– Просто смешно, – упавшим тоном заметила она. – Не представляю, кто вы такой и чем занимаетесь, но точно знаю, что вы пытаетесь разобраться в обстоятельствах гибели человека, за которого я собиралась выйти замуж. И от этого мне все труднее сохранять спокойствие. Я хочу забыть обо всем, я хочу забыть его – правда же, хочу! Вы даже не представляете, что́ выходит, если собрать сотни девушек в такой вот котел… Вы не знаете, какими они могут быть, когда соберутся посудачить… это отвратительно, просто ужас какой-то! Зачем мистер Нейлор снова пустил тот слух… не могу сказать. Долго я так не выдержу, все это просто нестерпимо, но мне здесь нравится, а без работы не обойтись… Мне нравится эта работа, нравится мой босс, мистер Розенбаум…
Мисс Ливси отошла и присела за свой стол, выставив вперед два сжатых кулака. Заговорив, она обращалась уже не ко мне, а к мирозданию в целом:
– Вот черт!
– Пока я так и не понял, – заметил я, – чего же вы от меня хотите.
– Всё вы прекрасно поняли! – Ее взгляд едва не прожег во мне дыру. – Положите конец этим сплетням. Выставьте мистера Нейлора старым дуралеем. Убедите всех, раз и навсегда, что Уолдо случайно попал под чью-то машину, и не о чем тут судачить!
– Понятно. Вот, значит, чего вам хочется.
Ее взгляд вновь упал на меня; чтобы встретить его, пришлось скосить глаза. Так мы и сидели, разглядывая друг дружку. И мало-помалу у меня возникло ощущение – не могу судить, разделяла она его или нет, – будто мы с мисс Ливси стали ближе, чем при первом знакомстве. Когда девушка треплет мужчину по голове, а затем садится, и позволяет рассматривать себя больше десятка секунд, и тоже смотрит на него, при обоюдном молчании… она уже не способна поддерживать иллюзию, будто он для нее очередной незнакомец, не более.
– Я не полицейский, – признал я наконец. – Но кем бы я ни был, мне не изменить того, как и почему погиб Уолдо Мур. Обстоятельства его смерти определились почти четыре месяца назад, ночью четвертого декабря. Все причины и следствия – где-то там, они существуют до сих пор, и я могу лишь попробовать до них докопаться ради всеобщего успокоения. Приятно знать, что вы сами уже определились.
– Вы работаете на мистера Нейлора! – Тон и выражение лица мисс Ливси не оставляли сомнений, что за все время нашего столь долгого обмена взглядами она и мысли не допускала, будто я могу пасть так низко.
– Нет, – с нажимом произнес я. – Не работаю.
– Это правда?
– И ничего, кроме правды.
– Но тогда… – Она оборвала себя, хмурясь, но не в мой адрес. – Но он говорил с вами об Уолдо, разве не так?
– Совершенно верно. Поболтать он любит.
– И что он сказал?
– Что Мура убили.
– О, это я знаю. – Лоб мисс Ливси все никак не разглаживался. – В своем рапорте он так и указал. Весь этаж только об убийстве и судачит. А ему того и надо: неспроста же он диктовал рапорты какой-то девушке из конторы, а не своей секретарше. А что еще он говорил?
– Насчет Мура – ничего определенного. Убили, и все тут. Такая уж у мистера Нейлора идея фикс.
– Но ведь он говорил о чем-то еще?
– Господи ты боже. Говорил, что употребление в пищу подвергнутых кулинарной обработке овощей привело нас к войне. Что любой, кто ест мясо…
– Вы прекрасно понимаете, что́ я имею в виду! – Она буквально сверлила меня взглядом. – Что он говорил обо мне?
– Ни гу-гу. Ни единого словечка. Только одно его замечание с известной натяжкой можно посчитать задевающим вас. Сегодня утром, встав у входа в общий зал, он во всеуслышание объявил, что сомневается в возможности отыскать там хоть одну девственницу. Впрочем, лично вас он вряд ли имел в виду: наличие отдельного кабинета выделяет вас из общего числа работниц.
Вопрос поставленной под сомнение девственности, похоже, ничуть не смутил мисс Ливси. Она продолжала упорствовать:
– То есть он даже не упомянул обо мне?
– Пока нет. – Я опустил глаза на запястье, позволил передним ножкам стула соприкоснуться с половицами и встал. – Вас дожидаются ненапечатанные письма, да и мне пора бы заняться чем-то полезным. Простите, но прямо сейчас никак не получится разрешить все вопросы к вашему удовлетворению, о чем я искренне сожалею. Говорите, вам и впрямь хочется забыть историю с гибелью Мура?
– Да! Хочется!
– Значит, внесем это в повестку дня.
Глава одиннадцатая
Первым пунктом в упомянутой повестке значился ручной труд с применением пишущей машинки, а потому я вернулся к себе в кабинет и приступил к делу.
Среди прочих заказанных мною офисных мелочей отыскалась пачка мелованной бумаги стандартного для писем размера – ничего особо выдающегося, но при ближайшем рассмотрении я счел бумагу сносной. Было уже без четверти четыре, всего полчаса до нашей встречи с Джаспером Пайном, и сетовать на качество письменных принадлежностей просто не имелось времени. Изготовив клубный сэндвич из трех листов мелованной бумаги и двух листочков копирки, я вставил его в машинку и напечатал заглавными буквами в верхнем правом углу:
ОФИС НИРО ВУЛЬФА
ОТЧЕТ О ПРОДЕЛАННОЙ РАБОТЕ
от 19 марта 1947 г.
Пропустив четыре строки, я отпечатал по центру:
КОНФИДЕНЦИАЛЬНО ДЛЯ "НЕЙЛОР – КЕРР, ИНК."
Уильям-стрит, 914, Нью-Йорк
Уже не оставалось времени отчитываться со всем тщанием, вдаваясь в тонкости и детали, как полагается поступать в общении с большинством клиентов, дабы поддерживать у них впечатление, будто за свои кровные они получают кучу важных сведений, но мое изложение событий было довольно подробным, и я вроде бы справился с задачей.
В отчете сообщалось, что Керр Нейлор упомянул имя Мура в первые же три минуты нашей беседы; что он пригласил меня на обед и вогнал в краску, назвав настоящим именем; что он настаивал, будто Мур был убит, но отказался пояснить свою точку зрения; что он не стал наотрез отказываться от встречи с Вульфом; что, по его словам, он объявил гибель Мура убийством в беседе с заместителем комиссара полиции О’Харой, а также в разговоре со мной признал, что Мур получил должность по протекции его, Нейлора, сестры.
Вдобавок к сведениям, касающимся Нейлора, отчет содержал краткий пересказ беседы с шефом контролеров корреспонденции Дикерсоном и упоминание о том, что по отделу распространился слух, будто я расследую обстоятельства смерти Мура.
Нашлось место и короткому пассажу о состоявшемся, но не давшем заметного результата разговоре между мною и некоей Эстер Ливси, нареченной покойного Мура. Единственным инцидентом, который я счел недостаточно важным, чтобы описать в отчете, стала короткая беседа с безграмотной девушкой. Разговор с Лоном Коэном из "Газетт", напротив, был опущен, как чересчур важный, чтобы о нем упомянуть.
Покончив с машинописью, я подмахнул оригинал, сложил его пополам и сунул в карман, что затем проделал и с одной из копий. Вторую копию я не стал складывать. Вместо этого я отошел к шкафу, отпер его, выдвинул ящик, которым пользовался, вытащил все папки и хорошенько протер носовым платком все поверхности стального ящика – и внутри, и снаружи.
Укладывая на место папки из зеленого глянцевого картона я каждую протирал со всех сторон. Внутрь третьей папки сверху, прямо поверх уже уложенных туда бумаг, я сунул вторую копию только что напечатанного отчета, а на нее бережно выложил четыре табачные крошки, добытые из кончика сигареты. Я расположил их точно в намеченных точках и осторожно прикрыл папку.
Задвинув ящик, я протер всю переднюю поверхность шкафа и встал перед вопросом, которому хотел бы уделить чуть больше времени, если бы не двенадцать минут пятого на циферблате, – уже через три минуты меня ждали наверху. Следует ли оставить шкаф незапертым или запереть, но "забыть" в замке ключ? Выбрав первый вариант, я опустил ключ в карман.
Как ошпаренный я рванул в холл к лифтам и, уже ступив на ковер тридцать шестого этажа, оказался перед новой дилеммой, которую следовало бы разрешить заранее – и которую я в спешке упустил из виду. Кто я такой? Кого видит во мне умудренная годами секретарша, стерегущая покой начальственных офисов?
Посещая Пайна днем ранее, я представился как Гудвин. Стоит ли теперь назваться Трутом и ожидать, что эта дама, глядя в мое интеллигентное лицо, поверила, будто я не знаю собственного имени? Невозможно.
Я промаршировал к ее столу, представился мистером Гудвином и сообщил, что на четверть пятого у меня назначена встреча с мистером Пайном.
Затем мне пришлось усесться и подождать минут десять с лишком. Как правило, я неплохо справляюсь с ожиданием, бываю невозмутим и расслаблен, но сейчас необходимость сидеть без дела вызвала раздражение: я ведь мог бы протереть стенки своего шкафа куда тщательнее. Впрочем, поправить что-либо уже не представлялось возможным, а потому я терпеливо дожидался, пока меня не пригласят войти.
Пайн казался уставшим, озабоченным и раздраженным. Он остался сидеть за столом и принялся говорить прежде, чем я успел встать напротив.
– Могу уделить всего несколько минут, – не церемонясь, начал он. – Расписание и без того забито, а тут еще новые дела. Что у вас?
Я протянул ему оригинал отчета и остался стоять.
– Конечно, вы вольны прочесть его позже, но мне подумалось, что, наверное…
Умолк я потому, что Пайн уже приступил к чтению. Он пробежал глазами весь текст – по меньшей мере раза в три быстрее, чем это делает Вульф, – а потом вернулся к началу и перечел пару абзацев. Упер в меня пристальный взгляд.
– Я уже знаю, что мистер Нейлор посетил заместителя комиссара полиции.
– Ну конечно, – смиренно признал я, – только вы об этом не упоминали. Нельзя же, в конце концов, упомянуть обо всем. Я тут как раз вспомнил об одной маленькой проблеме. Видите ли, когда мистер Вульф прочтет свою копию отчета – а я достаточно хорошо изучил своего босса, – он первым делом спросит, знали ли вы, что сестра мистера Нейлора просила устроить Мура на работу, а если знали, почему не сказали об этом. – Мне показалось, "сестра мистера Нейлора" прозвучит дипломатичнее, чем "ваша супруга". Я продолжил: – Конечно, если вы не…
– Разумеется, я знал, – отчеканил он. – Какое отношение это имеет к делу?
– Никакого, насколько я могу судить. – Мое смирение не знало границ. – Но мне нужен совет. Говорю вам, я хорошо знаю мистера Вульфа. Он тут же попросит меня позвонить сестре мистера Нейлора и пригласить ее на беседу, а когда – и если – она не захочет воспользоваться его гостеприимством, отправит к ней меня. И мне придется подчиниться. Как бы вы поступили на моем месте?
– Вы ведь работаете на мистера Вульфа, так?
– Так.
– Тогда делайте, что он велит.
– Хорошо, спасибо. Никаких предложений или инструкций?
– Нет. – Опять тот же нетерпеливый жест. – Если даже вы вообразили, будто я хочу оградить жену от подобных неудобств, вся тщета подобных усилий станет вам сразу понятна, как только встретитесь с ней. Меня интересует другое: как мистеру Нейлору удалось узнать ваше настоящее имя? Можете ответить?
– Если бы мог, – заметил я, – об этом упоминалось бы в отчете. Мне и самому интересно. Вообще говоря, есть всего два варианта. В последние годы моя фотография изредка мелькала в газетах. Возможно, мистер Нейлор – или кто-то еще – запомнил мое лицо достаточно хорошо, чтобы узнать при встрече. Но такой шанс невелик, в районе одного на миллион. Второй вариант кажется более правдоподобным. Сколько человек в здании знают о моем присутствии? Секретарша за этой дверью. А кто еще? Как мне помнится, вы вроде бы обсуждали наш план с двумя начальниками отделов и одним членом совета директоров.
Судя по выражению лица Пайна, он еще держался на плаву. Второй вариант ему также больше приглянулся, и он уже перебирал имена. Легендарные "нюансы" выскочили снова, не доставив ему ни малейшего удовольствия.
– Точно не секретарша, – проворчал Пайн. – Я лично беседовал с нею об этом. Мисс Эбрамс работает у нас уже двадцать лет, и я не вижу причин сомневаться в ее лояльности.
Похоже, мысль о том, что он еще может положиться на кого-то в своем окружении, немного приободрила Пайна.
– В таком случае… – многозначительно пропел я.
Пайн кивнул, утверждаясь в своих выводах.
– Полагаю, что так, – пробормотал он под нос. Мой отчет он аккуратно выложил на стол и завис над ним, медленно оглаживая подбородок сложенными вместе ладонями. – Полагаю, что так, – повторил он уныло, но без отчаяния в голосе. Помедлив, вскинул на меня глаза. – Нужно будет помозговать. Не стоит беспокоиться. Что там с девушкой, на которой Мур собирался жениться… как ее зовут? – Он снова уткнулся в отчет, провел пальцем по последней странице. – Эстер Ливси. Смогла ли она поделиться какими-то… м-м… сведениями?
– Не о чем говорить. Я собираюсь опросить ее снова… в том случае, если мне предстоит продолжить расследование. По-вашему, завтра мне стоит вернуться?
– Конечно стоит. Почему бы нет?
– Мне тут подумалось, раз уж Нейлор меня раскусил, к завтрашнему полудню наверняка и все остальные тоже…
– Это неважно. Приходите в любом случае. Сейчас меня поджимает время, но в десять утра я буду ждать вашего звонка. Раз уж мы начали всё это, доведем дело до конца.
Пайн потянулся к сложно устроенному телефонному аппарату (таких я еще не видел) и объявил, что готов принять мистера Как-Его-Там; фамилию я не расслышал.
Пришлось откланяться.
Работа в "Нейлор – Керр" прекращалась ровно в пять. В четыре пятьдесят шесть я миновал коридор с офисами и сказал лифтеру: "Тридцать четвертый, пожалуйста". Не потому, что совесть не позволяла обокрасть корпорацию на четыре минуты рабочего времени, а потому лишь, что оставил в кабинете шляпу и плащ.
Не похоже, чтобы за мое короткое отсутствие сюда наведался непрошеный гость. Притворив дверь, я выдвинул ящик шкафа, чтобы убедиться: все табачные крошки на месте. Постоял немного у окна, перебрал в памяти недавние события и еще раз прокрутил наш с Пайном разговор, после чего взвесил привлекательность идеи позвонить Вульфу и предложить новый план действий, который включал бы неожиданный визит к миссис Пайн – прежде, чем ее муж вернется домой с работы. Возможно, так бы я и поступил, если бы не вышеупомянутый холодок между нами. В силу обстоятельств от идеи пришлось отказаться.
Выйдя за дверь кабинета, я застыл, обозревая окрестности. Вот это да! Казалось, зал был совершенно пуст – вопреки присутствию сотен столов, стульев и прочих предметов обстановки. Девушки испарились, и перемена выглядела сногсшибательной. Я стоял и глазел по сторонам, внося одну-две быстрые поправки в свою жизненную философию.
Решил, что, пока не выберешь из общего числа одну-единственную и та не обратит на тебя внимания, не столь важно, сколько девушек ты видишь: сотню или даже тысячу, все они воплощают собой одну абстрактную девушку. Соответственно будет ошибкой взглянуть на пустующее помещение и объявить: девушки ушли. Правильнее было бы сказать: девушка ушла.
Лелея сильное подозрение, что нарвался на мысль достаточно глубокую, чтобы посвятить ей три журнальные статьи или даже книгу, я добрался до лифтов и, спустившись вниз, вышел на улицу. В этой части города и в это время суток о такси не стоило даже мечтать, а потому на перекрестке я свернул на Уолл-стрит и направился к Вест-Сайдской станции подземки.
Поскольку я тружусь в области частного сыска уже более десяти лет и за это время успел отмерить на своих двоих немало миль, мне, естественно, частенько случалось и вести слежку, и уходить от преследования. Когда, работая над очередным делом, я покидаю какое-то здание, то непременно стараюсь приглядывать за тылами, практически на автомате. Так городские жители привычно озирают улицу, готовясь сойти с тротуара.
Редко случается, чтобы за мной увязался хвост, которого я бы не заметил, но на сей раз так и вышло. Должно быть, она пряталась в засаде где-то в вестибюле, поглядывая на лифты, а потом увязалась за мною по городу. Я не хожу прогулочным шагом, и ей, скорее всего, пришлось быстро-быстро семенить, чтобы не отстать от меня.
Так или иначе, о преследовании я догадался, когда в толпе спешащих по домам служащих почувствовал тесный контакт с кем-то – не случайный толчок локтем, а умышленную, твердую хватку на своем предплечье.
Притормозив, я опустил взгляд. Ниже меня на все девять дюймов, и это она вцепилась мне в руку.
– Хулиганка, – сказал я. – Ты делаешь мне больно.
Смотреть на нее было сплошным удовольствием.
Глава двенадцатая
– Вы меня не знаете, мистер Трут, – сказала она. – Сегодня вы меня даже не заметили.
– Теперь заметил, – успокоил я ее. – Отпусти мою руку. Люди подумают, что я отец твоих детей или обманул тебя при разводе.
Возможно, я совершил ошибку. Эти слова задали тон нашим отношениям – или, во всяком случае, знакомству, – а выгодная точка обзора переложила на меня всю ответственность. Черные глазищи кричали, будто они никогда ничего не скрывали и не намерены скрывать впредь. Губы подтверждали правоту глаз и одобряли эту откровенность. Я не говорю уже о фигуре, нашептывавшей, будто с ее помощью никак нельзя обосновать ту непреложную истину, что прямая линия есть кратчайший путь между двумя точками. Эта девушка определенно относилась к тем чудесным созданиям, которым дают прозвища. В Испании или Италии ей дали бы какое-нибудь возвышенное имя, скажем Розовый Лепесток. Однако там, где живу я, принято обходиться не столь вычурными кличками, Фигурка допустим, хотя основная идея та же. Вокруг подобных девушек нередко витают неприятности (и наоборот), и мне стоило бы держать это в уме, задавая тон отношениям.
Спешащие мимо прохожие, которые откровенно разглядывали нас, ничуть ее не волновали. Похоже, волновал ее только один прохожий – тот самый, кому она явно не собиралась давать проходу.
– Я хочу поговорить с вами, – заявила она.
На щеках у нее появились ямочки, такие крошечные, что заметить их можно было только под определенным углом.
– Только не здесь, – сказал я. – Пошли.
Мы двинулись дальше, нога в ногу.
– Тебе раньше приходилось спускаться в подземку?
– Всего дважды в день. А куда мы направляемся?
– Откуда мне знать? Я не имел понятия, что мы куда-то идем, пока ты не спросила. Может, на дамскую вечеринку в одном из моих клубов. – Тут я резко остановился. – Погоди здесь минутку. Мне срочно нужно позвонить.
Я зашел в табачную лавку, подождал минуту или две, пока не освободится телефонная будка, втиснулся туда и набрал номер, который помнил наизусть, хоть ночью разбудите. Конечно, я знал, что сам Вульф трубку не снимет, поскольку время с четырех до шести зарезервировано у него для визитов к орхидеям в оранжерее наверху. Так и вышло.
– Фриц? Это Арчи. Скажи мистеру Вульфу, я не приду обедать, потому что задерживаюсь на работе.
– "Задерживаюсь"… Где?
– На работе. Просто передай ему все слово в слово, он поймет.
Засим я выбежал на тротуар и спросил у Фигурки:
– Надолго ли затянется наш разговор, как по-твоему?
– Я буду говорить, пока вы не устанете слушать, мистер Трут. Мне многое нужно вам сказать.
– Хорошо. Поужинаем? Общий счет я беру на себя.
– Звучит заманчиво, но ведь еще рано для ужина.
Взмахом руки я отмел возражения, и мы устремились в зев подземки.