Гладкова А я верну тебе свободу - Жукова Мария Вадимовна 27 стр.


* * *

В ресторане меня сразу же провели к нужному столику. Метрдотель, как мне показалось, был готов сдувать невидимые пылинки с моих плеч и аж изогнулся дугой в приступе любезности.

Сухоруков единолично занимал полукруглый диванчик у одного из столов, расположенных в нишах. От него несло силой, властью и жестокостью, хотя позой он напоминал отдыхающего тюленя. Для меня приставили стул. Я невольно обратила внимание на руки Ивана Захаровича: на нескольких пальцах и правой кисти остались шрамы. Как я поняла - от сведенных татуировок. "Интересно, что у него на теле?" - подумала я с чисто профессиональной точки зрения: как мужчина, Сухоруков меня не заинтересовал, да и староват он для меня. В соседних нишах, как я поняла, разместилась его охрана, периодически переговаривающаяся по рациям. Главным словом в их лексиконе было "о'кей".

Банкир с большим интересом рассмотрел меня, словно покупал кобылу на базаре. Потом сказал: "Хм!" и предложил заказывать пищу.

Я заказала. Первый вопрос, который мне задал Сухоруков, был о моем возрасте.

- Для жены вам старовата, - заметила я.

- Я что, псих, что ли, чтобы на журналистке жениться?! И откуда тебе вообще могло прийти в голову, что я могу даже подумать о браке с тобой?!

- Ну а чем я не жена? Встречается, знаете ли, определенный тип мужчин, которые мечтают связать свою судьбу с известной женщиной, - заметила я невозмутимо. - Со мной в частности.

- Я никогда женат не был и с тебя начинать не намерен! И я как раз никогда бы не связался с известной. Откуда тебе такое в голову пришло?

- Мне все в издательстве сказали, - невозмутимо пожала плечами я. Они так поняли, что вы мечтаете прогуляться со мной под венец.

Только потом мнения разделились. Половина считает, что вас ни в коем случае нельзя упускать, а другая, наоборот - что бежать от вас без оглядки, как черт от ладана.

Сухоруков какое-то время переваривал услышанное. После долгого молчания из соседней ниши к нам заглянула лопоухая рожа с квадратной челюстью, посмотрела на шефа, на меня, потом сказала в рацию: "О'кей". Ой, да это же герой одного из моих прошлых репортажей! Специалист по малявам. И не здоровается, негодник. Ну что ж… Я взяла и показала ему язык. То ли тип не ожидал от меня такого, то ли для заглядывания к нам ему пришлось сильно изогнуться и он на стуле не удержался, но он почему-то вытянул в мою сторону руку с рацией - и с треском рухнул на пол.

Сухоруков подскочил как ошпаренный. Из двух ниш тут же высыпали все его телохранители, правда, приятеля Лопоухого, с которым мне приходилось общаться раньше, среди них не оказалось, к нам прибежали метрдотель, два официанта и директор ресторана. Все мужики одновременно заорали, рации раскалились, "о'кей" летело со всех сторон, только я невозмутимо сидела на стуле, ожидая заказанных блюд. Правда, не исключала, что вместо блюд получу что-то другое. Хотелось бы не "маслину".

Внезапно шум прорезал ментовский голос, с типичной интонацией спросивший, что тут происходит. Я бросила взгляд вправо, в направлении двери, из которой и появились два типа в форме.

Не исключала, что их сюда подослали мои коллеги. Виктория Семеновна вполне могла позвонить и своим знакомым, и моим, тому же Андрюхе, который и попросил ближайшую патрульную машину проверить состояние моего здоровья.

Директор тут же стал предлагать господам милиционерам подкрепиться за счет заведения.

Но господа вначале решили разобраться в происходящем и уставились на разбитую рожу, недавно упавшую к моим ногам. Но документы почему-то попросили первой у меня. Или это подстава?

Я предъявила журналистское удостоверение.

Прочитав мои данные, мне козырнули, сказали "Ах да, это вы", улыбнулись и уточнили, не требуется ли мне помощь.

- Требуется, - сказала я.

Сухоруков и его орлы напряглись. Персонал ресторана - тем более.

- Как вы считаете, можно выйти за господина Сухорукова замуж или не стоит? Мнения моих друзей разделились ровно пополам, а сама я никак не могу прийти ни к какому выводу.

Вы - лица нейтральные. Как думаете?

Директор ресторана сделал шаг назад, его подчиненные последовали его примеру, телохранители отвесили вниз квадратные челюсти, сам Сухоруков, вскочивший с места, плюхнулся на диван, а потом рявкнул:

- Водки!

- Может, лучше шампанского по такому случаю? - робко предложил отступающий метрдотель. - Мы будем счастливы, если такие известные в городе люди, как вы, Иван Захарович, и вы, Юлия, отпразднуете свою помолвку в нашем ресторане. Шампанское - за счет заведения.

Сухоруков хотел что-то сказать, но не смог.

Внезапно зал озарила вспышка, потом еще одна: нас фотографировали. Правда, я лично не знала этих журналистов, но не исключала, что это опять Виктория Семеновна подсуетилась - за сломанный стул. Мне-то все равно, я только развлекусь и стану более известной, а вот Сухоруков… Интересно, как он отреагирует на помолвку со мной?

- Пошли все вон отсюда, - сказал Иван Захарович. - Нам с Юлией нужно обсудить детали предстоящей свадьбы.

Я чуть не грохнулась со стула. Менты заулыбались еще шире и пожелали нам жить долго и счастливо, уши у Лопоухого стали сворачиваться в трубочки, остальные телохранители, только что вернувшие челюсти на места, опять их отвесили, но разбрелись по нишам, откуда вскорости стал доноситься рефрен из "о'кеев".

Метрдотель появился с шампанским и водкой.

Когда мы с Сухоруковым наконец остались вдвоем, он покачал головой и заметил:

- Ну ты и стерва. Я такой в жизни не встречал.

- Так нечего было все издательство с утра пораньше на уши ставить, ответила я.

- Я к вам еще разок загляну как-нибудь, - пообещал Сухоруков с плотоядной улыбочкой. - Прихвачу с собой трех-четырех журналисточек. Не для себя. Для мальчиков. Видишь, сколько у меня мальчиков? Но вначале конкурс устрою для журналисточек. У плиты. Баба, во-первых, должна быть хозяйкой. А какая из журналистки хозяйка, если она все время носится, задравши хвост? Я, когда твою стервозную рожу в телевизоре вижу, обычно думаю: что у нее в голове? Что еще этакое выкинет?

- Я вас не разочаровываю? - спросила я ангельским голосочком.

- Нет!!! - рявкнул Сухоруков.

Телохранители на мгновение высунулись, но тут же исчезли, в очередной раз сказав "о'кей".

Однако, надо отдать ему должное, Иван Захарович быстро успокоился и продолжил:

- Ты, Юленька, как я понимаю, и в огне не горишь, и в воде не тонешь. Но ведь у вас в редакции и в холдинге есть и другие. Не такие прожженные стервы, как ты. Вот я и покажу твоим коллегам, что…

- Не надо, - перебила я и сменила тему:

- Так чего вы все-таки от меня хотите? Чтоб я попыталась до дедка с бабулей добраться и вам меда купить?

Сухоруков стал серьезным и попросил подробно рассказать, как я очутилась в том сарае.

Мне что - я рассказала.

- М-да, - медленно произнес он, когда я закончила, и признался, что просто глазам своим не поверил, когда утром прочел мою статью: наш еженедельник, в котором она была напечатана, сегодня случайно попался ему на глаза.

Решил пролистать за утренним чаем. Пролистал. На нашу голову.

- Иван Захарович, а почему вы лично прилетели в редакцию? - спросила я. Меня в самом деле ужасно интересовал этот вопрос - я ведь знала, кто такой Сизо. - Почему сами?

У вас что, шестерок мало?

Сухоруков усмехнулся.

- Импульсивный я человек, Юля. Если мне чего-то захотелось - надо, чтобы было. Сразу же. Вынь да положь.

- Увидели статью - вынь да положь журналистку?

- Ну, в принципе… Я своим вначале велел в вашу редакцию позвонить. У вас моего парня послали. Хорошо, витиевато, со знанием дела - и русского языка. Тогда я сам позвонил. Меня тоже послали и сказали: координат не даем, в особенности банкирам и депутатам. Ну я и решил разгромить вашу редакцию к чертовой бабушке. Встряхнуться мне надо было, понимаешь? Я в Швейцарию летал только что, заскучал там. Мы и поехали с моими мальчиками. У тебя ведь. Юля, тоже энергия через край бьет? Носишься как заведенная. По-моему, тебе в задницу пропеллер вставить - он крутиться будет.

Должна меня понять.

- Но я ведь журналистка!

- А я чем только ни занимался, - с ностальгической грустью в голосе сказал Сизо. - Я ведь из всего могу деньги делать - из металлолома (я на нем и поднялся), курей заморских, машин, воздуха… Решил банк свой заиметь - и заимел. Приятно, когда тебя все; знают как банкира.

- А в депутаты чего полезли?

- Скучно. Я ведь уже все перепробовал. Решил в Думу пойти, поразвлечься. Ну подерешься там немного, о морду какую-нибудь известную руки почешешь - за народ, бабу какую-нибудь, которая в политику полезла, за волосы подергаешь - нечего бабам в политике делать, это мое твердое убеждение, потом закон какой-нибудь примешь. Опять же посмотришь, как кто-то мочу пьет на глазах у народных избранников. В театр ходить не надо. Но знаешь, в чем ошибся?

В смысле, почему не прошел? Надо было вначале свою партию создать. К следующим выборам сделаю.

"ПКПР - Партию конкретных пацанов России?" - хотелось спросить мне, но я сдержалась.

- А ты очень точно все описала, - заметил Иван Захарович, возвращаясь к статье. - Но тебе, красавица, не с чем сравнивать. А уж я где только ни чалился…

Он достал из внутреннего кармана пиджака два конверта и пояснил, что один из них предназначается бабуле с дедулей за ласковое обращение с банкиром и в качестве оплаты за мед, лучше которого он сроду не ел, а второй - мне.

- Мне-то за что?

- За услуги. И я хочу тебя попросить не упоминать Колобову, что мед для меня. Если спросит, конечно. Скажешь, что для себя. Когда мед достанешь - позвони мне, пожалуйста.

И Сухоруков протянул мне визитку, где золотом было выгравировано несколько телефонов.

- Вопрос можно? - посмотрела я на Ивана Захаровича, убирая визитку в сумочку.

- Валяй! - царственно разрешил он, засасывая очередную стопку водки. Шампанское так и стояло неоткрытым в ведерке со льдом: я не позволяю себе пить за рулем.

- Вы давали деньги на наркотики? Если да, то сколько? - спросила я и попала в точку.

Сухоруков поперхнулся водкой. Потом вылупился на меня.

- Ты что, считаешь, я тебе на эти вопросы отвечу?

- Почему бы и нет? Колобов отвечал.

Сухоруков тоже ответил себе под нос - такими выражениями, которые приличной девушке знать не положено. Из обеих соседних ниш тут же показались рожи. Сухоруков махнул рукой, чтоб убирались. Рожи сказали "о'кей!", но убраться не успели.

- Иван Захарович не хочет приглашать на нашу свадьбу одного нашего общего знакомого, - пояснила я телохранителям.

После моих слов убрались быстрее, чем от мановения руки шефа. На этот раз никаких "о'кеев" не послышалось. До "о'кея" было далеко.

- И сколько я дал, по словам Колобова? - прошипел Сухоруков.

- Все дело в том, что он мог говорить только за себя. Поэтому и спрашиваю. Ваш миллион был или больше? И вообще в целом было два миллиона? Или Александр Иванович указал неточную цифру?

- За него замуж ты часом не собираешься? - спросил Сухоруков. - Он тебе предложений не делал?

- Только насильственные, правда, вы его в этом деле значительно переплюнули.

- Он делом взял. Я тебя пока ни в подвал, ни в сарай не сажал. Хотя, признаться, руки чешутся.

Иван Захарович хряпнул еще водочки, утер рот рукавом пиджачка тысячи за две зеленых, ослабил на шее галстук баксов за пятьсот и устало посмотрел на меня.

- Ну и стерва же ты. Юля, - сказал. - Кстати, мужика своего хочешь на свободе видеть?

- Это которого? - спросила я с невинным видом, хотя прекрасно поняла, что речь о Сереге.

- Не придуривайся. Значит, так. Серега твой утверждает, что денег у Колобова с собой в гостинице не было.

- Где это он утверждает?

- Ну неужели ты думаешь, что я до него в "Крестах" не добрался? Тоже мне стены. Но деньги у Колобова были. Когда он уезжал из Питера. И ты права: там было много моих. Три четверти. Я, конечно, человек небедный, но полутора миллионами баксов бросаться не намерен.

С какой стати? И тут главное даже не деньги.

- Репутация, - подсказала я.

- Вот-вот. Она самая. А ты, красавица, находилась в той гостинице как раз тогда, когда там должны были быть деньги.

Взгляд Сухорукова внезапно изменился и стал зверским, а лицо превратилось в хищную морду.

- Ты жить хочешь, акула пера?

Я молчала. Вопрос, по-моему, был глупый.

- Тебе задание: узнать местонахождение нашего с тобой любимого сарая. И молчать о том, что узнаешь для меня.

- Но как я его узнаю?!

- Это твои проблемы. Я тебе деньги даю на накладные расходы. Видишь, какой я щедрый, - он пододвинул ко мне два конверта. - Действуй и помни: на кону твоя жизнь и жизнь твоего мужика.

- Но при чем здесь мы?!

- А ты докажи мне, что ни при чем, - посмотрел на меня Сухоруков. - Я, Юленька, не первый год в эти игры играю. Ради таких денег можно оч-чень на многое пойти. А ты с твоим мужиком способна была провернуть такое дельце. Это ба-альшой комплимент, - захохотал Сухоруков, потом резко оборвал смех. - Но если вы его в самом деле провернули, ответите так, что мало не покажется. Все. Забирай шампанское и вали отсюда. Разопьете его, если мужик твой из тюрьмы живым выйдет. Ты меня поняла?

Глава 23

Выйдя из ресторана, села в машину и отъехала метров на пятьсот, потом завернула в какой-то двор и долго сидела там под сенью старых тополей. Вот ведь вляпалась. А все Серега.

Алиби. Алиби. Какое к чертям собачьим алиби?

Какие переговоры в офисе? Врал все, сволочь.

Но, значит, он все-таки забирался в номер Колобова?! Пистолет, интересно, там нашел?

И что теперь делать мне? Сухоруков же от меня не отстанет, пока не получит то, что ему нужно.

Вот ведь мужики - все готовы чужими руками жар загребать. Хотя… Появляется шанс вытащить Сергея из тюрьмы. На Сухорукова в таком деле можно рассчитывать больше, чем на кого-либо другого. Но может оказаться и так, что он отправит Серегу на тот свет. И меня вдогонку.

А значит, нужно быть очень осторожной. И действовать по-умному.

Про себя отметила также, что Иван Захарович говорил со мной нормальным русским языком. В "ящике" и то блатной лексики больше.

Или он это со мной старался? Умеет, когда захочет? Все-таки в Госдуму собирался, нельзя там с трибуны через слово говорить "бля буду", а через два - "в натуре". "Пожалуй, Сухорукое не зря платил деньги своим имиджмейкерам", - решила я.

Позвонила в редакцию и всех успокоила, хотя самой было ох как неспокойно… Потом позвонила Колобову и ангельским голосочком поинтересовалась, нельзя ли заказать у бабули с дедулей натурпродуктов меда и сметанки. Не собираются ли мальчики Колобова посетить знакомую деревеньку? Я готова составить им компанию, пусть и с завязанными глазами (приподниму повязку как-нибудь), или принять дары лично - если продиктуют адрес. Добавила, что готова за них заплатить. И вообще сегодня нам в редакцию принесли конверт для бабули с дедулей. Дароносец предпочел остаться инкогнито, но по моей статье узнал место своего давнего заточения. Конверт у меня, и совесть мне не позволяет держать его у себя, раз он предназначен другим людям.

- Ох как интересно, - заметил Колобов. - Значит, кто-то оценил мою доброту?

- Вообще-то деньги предназначены для бабули с дедулей, - напомнила я.

- Да-да, я понял. Хорошо, Юля. К тебе сегодня вечером заедет Витюша. Он возьмет конверт. А завтра привезет тебе медку и сметанки.

Лады?

Вернувшись домой, я первым делом зашла к соседкам - Татьяне и Ольге Петровне и поделилась с ними своими планами. Мне требовалась их помощь.

- Ох, Юлька, допрыгаешься, - покачала головой Татьяна, подумала и добавила:

- Тебя одну никуда не отпущу. Поеду с тобой. А здесь одной Ольги Петровны будет достаточно.

* * *

Вечером, прихватив с собой пакет с бутербродами, термос с чаем и бутылку лимонаду, мы с Татьяной отправились во двор и загрузились в ее "тойоту". Вначале, правда, я отогнала свою машину от нашей парадной, чтобы не мозолила глаза, и приткнула ее с другой стороны дома в ряд обычных "Жигулей", где она никак не выделялась. Ну не будет же Витька или кто там приедет проверять номера у всех "Жигулей", стоящих у нашего дома? Татьяна свою "тойоту" тоже отогнала от парадной, чтобы подчиненные Колобова нас не заметили: машина с двумя и даже одним человеком, сидящим внутри, вполне может вызвать подозрения. В результате Татьянин автомобиль оказался спрятанным среди трех железных коней, припаркованных недалеко от въезда в наш двор. Причем Татьяна поставила его так, чтобы мы могли сразу же выехать из этой "ловушки": три машины окружали нас слева, справа и сзади.

Я на всякий случай прилегла на заднем сиденье, Татьяна сидела за рулем, поглядывая в обе стороны. Хотя мы с ней обычно пользуемся въездом во двор, рядом с которым и стояли, в принципе въехать можно и с другой стороны - через арку, над которой висит "кирпич". Но что нашему народу какой-то дорожный знак, в особенности людям Колобова, которые на швейцарские замки плюют с высокой колокольни?

Наше ожидание было вознаграждено минут через сорок: появился знакомый мне джип. Татьяна тут же пригнулась, а я слегка приподнялась на локте, чтобы смотреть, кто выйдет из машины. Стекла в джипе были тонированные, поэтому мы, к сожалению, не могли точно сказать, сколько в нем сидит человек. Но вышел один - Витька.

Он появился из двери нашей парадной минут через десять. За это время по нашим расчетам он как раз должен был прочитать записку, вставленную у меня в дверь, и, руководствуясь указаниями, сходить к Ольге Петровне. Ей в свою очередь следовало объяснить ему, что я отправилась брать интервью и никак не могла задержаться: я очень давно домогалась одного человека, и он наконец согласился на встречу. Поскольку Витька держал в руке конверт (и почему только не убрал во внутренний карман или сумочку, висящую на поясе?), он до Ольги Петровны добрался. Она сама тут же подтвердила это звонком на мой сотовый.

- Все воспринял нормально, - сказала Ольга Петровна, а потом опять уточнила, не боюсь ли я отдавать такие деньги какому-то бандюку.

Но деньги были не мои, и я не боялась. Тем более считала, что из-за такой "ерунды" люди Колобова не будут пачкаться - когда речь идет о пропаже двух миллионов.

Назад Дальше