Раньше мне никогда не удавалось бывать так высоко над манежем. Да и делать тут, собственно, особо нечего. Везде световые приборы, краны и держатели для декораций. Конечно, интересно видеть это изнури, если бы при этом я не боялась высоты. Тут до моих ушей снова добрался звук музыки.
Паскаль резко остановился и, вновь приложив палец к губам, указал вниз. Не успела я взглянуть, как он приподнял меня и усадил в небольшое пластиковое кресло, прямо за огромным прожектором, который в данный момент не горел. Сам парень плюхнулся рядом, на точно такое же кресло и достал из кармана семечки. Я удивлённо на него посмотрела, а он, протянув мне кулёк, снова тыкнул пальцем вниз.
Я опасливо, словно воробушек, глянула туда, куда он указал и обратила внимание на небольшую группу людей. Их было семь человек. Они сидели на деревянных ящиках закулисья и тихо переговаривались. При этом в их руках были музыкальные инструменты: скрипки, волынки, гитары, флейты. Все духовые. Но не это меня поразило. Самым удивительным было то, что все они были… инвалиды. У кого-то не было ноги, у кого-то руки, один был в чёрных очках и, судя по его неуверенным движениям – циркач слеп. Я открыла от удивления рот, и в этот момент, один из них проговорил:
– Начали, – и полилась музыка… дивная, спокойная, не громкая, будоражащая душу.
Когда в мелодию протяжно запев, вклинилась волынка, то я поняла кто они такие. Это же те самые музыканты без лиц, которые хотели, чтобы я улыбалась. Ну надо же! Удивительно! Все эти циркачи – инвалиды, но это не мешает им делать великолепную музыку, ничем не уступающую обычным людям. Да если бы Паскаль не привёл меня сюда, я бы и не узнала об этом, ведь на улочках циркового городка, они облачались в яркие одежды, которые скрывали эти их недостатки.
Я, не отрывая взгляда, наблюдала за ними и слушала эту печальную и прекрасную музыку, которую они создавали, играя в унисон. И даже сама не заметила, как по щеке побежала слеза, с удивлением поймав её в ладонь. Я перевела смущённый взгляд на Паскаля. Тот внимательно за мной наблюдал, удобно откинувшись в кресле. Было видно, что парень тут частый гость. Я кротко ему кивнула, и поджала губы, как бы извиняясь за свои несдержанные эмоции. Но фокусник подмигнул и легонько потрепал мои волосы на макушке.
Вскоре я расслабилась и, забрав у иллюзиониста мешочек семечек, так же откинулась на стуле и растворилась в музыке этой удивительной труппы.
ГЛАВА 12
К себе в трейлер я попала уже под ночь, в приподнятом настроении. Всё-таки музыка расслабляет и заставляет думать о чём-то другом. Мы с Паскалем провели там несколько часов, пока музыканты репетировали, и спустились лишь тогда, когда цирк уже опустел.
А вот в трейлере покоя не было, ведь Сваровски явно меня ждала и набросилась с расспросами прямо с порога.
– Где тебя черти носили? – недовольно спросила девушка, отложив в сторону журнал.
– Я что, должна перед тобой отчитываться? – удивлённо произнесла, скидывая новые кроссовки.
Гадюка злобно засопела, а я хохотнула и прошла на свою сторону. Следовало уже смазать татуировку кремом, плёнку сняла ещё под куполом. Я повернулась к Сваровски спиной и, пользуясь тем, что половина комнаты спрятана за ширмой, достала тюбик.
– Что там у тебя? – как чёрт из коробки появилась Гадюка, любопытно выглядывая со своей половины, балансируя на грани.
Я повернулась к ней, и продемонстрировала руку.
– Идиотка, – вынесла она вердикт и вновь вернулась восвояси.
Я пожала плечами, не удивившись её словам, и уселась на кровать, схватив журнал Сваровски, которым та совсем недавно въехала мне по голове. Принявшись его листать, ожидала, когда Кристина перестанет валять дурака и примется за расспросы. То, что они последуют, я не сомневалась, просто было интересно, с чего она начнёт. Видимо вредность – штука заразительная.
– Ты видела его? – наконец она сдалась. Её терпения хватило ровно на пять минут.
– Кого?
– Алексея. Когда вытащила? – терпеливо пояснила девушка.
– Нет. Темно было.
– А я видела, – проговорила она. – Страх просто. Будто старик, весь высушенный.
Я удивлённо посмотрела в её сторону. Высушенный? Он вроде бы утоп, а не угорел…
– Как это? – нахмурилась я.
Девушка, учуяв интерес с моей стороны, не спешила отвечать, а неторопливо подошла к своим питомцам, что грелись под настольной лампой. Любовно погладив одну змейку, аккуратно взяла её в руки. Затем, Кристина по-королевски прошествовала к своей кровати и, плюхнувшись в ворох мягких подушек, наконец, обратила свои голубые глазки ко мне.
– Сваровски, ты – это что-то, – тяжко вздохнула я, устав ждать ответа.
Разбогатею – надо будет купить плеер, чтобы подобные вечера проводить в иллюзорном одиночестве. Я тоже откинулась на подушку и всмотрелась в красивое лицо Юстины Лонжа, что призывно на меня смотрела с плаката на потолке. Казалось, что Гадюка достала и её тоже, уж больно выразительный взгляд. Устало вздохнув, я вновь уткнулась в журнал. Надо будет на досуге у кого-нибудь книжку нормальную попросить, а то ещё не дай бог отупею как пробка и озабочусь внешним видом больше чем внутренним.
– Спасибо, Гидра, не ожидала с твоей стороны комплимента, – отозвалась девушка, приблизив мордочку змеи к своему лицу и чмокнув воздух.
– Так-то, это был не комплимент, – скривилась я. – Имелось в виду, что неспособность вести диалог в принципе, заставляет задуматься о твоей нормальности.
– Сколько умных слов в одном предложении. Не думала, что ты знаешь такие. В умной книжке прочла?
– Ну, явно не в женском журнале, – хмыкнула я.
К моему удивлению, Гадюка тоже хмыкнула.
– Знаешь, как правило, я уже через неделю избавляюсь от соседей по трейлеру.
– Ждёшь аплодисментов?
– Почему бы и нет, я к ним привыкла в отличие от тебя.
Я снисходительно улыбнулась, и оставила последнюю реплику без ответа. Сваровски несомненно, тоже слышала овации, которыми меня провожали зрители. Довольная собой, я откинула журнал на тумбу и, не вставая с кровати, принялась стягивать с себя штаны, готовясь ко сну.
Спустя пять минут, когда вышла из уборной, Сваровски поняла, что я не жажду продолжать беседу, а потому, как только я подошла к кровати, вдруг решила ответить на мой вопрос:
– Короче, на злобу сна: он выглядел как старик. Скрюченный, и высохший… будто от жажды помер. Ужас.
Я пару секунд поразмышляла, вытирая лицо пушистым полотенцем, а затем вновь нахмурилась.
– Странно, обычно утопленники наоборот разбухают от воды.
– А ты много их видела? – фыркнула девушка, схватив щётку и принявшись расчёсывать свои длиннющие волосы, при этом змейка уютно закрутившись на её запястье, так и держалась на нём.
– Ну… приходилось, – пожала я плечами. – Поверь, высохшими они точно не выглядят.
– Я видела своими глазами, – упрямо произнесла Сваровски. – Да и какая разница. Страшно это.
– Да, неприятно, – согласилась я, присев на кровать.
– И чего тебя на озеро попёрло? Что ты там делала одна, ночью?
– Часто там бываю. Там тихо, – повторила я. – Не повезло просто.
– Бр-р-р, – её передёрнуло, и мы ненадолго замолчали.
Я уже была готова упасть на кровать, как Сваровски вновь нарушила тишину:
– Лиза, сестра его, так орала. Кричала, что Алексея убили.
Я удивлённо приподняла бровь, и уставилась на Гадюку.
– Убили?
– Ага. Не знаю, что на неё нашло. Кому нужно его убивать? – фыркнула девица.
– Тебе лучше знать. Ты же тут всё знаешь и про всех.
– Ты меня ещё сплетницей назови, Гидроперит! – вдруг взвилась она. – Твоего мнения никто не спрашивает!
– Да вроде бы ты только что мне задала вопрос, – изумилась я от перепада настроения этой девицы. Мозги у неё набекрень, по любому.
– Отвали, – буркнула Сваровски.
– Слушай, ты чего бесишься? Таблеточки попей, дорогуша. Ты или пытайся общаться по-человечески, или вообще молчи, если лаять собираешься, – наконец не выдержала я.
Эта девка меня так до белого коленья доведёт! Быстро увидит, как утопленники выглядят. Ей богу – психованная!
– Что ты сказала?! – злобно бросила она. – Это я лаю? Я тебе что, собака?
А я лишь устало наблюдала за этой фурией, не собираясь помогать ей отыгрывать на мне своё скверное настроение.
– Держи свои словечки при себе, Гидроперит! Или быстро лишишься своих перегидроленных патлов!
А я всё продолжала молчать, изумлённо поражаясь такому всплеску злобы. Весна, не иначе.
– За собой следи лучше, – уже тише проговорила она, – чтоб в следующий раз не припираться домой в стельку пьяной и в мужской одежде.
А-а-а, тут оказывается всё просто. Сваровски видимо, боится, что я "припёрлась" прямиком из трейлера Злославского, и просто не знает, как правильно об этом спросить, чтобы себя не выдать. И поэтому решила устроить скандал. Ну что ж, не буду её разубеждать. Она, скорее всего, всё себе уже сама придумала. Пусть теперь и варится в своём яде. Ведь ЭТО она могла выяснить совсем просто, всего лишь спросив напрямую, но в более спокойной манере.
Я лениво улыбнулась и забралась под одеяло. Кристина от такого безразличия даже подскочила со своих многочисленных подушек и вперила в меня злобный взгляд. Зря старается, между прочим.
Я демонстративно зевнула и отвернулась.
– Надеюсь, ОН был на высоте, и ты напилась не с горя, – выплюнула она в последней отчаянной попытке.
– Спасибо что переживаешь за меня, подружка. Спокойной ночи, – проговорила я, а на лице против моей воли растянулась улыбка. После этого я протянула руку и выключила настольную лампу, оставив Сваровски наедине со своими дурными мыслями.
* * *
Следующие несколько дней ничего примечательного не происходило. Если не считать того, что циркачи меня немного сторонились. Не явно, но всё же ощутимо. Не все, конечно.
Так уж вышло, что среди артистов у меня появились приятели. Например, факиры Цербер и Даллас. Нет, мы не общались прям как друзья, просто могли поужинать или позавтракать за одним столиком. Парни они не особо общительные, но как-то так выходило, что со мной нет-нет, но перебросятся словечком. По крайней мере, я не замечала, чтобы они хоть с кем-то контактировали. Я имею ввиду, что вроде бы говорят и улыбаются, но всё равно при этом создаётся впечатление, что они сами по себе. Даже в шумной компании парни предпочитали держаться особняками и не напрашиваться на общение, хотя если с ними заговорят – вежливо отвечают. Почему они впустили меня в свой круг (а наши посиделки у трейлера Нены я называю именно так), ума не приложу. Просто мне казалось, что они не против того чтобы я сидела рядом и слушала их ленивые разговоры, а иногда даже в них участвовала. Вот что странное – ни один, ни второй, ни разу не спросили о моём прошлом. Это не могло не радовать, хотя конечно поначалу насторожило. А позже я сделала вывод, что этим двоим просто не интересно лезть в чужие проблемы. Не скажу, что не одобряю их позицию, ведь сама в точности такая же. Наверное, и я к ним тянулась по той же причине, по которой и они ко мне – невмешательство в чужую жизнь.
Так же меня не сторонились Тимьян и Алина Завойские, воздушные гимнасты. Хотя Тимьяну в свете последних событий, было вовсе не до праздности. Скорее всего он поддерживал со мной общение не по доброте душевной, а из-за супруги, которую влекло ко мне буквально как мотылька на свет. А может быть это из-за того, что эта семейка была дружна с Паскалем. Как я поняла, иллюзионист и Тимьян очень дружны, по крайней мере я часто их вижу вместе. У меня даже сложилось впечатление, что они готовят какой-то совместный проект, уж больно часто пропадали на манеже. Хотя, что это может быть за проект – ума не приложу. Иллюзия и гимнастика – вещи не совместимые, по моему глубокому убеждению. Но кто их знает.
И всё же, меня прямо-таки настораживала жена Тимьяна – Алина. Эта девушка так стремительно пыталась со мной подружиться, что я начала подозревать её во всех смертных грехах. Девушка буквально сбивала меня с ног своим энтузиазмом. Она заговаривала со мной при каждом удобном случае, и всё время пыталась вытащить куда-нибудь из цирка. То в город, то просто погулять, то ещё что-нибудь. Вообще, если подумать логически, то мне бы стоило записать эту девушку в верные соратники Сваровски, которую та, как последняя интриганка подослала ко мне, дабы выведать несуществующие планы относительно Злославского. Но всё же иногда я смотрела на этого кудрявого котёнка, и у меня создавалось впечатление, что ей просто катастрофически не хватает общения. И это удивительно, особенно если учесть, что они с мужем выступают вместе с её огромной семьёй – родителями, сестрой и братом с супругой.
Как я поняла, Тимьян и Алина познакомились и полюбились на задворках цирка, и вскоре семья Добрых впустила в своё шоу гимнаста Завойского, который подарил свою фамилию новоиспечённой жене. Как бы там ни было, но я старалась не то чтобы сторониться эту дружелюбную жену, но была внимательна, опасаясь возможных интриг.
А ещё я стала частым гостем у Шико. Мне нравилось смотреть эскизы этого удивительно талантливого циркача. Он, кстати, разрабатывал макет афиши для следующего города, куда отправится Бизарр. На этот раз варианта было два: факиры в огне и группа музыкантов в венецианских масках. Тех самых, за которыми мы наблюдали с Паскалем со второго яруса цирка. Признаться честно, то на эскизе они выглядели жуткими и интригующими, поэтому я заранее "болела" именно за музыкантов, не в обиду Далласу и Церберу. Как я поняла, в каждом городе на афише представлен лишь один артист или группа, и Шико делает это так умело, что мурашки по коже идут. Ну и, кроме того, никому не обидно. Надеюсь, до меня очередь никогда не дойдёт. А так же до Гадюки. Её лицо мне бы тоже не хотелось там видеть.
Но была и ещё одна причина, по которой я захаживала к Шико. Само собой, татуировка заживала очень быстро, ведь контакта с водой у неё не было в принципе, при том, что тренируюсь и выступаю я каждый день. Это не сложно при известном умении. Единственное, что приходилось делать – это мазать её мазью для заживления и, вазелином на выступлениях, но последнее было больше для отвода глаз, ведь уже весь цирк знал, что моя тату свежая.
Ну, так вот, дело в том, что мне до такой степени понравилось то, что Шико сделал на запястье, что захотелось продолжить те восхитительные узоры, которые расходились от клевера. Нет, я, конечно, не хотела перебарщивать и "забивать" себе целый "рукав". Просто хотелось, чтобы узор переходил на тыльную сторону руки, как бы обхватывая её. Не знаю, может быть, это змеи Сваровски вдохновили, но мне казалось, что так будет смотреться лучше.
Шико, выслушав мои умозаключения, лишь засмеялся, проговорив:
– Знаешь, Катюш, на тату подсаживаются. Добро пожаловать в наши ряды.
Я была с ним в корне не согласна, но вслух ничего не произнесла, а он обещал что-нибудь придумать. Вот потому-то я и захаживала к нему, в надежде на свежеиспечённый эскиз, но больше эту тему не поднимала, дабы не показаться навязчивой.
Ну и конечно первыми на поприще дружбы со мной были Паскаль и Злославский. Илья так от меня вообще ни на шаг не отходил. Иногда у меня складывалось впечатление, что я ему действительно нравлюсь. Поди его разбери, хохмит он или правда пристаёт. Но так уж вышло, что я к нему и к его дурацким шуточкам привыкла. По крайней мере, он утверждал, что хочет меня немного расшевелить, так как я, по его словам, немного "отмороженная". Зачем ему это – ума не приложу. Может и впрямь пожалел сиротинушку, а может Сваровски злил. Хотя, скорее всего, злить Гадюку это моя прерогатива. Природная вредность вылезала наружу каждый раз, когда она нас видела – я начинала глупо улыбаться Илье и ничего не могла с этим поделать. Он смеялся и говорил, что ослепнет и влюбится, если я ещё хоть раз так улыбнусь. Я не верила и продолжала вредничать. Сваровски, кстати, вела себя при этом достойно – ни в жизнь не скажешь, что её мои ужимки доставали, хотя я точно знала – доставали и ещё как. Она перестала пытаться выяснить у меня подробности, и наше общение сократилось до минимума, если не считать мелких стычек по поводу территории трейлера, хотя я точно знаю, что Ветров уже пару раз выставлял её из своего трейлера, в том числе и тогда, когда она чего-то там хотела у него свистнуть. Надеюсь, не папку с моим личным делом, с неё станется.
Ну и Паскаль. Мой молчаливый загадочный дружок. Он время от времени ходил за мной тенью, иногда даже пугая. Создавалось впечатление, что у этого парня огромный собственный мир, в котором он жил, иногда выходя наружу, но только по необходимости. Ну по крайней мере, мне теперь, когда привыкла, стало намного легче его понимать, ведь мне он демонстрировал всё те же загадочные улыбки, и те эмоции, которыми хотел что-то сказать или объяснить.
Хотя, иногда появлялось некое ощущение… не скажу, что его эмоции при беседах были не искренние, скорее наоборот, но что-то в нём меня настораживало. Может быть, дело в этих его загадочных серых глазах. Не знаю.
На этом, пожалуй, приятели заканчиваются. Не считая конечно мадам Люсиль с её шабашем. Это отдельные персонажи, с ними просто невозможно не ладить, хотя Сваровски умудряется. Нет, некоторые циркачи, конечно, пытаются общаться, но как-то сухо и буднично, а я особо и не иду на контакт. Даже с собственным униформистом Святом я не особо лажу, он вообще молчун, зато исправно делает своё дело, потому мой реквизит всегда в порядке и в исправности. Собственно, этого мне достаточно.
Григорий Николаевич после того случая ни разу меня к себе не приглашал и ничего не спрашивал. Оно и понятно, у него и так дел невпроворот. Да и мне не особо хотелось больше с ним говорить об Алексее, тем более что завтра его прах отдадут сестре. Они решили не везти тело домой, это было финансово накладно и тяжело, хотя Ветров говорил, что готов оплатить груз двести без разговоров, но Лиза настояла на кремации.
Вот уж на кого было больно смотреть. Она за эти дни буквально постарела. Тем более что из-за каких-то накладок с документами тело Алексея пробыло в морге дольше, чем было запланировано. Я старалась не попадаться Лизе на глаза, поскольку боялась, что она решит заговорить со мной. Мне было просто страшно. Страшно коснуться чужого горя.
Это конечно всё печально, но вот слова Сваровски, зацепились за мой мозг и держали его мёртвой хваткой. Она сказала, что труп был высушен словно старик. В голове это никак не желало укладываться, ведь я точно знала, что такого быть не может. Если только он не мёртвый эрр. Говорят, когда эрр умирает, покинувшая его сила, вылетая из тела, испаряется вместе с водой что в человеке, и остаётся не то что, что-то сухое, а буквально мумия. Но может быть, просто Сваровски чересчур впечатлительна. У страха глаза велики.