– О, нет, что вы! – усмехнулся Грачёв, сверкнув своими огненными глазами. – Озирского голыми руками не взять. Он – профи высшего класса. Бандиты не такие дураки, чтобы рисковать своими людьми понапрасну. Да там ведь ещё и я оказался, что тоже добавляет проблем. Кроме того, никто им не гарантирован, что в переулке, где всё перерыто, ночью по подворотням не рассредоточены наши ребята. Захват именно на улице Декабристов не входил в планы Ювелира. Скорее всего, он постарается сделать это умнее – за городом, где у них всё под контролем. Там якобы содержится Антон Аверин. Возможно, они захотят прикончить парня, если Андрей не назовёт имя агента. Пусть это очень трудно, но они могут лишить возможности сопротивляться и его самого. Ювелир пойдёт на любое зверство ради того, чтобы обеспечить свою безопасность.
– Согласен с тобой. – Горбовский наклонил сильно поседевшую голову. Казалось, что шевелюра посветлела только за один сегодняшний вечер. – Мы не можем ставить под удар агентурную сеть. Андрей держит не только нить Обера. У него, как ты знаешь, широкий круг осведомителей. О многих из них и я никогда не слышал. Уссеру нужна ВСЯ агентура, но Обер – в особенности. Они хотят выманить Андрея за город и там предъявить ему свои условия. Шантаж может начаться с Антона Аверина, а закончиться его собственными детьми и матерью.
– Я тоже так думаю, о чём и сказал Андрею. – Всеволод обрадовался тому, что полковник "въехал" в тему. – Я уверял его, что это – ловушка. Но ведь вы же его знаете! Дал слово – исполни, хоть сдохни. Эта ловушка расставлена исключительно тонким, знающим психологом. Он учёл характер Андрея, его пониженное чувство опасности. Нашему другу ведь всегда наплевать, что с ним будет. Он использует любую возможность, чтобы добиться своего.
– Допустим, на себя ему наплевать, – ворчливо заметил Горбовский. – А семья? Агенты? Они ведь живые люди, которые невероятно рискуют. В случае разоблачения конец их будет ужасен…
– Захар Сысоевич, я предлагаю организовать охрану, – высказал свою идею Грачёв.
– Кого? – не понял полковник.
– Во-первых, семьи Озирского. Во-вторых, его самого. Если всё произойдёт так, как мы предполагаем, ему нужно вовремя помочь. Это могут быть и наши люди, думаю, что они согласятся ради Андрея.
– Тебе никто не позволит так использовать наших людей, – медленно проговорил Захар. – Тем более, для охраны Озирского. У нас и без того недокомплект. Привлекаем сотрудников из непрофильных подразделений. А таким, пусть логичным, но не очень реальным домыслам никто из начальства не поверит. Кроме того, охрана окажется не эффективной. В-третьих, она только насторожит Уссера, и он перенесёт операцию на более поздний срок. Ты же не сможешь вечно держать около Андрея оперативников. Да он и сам скандал поднимет. Когда-нибудь мы вынуждены будем дать отбой, и всё начнётся сначала. У нас нет возможности спасти Андрея, понимаешь? Не тебе объяснять, как трудно убедить начальство в том, что опасность действительно существует. Из-за этого складывается ситуация, когда мы абсолютно бессильны. Удар могут нанести в любой момент, а когда именно, мы не знаем. Мне больно, мне горько говорить то, что я сейчас скажу. В стране развал и беспредел – это аксиома. Правоохранительная система разрушена, потому и не может тягаться с организованными преступными группами. Нужно пустить против этого пожара встречный, понимаешь? То есть обратиться к людям из той среды. Иного выхода нет…
– Как вы сказали? – Грачёв не поверил своим ушам. – К кому обратиться? К бандитам? За помощью? Вы что, шутите?
– Да Боже ж мой, Сева, чтоб я шутил! Не стал бы я так шутить, хлопчик ты мой разлюбезный! Ты думаешь, мне легко выговорить эти слова? Да, именно, так и надо сделать. Никакая посторонняя охрана здесь не поможет. Для чего мы держим агентуру? Только лишь для того, чтобы люди, от которых наш противник ничего не скрывает, узнавали о тайных намерениях авторитетов, о способах осуществить эти намерения. Так вот, если Уссер против Андрея что-то замыслил, мы хоть лбы в кровь разобьём, а помешать не сможем. Кроме того, мы связаны инструкциями, посторонними обязанностями. У нас нет ни времени, ни сил. Мы слишком на виду, поэтому только можем всё испортить.
– Я не могу обращаться за помощью к тем, против кого воюю, Захар Сысоевич. Как же мы дожили до такого? Значит, я должен признать своё поражение? Смириться с тем, что они нас победили? Но это абсурд, простите за резкость! Как я это сделаю? Приду в "малину", представлюсь по всей форме и попрошу помочь? Ладно, ради Андрея я решусь на такое. А чем буду платить? Где гарантия, что он тут же не доложит обо всём Ювелиру? Семён Ильич захихикает, потрёт ручки и заявит через СМИ о том, что Грачёв не только поддерживает ГКЧП, но и нанимает охрану из преступного мира. Тогда мне ярко светит уголовное дело, а уж из органов меня вышвырнут точно. И Андрею только этого ещё не хватало… – Всеволод обречённо махнул рукой и замолк.
За окном уже совсем почернело небо. Стёкла похожие на затянутую нефтяной плёнкой воду, дребезжали от грохота машин и перестука трамвайных колёс. Захар Сысоевич тяжело встал, подошёл к Грачёву и положил руки ему на плечи.
– Остынь, Севка, я дело тебе говорю! Да, он был раньше наёмником, но именно такой человек тебе и нужен. Это не совсем то, на что ты думаешь. Он работает на нас почти два года. Считай, что он уже наш, просто вынужден разыгрывать роль бандита. Разумеется, раньше Обер бандитом и был…
– Обер? – встрепенулся Всеволод. – Тот самый?
Глаза Горбовского и Грачёва встретились. Полковник опустил веки, соглашаясь.
– Да, тот самый. Я не скрываю, что прошлое этого человека ужасно. Он исполнял приговоры "правилок". По самым скромным подсчётам, лишил жизни человек пятьдесят. Но потом… Как бы тебе сказать? Обер не то чтобы исправился, но согласился безвозмездно снабжать Андрея самой свежей, суперсекретной информацией. Поезд "Камикадзе" – не первый его трофей. Обер очень уважает, даже боготворит Андрея. Поэтому я уверен, что он тебе не откажет.
– Значит, вот кто такой Обер! Как его имя? – одними губами спросил Всеволод.
– Филипп Готтхильф. Он родом из Казахстана, немец. Родители умерли молодыми, надорвавшись в трудармии. Так и ушли изгоями, хотя не были ни в чём виноваты. Конечно, сын после этого любовью к родной стране не воспылал. Сейчас ему сорок два года, он химик, без пяти минут доктор наук. Заведует лабораторией в НИИ. На самом же деле… Про него можно рассказывать долго. Тебя, наверное, заинтересует одна подробность. Именно он отравил нас с твоим отцом в восемьдесят шестом году.
– Он?! – Грачёв немного подумал. – Правильно! Наёмный убийца из Казахстана, травник… Значит, все те погибшие на его совести? Кошмарные тонкие яды, которые сводят людей с ума, – его творение?
– Да, да, его! Я тебе и не говорю, что это ангел. Чрезвычайно опасный, невероятно способный, разносторонне одарённый – и по-звериному жестокий. Общаться с ним исключительно трудно. Филипп вспыльчив и высокомерен. Но если он возьмётся помочь тебе, считай, что Андрей в безопасности. А он возьмётся, раз речь идёт об Озирском. К тому же, Всеволод, он очень уважает твоего отца. Ведь тот развеял миф о стопроцентном эффекте от применения психотропного вещества, провоцирующего людей на самоубийства. И я могу поклясться, что создатель был прав. Принявший это зелье терял разум. Те глюки я до сих пор вспоминаю с содроганием…
– Мне тоже хотелось бы поглядеть на такого печально знаменитого типа. Наёмный убийца, преступный экспериментатор с ядами и… наиболее вероятный мой союзник. – Грачёв встал со стула, склонился к Горбовскому. – Как я могу его разыскать? Мне всё равно деваться некуда. Уссер желает заманить Андрея в ловушку или кто-то ещё – безразлично. Но в любом случае ему грозит страшная опасность. Хватит с меня Михаила, которого я не успел спасти. Если же я не уберегу и Андрея, мне придётся действительно кончать с собой. Я не вынесу двойной вины. То, что случилось в январе, после бойни в Шувалово, изранило мою душу, и рубцы до сих пор кровоточат. Тогда я впервые убил, стал равнодушен к чужим страданиям, безжалостным и холодным. Только запомните, Захар Сысоевич, что вы сами посоветовали мне обратиться к Оберу!
– Запомню, – глухо отозвался Горбовский, уже понимая, что Всеволода не остановить. Он представил Готтхильфа и со страхом подумал, что два таких человека, соединившись, могут устроить конец света. Не подвергайся опасности Андрей, а вместе с ним – вся агентура, Захару и в голову не пришло бы знакомить между собой таких людей. То третьего пути нет. Нужно или оставить Озирского под ударом, или поручить его охрану Оберу. И полковник, понимая, что совершает тяжкое преступление, выбрал последнее.
Он шёпотом, глядя на часы, рассказал Грачёву, как добраться до того института. Объяснил, что нужно появиться там ближе к обеду, который в учреждении с четверти первого до часу. Ехать нужно на автобусе, прямо от дома на Кировском до кольца. Ни в коем случае нельзя пользоваться не только служебной, но и личной машиной. Представиться следует командировочным, и нигде не показывать удостоверение.
– Всё понял. – Грачёв, взяв папку за уголок, направился к дверям. – Не смею далее испытывать ваше терпение. Спасибо огромное за совет!
Всеволод смотрел весело, потому что выход, пусть и сомнительный, был найден.
– Ты не очень-то там!.. – буркнул Горбовский и прикусил язык. Предупреждения Всеволод слушал до известных пределов – пока не зацикливался на очередном проекте.
– До свидания, Захар Сысоевич! – Грачёв мысленно был уже не здесь.
– Будь здоров. – Захар тщетно пытался овладеть собой.
Лицо его горело, мысли разбегались в разные стороны, как ящерицы на камне. Полковник чувствовал, что совершил непоправимое. Нельзя было после столь тяжёлого совещания. Когда нервы у Всеволода на пределе, советовать ему такое. Но дело сделано, и забубенный убийца, конечно же, сумеет понравиться Грачёву. А чем всё это дело кончится, никто не знает. Но альтернатива казалась ещё более страшной. Гибели Озирского и краха агентурной сети полковник Горбовский допустить не мог.
* * *
С каждым днём небо над городом опускалось всё ниже. Всеволод, выходя из дома, подумал, что сегодня слишком уж пресный день. Недавней синевы как не бывало, но и до тяжёлых снеговых туч было ещё далеко. Независимо от настоящего цвета, стены домов казались серыми, как и озабоченные лица идущих навстречу людей.
Прошёл всего месяц, и словно в далёкие дали ушли те возбуждённые граждане, которые спешили им с Лилией навстречу двадцатого августа. Навсегда пропала та незабываемая, буйная гроза. Стоя на автобусной остановке, Грачёв размышлял о том, что радужные надежды простаков дряхлеют, как листва на деревьях за чугунной решёткой. В пыльных кронах ясно просвечивали жёлто-коричневые пряди увядания, и по дорожкам сквера сухой тоскливый ветер гнал уже опавшие листья.
Автобус подошёл почти сразу. Он был канареечного цвета, грязный, с запылёнными стёклами. В этот час народу ехало мало, и Всеволод устроился у самой кабины водителя, боком по ходу, чтобы иметь хороший обзор. Оделся он в отцовское кожаное пальто и в его же английскую шляпу. Брюки выбрал чёрные, с острой стрелкой, только вчера собственноручно отпаренные. В таком виде Всеволод ещё никогда не появлялся на улице и потому надеялся, что его не узнают.
Весь пейзаж за окнами автобуса был выдержан в тех же пепельных тонах; разница заключалась лишь в интенсивности цвета. Свинцовые воды сначала Малой, а потом Большой Невки, серый, размытый берег с пожухлой травой и кривыми ивами – Выборгская набережная. Грачёв, привыкший видеть мир из автомобиля, сейчас воспринимал его как-то по-новому.
Кольцо автобуса оказалось среди заводских корпусов. Здесь летала особенная, едкая пыль, от которой сразу запершило в горле. За перекрёстком, как раз около нужной проходной, Грачёв увидел крикливую очередь и ящики с помятыми помидорами, которые немного оживляли картину своим красно-рыжим цветом. Через "вертушку" удалось пройти, не предъявляя удостоверения. Из-за обеденного времени люди курсировали туда-сюда, и на Грачёва никто не обращал внимания. Низенькая пожилая вахтёрша в синем халате возилась у щита с ключами, и тоже не остановила посетителя.
Всеволод открыл дверь и попал в неожиданно богато отделанный вестибюль с зеркалом вдоль всей стены и гроздьями круглых матовых плафонов под потолком, половина из которых не горела. Но очень быстро красота закончилась, и за следующей дверью оказался унылый коридор, выкрашенный кремовой масляной краской. Там пахло тошнотворной органикой, а под ногами пружинил драный линолеум. Грачёв, едва не проскочив лестницу, вернулся и стал подниматься на второй этаж. Про себя он думал, что мафиозо такого ранга мог бы найти себя для проформы и более аппетитное место работы.
Убедившись, что попал именно в химическую лабораторию, Всеволод энергично постучал в дверь.
– Да-да! – послышался из кабинета мужской голос.
Всеволод приоткрыл дверь, что оказалось делом весьма нелёгким – работала тяга. Лишь бы Филипп Адольфович оказался там один – лишние свидетели могли только помешать.
Наконец-то совладав с дверью, Грачёв зашёл в кабинет и увидел за большим письменным столом заведующего, который на первый взгляд совсем не походил на бандита. Лет сорока, гладко выбритый, в коричневой замшевой куртке и жёлтой рубашке с кирпично-золотым галстуком, он производил впечатление добропорядочного обывателя с несколько более высоким уровнем доходов.
Сейчас Филипп как раз писал крупным размашистым почерком, и на его руке под лампой дневного света поблёскивало тонкое обручальное кольцо. Хозяин кабинета имел худощавое серьёзное лицо с чуть впалыми щеками, светлые брови и ресницы. Глаза его были опущены к листу бумаги, и цвет их Грачёв пока не сумел определить. На белой нежной коже рук и лица рассыпались, несмотря на осень, золотистые веснушки.
Грачёв, без приглашения усевшись напротив, расстегнул пальто и снял шляпу, положил её на колено. Потом продолжил изучать внешность своего визави, пытаясь предугадать, чем же у них кончится дело. У Готтхильфа был массивный, выступающий вперёд подбородок, маленький, почти безгубый рот. Принадлежность к определённому кругу можно было угадать разве что по блестящим от бриолина бесцветным волосам, запаху французской туалетной воды и дорогого табака.
– Наконец-то разделался! Задолбали совсем со своими отзывами! – Филипп сложил бумаги в картонную папку и отодвинул её подальше. – Вы по какому вопросу? Откуда прибыли? Вроде бы, на сегодня мы не договаривались…
– Я прошу прощения за не оговорённый визит. Надеюсь, вы поймёте, почему я не смог вас предупредить. Моя фамилия Грачёв, зовут Всеволод Михайлович. И я пришёл к вам по неотложному делу.
– Грачёв? Сын того самого полковника? – Филипп с готовностью протянул руку на правах старшего по возрасту. – Очень приятно познакомиться!
– Да, так оно и есть. Конечно, нужно было встретиться по уговору, но я не нашёл возможности. Всегда лучше действовать спонтанно…
– Вы поступили абсолютно правильно, – перебил его Готтхильф. – Честно говоря, я узнал вас сразу, но не понял, почему вы решили разобраться в том деле спустя пять с лишним лет. Кроме того, по вашему лицу я увидел, что вы настроены доброжелательно и вовсе не собираетесь выяснить отношения. Сразу скажу, что лично я в том деле участия не принимал. Обвинять меня в происшедшем тогда – всё равно, что предъявлять претензии Калашникову за убийства из его автомата.
Хрипловатый, низкий, но приятный голос Готтхильфа произвёл на Грачёва самое приятное впечатление. Как и предвидел Горбовский, Всеволод уже не думал о том, что перед ним сидит наёмный убийца, к тому же травник-чернокнижник.
– Я продаю свои препараты, и дальше они живут отдельной жизнью. Что ж, с сыном такого отца познакомиться всегда приятно. Что же вас привело ко мне?
– Во всяком случае, не желание сводить счёты, – честно сказал Грачёв. – На то и война, чтобы убивать врагов. У меня гораздо больше претензий к тем, кто травил отца на Литейном и выше. Но сейчас не об этом речь. Мы не можем позвонить себе зацикливаться на прошлом, когда опасность нависла над нами сейчас.
– Что вы имеете в виду? – Филипп достал пачку "Мальборо" и протянул Грачёву.
Они закурили, откровенно рассматривая друг друга. Перед ответственным разговором обоим требовалось мобилизоваться, настроиться и привести мысли в порядок.
– Я не знаю, имел ли полковник Горбовский право ставить меня в курс ваших отношений с Андреем. Тем не менее, он это сделал, – сообщил Грачёв. – И инициатива свести нас с вами тоже принадлежит ему.
– Значит, он счёл это целесообразным, – не моргнул глазом Готтхильф. – И я думаю, что на вас можно положиться. А разве Андрей сейчас в городе?
– Нет, он в командировке, по другому делу. У нас на каждом сотруднике по восемь-десять папок висит, и изволь разрываться. Не знаю, как он посмотрел бы на наше с вами знакомство, но Горбовский взял на себя ответственность. Ведь вашей персоны всё происходящее непосредственно касается. Речь идёт о завладении банком данных, находящимся в распоряжении Андрея.
Потом Грачёв шёпотом, торопливо, стараясь выжать самую суть, рассказал Готтхильфу о последних событиях. Тот молча выслушал, кивнул головой и вдруг как-то стеснительно, одними губами, улыбнулся.
– Может быть, кофе выпьем? Не бойтесь, не отравлю.
– Мне, знаете ли, как-то всё равно, – откровенно признался Грачёв. – Я жить не хочу с тех пор, как потерял брата. Одно время о суициде подумывал…
– А вот этого не надо! – погрозил длинным пальцем Филипп. – Ваш брат – настоящий герой, достойный сын своего отца. Если вы такой же, я буду счастлив работать с вами.
– Я тоже, – не стал скрывать свои чувства Всеволод. Он машинально отгонял ладонью сигаретный дым. – Понимаете, я уже научился чуять волчьи ямы. А дело профессора Аверина – именно такая яма и есть. Не знаю, Ювелир её роет или кто-то другой, но надо принимать меры.
Готтхильф достал из импортного "дипломата" два пластиковых стаканчика, дёрнул на одном из них какую-то нитку. Тут же из-под крышки пошёл пар, и в кабинете запахло отличным кофе.
– Ого! – не удержался Грачёв. – Фирма!
– Прошу вас. – Филипп передал гостю стаканчик. – Если хотите, берите ещё сигареты. Меры, безусловно, надо принимать. Действительно, то, о чём вы рассказали, похоже на искусно расставленный капкан. И ведь, мать твою, не выкрутишься! Пока здесь задействованы сопляки-наркоманы и низкопробный уголовник, я не могу однозначно утверждать, что это – дело рук Уссера. Но во всех случаях охрану нужно организовать – слишком многим Андрей перешёл дорогу. Я удивляюсь, что ему до сих пор удавалось пресекать попытки покушений на свою жизнь. Даже, тогда, в Ручьях, когда работал мастер спорта по пулевой стрельбе. Казалось бы, наверняка должен был кончить дело, а вот, видите ли, не судьба. Так вот, чтобы помешать нынешним недоброжелателям, следует точно узнать, кто они. Кроме того, надо плотно контролировать все поездки Андрея по делам, связанным с пропажей профессорского сыночка. А раньше всего надо бы попытаться выяснить, действительно ли в руках какой-то группировки находится Антон Аверин.
– Согласен с вами, – подтвердил Грачёв. – Захар Сысоевич говорил, что вы очень хорошо, с величайшим уважением относитесь к Андрею, и потому согласитесь помочь.