- Спасу не было! - затараторил сторож. - Мышь, она ведь все сожрет. Сапоги дай - сожрет. Пианину дай - и ту сожрет. Так что киски у нас. Собак нам никак нельзя.
- Ясно, вы свободны.
Сторож нехотя отошел.
- Той дверью давно не пользуетесь?
Начальник оглянулся на широкую дверь в боковой стене, где под присмотром двух служивых кошек возилась Зина, изучая и фотографируя распиленную металлическую задвижку.
- Тут дело вот в чем: раньше забор дальше стоял. Потом, как его придвинули, с той стороны машине стало не подъехать. Тогда дверь закрыли наглухо, пользуемся одними фасадными воротами. Около года уже. Простите, как вы расцениваете факт повреждения сигнализации?
- Плохо расцениваю. Знал он, что это сигнализация. Кто мог его просветить? Только кто-то из ваших.
- А может быть… случайно?
- Подпрыгивал и рвал какие-то провода?
- Ну, если кто из моих ребят - я дознаюсь! Я из них душу вытрясу!
- Нет уж, пожалуйста, без самодеятельности. Вы нам всех распугаете.
И Томин пошел наружу обследовать подступы к той самой двери.
Вор перелез забор почти напротив нее - на раскисшей осенней земле остались две вмятины от его прыжка. Подняв прутик, Томин вставил его в щель между досок, чтобы пометить место, и двинулся кругом. Конечно, забор было нетрудно перемахнуть, но иногда на него нападала солидность, мешавшая резвиться.
По другую сторону забора лежал кучей вонючий шлак, и около виднелись в глине следы "Москвича". Сделав петлю, они убегали обратно в тихую улочку.
Кибрит тем временем закрыла фотоаппарат и вооружилась лупой. Задвижка была пропилена на пять шестых толщины, оставшаяся полоска стали сверкала свежим изломом. До взлома подпил, вероятно, скрывала боковая скоба.
А за спиной длинное помещение с замусоренным полом делил пополам широкий проход. Слева и справа от него пространство было загромождено высоко вздымавшимися штабелями ящиков, тюков и рядами стеллажей для товаров в мелкой упаковке. Между штабелями и стеллажами пролегали тесные полутемные тоннели, сплетавшиеся в запутанный лабиринт. Здесь таилось много всего, что требовало пристального внимания. Предстояло, например, восстановить маршрут похитителя шуб, сумевшего найти самое ценное, что было на складе. Кибрит тоже думала, что у него имелся пособник или пособники, так как задвижка была подпилена изнутри.
Об этом она и сообщила явившемуся с улицы Томину.
- Мне бы надо знать, когда сделан подпил.
Прищурилась усмешливо:
- Всего-навсего?
Она сама верила в науку, но нельзя же вот так настырно и слегка капризно требовать чудес.
- Шурик, с точностью до минут никакой химик не скажет.
- Тогда вот что: пойди погляди на отпечатки протекторов за забором. У ворот Панин, он тебя проводит.
Зина прихватила чемодан и направилась к воротам.
При ее дотошности они в этом складе проторчат до утра. Зина обожает валандаться с пустяками. Впрочем, нет особого расчета возвращаться раньше открытия буфета.
Летом она провела отпуск в Болгарии и привезла ворох рассказов, из которых в памяти Томина осело два завистливых впечатления. Первое - солнце. Второе - магазин в Софии с названием "денно-нощно", круглые сутки торговавший съестными припасами. Ему представился румяный калач с добрым ломтем брынзы. Впрочем, калачей в Болгарии, пожалуй, и не пекут. Ну, пусть не калач, пусть будет булка…
Первый этап переговоров с задержанным он уже провел. Был тот медвежьего сложения, ручищи в коричневой шерсти, и носил фамилию Силин. Заявил, что на складе "грыбы собирал". А на строгое предложение отвечать всерьез раскричался нарочито грубо:
- Ты, чернявый, меня не пугай! Да я тебя одной рукой по стене размажу!..
Немножко его послушав, Томин применил прием из Пашиного репертуара:
- Не нужно ли сообщить кому из родных, что вы арестованы и где содержитесь?
- Во, какой хитрый "мусор"! - передернул Силин необъятными плечами. - Ты гляди, а? Нет у меня никого и ничего!
- Плохо. Значит, и передачу некому принести?
Томин вытянул из пакета шубу, черный каракуль упруго развернулся, расправился, заблестел по-дорогому.
- Кому ж вы тогда шубы брали? Самому вроде маловаты будут?
- Показаний не даю. Сказал - все. Точка. Силин.
Ну и шут с ним. Не больно нужны его показания, раз взят с поличным.
Однако чем-то же надо заняться пока что? Вон Зинаида уже отстрелялась со следами на пустыре.
- Замерила, сфотографировала?
- Да. Тот "Москвич" приезжал часа два назад. Как обут задержанный?
- Полуботинки на коже, стоптаны наружу, мысок тупой, размер этак сорок пятый, - не раздумывая ответил он.
- Таких следов там нет. Но Силин мог шагнуть из машины прямо на шлак.
- Сколько стояла машина?
- Недолго. Скажем, десять минут. Сними с него обувь. Причем бережно, дабы не отрясти прах с его ног. Прах мне нужен для экспертизы.
- А как я отправлю его в камеру? Босиком?
- Раздобудь обувку у здешних.
- Зинуля, - Томин сделал умильную физиономию, - давай проявим особую оперативность!
- Ну?
Он выложил просьбу. Пока Силину в милиции откатают пальцы, да пошлют в дактокартотеку, да пришлют ответ… Словом, у Зинули в следственном чемодане все есть. И пусть она возьмет свою лупу и за десять минут - по минуте на пальчик - выведет формулу отпечатков. Она же все эти узоры, петли, завиточки знает по номерам!
- Ну, допустим, раз тебе не терпится. А дальше?
- Дальше я немного посуечусь, авось толк выйдет.
Откатать пальцы поручили одному из сотрудников милиции, которые все равно стояли без дела, и Кибрит, устроившись на ящике, считала витки и спирали, а Томин гладил оглушительно мурлыкавшую кошку и созерцал невежливого верзилу сквозь частые переплеты застекленной перегородки. Не ожидал он засыпаться. И вдруг ту-ту и опять тюрьма, и горит полночная звезда. Телефон находился подле него в конторе. Не годится. Надо связаться из оперативной машины.
По радиотелефону Томин передал в картотеку формулу. Да, судимый, ответили ему, отбывал там-то. Еще раз позвонил - дежурному на Петровку. Дежурный заказал "молнию" с начальником колонии. И через полчаса Томин знал, на каком масле Силина изжарить.
Войдя в контору, прежде всего проверил себя. Обувь Силина он описал верно. Присел к столу, где лежали злосчастные шубы. Грубую веревку, которой был завязан мешок, Зина собственноручно перерезала так, чтобы узел сохранился в неприкосновенности. Этот узел ей почему-то приглянулся.
- Ну, Силин, не надумали поговорить? Как, кстати, ваше имя-отчество?
Зыркнул мрачно исподлобья.
- Имя-отчество теперь не понадобится. "Силин, встаньте!", "Силин, сядьте!", "Силин, отвечайте!" - и весь разговор!
- Попрошу вас разуться.
- Это зачем? Если в расход - так вроде еще не заслужил.
- Будем научно изучать ваш жизненный путь. Осторожно, чтобы не осыпалась грязь.
Появился сторож с ботиночной коробкой. Томин вынул оттуда пару теннисных тапочек. Силин через силу пошутил:
- Заживо в белые тапочки. Чудеса!
Обулся, пошевелил пальцами: тапочки были тесноваты. Томин упаковал его грязные ботинки. Извлек бланки протокола.
- Положите-ка вы свой протокольчик обратно в карман.
- Прежде его составить надо. Вы сегодня, как большой начальник. Будете посиживать, а мы вам документы на подпись.
Просто так покалякать Силин не отказывался.
- Значит, без меня дело не идет?
- Какая же свадьба без жениха? Да еще и сваты попрятались.
- Сваты? - Силин понял намек.
- А то нет? На такой свадьбе, да чтобы без сватов?
- Сваты тому нужны, у кого свой котелок не варит!
Тут кстати подвернулась, наверно, не без дела пришедшая Зина.
- Вона! - обрадовался Силин поводу сменить тему. - И невеста пожаловала! На этой желаю жениться! Точка. Силин.
- А как же Галина Петровна, которая ждет вас в Днепропетровске? - выложил свой козырь Томин. - Ведь обещали: отбуду срок - и прямо к тебе! Что вас понесло в Москву, Силин?
С минуту тот молчал, ошеломленный, потом лицо побагровело, он вскочил, стал рваться из рук милиционеров.
- Сволочи! Пусти! Я побегу, давай в меня стреляй! Убивай! Пусти, я побегу!..
Но надежда Томина, что он, сорвавшись, все выложит по принципу - нате меня, ешьте, - не оправдалась.
Было зябко и мутно на безлюдных улицах, наплывал серый туман, когда оперативная машина, проявив галантность, затормозила у Зининого дома. Она знала, что станет сейчас вопреки здравому смыслу пить кофе, а затем ляжет спать. Шурик помаргивал с сиротливым видом - буфет на Петровке еще не работал.
- Если хочешь, подогрею тебе котлету.
- Да ну?!
Съел котлету, вчерашнее пюре, полбанки горчицы и три бублика, которые она выдержала ради гурманства в духовке. После кофе его совсем разморило, готов был притулиться тут же, на кухне.
- Куда Пал Палыч делся? - спросила Зина, выпроваживая его за дверь. - Трубку не снимает.
- Начальство ткнуло ему в зубы отдельное требование.
3
Отдельным требованием на юридическом языке называется просьба из отдельного места, предполагающая, что квалифицированный следователь произведет такие-то и такие-то официальные действия и известит о них отправителя. А что там произошло, кто кого и за что - об этом можно не сообщать. Следователю оно, собственно, без разницы.
Знаменскому не раз доводилось рассылать отдельные требования, но когда случалось самому их выполнять, то тяготила неосмысленность прилагаемых усилий.
В камере хранения Рижского вокзала он получил не принадлежащий ему чемодан, который в сопровождении двух граждан отнес к дежурному вокзальной милиции. Там чемодан был вскрыт, Знаменский вынул из него несвежую мужскую рубашку, пару шлепанцев, свитер, бутылку сухого вина и матерчатый кошель с пришитой вместо застежки металлической пуговицей, хранивший 38 рублей и пачку писем.
Тут он позволил себе упростить процедуру, занеся в протокол, что "изъяты письма, которые не развязывались и не листались, а были тут же упакованы и опечатаны сургучной печатью "Отделение милиции Рижского вокзала № 3" в присутствии вышеуказанных понятых". Затем Знаменский опечатал и чемодан, оставив его под расписку дежурному.
А вечером отправился на другой вокзал и проскучал полночи до Калуги. В Калуге сел на местный автобус. Отсчитал шестнадцать остановок, вышел на семнадцатой. Как было велено, двинулся вперед, в трехстах метрах за колодцем повернул в проулок и постучал в покрашенный грязно-синей краской одноэтажный домик. Было раннее утро.
Записал рассказ заспанной женщины, что Яша - ее троюродный брат, где он находится сейчас, она не знает, а костюм, в котором он приезжал на майские дни, она по его просьбе, хоть и с большим опозданием, сдала в райцентре в чистку. "С моих слов записано верно и мной прочитано. Сахарова В. С.".
Четверть часа шагал Знаменский вокруг длинной лужи в проулке, пока женщина одевалась, чтобы ехать с ним в райцентр. Восемь остановок в тряском автобусе. Пункт химчистки. Изъятие костюма. На левой поле пиджака выше кармана обнаружилась прореха с ровными необтрепанными краями, неловко стянутая ниткой. Сахарова обиделась предположением, что штопала она: "Не безрукая я, чтоб так-то зашить, сикось-накось!"
Знаменский отпустил ее, пообедал в столовой жидким бледным борщом и неожиданно вкусной пшенной кашей; осмотрел трогательную, чудом сохранившуюся церквушку, весело пестрящее бумажными цветами кладбище. На главной площади кто-то невнятный сидел на тонконогом бронзовом коне; на базаре люди кавказского обличья торговали грушами и виноградом, а местные жители - доморощенной капустой, грубошерстными носками ручной вязки и свежевыловленной рыбой; половиной улиц городок убегал вниз, где катилась именитая река в окаймлении голых деревьев с галочьими гнездами. Во всем этом был свой уют, и как-то раскованно и печально думалось о России. О прекрасных абстракциях и унылой обыденности. О минувшей "оттепели", когда они, едва начавшие бриться, жадно дышали воздухом перемен… Настроение согласно пословице: "Отойдем да поглядим, так ли мы сидим". Не так сидим, не так. Будет ли просвет? А большая вода неторопливо совершала свой путь, отливая холодом, донося запах тины и стрекот моторки.
Спешить не хотелось. Не хотелось снова проделывать восемь остановок туда и восемь обратно.
Он переночевал в Доме колхозника и явился к синему домику утром. Предъявил костюм соседям, которые видели в нем Яшу. Записал их показания, что с тех пор вестей о нем не имели. Завернул костюм и опечатал заимствованной в сельсовете печатью.
- Да что с Яшей-то случилось? Скажите же! - в какой уж раз приступала к нему Сахарова, волнуясь и прижимая крупные кулаки к груди.
- Вас известят, - повторял Знаменский, потому что не мог объяснить (да она и не поверила бы), что ровно ничего он не ведает ни про Яшу, ни про костюм, ни про чемодан из камеры хранения.
Он просто запишет показания всех, кто назван в отдельном требовании, - здесь и в старинном городишке на триста километров южнее, - составит все нужные протоколы и опечатает все, что имеет отношение к Яше. Постарается отыскать девушку Веру и выяснит, когда она в последний раз ездила на Север к замужней сестре, а школьного приятеля Яши прощупает насчет алиби в 20-х числах прошлого месяца. И все документы и вещи отошлет наложенным платежом в Мурманское УВД тов. Абрикосову. Там знают о Яше правду. Или пытаются узнать.
4
Томин поспел в суд к той стадии, когда обвиняемые уже выслушаны, и теперь задают свои вопросы адвокаты и прокурор. Зал был битком, в воздухе густело напряжение.
Худой и бледный прокурор - наверно, язвенник, - бился с подсудимым Преображенским.
- Вы утверждаете, что оклеветали Шахова на предварительном следствии?
- Именно так. Совесть заговорила! - отрапортовал Преображенский, преданно глядя на прокурора.
- Но почему она заговорила, только когда вы ознакомились с делом?
- А что в этом плохого?
- Отвечайте прокурору! - одернул судья и, не дожидаясь, чтобы вскочивший адвокат заявил ходатайство, сказал ему: - Отвод вопроса как несущественного. Не удовлетворяю.
- Я еще ничего не успел… - слегка смешался адвокат.
- Но я вас правильно понял? - и судья напомнил Преображенскому: - Ответьте прокурору!
Преображенский четко произнес затверженный текст:
- Да, именно когда я ознакомился со всем делом, все обдумал, то я пришел к выводу, что мы на Михаила Борисовича напрасно клевещем. И я рад, что остальные тоже…
- Ваши радости суд не интересуют, - отрезал судья. - Еще вопросы?
Ознакомился со всем делом - то есть впервые встретился с адвокатом. Он встретился, прочие встретились. Каждый со своим адвокатом. Потом адвокаты встретились. Потом опять с обвиняемыми. И столковались.
Вполуха слушая вариации на тему: Шахов невиновен, главарем был беглый Шутиков, - Томин соскользнул мыслью на Силина. Почему он ринулся рвать сигнализацию? Неверно истолковал инструктаж? Куда бы он - только-только "от хозяина" - делся с каракулевыми манто? Надо по меховщикам полазить. Кто придумал шубки украсть, тот наверняка готовил и рынок сбыта. Между прочим, сел этот битюг за драку с телесными повреждениями, хулиганство и сопротивление власти. В колонии сошелся с рецидивистами, кого-то изувечил, и ему добавили срок. Но все-таки ждала его некая женщина в Днепропетровске.
5
В последующие трое суток время Томина делилось между залом суда, где толкли ту же воду в ступе, и мелкой беготней вокруг Силина. В промежутках между тем и этим он подбирал накопившиеся хвосты, а в промежутках между промежутками посещал Зину.
- Вот следы твоего любимого "Москвича", - говорила она, раскладывая еще влажные фотографии.
- Ага, сдается, Силин прибыл на склад именно на нем. Просто так на пустырь кому надо заезжать?
- Гляди, здесь машина остановилась, кто-то вылез и переминался с ноги на ногу.
- Следочки изящные. Не чета силинским. У шин есть своя индивидуальность?
- У всего есть индивидуальность, Шурик. Трещинки, ссадины. Но не обходить же гаражи с микроскопом. Дашь машину - скажу, та ли.
- Небогато у тебя, - поддразнивал Томин. - А что насчет владельца изящной обуви? Я не говорю - адрес, но хоть год рождения, например. Или - холост, женат. Неужели не можешь?
- Шурик, поосторожнее! Я тебе еще пригожусь! Пусть твой Силин завяжет мне несколько узлов. Когда человек завязывает узел - это я тебя просвещаю…
- Большое спасибо.
- …то узел с точки зрения криминалистики нередко индивидуален почти как почерк.
С Силиным он держался ровного доброжелательного тона, хотя тот не желал раскалываться.
- Я с вашим братом разговаривать не нуждаюсь! Посадили - все! Кончено! - то и дело норовил сорваться на крик.
- Уймитесь, Силин. Горло поберегите.
- Да об чем говорить? Что надо, я рассказал.
- Что ночью залезли? Что взяли шубы? Редкая откровенность. Если б не признались, мне бы в жизни не догадаться!
- Веселый вы человек, гражданин начальник.
- Работа такая - смешная. Вот, скажем, вы. Освободились, собирались к своей Галине Петровне. Нет, вдруг двинули в столицу, где у вас ни кола ни двора. Говорите, в одиночку пробрались на склад. Смешно? Смешно.
- А тут будет один ответ: катитесь вы и так далее! Ясно?
Томин катился, к вечеру снова забегал в отделение милиции, где содержался Силин, едва помещаясь в КПЗ с одним-двумя пьяными хануриками.
- Давайте-ка побеседуем.
- А потом десять лет в зубы и езжай, Силин, лес рубить? Хоть буду вам руки лизать, хоть матом обложу - все одно.
Что ж, резонно. Взят на краже - тюряга. Но и у Томина работа.
- Суд, между прочим, учитывает чистосердечное признание. Сами знаете.
- Что я знаю? Что знаю?! Ты меня не доводи, я такой! В темный подъезд заходить будешь - бога вспомни! Дети есть - пусть дома сидят! Ты понял, ты?!
- Нервы у вас, Силин, ни к черту. Жалко смотреть.
Силин вдруг обиделся:
- А ты меня не жалей! Пожалел волк кобылу. Ты чего ко мне привязался, чего добиваешься?
- Человек должен отвечать за то, что сделал. По справедливости. А за других он отвечать не должен.
- Ха! Насчет справедливости я ученый. Справедливость… - он заколебался, но желание высказаться одержало верх над недоверием. - Сказать, как я срок схватил?
- Была драка в нетрезвом виде.
- Это по бумажке. А по жизни? По правде?
- Ну?
- Я со свадьбы ехал. Сижу в электричке. Нормальный человек может со свадьбы в трезвом виде?
- Трудно.