– Нелли Кирилловна? – спросил мягкий мужской голос. – Это я, Саша. Мне подниматься к вам?
– Не надо, Саша, – ответила Кутепова. – Я уже одета и спускаюсь к вам. Ждите у машины.
Короткие гудки.
Из– под арки ворот вошел во двор худощавый и долговязый молодой человек в шляпе. Пересек двор и остановился у красного "рено". Закурил. Через несколько минут хлопнула дверь подъезда и по ступенькам сбежала Нелли с черной сумкой в руке. Саша сделал шаг навстречу. Нелли, подозрительно оглядевшись и проходя мимо, чмокнула его в щеку.
– Вот те на! – хмыкнул внимательно наблюдавший Салов.
Нелли с Сашей сели в "рено", заурчал мотор, и машина плавно выкатила под арку.
– В квартире больше никого? – спросил Салов. – Проверь.
Оператор набрал домашний номер Кутеповой, послушал долгие гудки и отключился.
– Тишина, – констатировал он.
– Вперед. По одному, – скомандовал Чибисов. И из микроавтобуса выскользнули трое оперативников, а за ними сам майор.
На всех четверых были синие с красным куртки ремонтников. На головах желтые каски. Может, сантехники, кто их знает! Дом-то старый, вечно где-то что-то протекает. Потоптавшись и оглядев подъезды, вошли в тот, из которого только что выпорхнула Нелли.
Дверь на пятом этаже была вскрыта быстро. Надев на ноги целлофановые боты, сыщики начали обыск во всех комнатах одновременно. Работали аккуратно. Даже распылитель пыли держали при себе на всякий случай, если что-то найдется на антресолях. Чтоб собственные следы убрать.
В самый разгар работы зазвонил телефон. Все вмиг насторожились. Пиликнул мобильник Салова.
– Слушаю, – сказал майор.
– Опять телефон-автомат, – доложил оперативник из "РАФа", – сейчас передам нашим для проверки.
Телефон еще дважды прозвонил и замолчал.
– Возможно, проверка, – сказал майор. – Всем внимание!
Через короткое время снова пиликнул мобильник.
– Во двор вошел старик с палочкой. Плащ, борода. Ушел в ваш подъезд.
– Держи связь, – отозвался Салов и, сделав знак товарищам, осторожно проскользнул в прихожую. И чертыхнулся: свет горел! Совсем, что ли, с ума посходили?! Немедленно выключил и замер с пистолетом в руке слева от двери. За дверью, ведущей в ближайшую комнату, встал оперативник, за второй – другой. Потянулось томительное ожидание.
На площадке была тишина.
Салов отошел в угол, к вешалке, и прошептал в мобильник:
– Ну что там?
– Погодите… – ответил оператор. – А вон он!
– Где?
– Ай да старикашка! – послышался голос с кухни.
Салов, не отключаясь, ринулся туда и успел заметить лишь светлый плащ, мелькнувший под аркой.
– Ушел, – доложил оператор из микроавтобуса. – Что делать дальше?
– Ну, выгляни, если можешь… – неуверенно сказал Салов. – Ничего, ребята, не понимаю…
Он вернулся в прихожую, сунул пистолет обратно в подмышечную кобуру, поднял голову к потолку и задумался.
– Нету уже никакого старика, – снова сообщил по мобильнику оператор. – Такси какое-то отъехало, я номер не успел разглядеть.
– Ладно, – уныло ответил Салов, – наблюдай дальше. Отбой… А может, ошибка? Почему мы вдруг решили?…
Опер, стоящий рядом, пожал плечами, сказал неуверенно:
– Может, он в глазок чего увидел?
– В глазок? – переспросил Салов. – И вдруг стукнул себя кулаком по лбу: – Идиот!
– Кто? – удивился опер.
– Я идиот! – почти кричал теперь Салов. – Я же свет погасил! Слушайте, когда мы вошли, он горел?
– Кажется, горел, – подтвердил второй опер.
– Верно! Горел! А на глазке нет задвижки – видите? Значит, с лестничной площадки свет должен быть виден! Или не виден! А если это сигнал? Он глянул – темно. Что-то неладно! Тревога! И только мы его и видели… Ах, идиот…
– А чего он приходил-то? – усомнился опер.
– Надо было, вот и приходил. Помните, там что-то про сейф говорилось. Давайте искать. И быстро.
Сейфа никакого не нашли, зато позвал оперативник, разгребавший старые вещи на антресоли над проходом в кухню:
– Дуйте сюда!
Он достал вовсе не запыленную спортивную сумку с многочисленными "молниями" и сине-белой надписью "Динамо" на боку. Сумка была тяжелая. И через минуту стало ясно почему.
Завернутые во фланель, в ней лежали два АКС-74УН со сложенными прикладами и парой рожков с патронами. Все было чистенькое, новенькое и старательно протертое от масла. Прямо бери и с ходу стреляй. Отличное, компактное оружие, предназначенное для спецназа. Один минус у этой модификации всемирно известного "калашникова" – прицельная дальность невелика, до четырехсот метров. Зато удобно для установки ночного прицела. А для киллера, работающего, как указывают факты, практически не далее трехсот метров, истинный подарок. Всего пятьдесят сантиметров длина, в любом целлофановом пакете можно пронести…
Значит, был все-таки киллер? Но это очень плохо. Он теперь станет еще более осторожным. Хотя, с другой стороны, свет в прихожей тоже ни о чем не говорит. Нелли могла, уходя, просто забыть и погасить свет. Машинально. Как это делают все нормальные люди, выходя из дома.
Тяжко вздохнув, Салов стал звонить Гоголеву. Как в том анекдоте: две вести – плохая и хорошая, с какой начинать? Давай с плохой. Бизоны сдохли, одно дерьмо от них осталось. Давай хорошую. Дерьма много… Очень не хотелось думать сейчас Салову о том дерьме, в которое попал по собственной невнимательности…
Он был растерян. Не в том смысле, что запахло провалом, нет. Сильно обеспокоило другое: Нелли должна была оставить свет в прихожей. И, вероятно, забыла. Хотя он ей каждый раз напоминает. Женщина! Что с нее взять!…
Но Сергей сразу, с самого начала поставил себе за правило немедленно уходить, если что-то нарушало его планы. Может, в квартире никого чужого и не было, но… Глазок не светился. От самой двери несло чем-то враждебным, запах, что ли, какой-то посторонний? Черт его знает, но когда ты сам идешь по лезвию, все внимание только следующему шагу, и тогда твоя осторожность становится безусловным рефлексом.
"Микрашка" еще какой-то странный во дворе появился. Он вроде снаружи опасности не представлял, но кто его знает, что внутри? Раньше его не было. Но на его проход в подъезд и обратно вроде бы никто не прореагировал…
А если все-таки?… Нелли можно, конечно, позвонить на мобильник, но неизвестно, где она сейчас, не исключено, что в кабинете очередного взяточника и ведет нелегкий для себя, для своей гордой натуры разговор. И настроение у нее после смерти Саблина несколько подавленное. Неужели что-то подозревает? Нет. Не должна. Все было проделано абсолютно чисто, и никаких следов в этом "Павлине" не должно было остаться. Ничего, время сгладит, забудется. Надо ехать уже. Лететь отсюда пора, и чем скорее, тем лучше. Вот последняя работа – и в дорогу.
Очень не понравился Сергею какой-то странный, двусмысленный разговор с Патриархом. Будто законник в чем-то его подозревает. Что-то вешает ему на уши. Какую-то липкую паутину плетет, старый паук.
Появилась совершенно неожиданная мысль. А может, им пришла пора избавиться от исполнителя?! Всему ведь однажды приходит закономерный конец. А уж о судьбе исполнителей кому и знать, как не Сергею. Да хоть тот же Солоник… Киллер вообще живет недолго. Либо его чужие убирают, либо ментовка, либо свои. Чаще последние. Чтоб полностью замести следы.
Показалось, что у Монахова злорадство промелькнуло в глазах и в интонации: кончается, мол, твое время, Сережа-голубь. Вот и на Павловск он, скорее всего, глаз положил. Почему-то интересовался, нельзя ли и Нелли туда, к разговору, пригласить. Зачем это ему? Забрать все себе, а на него, на Серегу Светличного, записать последнее убийство – собственной любовницы?
Светличный поморщился, заметив, что как-то не по делу распаляет себя. А ведь еще предстояла работа. И гонорар за нее немалый.
Или этот старый мерзавец знает что-то такое, что ему, Сергею, неведомо? И гонорар ему после сегодняшней работы уже приготовлен – пуля в затылок? А подруге ничего не останется, как перебраться из одной постели в другую… В лучшем случае…
Попутно возникли сомнения, правильно ли он поступил, держа большую часть своих гонораров в депозитарии тютюнниковского "Петербурга". Ведь не дай бог что случится, конфликт возникнет с Патриархом, можно крепко и прогореть.
И вопрос второй – оружие. В автоматической камере на Финляндском вокзале у него хранился отличный бесшумный и беспламенный ПСС. Один минус – дистанция до объекта мала, максимум пятьдесят метров. А чтоб исключить случайности – любая половина. Это значит, надо находиться практически рядом с клиентом, что очень нежелательно. Но это – крайний случай.
Можно, конечно, связаться с Патриархом и сказать, чтоб доставили оружие, тот же АКСУ. Найдут, никуда не денутся. В конце концов, пусть и они побегают. А то ведь исполнение можно и отложить. Куда они координатора девали? Почему вдруг исчез? Почему, кстати, до сих пор не появился Игорь?
Развели бардак! Такого оптовика просрать – это ж просто уметь надо! Психушка! Сумасшедший дом! Ну никакого порядка…
Он решился наконец и из телефона-автомата позвонил Патриарху. По тому номеру, что недавно получил от менеджера Акимова на Главпочтамте.
– Это Сергей, – сказал твердо, едва там сняли трубку.
После недолгой паузы услышал чуточку скрипящий голос старого пердуна, мнившего себя Патриархом:
– Слушаю, Сережа. Что, проблемы?
– Есть небольшая. "Инструмент" сломался, другой нужен.
– Ай, какой ты неосторожный! А где ж новый-то взять?
– Так ремонт можно и отложить.
– Да ты что, Сережа! – вдруг заволновался Монахов. – Как это можно! Никак нельзя, Сережа.
– Я на углу Пестеля и Садовой, посылайте механика с "инструментом", договоримся.
– Так ведь "инструмент" дорого стоит, Сережа.
– Ничего, из моего гонорара вычтите.
– Вычтем, конечно, куда ж деваться… А ты про время не забыл, часом, Сережа?
– Вот и поторопитесь. Кстати, и половину гонорара, как обычно, передайте с механиком. Не хочу нарушать установленного порядка.
– Ах, какой ты, Сережа!
– Какой?
– Недоверчивый. А ведь я, кажется, не давал повода.
– Кажется, – подчеркнул Сергей, – да. Но мне работать, и я должен быть спокоен.
– Понял, понял тебя, Сережа, – заторопился Патриарх. – Ну что поделаешь, работа и в самом деле прежде всего. Так ты ожидай механика. "Инструмент"-то какой, обыкновенный?
– Какого у вас больше всего. На букву "к", название забыл. Маленький такой.
– Ага, вспомнил, будет.
Сергей повесил трубку, зашел в пустую подворотню, где стащил с себя парик и отодрал бороду, вывернул плащ наизнанку и стал совсем другим человеком.
И снова задумался он над тем, что заставило его повернуть обратно от дверей квартиры. Что-то подсознательное, необъяснимое… И пришел к выводу, что действительно пора делать перерыв. Возможно, менять и заказчика, эти хоть и платят очень даже прилично, но начинают наглеть…
В следственном кабинете Следственного корпуса лефортовского изолятора сидели Меркулов и Турецкий. Ввели Никонова – пожилого, прихрамывающего человека с чахоточно втянутыми щеками. Видно, вопреки заключению врачей, что он относительно здоров, прошлое дает о себе знать. И новый срок может стать для него последним.
– Присаживайтесь, Федор Акимович, – сказал Меркулов.
Никонов хмыкнул, будто услышал шутку, и покрутил лысой головой.
– Что вас насмешило? – поинтересовался Меркулов.
– Человек уже сидит, а ему предлагают присаживаться…
– Ну да, старая хохма: если ты ходишь по камере, так думаешь, что не сидишь? Но давайте обойдемся без хохм. Вот из Питера приехал познакомиться с вами старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Турецкий. Я тоже представлюсь: заместитель генерального прокурора Меркулов Константин Дмитриевич. И у меня появились кое-какие вопросы. Так поговорим?
– Не в моем положении возражать.
– Очень хорошо, что вы это понимаете. Так вот, Сергей Леонидович Соболев, которого вы знаете как Сергея Николаевича Светличного, уже у нас на крючке. Возьмем мы его не сегодня завтра. Но исполнитель – он и есть исполнитель, вы это тоже понимаете. Он получит свое по максимуму, до полного заката. Но заметьте, с волей навсегда простятся те, кто были руками, а не головой. Голова же уйдет от наказания. Не потому, что у нее оказались дурные или негодные руки, а потому, что она думает, а руки только исполняют ее волю. Понимаю – несправедливо, но что поделаешь?
– А почему вы, гражданин прокурор, считаете, что я, к примеру, навсегда простился в волей? У меня другое мнение.
– Мечтать-то вы можете себе о чем угодно, но только срок вам светит максимальный – для вашего здоровья, а режим тем более нехороший. Но речь сейчас даже и не об этом. Вон вчера Александр Борисович сидел за одним столом с Патриархом, понимаете? – Турецкий, пока ехал из аэропорта, успел подробно проинформировать Меркулова о странной встрече в резиденции. – Мы его, конечно, возьмем, слов нет. И статьи найдутся. Но все-таки паровозом в последних делах, возбужденных в связи с убийствами питерских бизнесменов и политиков, пойдете вы. В качестве координатора и, естественно, организатора, поскольку настоящего вы назвать не хотите.
– Не получится, гражданин прокурор, – с ехидной улыбочкой возразил Никонов. – Мне звонили, я звонил – и все. А кто звонил, понятия не имею.
– Нет, суду не понравятся такие объяснения. Мои гораздо правдоподобнее. Да и бывший майор Герасименко, и Игорь Рачонкин, наконец, и Сергей Соболев безусловно подтвердят, что получали указания от вас лично. А потом, я вам скажу – между нами, понимаете? – у нас же следствие годами ведут. Адвокаты там протестуют, жалобы составляют, а следствие тянется себе. Срок кончается, суд освобождает подсудимого из-под стражи прямо в зале, а его, только что освобожденного, тут же на выходе берут – и снова на нары. Повод-то находится обязательно. Верно, незаконно. И мне, заместителю генерального прокурора, очень неприятно это сознавать и вам говорить. Очень неприятно! Но у меня ж все-таки одна голова, за всем не уследишь.
– Значит, понимаете, что незаконно действуете? – спросил Никонов с кривой ухмылкой.
– Понимаю. Каюсь. Только ведь вам мое покаяние оптимизма не добавит. Незаконно, говорите? А убивать законно? А команду отдавать: того замочить, этого… законно? Ну я думаю, теперь у вас будет очень много свободного времени, до конца жизни, хватит на размышления.
– А если я раньше подумаю?
– Раньше – это когда? Сейчас? Завтра? Нам ведь ждать да ходить вокруг вас, Федор Акимович, некогда. Пока вы тут прохлаждаетесь в размышлениях, там, очень возможно, новые убийства замышляются. И заметьте, все, кого мы и дальше будем брать, станут топить именно вас. На ваши указания ссылаться. Они это отлично организуют!
– Вам говорить просто… А что думаете, старику, что ли, легче на перо сесть, чем молодому?
– А вы разве уже получали угрозы?
– Пока, как говорится, Бог миловал. Но стоит рот открыть…
– Так говорят все, не вы первый. Но рты в конце концов открывают, и сознаются в своих преступлениях, и сотрудничают со следствием, и суд оказывает снисхождение. И люди однажды выходят на волю. А если бы было наоборот, сами подумайте, бандиты из мести уже давно перестреляли бы друг друга. У вас же каждый сам за себя, никто не хочет тянуть срок за соседа. Логично?
– Так что вы от меня хотите? – мрачно спросил Никонов.
– Назовите заказчика. Приведите фактические обстоятельства. Александр Борисович через… – Меркулов взглянул на часы, – через полтора часа вылетает снова в Петербург. И возьмет с собой протокол с вашими показаниями. Поторопитесь, у нас очень мало времени.
– Ну кое-что, наверное, я вам скажу… – задумчиво начал Никонов. – Жизнь моя, гляжу, вам известна. А не знаете вы вот чего… Записывать будете? Или мне самому?
– Будем записывать, так быстрее, – сказал Меркулов и подвинул Турецкому несколько листов протокола допроса.
– Пересеклись наши дорожки, – неторопливо продолжил Никонов, – во Владимирской пересылке… Савел Монахов тогда на Патриарха еще не тянул, но авторитетом уже пользовался…
Некстати зазвонил внутренний телефон. Меркулов поднял трубку.
– Следователя Турецкого срочно вызывают по его мобильнику, – доложил дежурный.
Согласно установленному порядку, Александр Борисович оставил и телефонную трубку, и личное оружие у дежурного.
– Давай вниз, – сказал Меркулов, – что-то срочное… Продолжайте, Федор Акимович, я вас слушаю.
Турецкий услышал взволнованный голос Грязнова:
– Это ты, Саня? Полный атас!
– Что случилось? Я еще в Лефортове.
– Костю можешь быстро найти?
– Могу, говори.
– Только что убит Панкратов… Не угадал я, мать его!…
– Где?!
– Здесь, где же еще! Десять минут назад!
– Как это произошло?
– Долго объяснять. С ним были Алексеев и Латников.
– Они тоже?!
– Да нет! – раздраженно воскликнул Вячеслав. – Подробности потом. Саня! Заказ в чистом виде!
– Я не понял, чего ты не угадал?
– Адрес не угадал! Сечешь?
– А-а, не того?
– Вот именно. Давайте там решайте, как быть, и звони на мой. Я побежал.
Турецкий поднялся в следственный кабинет и шепнул Меркулову на ухо:
– Прервись на минуту, – и нажал кнопку вызова контролера.
В кабинет вошел контролер, а Турецкий с Меркуловым вышли в коридор.
– Что там еще? – недовольно пробурчал Костя.
– Звонил Грязнов. Только что убили Панкратова. Заказуха в классическом варианте. Пока без подробностей.
– Мать моя!… – ошарашенно протянул Костя. – Это что ж деется-то?!
– Рядом с ним находились Алексеев и Латников. Оба, естественно, не пострадали. Костя, видит Бог, интуиция меня не обманывает.
– Иди, – он кивнул на дверь, – сам заканчивай. Можешь ему сказать, но фамилию не называй. Жми сколько можешь. А я – к Савельеву. Если опоздаешь на свой самолет, черт с ним, полетишь следующим, это мы обеспечим. Увидимся… Сумасшедший дом!…
– Ага, – добавил Турецкий, – а мы все суетимся… И вот к чему это приводит!
Садясь к столу и придвигая к себе бланк протокола допроса, он как-то посторонне и с легким сожалением подумал о том, что, кажется, с милашкой стюардессой увидеться не придется, а жаль, многообещающая дамочка… И мысленно одернул себя: черт-те о чем думаешь!…