Эшбери нашел таксофон, набрал номер университетского коммутатора.
– Колумбийский университет, – ответил голос.
– Профессора Матерса, пожалуйста.
– Минутку.
– Алло? – В раздавшемся голосе сквозили нотки негритянского выговора.
– Профессор Матерс?
– Он самый.
Вновь от лица Стива Мейси Эшбери представился писателем из Филадельфии, изучающим кое-какие материалы в библиотеке Лемана. ("Сэнфорд фаундейшн" выделяло подобным организациям немалые деньги. Эшбери бывал там на мероприятиях и мог, если потребуется, ее описать.) Затем он сказал, что узнал от одного из библиотекарей, будто Матерс интересуется историей Нью-Йорка девятнадцатого столетия, в частности, временем после войны Севера и Юга. Правда ли это?
Профессор удивленно хохотнул.
– Действительно, так и есть. Правда, не для себя лично: помогаю одной школьнице подобрать материал. Она как раз у меня.
Слава Богу. Она все еще там. Можно покончить с этим раз и навсегда и спокойно жить дальше.
Эшбери объяснил, что привез из Филадельфии множество материалов. Не захотят ли девушка с профессором на них взглянуть?
Матерс ответил, что определенно посмотрят, поблагодарил его и спросил, когда было бы удобнее встретиться.
Когда-то семнадцатилетний Билли Эшбери напоминал престарелому лавочнику, приставив ему к ноге нож, что прошел срок платить за "крышу". И если тот немедленно не расплатится, то за каждый просроченный день лезвие оставит на ноге дюймовый след. Таким же спокойным голосом, как тогда, он сказал Матерсу:
– Я уезжаю сегодня вечером, но мог бы заскочить к вам прямо сейчас. Вы можете сделать копии, если понадобится. У вас есть ксерокс?
– Да, да, есть.
– Через несколько минут буду.
Он повесил трубку, сунул руку в коробку, с легким щелчком снял ружье с предохранителя и направился к зданию, шагая сквозь миниатюрные вихри осенних листьев, которые поднимал и кружил холодный ветер.
Глава 40
– Профессор?
– Вы Стив Мейси? – Безвкусно одетый, с бабочкой, в твидовом пиджаке, профессор смотрел на него из-за стопок бумаг, которыми был завален стол.
– Да, сэр. – Эшбери улыбнулся.
– Я Ричард Матерс. А это Женева Сеттл.
Невысокого роста девушка с такой же темной, как у профессора, кожей подняла на него глаза и кивнула, затем с интересом уставилась на коробку. Такая молоденькая… Сможет ли он ее убить?
Но в голове тут же сверкнул образ дочери в свадебном платье на причале за летним домиком, следом пронеслась череда мыслей: тюнингованный "мерседес", который просит жена, членство в гольф-клубе "Огаста", сегодняшний ужин в "Л'Етуаль", которому "Нью-Йорк таймс" недавно присвоила три звезды.
Ответ напрашивался сам собой.
Эшбери поставил коробку на пол. Никаких полицейских, с облегчением заметил он. Затем пожал Матерсу руку, тут же подумал: "Дьявол, криминалисты могут снять отпечатки даже с трупа. После расстрела придется задержаться и протереть ему руку". (В голове прозвучали слова Томпсона Бойда: "Когда имеешь дело со смертью, следуй инструкции или смени работу".)
Эшбери улыбнулся девушке, но руки подавать не стал. Оглядел комнату, примериваясь для стрельбы.
– Извините за беспорядок, – сказал Матерс.
– У меня самого не лучше, – мягко усмехнулся банкир. Комната была переполнена книгами, журналами, стопками ксерокопий. На стене висело несколько дипломов. Матерс оказался профессором права, а не истории. И вдобавок именитым. Эшбери смотрел на фотографию профессора с Биллом Клинтоном; на другой он был запечатлен с мэром Джулиани.
Разглядывая снимки, Эшбери почувствовал, как внутри шевельнулась совесть, но лишь мельком, как слабый отсвет на экране радара. Его почти не смущала мысль, что он находится в комнате с двумя мертвецами.
Некоторое время они непринужденно болтали. Эшбери в общих словах рассказал о школах и библиотеках в Филадельфии, уклоняясь от прямых упоминаний того, над чем работает. Чтобы удержать наступательную инициативу, он спросил:
– Вы сами какую именно тему исследуете?
Матерс молча кивнул Женеве, которая объяснила, что они ищут сведения о предке, бывшем рабе Чарлзе Синглтоне.
– Дело вышло чудное, – сказала она. – Полицейские полагали, что между ним и недавними преступлениями есть какая-то связь. Оказалось – ничего подобного. Но всем по-прежнему любопытно, что с ним случилось. И похоже, никто ничего не знает.
– Давайте-ка взглянем, что вы там принесли, – сказал Матерс, расчищая место на небольшом столике напротив его рабочего места. – Сейчас принесу еще стул.
Вот оно, подумал Эшбери, и сердце в груди гулко заколотилось. Вспомнилось, как лезвие ножа входит в ногу лавочника – два дюйма за два дня просрочки, а он словно не слышит воплей.
Вспомнились годы тяжких трудов, сделавших его тем, кем он был сейчас.
Омертвевшие глаза Томпсона Бойда.
Мгновенно смятение улеглось.
Как только Матерс вышел за дверь, Эшбери выглянул в окно. Полицейский по-прежнему сидел в машине. До него было футов пятьдесят, не меньше, и стены выглядели толстыми. Выстрелов коп, вероятно, и не услышит.
Нагнувшись к коробке, которую Женева не видела из-за разделявшего их стола, Эшбери разгреб бумаги.
– Вам удалось найти рисунки или гравюры? – спросила Женева. – Очень хочется получше представить себе, как тогда выглядели окрестности.
– Кажется, есть несколько штук.
– Кофе? – послышался приближающийся из-за двери голос Матерса.
– Спасибо, не надо.
Эшбери повернулся к двери.
Сейчас!
Он начал подниматься, вытаскивая из коробки обрез, но держа его ниже уровня глаз Женевы.
Обхватил пальцем спусковой крючок, целясь в проем.
Но что-то было не так. Матерс не появлялся.
Тут Эшбери почувствовал, как что-то металлическое уперлось ему за ухом.
– Уильям Эшбери, вы арестованы. У меня пистолет. – Голос девчонки. Только какой-то другой… взрослый. – Медленно положите ружье на стол.
Эшбери замер.
– Но…
– Опустите ружье. – Девушка ткнула пистолетом ему в голову. – Я – офицер полиции. Если потребуется, буду стрелять.
О Господи, нет… Ловушка!
– Послушай-ка, делай, как она говорит.
Голос профессора. Хотя, конечно, никакой это не Матерс… Подставное лицо, коп, играющий роль профессора. Эшбери покосился в сторону. Мужчина вернулся в комнату через боковую дверь. На шее у него висела карточка агента ФБР, в руке он держал пистолет.
"Как, черт возьми, они на меня вышли?" – раздраженно подумал он.
– И только попробуй хоть на миллиметр сдвинуть свой ствол. Слышал меня?
– Больше повторять я не буду, – спокойным голосом произнесла девушка. – Клади сейчас же.
Но он не пошевелился.
Вспомнил своего гангстера-деда, кричащего отболи лавочника, представил дочь в свадебном платье.
Как бы на его месте поступил Бойд?
Сдался бы, как по инструкции.
А вот хрен вам!
Эшбери резко присел, молниеносно разворачиваясь вокруг своей оси и вскидывая обрез. Кто-то выкрикнул:
– Нет!..
Последнее слово, которое ему довелось услышать.
Глава 41
– Какой чудный вид, – произнес Том.
Линкольн Райм посмотрел в окно: Гудзон, каменные утесы на другом берегу, холмистые дали Нью-Джерси. А может, и Пенсильвании. Он тут же отвернулся, ясно давая понять, что панорамные виды навевают на него смертельную скуку.
Они находились в офисе покойного Уильяма Эшбери, в здании Хайрама Сэнфорда на Западной Восемьдесят второй улице. Уолл-стрит все еще переваривала новость о смерти банкира и его причастности к серии недавних преступлений в Нью-Йорке. Конечно, финансовые круги это не парализовало; после скандалов с "Энроном" и "Глобал кроссинг" смерть нечистого на руку управленца прибыльного предприятия ажиотажа не вызвала.
Амелия Сакс обыскала офис, изъяла вещественные доказательства, указывающие на связь Эшбери с Бойдом, и опечатала некоторые части комнаты. Встреча проходила в зачищенной половине.
Рядом с Томом и Раймом сидели Женева Сеттл и адвокат Уэсли Гоудз. Райму сейчас казалось забавным, что он некоторое время даже подозревал Гоудза в причастности к этому делу. Уж очень внезапно тот материализовался у него в доме в поисках Женевы; учитывая интригу с Четырнадцатой поправкой, юрист имел серьезный мотив не допустить, чтобы столь важный для поборников гражданских свобод инструмент подвергался угрозе. Кроме того, Райм подозревал, что Гоудз может действовать в интересах страховой компании, на которую раньше работал, против Женевы.
Но поскольку свои подозрения Райм придержал при себе, приносить извинения не потребовалось. Как только дело приняло неожиданный оборот, Райм сам предложил кандидатуру Гоудза. Женева, разумеется, была только рада прибегнуть к его услугам.
По другую сторону мраморного стола сидели президент "Сэнфорд банк энд траст" Грегори Хэнсон, его помощница Стелла Тернер и старший партнер юридической фирмы Сэнфорда, элегантный немолодой адвокат по имени Энтони Коул. Вся тройка излучала тревожное беспокойство.
Вчера, во время телефонного разговора, Хэнсон согласился на встречу, но тут же быстро и как-то устало добавил, что не меньше остальных потрясен смертью Эшбери в затеянной им перестрелке в Колумбийском университете. Он ничего об этом не знает; об ограблении ювелирной биржи и теракте читал в газетах и ничего больше сказать не может. Что именно интересует полицию?
Райм ограничился сухим полицейским: "Хотим задать парочку формальных вопросов".
Сейчас, когда обмен любезностями был позади, Хэнсон спросил:
– Не могли бы вы нам рассказать, что, собственно, произошло?
Райм сразу перешел к сути, объявив, что Уильям Эшбери нанял профессионального киллера, Томпсона Бойда, чтобы убить Женеву Сеттл.
На худенькую девушку напротив устремились три потрясенных взгляда. Женева невозмутимо посмотрела в ответ.
Райм продолжил. Эшбери с Бойдом придумали несколько трюков для отвода глаз. Поначалу смерть Женевы предполагалось обставить как изнасилование. Однако Райм сразу раскусил эту уловку, и по мере того как продолжались поиски киллера, сыщикам удалось установить, как им казалось, настоящий мотив: Женева стала свидетелем подготовки теракта.
Но долго такое объяснение не продержалось: со смертью террориста-заказчика должна была отпасть и необходимость убивать Женеву. Не тут-то было. Сообщница Бойда совершила новое покушение. Удалось вычислить человека, у которого Бойд купил бомбу, – поджигателя из Нью-Джерси, и ФБР его арестовало. У него нашли купюры из одной пачки с теми, которые были обнаружены на конспиративной квартире Бойда. Поняв, что ему грозит статья за соучастие в убийстве, он пошел на попятный: рассказал, что свел Эшбери с Бойдом…
– И где же тут терроризм? – Представитель юрфирмы саркастически усмехнулся. – Билл Эшбери и террористы? Что-то…
– Уже подхожу, – с не меньшим сарказмом парировал Райм, затем продолжил рассказ: – Показаний арестованного было недостаточно, чтобы получить ордер на арест Эшбери. Поэтому Райм и Селлитто решили, что надо его выманить. В школу, где учится девушка, на роль замдиректора подсадили своего человека. Любому, кто позвонит и спросит Женеву Сеттл, будет сказано, что она находится в Колумбийском университете у некоего профессора права. Настоящий профессор не только позволил воспользоваться своим именем, но и предоставил в их распоряжение свой кабинет. Фред Делрей и Джонет Монро, полицейский агент из школы Женевы, были более чем рады сыграть школьницу и профессора. Они быстро, но тщательно все подготовили, даже соорудили при помощи "Фотошопа" несколько фотографий, на которых Делрей был запечатлен с Биллом Клинтоном и Руди Джулиани, чтобы Эшбери не заподозрил подвоха и не сбежал.
Все это Райм пересказал Коулу и Хэнсону, в подробностях изложив события в кабинете Матерса.
– Я сразу должен был догадаться, что преступник связан с банками. Он снимал крупные суммы, имея возможность исправлять отчеты об операциях. Только… – кивок в сторону Коула, – какого черта ему так было стараться? Да и насколько я помню, пресвитерианская церковь отнюдь не рассадник фундаментального терроризма.
Ни тени улыбки.
"Банкиры, юристы – никакого чувства юмора", – подумал Райм.
– Тогда я решил приглядеться к имеющимся уликам, – продолжал он, – и заметил нечто меня встревожившее. В обломках фургона не было радиопередатчика для детонации бомбы. Мы должны были его найти, но не нашли. Но почему? Вероятно, Бойд с сообщницей сами подложили бомбу в фургон, а передатчик оставили у себя, чтобы убрать араба-нелегала и тем самым сбить с толку полицию.
– Ну хорошо, – сказал Хэнсон. – Так в чем все-таки заключался истинный мотив?
– Здесь нам пришлось поломать голову. Сначала я думал, что Женева видела, как из дома, где она работала, счищая со стен граффити, незаконно выселяют жильцов. Однако, проверив адрес, я убедился в том, что "Сэнфорд-банк" не имеет отношения к проекту. Что оставалось? Только вернуться к первоначальной гипотезе…
Райм рассказал об украденном Бойдом номере "Иллюстрированного еженедельника для цветных".
– Я совершенно упустил из вида, что кто-то искал этот номер еще до того, как Женева якобы видела террориста. Думаю, произошло следующее: Эшбери случайно наткнулся на статью при реконструкции помещений архива "Сэнфорд фаундейшн". Изучив вопрос более глубоко, он обнаружил нечто такое, что могло загубить ему жизнь. Он избавился от экземпляра из архивов фонда и решил, что надо уничтожить и остальные. В течение следующих недель он добрался почти до всех, однако один экземпляр еще оставался в Нью-Йорке: библиотекарь Музея афроамериканской истории в центре Манхэттена запросил микрофишу из архивов по просьбе некой школьницы. Эшбери понял, что должен уничтожить этот экземпляр и убить Женеву вместе с библиотекарем, чтобы обрубить все концы.
– Но я все равно не пойму ради чего, – сказал Коул. Его сарказм перерос в полноценное раздражение.
В качестве последнего кусочка головоломки Райм изложил историю о ферме Чарлза Синглтона и ограблении Фонда вольноотпущенников, упомянув также о тайне, которую хранил бывший раб.
– Вот почему против Чарлза сфабриковали ложное обвинение; вот почему Эшбери собирался убить Женеву.
– Что за тайна? – спросила помощница Стелла.
– Мне удалось ее разгадать. Я вспомнил слова Женевиного отца. Он говорил, что Чарлз преподавал в школе для негритянских детей недалеко от своего дома и продавал сидр рабочим из соседних доков. – Райм покачал головой. – Из чего я сделал довольно легкомысленное заключение. Предположительно его ферма находилась в штате Нью-Йорк… что действительно так. Вот только располагалась она не на севере штата, как мы поначалу считали.
– Нет? Тогда где же? – спросил Хэнсон.
– Догадаться несложно, – продолжил Райм, – если вспомнить, что почти до конца девятнадцатого столетия фермы в Нью-Йорке существовали в черте города.
– Хотите сказать, его ферма находилась в Манхэттене? – спросила Стелла.
– На том самом месте, где стоит это здание, – лаконично заметил Райм.
Глава 42
– Нам в руки попала карта Холмов Висельника девятнадцатого века, на которой обозначены три или четыре поместья. Одно из них находилось на этом месте. Через дорогу была бесплатная школа для чернокожих. Не та ли, в которой он преподавал? А на Гудзоне, – Райм посмотрел в окно, – примерно вон там, в районе Восемьдесят первой улицы, располагались сухой док и верфь. Не тамошним ли рабочим Чарлз продавал сидр?
Но был ли он владельцем поместья? Проверить труда не составило. Том навестил манхэттенскую регистрационную палату и нашел запись о передаче хозяином прав собственности на имя Чарлза. Итак, поместье принадлежало ему. Теперь все встало на свои места, включая упоминания о сходках на Холмах Висельника… Политики и борцы за гражданские права собирались в доме Чарлза. В этом и состояла тайна: Чарлз был хозяином пятнадцати акров отборной земли в центре Манхэттена.
– Но почему он это скрывал? – спросил Хэнсон.
– Не осмеливался никому сказать, что владеет землей. Хотя, разумеется, очень хотел. Отсюда его душевные муки: он гордился тем, что имеет большое поместье в городе; считал, что может служить примером для других бывших рабов, показать им, что они могут выглядеть в глазах других полноценными людьми. Могут иметь свою землю и возделывать ее, быть частью общества. Потом он стал свидетелем бунтов против призыва, расправ над черными, поджогов. Они с женой решили выдавать себя за смотрителей фермы. Чарлз боялся, что, если кто-то узнает, кому принадлежит большой участок первоклассной земли, поместье тут же разорят. Или, что вероятнее, просто отнимут.
– Что и произошло, – прокомментировала Женева.
Райм продолжил:
– Когда Чарлза признали виновным, всю его собственность конфисковали, включая ферму, и выставили на продажу… Да, конечно, теория замечательная: ложное обвинение с целью завладеть собственностью. Только можно ли ее доказать? Задача не из простых, как-никак сто сорок лет прошло. Впрочем, кое-какие доказательства все же имеются. Сейфы марки "Экзетер стронгбау", один из которых якобы взломал Чарлз, производились в Англии, поэтому я связался со знакомым из Скотланд-Ярда. Тот проконсультировался с тамошним специалистом по замкам, который сказал, что взломать сейф этой марки с помощью молотка и стамески, которые нашли на месте преступления, невозможно. Даже паровым сверлом злоумышленнику потребовалось бы работать часа три-четыре, а в статье об ограблении говорилось, что Чарлз пробыл в здании фонда двадцать минут. Отсюда вывод: кто-то другой совершил кражу, подбросил на место преступления инструменты Чарлза и подкупил свидетеля, чтобы его оболгать. Полагаю, реальным вором был человек, чьи останки мы обнаружили в подвале таверны "Поттерс-Филд". – Райм рассказал о кольце с надписью "Винскински" и его владельце.
– Один из близких соратников Босса Твида. Был и другой, по имени Уильям Симс, детектив, арестовавший Чарлза. Позже Симса уличили во взяточничестве и подбрасывании обвиняемым ложных улик. Симс, "Винскински" и прокурор с судьей сфабриковали обвинение против Чарлза, а украденные из фонда деньги, которые якобы не удалось вернуть, просто присвоили. Итак, мы установили, что Чарлз владел крупным поместьем на Холмах Висельника и был осужден по ложному обвинению. Его собственность конфискована. – Райм изогнул брови. – Какой далее напрашивается вопрос? Главный вопрос?
Желающих высказаться не нашлось.
– Элементарно: кто же, черт побери, преступник? – рявкнул Райм. – Кто обокрал Чарлза? Зная мотив: отнять у него ферму – мне не составило труда установить личность… потребовалось лишь проверить, кто завладел землей.
– И кто же? – спросил Хэнсон встревоженно, хотя историческая драма явно его захватила.
Помощница президента пригладила рукой юбку и предположила:
– Босс Твид?
– Нет. Некто из его окружения. Человек, которого часто видели в "Поттерс-Филд" наряду с такими сомнительными личностями, как Джим Фиск, Джей Гоулд и детектив Симс. – Райм поочередно взглянул на каждого из трех собеседников. – И звали его Хайрам Сэнфорд.
Стелла удивленно моргнула и, помедлив немного, сказала:
– Основатель нашего банка.
– Он самый, и никто иной.
– Но это просто смешно, – подал голос адвокат Коул. – Он был одним из столпов нью-йоркского общества.