– А-а, сыну великого отца? – Готтхильф по-доброму улыбнулся. – Понадеемся, что он примет правильные меры. Кстати, вот человек был – фантастика! Ничто его не брало. Из-за отца твоего друга я едва не лишился доверия клиентов. Мой препарат не подействовал на него однажды. Но потом я убедил заказчика, что остальные люди вовсе не такие… Ты куда сейчас, на Литейный? – Филипп бросил чинарик в пепельницу и встал из-за стола.
– Нет, я поеду к нему домой, на Кировский.
– Правильно делаешь. Устраивать свидания лучше подальше от вашего Главка. Удачи тебе! – Филипп сжал руку Андрея и никак не хотел отпускать. – Сейчас молока принесу, как обещал.
– Спасибо за всё, что ты для меня сделал! – вдруг сказал Андрей. – Начиная с золота в "царской водке", с крематория… И потом, когда умерла Елена, ты первый приехал ко мне, помог с детьми. Теперь вот этот эшелон… Я всё-всё помню и не знаю, как отблагодарить тебя.
– К чему такие тирады? – смутился Готтхильф. – Раз я это делаю, значит, хочу. И никакой платы не жду, потому что собой не торгую. Пойдём, выпьешь молока, а потом уйдёшь через лесок. И смотри в оба, всё время будь начеку. Поверь мне – Уссер вчера объявил настоящую войну и тебе, и мне…
* * *
Игорь Воронин проснулся, открыл глаза и некоторое время соображал, где находится. С тех пор, как Семён Ильич стал использовать его в качестве подсадного жиголо, Игорь переменил столько постелей, что окончательно запутался. Все спальни, где он успел побывать, слились в одну. Люстры, ночники, потолки, тумбочки, обои, ковры и запахи духов смешались в отвратительную кашу, которая заполнила мозг.
Сейчас он из-под ресниц изучал тяжёлые тёмно-оранжевые шторы и лепные потолки в неверном свете раннего сентябрьского утра. Воронин старался вспомнить имя лежащей рядом женщины, но почему-то не мог, и оттого злился. Но потом всё-таки сообразил, что он находится в доме на Кировском, а сплошь застеклённые окна комнаты выходят прямо на проспект, напротив Ленфильма. Потом, чуть повернув голову, он увидел блестящий концертный рояль с длинным хвостом и поднятой крышкой. Она заслоняла от Игоря заоконный, ржавый из-за штор свет.
Воронин поднялся на локте, облизал губы и подумал, что пил вчера совсем немного. Помрачение в мозгах произошло из-за сильного перенапряжения. Несмотря на богатый опыт, особенно в последнее время, Игорь не сходился темпераментом с Дарьей Грачёвой, и её потребности удовлетворял с большим трудом. Так как служба Воронина как раз и заключалась в постоянном общении с дамами, он чувствовал, что скоро вообще станет импотентом. Любая обязаловка убивала в нём интерес, и теперь он просто мечтал о ночи, когда рядом в постели не будет никого. И появится возможность элементарно выспаться.
Может быть, принудительный секс не был бы так противен, но случилась неприятность. Шефу потребовалось подложить Игоря к сестре мента с Литейного, чтобы иметь доступ в его квартиру. Вот тут и начались его страдания, потому что партнёрша, совсем недавно девственная, проявила свой буйный нрав. Такой прыти от неё не ожидали ни сам Уссер, ни Али Мамедов, ни, разумеется, Игорь.
Когда шеф поручал своему плейбою соблазнить эту девочку, Воронин с сомнением слушал его и не верил в успех. Застёгнутая под самое горло, затянутая в рюмочку Дарья, вся поглощённая музыкой и возвышенными мыслями, могла элементарно засветить ему по морде. А уж о том, чтобы встречаться с ней постоянно, не могло быть и речи.
– Шеф, она же типичная старая дева! Тощая, сухопарая, некрасивая. Как говорится, ни груди, ни зада. Мне придётся обнимать в постели скелет. Конечно, я должен выполнить ваш приказ, но не всё от меня зависит. Насиловать её я не имею права, а добром такая вряд ли уступит…
– Да, Игорёк, эта задача не из лёгких! – согласился Уссер, как всегда, посасывая сигару. – Тут тебе явно придётся попотеть. Но дело того стоит. Через неё мы получим возможность проникать в квартиру второго человека в отделе. Если будет нужно, мы её и на прослушку поставим…
Несмотря на свой богатый опыт, и по части женщин в том числе, Семён Ильич тогда тоже лопухнулся и не разгадал в Дарье ненасытную вакханку. Он даже увеличил Игорю вознаграждение в полтора раза и потом жадно интересовался его успехами. Тот нехотя доложил, что всё оказалось не так, как они предполагали.
Дарья отдалась ему на второй день знакомства, а потом пристала с ножом к горлу, требуя номер его телефона. Разумеется, Игорь отказался, сославшись на то, что редко бывает дома и не хочет никаких сплетен. Из-за Дарьи у него уже не оставалось пороха на других женщин, и Уссер разрешил сосредоточиться только на этом задании.
Воронин взял в руки переданную Мамедовым "машинку" и надел наушники. Во всей квартире было тихо, только охала и всхлипывала во сне Дашкина бабка, да похрапывал сосед за стеной. Что касается Всеволода, то Игорь не мог определить, дома он или нет. За этой. Ближней стенкой, царило безмолвие, и Игорь решил пока прослушивание прекратить.
Он огляделся ещё раз и увидел разбросанные по полу вещи, в том числе и Дашкин плащ изумрудного цвета, в котором она пришла из "Бродячей собаки". Тут же валялись её вываренные добела джинсы, чёрный бадлон, туфли-лодочки. Чуть поодаль Игорь заметил самые интимные предметы туалета – полупрозрачную короткую сорочку и кружевной микроскопический бюстгальтер.
Игорь вообще-то не любил разбрасывать шмотки по ковру, но вчера вынужден был подчиниться прихотям подруги. Ей не терпелось прыгнуть в постель, и потому пришлось тоже торопиться. Теперь на всё это было противно смотреть – джинсы свисали со спинки резного стула, кроссовки "Найке" белели под роялем, а кожаная клубная куртка раскинула рукава прямо на клавиатуре.
Воронин хотел встать и навести порядок, потому что от природы был основательным и аккуратным. Но в это время Дарья, не открывая глаз, схватила его за плечо.
– Не уходи, рано… – сонно сказала она и зевнула.
Игорь обернулся к ней и подумал, что Дарья, наверное, похожа на индианку. В её иссиня-чёрные волосы так и хотелось воткнуть разноцветные перья. После секса она вырубалась до степени полного беспамятства, и до следующего сношения лежала неподвижно, как труп. Только страх перед тем, что Игорь уйдёт, заставил её сейчас пошевелиться.
Точно так же чуть больше двух недель назад валялись на этом ковре белая блузка и чёрная длинная юбка – одежда, в которой Дарья была в кафе. Игорь подошёл к ней, присел за столик и представился поклонником её таланта. Перед этим ему пришлось сходить в парикмахерскую, посетить солярий, да ещё и прочитать несколько статей на музыкальные темы – чтобы при необходимости поддержать разговор.
Тогда он даже жалел, что послали его именно к этой высокомерной мымре, которая разговаривала со всеми через губу, даже ни разу не улыбнулась, не пошутила. Были там и другие девчонки – в кожаных мини-юбках, в ажурных колготках и широких "косухах". Вот с ними Игорь с удовольствием пообщался бы, но не имел приказа. Попадались там и ярко выраженные хиппи – с фенечками, в потёртых джинсах с бахромой внизу, в хайратниках, поддерживающих длинные, давно не мытые волосы, с непременными ксивниками на груди.
Мрачный Воронин, рассматривая Дарью от дверей, не мог представить, как можно полезть к ней даже с поцелуем. А вот теперь она лежит перед ним, в чём мать родила, и не желает прикрыться даже простынёй. Наоборот, нагота её кажется даже торжествующей, демонстративной; а серебряная цепочка с крестиком выглядит неуместно, даже кощунственно.
Воронину поочерёдно хотелось то придушить эту сучку, то переломать ей все кости, то оттрахать её так, чтобы она запросила пощады. Впрочем, наученный горьким опытом, он понимал, что просить пощады придётся ему самому. Её нужно поставить на хор, сыграть в бутылку – тогда, может быть, на какое-то время желание исчезнет.
Но сейчас, судя по всему, ему опять нужно пользовать это горячее, сухое, похожее на смуглую змею существо с почти незаметными, острыми и твёрдыми грудями. Она будет извиваться, громко стонать от наслаждения, грозя таким образом обнаружить непрошенного гостя в квартире милицейского начальника. Тогда придётся зажимать ей рот и хлестать по щекам, но это вряд ли поможет. К страданиям Дарья была мало чувствительна и в нормальном состоянии, а сейчас от побоев профессионала-рэкетира словит только лишний кайф.
В полной тишине Игорь услышал, как заворочался ключ в замке, а потом скрипнула входная дверь. По коридору, переговариваясь шёпотом, прошли два человека. Оглянувшись на сладко потягивающуюся Дарью, он поспешно натянул наушники. Стены будто бы разом пропали. И приглушённые голоса сделались узнаваемыми.
В прошлом году, выручая коллегу-вымогателя, Воронин пытался войти в контакт с Андреем Озирским и о чём-то с ним договориться. Правда, тогда Андрей заявил, что от такой мрази он не примет никаких сведений и дружку его не поможет. С тех пор голос Озирского звучал у Воронина в ушах, вызывая глухое бешенство. Хрипловатый баритон Всеволода Грачёва Игорю доводилось слышать гораздо чаще, особенно когда он стал ночевать у Дарьи. Сейчас вошедшие обсуждали преимущества последней модели "Феррари", и это огорчило Игоря. А вдруг они вообще о деле говорить не станут? Тогда Уссер, а особенно Мамедов, всыпят ему под первое число…
– Ты чего с утра в наушниках? – Дарья села на постели, обняла Воронина и стала укладывать его обратно. При этом она поймала губами мочку его уха и стала теребить её языком, едва не своротив с головы дужку. – Да сними ты их. Потом побалдеешь!
– Я своих привычек не меняю. По утрянке всегда слушал плейер и буду слушать. От тебя не убудет!
Воронин, уже не владея собой, больно ущипнул Дарью за грудь и толкнул к стене. Впрочем, это не произвело должного впечатления. Наоборот, вакханка тихо и счастливо рассмеялась, втянула живот и выпятила рёбра. Игорь тем временем жадно ловил голоса за стеной.
– Ладно, добрались без приключений, – сказал Всеволод. – Ты как, нормально съездил?
– Они попросту остались в дураках. Я не ожидал, что такие профессионалы станут вешать мне на хвост засвеченную "тачку".
– Скорее всего, решили, что ты в темноте не разглядишь, – предположил Грачёв. – Где схема?
– Вот, держи, – немного погодя ответил Озирский. – Состав уже в пути, так что времени на раскачку нет. Как можно быстрее нужно передать схему факсом, и пусть решают, где задерживать поезд. В любом случае нужно остановить "Камикадзе", отогнать его на запасные пути и выставить усиленную охрану. Чтобы муха не пролетела, понимаешь? Здесь ни в коем случае нельзя ошибиться…
– Ну, о чём ты говоришь, Андрей? Там ведь горы, спуски, подъёмы. Если мины грохнут просто по неосторожности, Башкирия померкнет перед этим Апокалипсисом. Да ещё там идёт настоящая война. Вдруг боевики той или другой стороны захотят пустить состав под откос? И кто поручится, что в это время рядом не будет пассажирского поезда? Давай-ка по-быстрому поедем на Литейный, подождём там начальство. Ты всё подробно доложишь, чтобы и генерал в курсе был. А если до него сегодня не удастся достучаться, так хоть Захара известим.
– Так и сделаем, Севыч. Мне нет смысла возвращаться домой, потому что на девять утра приглашены свидетели по делу о грабеже в Сосновой Поляне.
Воронин услышал звук застёгиваемой "молнии" на куртке и понял, что сейчас они оба уйдут. Седьмой час утра, но это не помешает принять меры к задержанию состава. В Главке есть дежурный; там, где сейчас идёт состав, тоже. Совсем немного времени надо, чтобы задержать поезд "Камикадзе", схема минирования которого вот-вот окажется на Литейном.
Мысли Игоря рассыпались, как сорвавшиеся с нитки бусины. Что же делать? Попытаться как-то завладеть схемой? Нет, не выйдет. Этих двое, он один, притом оба не какие-то очкастые интеллигенты. Озирский – каратист, это все знают, да и Грачёв тоже хорош. К тому же, у Игоря сейчас нет оружия, а насчёт ментов ещё неизвестно. Ладно, это отпадает. Что ещё? Бежать к Уссеру на третью квартиру? Во-первых, отсюда ещё попробуй вырвись без скандала с Дашкой. Во-вторых, пока доберёшься до Невского, пусть это даже не так далеко, время будет упущено.
Вот, конечно, Дарья улеглась на него и присосалась к губам, как будто мало они мало целовались вечером и ночью. Хочешь – не хочешь, а начинай всё снова, иначе, чего доброго, попадёшься. А Озирский Игоря знает, и лапши ему на уши не навешаешь. Хоть бы он, гад, обмолвился, откуда принёс схему! А так ни фига не понять. Сейчас они выйдут в коридор…
Слышно стало чуть похуже, но Воронин различал каждое слово. Вот, сейчас они обсуждают, как лучше переслать схему, если там, на месте, нет телефакса. Какой-то Янчукевич должен вскоре летать в Баку, его самолёт через три часа. Вот с ним бы и отправить чертёж, а пока состав пусть постоит под охраной.
Воронин понял, что Уссер крепко проиграл. Да, он сумел убедиться, что агент был среди тех пятерых, кто видел эту схему, знал про двойные обшивки на цистернах. И что дальше? Двое из них уже, наверное, покинули Питер. Третий, Обер, здесь, но обострять отношения с ним опасно, особенно если он никакого отношения к утечке не имеет. Ясно только то, что Озирский где-то оперативно добыл схему минирования, план размещения товара в цистернах. Впрочем, кто сказал, что те двое улетели из города? Они могли немного и задержаться, чтобы встретиться с Озирским и передать ему материалы по "Камикадзе".
Всеволод с Андреем ушли, и снова щёлкнул замок. Воронин теперь совсем не завидовал Озирскому, потому что Уссер и Мамедов возьмутся за него всерьёз. Как бывший бригадир рэкетиров, Игорь отлично знал, что сделают с Андреем. Его каким-то образом захватят, отвезут в надёжное место, и там заставят его говорить. На чём сломается этот супермен, точно неизвестно, но он сломается. Уссер, али Мамедов, а особенно Татарин своё дело знают…
– Дарья, отвянь, – одними губами сказал Игорь. – Уже половина седьмого, мне нужно сваливать. Сейчас твоя бабка встанет, и как я тогда выйду?
– Она сейчас не встанет, потому что пила снотворное. Я лучше тебя знаю свою бабку. – Даша тщательно оглаживала его пахнущие гелем волосы. – Игорь, чего ты нос воротишь? Сам же вчера захотел встретиться! Для чего, интересно?
– Для этого самого! – разозлился Воронин. – Для чего ещё я с тобой могу встречаться? О музыке куликать? Три раза трахнулись, и всё мало? Тебе лечиться надо в дурдоме…
Игорь спихнул Дарью с себя и попытался встать, но та острыми ногтями впилась ему в плечи.
– Ага, уже завёл кого-то! Быстро ты, однако, девочек меняешь! Не пущу, пока мы с тобой на посошок не трахнемся. Вот сейчас как заору на весь дом…
– И мамаша с бабкой по инфаркту получат, – спокойно предсказал Воронин. – Мне-то что? Сунул, вынул – бежать. А ты у них единственная гордость, скромница, пианистка, свет в окне! Я-то человек пропащий, а тебе карьеру делать. Ты ж говорила, что скоро на гастроли в Европу поедешь. Так вот, если поднимется скандал, не поедешь ты никуда. На твоё место быстро другие найдутся. В училище же все друг друга подсиживают, а тут – такой им подарок! С бандитом, с рэкетиром спишь – каково? Облико морале твой не подходит для концертов классической музыки. Вот и не посмотришь мир, не купишь шмотки. Как, согласна?
– Ну, Игорёк, миленький, прошу тебя! – Дарья горько заплакала, не обратив никакого внимания на его сенсационные признания. – Не нужно меня закладывать. Я хорошо себя буду вести. Ты ведь хоть немножко любишь меня? Иначе ведь что получается? Мама действительно ничего не знает, она… – Дарья вдруг резко изменила тон, хихикнула, встала на колени и положила руки Воронина себе на бёдра. – Она меня… монашкой считает! Мы по воскресеньям в церковь ходим, за упокой души отца ставим свечки…
– А за брата? – со злостью перебил Воронин, еле сдерживаясь, чтобы со всей силе не врезать этой изнеженной сучке по физиономии.
Животная страсть Дарьи распаляла в нём не любовную страсть, а жажду крови. Игорь изо всех сил боролся с желанием забить её насмерть, потому что в планы Уссера это никак не входило.
– Братец твой сводный, которого зимой прикончили, тоже знаменитый мусор был, качок и настоящий зверь. Я имею в виду Михаила. Ставите за него свечки?
– И за него ставим. Нет, ты дослушай… Я чёрный тюлевый платок надеваю, как полагается, и со свечкой стою перед распятием. А мама… Мама вдруг один раз прослезилась и говорит: "Дашенька, ты как монашка! У тебя такое чистое, задумчивое, отрешённое лицо. Именно такие девушки посвящали себя Богу, потому что сами были безгрешны". Игорь, слышишь? – Дарья буквально давилась от смеха. – Я – безгрешна, я – монашка! – Не выпуская рук Воронина, она стала водить ими по своему телу. – Я – монашка, я – монашка! Трахни монашку – сам святым станешь!..