Гез шагнул вперёд и схватил Дези за руки. Галя невольно отшатнулась, но актёр держал её крепко.
– Отпустите меня!
– Только после того, как вы извинитесь!
– Вам долго придётся ждать!
– Ничего, подожду! – с этими словами, Гез прижал Дези к груди и принялся целовать. Внезапно его губы прикоснулись к её устам… и это явно выходило за рамки, предусмотренные сценарием… Галя попыталась вырваться – теперь уже по-настоящему, но Аркадий был сильнее.
– А я думала – вы влюблены в Биче Сениэль!
– Думайте что хотите. Мне безразлично! – и его губы снова побежали по её телу, чередуя, в качестве мишеней, лицо и шею красавицы. Наконец, Галя собралась с силами, резко оттолкнула парня и бросилась бежать.
– Снято! – радостно заявил Желтов. – Молодцы оба! Перерыв!
Галя перевела дух и удивилась, что из-за поцелуев партнёра забыла про качку. Или последняя пошла на убыль? На губах, лице, шее горели поцелуи Меньшикова… Убедительно, ничего не скажешь, не хуже, чем в Голливуде. Но ведь совсем недавно сама хвалила такое правдоподобие. А теперь? Не нравится? Или… наоборот?..
Галя отогнала эти мысли: "У меня семья, ребёнок, и посторонний мужчина имеет право целовать меня только на съёмочной площадке".
– Галочка, ты не возражаешь, если я после ужина порепетирую?
Молодая женщина немного удивилась: её супруг владел мастерством достаточно, чтобы играть сцены практически без репетиций. Большинство эпизодов с его участием снимались с первой же попытки. И у Гали такое случалось, но гораздо реже, обычно как результат экспромта. Но раз мужу надо, так отчего же?
– Конечно, милый, не возражаю. Как надо, так и делай.
На ужин она собиралась в лёгкой задумчивости. Каждый раз, выходя в ресторан, она пыталась найти более удобный для Бореньки вариант, чем таскать его на лицезрение почтенной публики. Да, конечно, внешне окружающие относятся к малышу приязненно, со всех сторон раздаются "Ути-пуси! Какой славный у вас малыш! Какие у него глазки! Космонавтом будет!" – и так далее. Но так ли это полезно сыночку? Да и чувствуется, что такое выражение симпатии даётся легко не всем окружающим, у многих это просто наиграно.
А вчера какая-то дамочка негромко произнесла за спиной: "Неужели трудно оставить ребёнка в номере, чтобы он тут не мешался?" Нет, конечно это исключено, нельзя мальчика оставлять без присмотра даже на те полчаса, которые занимает ужин. Да и не мешает он никому. Матери – само собой, даже приятно с сыночком, но и остальным посетителям…
Пожалуй, больше проблем на съёмках, особенно когда надо идти на корабль. Всегда грызёт страх: а вдруг вместе упадём в воду? Конечно, глупо: во-первых, окружающие этого не допустят, а во-вторых, выплыть совсем не трудно, да и вода сейчас уже теплеет. И всё же страшно… Но при этом – Боренька с таким удовольствием выдерживает все эти переходы на корабль и обратно! Ему там нравится! В моряки пойдёт, когда вырастет? Или в актёры?
Малыш сидел перед столом, на котором разложена денежная мелочь, и двигал ручками. Мужа в комнате не было – он собирался прийти за десять минут до выхода на ужин. Галя ненадолго отвлеклась – придирчиво уставилась на себя в зеркало, подправила складочки там и здесь: жена народного артиста РСФСР, сама актриса, должна выглядеть на все 100: Зеркало, улыбаясь, говорило, что после родов молодая женщина стала ещё красивее, привлекательнее для сильного пола, чем до беременности. Возможно, зеркало и приукрашивало правду, но вряд ли сильно – об этом свидетельствовали восхищённые мужские взгляды, устремляющиеся отовсюду на красавицу и говорящие не только о желании получить автограф. Мило улыбнувшись галантному зеркалу, молодая мать обернулась к сыну… и обмерла: Боренька держал в руках медные монетки и клал их себе на лоб… А они прилипали! Совсем как у Женечки…
Галя не без труда сделала пару шагов до стула. Не сразу пришла в себя. Рассудок тихо подсказывал: и это совпадение, раз у Жени была такая способность, то и у твоего мальчика возможна… Однако чувство говорило совсем другое. В какой-то момент ответственность матери взяла верх: безобразие, что отвернулась не вовремя, дала Бореньке играться с монетками – хорошо, он их на лобик приклеил, а вдруг бы в рот потянул?
– Боренька, миленький, оставь это, – забрала она мягко у сыночка монетки и вернула их на стол. Взяла малыша на руки и поцеловала. "Господи, неужели правда – Женечка? Сынок Алексея? Невозможно поверить…" Отогнала ненужные мысли: важно, чтобы Боренька рос здоровым и счастливым, а остальное роли не играет. Дверь в номер открылась, и на пороге появился Алексей.
– Ну, как, всё в порядке? – весело обратился он к жене.
– Да! Мы готовы идти кушать! – радостно отозвалась она. Алексей бережно взял малыша на руки, и все трое вышли наружу. Галя невольно покосилась, как себя ведёт малыш на руках отца: улыбается, тянется к папе – вот и хорошо. Цокая каблучками новых туфелек, купленных в Москве, вслед за мужчинами прошла к лестнице. Вниз – и в ресторан. Играет новый оркестр… А старый что – выгнали? Они совсем неплохо музицировали. Ладно, это дело администрации ресторана. Сев за стол, забрала мальчика у мужа – Боренька прильнул к маме с ещё большим удовольствием, чем к отцу. Появился официант. Заказы – для себя салат из овощей, рыбу, сок, а для Бореньки – сливочки. Сознание упорно прогоняло сцену с монетками: будем считать, что этого и не случилось.
– Простите, можно ваш автограф? – обратилась вдруг к Алексею худенькая девушка лет восемнадцати. Муж величаво кивнул и подписался на открытке со своим фото. Девушка немного потопталась, а затем обратилась к Гале:
– И ваш тоже, пожалуйста!
Пересадив сына на левое колено, Галя дотянулась до стола и расписалась. М-да, плоды популярности… Было бы лучше или хуже, если бы эта девушка ограничилась автографом Алексея?
Принесли заказ, и на время Галя забыла обо всём, кроме ужина – и собственного, и малыша. В какой-то момент она краем глаза заметила нечто странное: муж то и дело поглядывал на часы, будто куда-то торопился. Ах, да, у него же репетиция…
– Милый, если тебе срочно – иди.
– Нет, ничего срочного, дорогая моя.
Молодая женщина снова сосредоточилась на более важных вещах, чем нетерпение мужа. Вот тарелки и чашки опустошены, можно возвращаться в номер. Муж берёт сына на руки, а тот его обнимает неумело за шею – как здорово они смотрятся вдвоём! Отнести пустую посуду – ну почему официанты её не убирают? Глупость какая. Впрочем, ресторан хороший, недорогой, прямо как кафе, так что мелкое неудобство можно и потерпеть. А теперь – в номер! Мы – дружная семья, у нас всё замечательно! А если Боренька и вправду как-то связан с Женечкой… то сейчас это всё равно не имеет значения. А может быть – намекнуть как-то Ринате Таировне? Нет, это слишком жестоко, всего-то несколько совпадений… Но как только получится – показать ей Бореньку, тем более что и бабушка своего внука давненько не видела – с момента его рождения, когда специально приехала в Москву.
Вот мы и в номере. Бореньку уложить в кроватку, а самой просто присесть пока – подумать, чем бы занять вечер. Муж мнётся.
– Ну, милый, иди на репетицию! Ты не опоздал?
– Спасибо, моя дорогая, всё хорошо!
Мы целуемся, и я его отпускаю. Какая-то холодность в его поцелуе… Впрочем, ничего удивительного – ведь ему сейчас не до лобзаний, на репетицию бы поспеть.
– Ну, пока, мой дорогой! Возьми ключи – вдруг задержишься, а мы спать ляжем? Успешной репетиции тебе!
За мужем закрывается дверь, и мы остаёмся наедине с Боренькой. Как он – спит? Нет, ворочается, смотрит недовольно. Нигде не мокренько? Нет, всё пока хорошо. Кушать хочешь, мой маленький? Нет… Тогда, может, пойдём, прогуляемся, чтобы сон крепче был? А что, неплохая идея! Муж репетирует, а мы гуляем. Пойдём, мой хороший! На ручки! Боренька обнимает меня, и мы выходим из номера. Ой, как неудобно запирать, когда на руках Боренька… А ведь потом придётся отпирать так же. Ну, мой мальчик, куда пойдём? На пляж, да? Там сейчас уютнее всего, нет никого, да и тишина. Спускаемся к морю… Где-то здесь скамеечка… Ага, вон там. Как приятно слушать мирный плеск волн, который смешивается со скрипом песка и гальки под ногами… Ой, на скамеечке уже кто-то сидит. Ну, да мы не помешаем, лишь бы нам не курили, да, Боренька, мой хороший? Шаг за шагом – скамейка всё ближе… Уже можно рассмотреть того, кто там сидит… Ах, они вдвоём… Алексей? Что он тут делает, он же на репетиции?! И с ним рядом – Лена Кругликова… Они что – вдвоём репетируют? Ничего не понимаю… Но на скамейку пока не пойду. Лучше вон там подожду – у знакомого сарая, где хранятся шезлонги.
Подслушаю… Это нехорошо? Да, конечно, но… Боренька, тебе удобно? Так, тишина…
– Леночка, мне так приятно с тобой!
– И мне тоже, Лёша! Зачем тебе эта мымра? Разводись с ней!
– Ну-ну! Не говори о ней плохо! Я её тоже любил когда-то.
Когда-то? А говорил ещё сегодня, что любит… Пару часов назад…
– А правда, что сын не твой?
– Леночка, зачем тебе знать такие подробности? Это моё дело с супругой.
"С супругой?" Он меня так никогда не называл. Вот, значит, какая репетиция… А сейчас они обнялись… и целуются… А я стою, дура тупая. Не понимаю, что делать…
Прежде чем я успеваю сообразить что-нибудь, Боренька начинает плакать. Я спохватываюсь и подхожу к скамейке:
– Ну, что, дорогой, репетиция прошла успешно? Приветствую, Леночка. Как ваши успехи? Замуж ещё не собираетесь?
Впервые понимаю, что такое стерва. Нет, не Лена – она живёт как может. Стерва – это я сейчас. Вместо того, чтобы ставить на уши моего благоверного и его предмет обожания, мне бы сейчас бежать в гостиницу. Разбираться, отчего плачет мой малыш. А я дурью маюсь.
– Галочка, это совсем не то, что ты подумала, – чуть заикаясь, произносит мой супруг.
– Я подумала, что вы тут репетируете сцену любви. Правда, не помню, есть ли такая в сценарии, но придираться не буду. А на самом деле это какая сцена? Неужели батальная? Нет, батальная была бы, если бы не Боренька у меня на руках. Дорогая Леночка, могу вас заверить: мой ребёнок родился от того товарища, с которым вы только что целовались. Если бы данный товарищ посчитал кое-что, в смысле сроков, известных ему, то сам бы это понял.
К горлу подступает спазм, и я поспешно ухожу, оставляя этих двоих. Ко всем чертям их поцелуи, Бореньке что-то нужно…
Однако едва мы возвращаемся в гостиницу, мой мальчик перестаёт плакать, улыбается и смотрит немного странно, будто говорит: мама, это я пошутил! Проходим в номер, и тут Боренька засыпает прямо у меня на руках. Я опускаю его в кроватку и не знаю, что и думать. Впрочем, кое-что вполне ясно: Лена, наверное, права, развод, пожалуй, лучший выход из этой ситуации. Я стану матерью-одиночкой? Ну не разыгрывать же слепую дуру, в самом деле. Нужен ли Бореньке отец, который даже стесняется признать его своим?
Приходилось слышать о любовных похождениях моего благоверного ещё до нашей первой встречи, ну так это просто сплетни. А вот, выходит, в сплетнях не так уж мало правды. По крайней мере, куда больше, чем в его клятвах…
Тут я вдруг чувствую, что изнутри выпирает тот самый спазм – удушье, смешанное со слезами. Уж лучше дать ему выход сейчас, да потише, чтобы Бореньку не разбудить. Спазм выпирает из горла, глаз – и вот уже я реву, сама не понимая, о чём, и не в состоянии остановиться. Надо пройти в ванную, плеснуть холодной водички на лицо, сделать пару глотков… Но сил нет, а есть только солёное море обиды. Меня швырнули, как тряпку, об которую вытирают ноги… А я? Взяла и ушла. Благородно, ничего не скажешь. А что ещё можно было сделать? Устроить истерику? Надавать пощёчин этому мерзавцу, выдрать клок волос у его мерзавки? Может, и поступила бы так, если бы не мальчик мой хороший. Надо же – а ведь если бы он сразу заснул, мне бы в голову не пришло отправиться на прогулку. Если бы он закричал чуть раньше – я бы так и не поняла, что за "репетиция" у моего супруга. Мальчик мой хороший, как он правильно всё сделал…
Ключ в замке проворачивается. С возвращением, супруг мой дражайший. Надо быстренько забежать в ванную и привести себя в порядок…
Ну, вот, вроде я в норме. Постараюсь быть как можно спокойнее:
– Как репетиция?
– Не говори глупости.
От неожиданности его ответа я вдруг принимаюсь истерически смеяться. Зажимаю себе рот, чтобы не разбудить сыночка моего хорошего. Муж угрюмо смотрит – сначала мне в лицо, затем в сторону. Проходит минут пять, прежде чем мне удаётся успокоиться. Вот я и в порядке, разве что зубы стучат… Но говорить могу:
– Тогда скажи сам, что это было.
Он не отвечает, шумно сопит, берёт стул – и садится спиной ко мне. Я вздыхаю:
– Знаешь, наверное, твоя Лена тебе дала правильный совет. Пожалуй, нам действительно лучше развестись. Всё равно я тебе больше не смогу доверять.
– Ты правда так считаешь?
Страшный вопрос. На него возможен только один ответ… И тогда получится, что я сама добиваюсь развода. А разве не так? Я хочу сохранить ту ложь, которая властвовала над нами ещё час назад?
– Считаю, что развод – лучший выход для нас с Боренькой? Да. А что касается тебя… Право, не знаю, как будет тебе доверять Лена. Раз ты изменил мне, то где гарантия для неё?
Ловлю себя на мысли, что благополучие Лены меня меньше всего интересует. Так зачем я произношу всю эту чушь? На самом деле, я невыносимо боюсь развода… Потому и говорю о нём первая, чтобы убедить мужа в обратном. Да, пожалуй, и себя саму. Потому что всё до единого слова, что я сейчас произнесла, правда. Мне только нужно привыкнуть к этому. Я останусь одна… Нет, с Боренькой. Ничего, справимся как-нибудь. Если мне не дадут ролей – вернусь в Пермь, найду какую-никакую работу. Полы подметать меня возьмут? Или свиными костями торговать?
– Я хочу, чтобы ты мне не изменял. Только это уже невозможно…
– Я тебе и не изменил.
– Это как посмотреть. И дело даже не в поцелуях, а кое в чём другом.
Алексей вздыхает:
– Галя, я был у тебя не первый.
– Спасибо, что напомнил, а то я забыла, по поводу чего обращалась год назад в милицию. Но, будем откровенны, и я у тебя не первая, причём, насколько я знаю, тебя никто не насиловал. И опять же: разве я тебя тащила под венец? Когда-то я очень дорожила своей девственностью, но после некоторых событий поняла, что к жизни нужно относиться легче… или вообще умереть, как поступали в старину.
– Галя, всё-таки: ты хочешь, чтобы мы развелись?
В который раз он уже это спрашивает. И на этот раз я сама уже не знаю, что ответить. Просто страшно сказать правду. А что вместо неё? Следить за мужем, бегать за ним с малышом на руках? А сколько ему приходится целоваться с актрисами просто по роли? Что же – ему бросить кинематограф?
– Алексей, скажу тебе правду: я ужасно боюсь развода. Боюсь остаться одна с Боренькой. Но есть ли другой выход? Ты сам как считаешь? Или твоё дело – целоваться с Леной, говорить ей про меня гадости…
– Я не говорил ничего такого!
– Ладно, будем считать, что мне показалось. Но только это. А как быть с остальным? И после всего – я должна искать для тебя выход?
Он умолкает. Я смотрю на него с ужасом, потому что сейчас мой муж должен принять решение.
– Наверное, ты права, Галя, – произносит он глухо. – Нам нужно развестись. Если тебе не трудно, подай, пожалуйста, на развод сама.
Мне не трудно. Мне только очень страшно. Словно меня вывезли в далёкое море и теперь сбрасывают в воду.
Пермь, август 1981 года
Галя долго колебалась, прежде чем решилась приехать с сыном в родной город. Наверное, действительно – пора. Позади – съёмки "Бегущей по волнам", развод с Алексеем, сессия, которая сдана не лучшим образом, но стипендию матери-одиночке дали без разговоров. И это не единственная поблажка: в сентябре почти весь курс едет собирать картошку в одном из подмосковных колхозов, но молодых мам это не касается. Получается – с каникулами вместе – два месяца отдыха, которые надо где-то провести. Сидеть в московской квартире неуютно – всё вокруг напоминает об Алексее. Ехать куда-то на юг – дорого, да и зачем, ведь скоро предстоят съёмки нового фильма – "Таис Афинская". В главной роли – Лена Луговая, урождённая Кругликова, она прекрасно танцует. А матери-одиночке досталась роль Гесионы – верной подруги Таис. В отличие от книги Ефремова, в фильме Гесиона будет петь. Галя не сразу согласилась на эту роль – была отвратительна сама мысль, что на экране она окажется служанкой своей соперницы, но других предложений пока не было, а выкарабкиваться с малышом как-то нужно.
Вот автобус тормозит у остановки возле родного дома.
– Ну, Боренька, пойдём, мой маленький!
Спасибо, один из пассажиров помогает вынести чемодан, а то было бы нелегко. Сердце замирает: шаг за шагом – всё ближе такая знакомая, родная дверь, привычная с самого детства… Вот она – родина… Не огромная страна, а маленькая белая деревянная дверь – и всё, что за нею прячется…
Дверь распахивается, когда до неё ещё остаётся целый лестничный пролёт.
– Галочка, милая, дорогая!
Мама выбегает из квартиры, теряет тапочек, сбегает по ступенькам, выхватывает чемодан, обнимает – и дочку, и внучка…
– Мамочка, милая, давай сначала зайдём в квартиру!
– Да, моя доченька золотая, сейчас! Если бы ты знала, как я тебя ждала! Вас обоих! Внучек мой родненький, дай я тебя ещё раз поцелую!
Идём вместе, втроём, кое-как удерживая, передавая одна другой несчастный чемодан, который вот-вот свалится на ступеньки. Нет, не свалится – вот уже Рината Таировна на подмогу спешит.
– Галочка, милая, как хорошо, что ты приехала! Мы так по тебе скучали, доченька моя!
Ну – вот и настал решительный момент. Рината Таировна смотрит на Бореньку… Её глаза становятся огромными… Но нет, она качает головой, проводит ладонью по лбу.
– Рината Таировна, всё в порядке?
– Да, Галочка. Просто мне показалось… Нет, ничего.
Догадываюсь, что ей показалось. Удивительно, во мне как бы две личности, две реальности. В одной из них – я, советская гражданка Галина Луговая, урождённая Сидорцева, выпускница местной школы, комсомолка, атеистка, и мысли не допускаю, что… А в другой – у меня и тени сомнения нет, кем приходится Боренька Ринате Таировне. Вернее – приходился чуть больше года назад. Рассудок говорит, что вторая моя личность ошибается, это невозможно, чепуха, несколько совпадений, ведь Боренька даже не родственник Женечке. Однако сердце полагает иначе… Впрочем, мне всего лишь очень хочется, чтобы Женечка был жив. И Ринате Таировне этого хочется не меньше моего. Будем ошибаться вместе.
– Рина, а ведь Боренька похож на Женечку, правда?
Вот зачем мама это сказала? Рината Таировна мгновенно бледнеет. Только бы ей плохо не стало… Быстрее – в квартиру, занести чемодан, запереть дверь.
– Мама, разве ты видела Женю маленьким?
А я зачем это сказала? Может, она и видела. Надо бы сменить тему, да мысли только об одном. Мы втроём переглядываемся. Наступает пауза, тишина. Застываем, и каждая боится произнести запретные слова первая…
Однако Боренька разрешает все наши сомнения – начинает плакать. И мы спохватываемся, забываем про мистику, переселение душ, прочую чепуху, которая сейчас не нужна. У моего малыша мокренько! Срочно менять!..
– Мама, открой чемодан – там пелёнки запасные!