетное торжество Нины Крюковой.
И даже одежду Нины, переданную ему для проведения судебно-медицинской экспертизы, следователь-дознаватель потерял. Впрочем, не он сам потерял, а, оказывается, курьер, который повез вещественное доказательство из отделения в лабораторию к судебно-медицинскому эксперту. Что ж, когда все из рук валится, случается и такое. Неудача за неудачей, и ничьей здесь вины…
А вот в другом вопросе официальному следствию не повезло. Капитан Дергунов, постоянно почитывающий в домашних условиях криминальную хронику, не сомневался в подобном исходе, и все материалы, которые передавал дознавателю Иконникову, продублировал, включая "тесты", сделанные травматологом Ларисой Игнатьевной. Насчет "генетики" у них было трудновато, но дубликаты материала оставались. И Александр Борисович, познакомившийся с "тетей Ларой", как звали ее соседи в Богоявленске, немедленно получил "исходный материал". А Светлана, пока он отвлекал на себя внимание "хвостов", отправила тесты с проводницей в Москву, в Центральную генетическую лабораторию. На Казанском вокзале поезд должен был встретить "человек Грязнова" и доставить к шефу коробку конфет, в которой, обернутая в вату, находилась пробирка. Генетический анализ - процедура долгая, и на скорый ответ Турецкий не рассчитывал. Впрочем, у него еще было время, и многое тогда оставалось еще неясным.
И вот тоже, кстати. Никаких следов происшествия с красной машиной, убившей прохожего на перекрестке улиц Волкова и Парковой, кроме короткой информации в сводке происшествий, Александр Борисович, как ни старался, нигде обнаружить не смог. Очевидно, и вся сводка за тот день как-то затерялась. Лишь в записной книжке участкового Дергунова только и осталась запись. Но ведь он мог и ошибиться? Мало ли, что говорит, будто сам читал? Он же человек все-таки, а не машина.
Хотя и та ошибается… Словом, все исчезло, кошка слизнула.
И уголовного дела тоже не возбуждали - за отсутствием, как оказалось, самого события преступления. Не было. Ничего и никого не было: ни бомжа, ни машины, ни уличного перекрестка, где ее увидел свидетель, ни самого свидетеля, - где-то затерялась и его фамилия. Вот как надо работать! Ну да, для полного и окончательного спокойствия не хватало только парочки "свежих" покойников, - и тогда кругом идеальный порядок!
Дергунов помогал и сказал, что и впредь поможет, он уже и так по уши влез в расследование и, похоже, отказываться от этой своей миссии не собирается. Правды хочет участковый уполномоченный. Как бы не оказался он последним из прежней славной плеяды участковых, о которых романы писали и кино снимали… Великая коррупция, вольготно шагающая по России, всех, даже самых когда-то принципиальных, портит…
Слежение за любознательным заказчиком неожиданно дало Турецкому желанный результат. Вооружившись собственной фотокамерой, взятой с собой из Москвы для некоторых "спецнужд", Александр Борисович, сидя возле подъезда редакции "Городских новостей" на заднем сиденье машины Дергунова, терпеливо ожидал заказчика. И он появился в самом конце рабочего дня, когда сотрудники уже расходились по домам, оставляя дежурных.
Этот "квадратный" мужик, возрастом на вид что-нибудь около сорока лет, довольно точно описанный Костей и легко узнаваемый из показаний обоих пострадавших, ловко выпрыгнул с водительского сиденья "УАЗика" и бодро проскочил в, помещение редакции, даже не предъявляя вахтеру своего удостоверения. Значит, он был здесь известен. Через большое витринное стекло Турецкому было видно, как тот только кивнул небрежно и легко побежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Спортивный "дяденька", накачанный, свежий вид имеет. Хорошо, значит, умеет допрашивать.
Турецкий "взял" его и в фас, и в профиль - на подходе к подъезду. С этим - порядок. Теперь оставалось узнать, куда он отсюда поедет. А заодно, если Дергунову удастся номер его машины "пробить", станет ясно, чей он вообще.
Выйдя из подъезда редакции, мужик остановился и вынул из большого черного конверта снимки. Раскинул их в руке веером и стал рассматривать, очевидно, по новой…
Турецкому захотелось узнать, какое впечатление произвели они на этого опера. Видно, ничего особенного. Тот равнодушно сдвинул их в стопку, сунул обратно в конверт и, открыв дверцу, небрежно кинул конверт на сиденье, после чего залез в машину и сам. Похоже, остался недоволен…
И они отправились за "отчалившим" от тротуарного бордюра "козлом".
Как и предполагалось, след привел их в Пригородное отделение милиции. Вот с этого и надо было начинать. С опознания преступника пострадавшими. Пока те еще не совсем забыли лица своих мучителей.
Палачей было больше. Как следовало из показаний Маркина, с ним "работали" трое. С Ниной - двое. Вот теперь их и "вести", и проверять: где один, там наверняка и второй, а там, глядишь, и третий "нарисуется". Но кто позволит проводить опознание с целью установления личностей преступников среди работников органов внутренних дел?
Это и стало теперь основным и почти не решаемым вопросом. Ибо даже сама постановка его в такой плоскости считалась абсурдной. А то, что "отставной" министр оказался в те годы единственным, кто правду про своих "орлов" сказал, так это ж у него, небось, обида за собственную неудачно оборванную карьеру в душе кипела, - любому дураку понятно.
Как-то не очень охотно реагируют "органы" на требования следователей тех же прокуратур. Да и сами прокуратуры редко останавливают свое зоркое внимание на подобных фактах. Чтоб милиционер?! Да вы что?! Вы против своей родной власти выступаете? А кто вам дал такое право? Вот и весь сказ.
Значит, если попытаться "взорвать" это категорическое нежелание руководителей, да хоть бы и тех же "правоохранительных структур", выдавать "своих", надо, прежде всего, начинать попытки с "Верхнего" начальства. Притом нельзя забывать и того, что эти начальники должны быть еще и лично заинтересованы в подобных акциях. Именно лично! Светит им, может быть, нечто такое, что заставляет их лично заняться установлением "законности и справедливости". Или подчиненные не того задели, кого разрешено, субординацию нарушили. Или вообще "покусились" на честь и совесть тех, у кого эти понятия вызывают законную гордость - ну, то есть у проживающих на высшем уровне. Иначе говоря, должны быть соблюдены особые условия, да, впрочем, оговорены и жесткие рамки для принятия "кардинального" решения. И причем тут Основной Закон? Никакого отношения он к конкретному делу не имеет…
В общем, Турецкому нужна была крепкая "рука" и в Москве, и здесь. Либо такая же "рука" для тех, кто оттуда готов передать сюда разрешение на подобную акцию. Либо, наконец, инициатором такой акции должен руководить страх за собственную задницу. И страх основательный.
С этого и надо было начинать… Потому что сейчас никакой местный прокурор - любого уровня, не говоря об областных судьях, не подпишет постановления не то что на задержание и обыски дома и на службе пока подозреваемого в преступлениях оперативного уполномоченного, но даже и на вызов для допроса, хотя бы того же Зоткина. Но ведь кто-то ж должен был это сделать?..
И у Александра Борисовича созрела мысль. Правда, старая, как мир, но вечно молодая в каждой похожей ситуации. Как говорили древние? Разделяй и властвуй! Что для этого надо? Вбить клин между якобы объединенными в единый, мощный кулак коррупции главными руководителями силовых структур. Не может всеобщая коррупция объединить надолго эти "структуры", чего бы они сами для этого ни предпринимали. Каждый, или каждая, обязательно захочет урвать кусок побольше, даже и в ущерб соседу. А чего еще можно ожидать от победно шествующего по Руси доморощенного капитализма?! Только отчаянной борьбы за каждый жирный и обязательно украденный кусок - природы, власти, ну, и всего прочего.
Вбить клин! Иной раз эта нехитрая штуковина, простейшее приспособление, помогающее расколоть и самое твердое дерево, и даже камень, с успехом делает то, на что не способен даже крепкий и остро отточенный топор.
И Александр Борисович решил обратиться тогда, как обычно - в трудных ситуациях, к собственной "крыше". У них же есть крыша? Иначе бы они не были столь беззастенчиво наглыми. Вот и у нас тоже… Но без наглости, лучше - с умом… К такому он пришел выводу.
Не жалея своего времени и опираясь на помощь участкового Дергунова, Турецкий организовал наблюдение за входными дверями подъезда Пригородного ОВД. И очень скоро он смог разложить перед собой некоторый "веер", подобный тому, который с явным неудовольствием рассматривал у редакционных дверей майор милиции Федор Федорович Зоткин. Этот фигурант был установлен благодаря той же, безвозмездной помощи Павла Антоновича.
И, наконец, добрый десяток одинаково отпечатанных фотографий лиц, входивших и выходивших из здания ОВД, был выложен в один ряд, чтобы быть предъявленным Нине Крюковой для опознания.
Но перед этим серьезным актом, который все-таки мог бы оказать на женщину негативное влияние, Александр Борисович, переговорив с Павлом Антоновичем, написал повестку с вызовом в прокуратуру в качестве свидетеля водителю автобуса номер 28 Сергею Федоровичу Васильченко. А повез тому эту повестку не курьер прокуратуры, а сам Дергунов, чтоб боязливый "водила" не стал финтить - во-первых. Да и предупредить его надо было, что преступники вот-вот будут арестованы и что опасаться за себя и семью переселенцу уже не стоило.
Правда, Александр Борисович не шибко надеялся на память водителя - перед его глазами каждый день вереницы людей проходят, а эти - когда были! Но - вдруг! Такое свидетельство было важно для следствия именно тем, что оно помогало проследить всю цепочку действий преступников.
Предупреждение подействовало, Васильченко приехал вместе с участковым уполномоченным и, внимательно поглядев на снимки, определил в конце концов "тех двоих", имен которых он, естественно, не знал, но милицейские погоны на одном из них запомнил. И указал, на ком конкретно. Хорошая у него оказалась память, что с удовольствием и констатировал Турецкий, одетый в генеральский китель - для большего впечатления. Васильченко подписал все-таки с опаской протокол опознания и с явным облегчением отбыл домой.
А вот по поводу проведения опознания преступников самой Ниной приходилось учитывать и такой момент. Опознание Турецкий решил провести тоже в официальной обстановке. То есть в кабинете прокуратуры, в присутствии младшего юриста и понятых. Конечно, рисковал немного: с тех пор испуганная Нина могла и забыть физиономии насильников - от страха и желания поскорее избавиться от своего кошмара. А потом негоже, конечно, было и генералу самому с фотоаппаратом в засаде у здания милиции сидеть. Но Александр Борисович никогда не гнушался настоящей оперативной работы, да и учитель у него был в ту пору великий - сам Славка Грязнов, сыщик, что называется, от Бога.
Сообщать о своем решении прокурору Григорию Никифоровичу Дремову Турецкий не стал. Следственное мероприятие производилось в рамках общего расследования дела Маркина. Хотя было известно, что производство по уголовному делу Крюковой так и осталось "висяком": никаких доказательств, кроме самого факта изнасилования, подтвержденного заключением врача из травмопункта, у следствия так и не появилось. И уж тем более никто не собирался соединять оба дела Маркина и Крюковой в одном производстве. Так что, узнай прокурор об этом мероприятии заранее, он наверняка предпринял бы все усилия не допустить его. Кстати, не по этой ли причине "догадливые" оперы, с которыми, по всем признакам был связан зампрокурора Муранов, и установили наблюдение за Турецким? Даже собственную сотрудницу готовы были подставить, испортить ей жизнь, лишь бы добыть компромат на москвича. Впрочем, что им всем чужая жизнь!
А, между прочим, когда однажды у Светланы появилось в глазах сомнение относительно одной из очередных акций Александра Борисовича, в которой пришлось поучаствовать и ей, он без всяких колебаний изложил ей свое категорическое и откровенное видение малопочтенных действий прокуратуры - и, в первую очередь, в отношении нее, чтоб у младшего юриста никаких сомнений не оставалось. В том, кто и как ее "использует". Ну, в смысле, - ее профессиональный талант, красоту, невероятное женское обаяние. Он нарочно излагал свое "видение" в превосходных степенях определений, чтобы у нее не оставалось и тени сомнений в его искренности и восхищении. Но тут же в бочку своего меда, щедро вылитого к ногам Светланы, он кинул немножечко, мягко выражаясь, дерьмеца, - якобы исключительно из уверенности в том, что он, тем не менее, глубоко ошибается и готов немедленно пасть перед девушкой на колени, моля ее о прощении. Он и сказал неуверенным тоном: если только она сама не предложила им собственный вариант"соблазнения" москвича.
Ух, что было, что было!.. Буря! Ураган! Его бы - да в полезное русло! Но…
Турецкий уже взял с себя слово не подавать им всем такого повода, как ни трудно порой симпатичному и не старому мужчине противостоять величайшему из соблазнов…
И вот теперь, едва не одурев от постоянно попадающихся на глаза одинаковых тупых лиц с глазами, лишенными каких-либо мыслей, Александр Борисович сделал, наконец, решительный шаг.
В своем гостиничном номере он не доверял решительно ничему, а постоянно, ежедневно и едва ли не ежечасно проверять номер на "вшивость" просто осточертело. И он, закинув на плечо сумку с ноутбуком и собранными материалами, отправился в гости к младшему юристу.
С мамами Александр Борисович с юности умел разговаривать и устанавливать легкие контакты, это повелось еще с Иркиных теток. Так что и трудностей на этом участке деятельности не предвиделось, что и получилось. И очень скоро он мог без затруднений связаться и с Меркуловым, и Грязновым, передав им всю имеющуюся на руках информацию. Требовался коллективный ум. Александр Борисович очень рассчитывал на то, что оба друга примут самое активное участие в расследовании "друга Сани" уже по одной той причине, что дело столкнулось с непробиваемой стеной "системы". И без конкретного нажима "сверху" оно может тянуться бесконечно.
Он ведь не собирался постоянно проживать в этом городе, даже если бы решением самого губернатора ему, в порядке поощрения за особые усилия по "утоплению" уголовного дела о бандитах из милиции, предложили хорошую квартиру - дверь в дверь с квартирой одной очень обаятельной "младшей юристки" и ее хлопотуньи-мамы, симпатичной женщины вполне еще среднего возраста.
Светлана, естественно, присутствовала при "компьютерных переговорах" Александра Борисовича. Она уже понимала, что "просто Саша" на этом этапе расследования даже и в быту не очень удобен, можно нечаянно оговориться при посторонних, - по приятной привычке, а это - нехорошо и даже опасно.
И Меркулов, и Грязнов приняли активное участие в "селекторном совещании", правильно оценили уровень собранных доказательств и дали несколько дельных советов - каждый с позиции своей епархии. Заодно, кстати, и определили необходимую степень "информированности" Светланы: ее "ежедневные" доклады начальству ведь никто не отменял.