Наталья пригляделась. Действительно: из центра группы людей, якобы собравшихся невинно отдохнуть среди кокосовых и банановых пальм, поднимался дымок. А вскоре увидела и самого стрелка, управлявшего пулеметом. Невдалеке виднелась еще одна группа людей, и из ее середины тоже взмывали вверх вспышки. Получается, мирные жители прикрывали засевших среди них снайперов собственными телами. Причем стояли совершенно неподвижно, точно смирившись с уготованной им судьбой.
– Значит, чтобы уничтожить снайперов, надо убить всех мирных жителей?! – ужаснулась Наталья.
– Опасная работа, док, ты сама говорила. – Роджерс крепко сжал ее пальцы. – Потом как-нибудь все тебе расскажу. Сейчас не время.
– Вижу пулемет, сэр! – доложил бортовой стрелок.
Командир вертолета повернулся к Роджерсу:
– Всех?
– Стреляй сначала в землю, – крикнул в ответ кэп, – попробуй напугать. Может, разбегутся.
– Есть, сэр.
С вертолета открыли огонь. Пулемет теперь стучал так близко, что Наталье казалось, будто с каждым выстрелом кто-то бьет ее ладонями по ушам. Она зажмурилась.
Люди по-прежнему стояли не шелохнувшись, хотя пули "с неба" уже взбивали фонтанчики грязной воды на рисовом поле и быстро приближались к ним. Засевший среди них стрелок сосредоточился, видимо, на другом вертолете и пока не видел подкрадывающейся к нему смертоносной очереди.
Усилием воли Наталья заставила себя открыть глаза и снова посмотреть вниз. Нет, ее надежды не оправдались: черные пижамы и конические шляпы крестьян не сдвинулись с места ни на шаг.
– Они что, связаны? Прикованы? – спросила она Роджерса.
– Я думаю, просто запуганы, – хмуро ответил тот.
Когда пулеметная очередь с вертолета приблизилась к мирным жителям на расстояние пятидесяти футов, стало ясно, что никуда они не побегут. Получая "свою" пулю, каждый лишь вскидывал руки и, словно кружась на месте, плавно опускался на землю… А огонь с вертолета все продолжался, и Наталье показалось, что до того момента, как снайпер был наконец "открыт", прошло очень много времени.
– Есть! – крикнул бортстрелок.
Наталья снова посмотрела в окно: пулеметный ствол свесился вниз, снайпер-пулеметчик недвижно распластался на земле, окруженный мертвыми телами мирных жителей числом не менее дюжины.
Наталья скорбно опустила голову. Она молчала. Впрочем, молчали и все остальные – говорить никому не хотелось. Но потом снизу снова раздались выстрелы. Причем на сей раз уже не одиночные, а залпово-шквальные.
"Слики" сбросили скорость – это означало, что пришел черед действовать "ганшипам". "Ганшипами" называли те же вертолеты "Хьюи" модели В, просто они летали чуть медленнее, имели более надежную защиту и, кроме того, были оснащены тяжелым вооружением. Мелькнули белые вспышки ракет, за ними заструились такие же белые полосы дыма. Заработали тяжелые пулеметы. От взрывов снарядов вверх взметнулись крупные комья земли. Со "сликов" открыли дополнительный огонь – из бортовых пулеметов.
Спустя мгновение снова загрохотал пулемет и в их вертолете. Десантники стреляли из винтовок просто через открытую дверь. Трассеры чертили воздух. Снизу доносились стоны и крики: вьетконговцы сгоняли на верную смерть очередную толпу мирных жителей – на этот раз босоногих чумазых ребятишек, бежавших за ручку с мамами. Больше Наталья уже не смогла заставить себя смотреть вниз. Она знала, что после работы "ганшипов" в живых, скорее всего, не останется никого…
– Они поступают так всегда! – прокричал ей в ухо Роджерс. – Сгонят целую деревню женщин и детей и заставляют их стоять, а сами прячутся за ними. И тогда выбора у нас два: либо крошить ребятишек, либо позволить вьетконговцам подбить все наши вертолеты…
Миновав долину, начали долгий заход на посадку. Деревень в поле зрения уже не было. Растительность виднелась скупая – трава, редкие деревья да сухие рисовые поля.
– Герцоги, начинай боевой! – услышала Наталья голос пилота.
Вперед снова выдвинулись "ганшипы". С помощью пулеметов и ракет они стали "зачищать" окрестности, готовя таким образом зону для высадки и избавляясь от возможной засады. Снова вокруг замельтешили белые дымовые полосы.
Наконец первое звено долетело до дальнего конца выбранной для посадки площадки, и треск пулеметов, бивших по окружавшим ее кустам, несколько ослабел. Когда "зачистка" была полностью завершена, вертолеты один за другим начали опускаться на траву.
– Они в перелеске! – крикнул вдруг Роджерс.
Наталья посмотрела вниз, но не увидела ни одного вьетконговца – за окном мелькали лишь вспышки от выстрелов.
Едва вертолеты коснулись полозьями земли, десантники один за другим выскочили из машин и побежали к краю площадки. Началась яростная перестрелка с засевшим в перелеске противником. Потом разом все стихло.
– Ушли, – устало сообщил Роджерс Наталье, вернувшись. – Хотя и близко подобрались…
Подвели итоги: за время перелета к лагерю двенадцать машин было повреждено и три – сбито. Погибли два пилота и два стрелка.
Лагерь располагался в зоне Лима. За несколько месяцев пребывания здесь это место – усеянная сухими рисовыми полями большая равнина и проходившая неподалеку от нее дорога – стало Наталье уже хорошо знакомым.
Как только раненых выгрузили из вертолетов, "ганшипы", для порядка покружив над полем, улетели. Видимо, "поддерживать" другую группу.
Где-то за перевалом начинались влажные рисовые поля, тянувшиеся на протяжении нескольких миль на восток. Наблюдая, как вынесенных из вертолетов раненых транспортируют в джип для последующей доставки в госпиталь, Наталья заметила шедшего по дороге старика. Перед ним медленно и лениво тянулась цепочка буйволов, на которых восседали ребятишки. Видимо, возвращались с работы. Увидев вертолеты, старик остановился. Потом приблизился к Наталье и сказал:
– Бонжур, мадам. – На его изрезанном морщинами лице обозначилось некое подобие улыбки.
– Бонжур, – ответила Наталья, быстро оглядев его.
Ничего особенного: узловатые руки, покрытые язвами босые ступни, черная рубашка, набедренная повязка… Обычный старик.
– Я рад, что вы вернулись, – улыбнулся он как можно шире.
Наталья поняла, что старик принял их за французов, которые десять лет назад проиграли вьетконговцам в этих же местах крупное сражение.
– Вы воевали? – спросила она его.
– Я был в ваших частях, – кивнул он. (Наталья знала, что на стороне французов выступило тогда много местных жителей, поэтому не удивилась его ответу.) Старик меж тем тоже задал вопрос: – Вы разобьете северных коммунистов?
– Постараемся.
– Хо Ши Мин…
– В чем дело? – подошел капитан Роджерс. – Ну-ка живо убирайся отсюда! – прикрикнул он на деда.
– Зачем ты так, Том? – укоризненно взглянула на него Наталья. – Он сказал, что сражался на стороне французов.
– Вы слишком добры и наивны, док, – Том больно сжал ее локоть. – Здесь никому нельзя верить. Никому! Вьетконговцы далеко не такие безобидные, какими кажутся на первый взгляд. Этот дед запросто может оказаться разведчиком ВК.
Наталья оглянулась: старик уже снова брел по пыльной дороге, устало подгоняя буйволов.
– Тебе виднее, кэп. – Наталья высвободила руку и расстегнула воротник. – Уф, душно!.. Я и впрямь мало что понимаю в этой странной войне.
– А кто понимает? – угрюмо усмехнулся Роджерс. – Думаю, никто. Даже наши генералы ни черта не понимают, только делают умный вид. Но мы уже так увязли, что неизвестно, как выбираться будем… Ты отвезешь раненых и назад, я надеюсь? – Он посмотрел ей в глаза. – Я распоряжусь, чтобы для тебя оставили обед.
– Лучше ужин, – вздохнула Наталья. – Я же их не просто отвезу, мне их еще и прооперировать придется. Так что вернусь к вечеру, не раньше.
– Хорошо. Ужин так ужин. В любом случае я буду тебя ждать.
– Ты что-то хотел рассказать мне.
– Вечером расскажу. Сейчас не до разговоров, сама видишь. Кстати, док, на ужин у нас то же самое, что и на обед. Пайки и кофе. Еще и сигареты, правда, но ты не куришь.
– Меня устраивает, – она поцеловала его в колючую от щетины щеку.
– К тому времени, как ты вернешься, я побреюсь, – пообещал он.
– Меня устраивает, – повторила Наталья и улыбнулась.
9
– Представляешь, док, я узнал, что раньше на этом месте было старое вьетнамское кладбище. – Роджерс наклонился, покопался в ящике с пайка́ми, извлек пачку галет, протянул Наталье. Иронично усмехнулся: – Но ты не думай, это еще не все. Мы богатые.
– Спасибо, кэп. Ужин в лагере, а лагерь на месте кладбища. Очень романтично.
Солнце уже спряталось, но воздух был душным, парны́м.
– Ага, вот, – он вынул очередной паек. – Кажется, здесь пакет с кофе не вытащили, а то именно таких пакетов вечно не хватает. Все любят кофе, понимаете, док?
– Понимаю. Что, воруют прямо из ящиков?
– Ну да, умудряются как-то… – Роджерс достал банку с печеньем, взял консервный нож, поддел им крышку, заглянул внутрь, присвистнул: – Ничего себе, аж три штуки! Да еще и с мармеладом! Но печенье мы отложим на потом. Сначала нужно найти что-нибудь посущественней. Хотя баночка нам, впрочем, пригодится…
– Зачем ты это делаешь? – удивленно спросила Наталья, увидев, что Том выкладывает печенье из банки.
– Сейчас поймешь. – Он выдул из жестяной банки крошки, нагнулся, поскреб ею по земле, набил до половины песком, встряхнул, выравнивая верхний слой. – Подожди. – Легко поднявшись, направился к ближайшему вертолету, подставил банку под его брюхо в том месте, где находился сливной клапан.
Через раскрытый полог палатки Наталья с изумлением наблюдала за действиями кэпа. Когда же топливо закапало в банку, сообразила, что он мастерит примитивную "печку".
Вернувшись, Роджерс снова залез в ящик, достал еще одну банку печенья и вскрыл ее несколькими быстрыми движениями консервного ножа.
– Догадалась? – бросил он быстрый взгляд на Наталью. Она кивнула, и он довольно улыбнулся. Потом пробил у верхнего края "печки" несколько треугольных дырок, чтобы пламя могло свободно гореть, когда на ней будет стоять банка с едой. Наконец установил банку-печку на ровном месте и поджег. Из самодельного устройства вырвался темно-оранжевый, коптящий язык пламени. – О, кей, – произнес кэп удовлетворенно и извлек все из того же ящика пластиковую посуду и еще несколько банок.
– Что это? – поинтересовалась Наталья.
Солнце уже уходило за перевал. Его последние лучи слабо золотили влажную листву.
– Увы, док, деликатесов не предвидится. Все как всегда, строго по списку. Итак, что изволите заказать на ужин, док? – Том игриво взглянул на нее и принялся перечислять: – Говядина с лапшой, тушеная говядина, спагетти с фрикадельками, цыплята, омлет…
– Цыплята, – остановила она его.
– Правильно, – одобрил ее выбор кэп.
С помощью сложенной пополам крышки от печенья он взял банку с водой и, чтобы дать огню выход сбоку, специально поставил ее на "печку" чуть неровно. С той стороны, где плясали язычки пламени, на воде почти сразу стали появляться пузырьки.
Последние лучи солнца погасли за перевалом. В воздухе начали собираться тучи москитов.
– Опусти рукава, – посоветовал Том, перекладывая разогретого цыпленка в тарелку. – Зажрут.
– Вкусно пахнет.
– Тогда приятного аппетита, док, – протянул он тарелку Наталье. – А я пока займусь кипятком для кофе.
В очередную пустую банку из-под печенья Роджерс налил из фляги воды и тоже поставил на чудо-печку. Когда вода закипела, снял банку с огня, предварительно обернув ее обрывком картона, чтобы не обжечься. Осторожно перелил кипяток в пластиковую кружку, надорвал верх бумажного пакетика с кофе и высыпал гранулы в воду. Те тотчас растворились, распространив по палатке приятный аромат. Добавив в кофе сахар и сухое молоко, Том протянул кружку Наталье.
– Спасибо, кэп.
– Сегодня снова быть дождю, – обронил Роджерс, закурив сигарету и снова склонившись над ящиком. Достал для себя банку с говядиной, открыл, разогрел на огне, вытряхнул мясо на тарелку и уселся напротив. – Тарелку после еды надо смять, док, помнишь?
– Помню, сэр, – улыбнулась она. Потом добавила уже серьезно: – У меня из головы никак не выходят те люди внизу, я и в госпитале о них думала. Почему никто из крестьян даже не пригнулся от пуль?
– Снайпер заставил их стоять неподвижно.
– Но разве можно заставить людей стоять под пулеметным огнем?
– Если б они побежали, он застрелил бы их.
– Но их ведь все равно расстреляли! Только с вертолетов. А вот если бы они побежали одновременно, разом, ему не удалось бы убить их всех. Тем более что он был занят нашими вертолетами.
– Видимо, они боялись его больше, чем нас. Нам не понять устройства их мозгов, док.
Расправившись с говядиной, Роджерс еще раз вскипятил воду для кофе, взял с железной крышки, служившей ему пепельницей, недокуренную сигарету. В сгустившихся сумерках Наталья видела теперь лишь огонек сигареты да мужской силуэт – высокую фигуру, широкие плечи.
Где-то вдали трещали выстрелы.
– И все-таки эта страшная картина до сих пор стоит у меня перед глазами, не дает мне покоя. Я даже четко запомнила отдельные лица! Помню, одна старуха невозмутимо что-то жевала, и когда в нее угодила пуля, она лишь обреченно мотнула головой, словно так и должно было быть. А один ребенок пытался убежать, но мать прикрикнула на него, и они погибли вместе. Нет, подобная покорность не укладывается в моей голове!
– Кажется, я обещал тебе кое о чем рассказать… – Роджерс стряхнул пепел на траву. – Так вот, перед отправкой сюда мне и всем остальным новобранцам задавали один и тот же вопрос. Причем задавали твои коллеги, только психологи. Вот, говорят, допустим, вы на большой скорости ведете грузовик с солдатами на борту по скользкой дороге. С обеих сторон – крутые обрывы. И вдруг на вашем пути оказывается маленький ребенок. Как вы, мол, поступите: постараетесь объехать его и рухнете с обрыва, обеспечив верную смерть себе и товарищам, или продолжите ехать прямо и убьете ребенка? Ответ, казалось бы, очевиден: надо пожертвовать ребенком, убить его. Но разве язык повернется сказать такое?!
– И все же… что ты ответил? – Наталья внимательно воззрилась на собеседника.
– Сначала сказал, что остановлю грузовик, но меня тут же поправили: вы, дескать, этого сделать не сможете, поскольку мчитесь на большой скорости, а дорога скользкая и идет под уклон. Хитрецы. Я им, конечно, попробовал возразить, что по столь опасной дороге вряд ли буду ехать быстро, но тут старший в комиссии мне и говорит: вы что, мол, не понимаете, лефт, – а я тогда еще первым лейтенантом был, – что должны дать только один из двух ответов: убить либо ребенка, либо своих товарищей. Зачем, спрашивается, задавать такие вопросы, если для всех ответ очевиден? Но нет! Эти монстры-психологи хотят именно услышать, как ты сам произнесешь это вслух! В общем, я сказал им так: раз у меня нет выбора, я еду дальше и сбиваю ребенка, но тест ваш – дрянь. А они мне: не ваше дело, лефт, счастливого пути. Словом, только здесь я понял, для чего нам задавали такие вопросы, – криво усмехнулся Том. – Подумаешь, грузовик сбил ребенка! Только и всего-то… Так что работа у нас не только опасная, но и плохая, док. Неправильная у нас работа…
Начал моросить дождь.
– От всего пережитого за сегодняшний день я, наверное, ночью не смогу сомкнуть глаз, – потерянно произнесла Наталья. – В глазах до сих пор стоит картинка, как они снизу смотрят на меня и даже, кажется, улыбаются мне. А потом кружатся, падают и умирают…
– Это от усталости, док. – Роджерс обнял ее за плечи и притянул к себе. – Я постараюсь помочь тебе уснуть.
10
Серые волны шуршали о мокрый песок, над морем висел сырой густой туман. Натали медленно гуляла по берегу, зябко кутаясь в меховую накидку. Спустившись по ступенчатой аллее к морю, Маренн подошла к Наталье и с нежностью положила руку ей на плечо.
– Ты уже давно гуляешь, замерзла, наверное. К нам Франц приехал, Женевьева накрыла стол. Идем в дом.
Наталья повернулась лицом к Маренн, в ее глазах стояли слезы.
– Я хочу вернуться в Петербург, – негромко произнесла она. – Я соскучилась по своему дому. Мне стали часто сниться кони на Аничковом мосту…
– Я понимаю тебя, – вздохнула Маренн. – Очень хорошо понимаю. Я тоже видела во сне свой дом, вот этот самый, – она кивнула в сторону за́мка, – много раз на протяжении многих лет. И уже не чаяла когда-нибудь сюда вернуться. Родная Франция казалась мне потерянной навсегда, я долго не могла ее простить. Многое должно было со мной произойти и многое мне нужно было пережить, чтобы я все-таки вернулась. И ты вернешься, – мадам успокаивающе провела рукой по волосам Натальи. – Власть Советов не вечна, ибо власть Зла не бывает вечной. Просто надо набраться терпения и ждать. Однако жизнь между тем должна идти своим чередом и ни в коем случае не стоять на месте. Тогда ты и сама не заметишь, как быстро все изменится к лучшему. Кстати, я думала, что ты встретишь Франца с радостью, а ты к нему даже не подошла. Почему? Он тебя чем-то обидел? – Маренн внимательно всмотрелась в лицо Натальи.
– Нет, ничем не обидел, – отрицательно мотнула та головой. – Просто мне лучше, когда я одна.
– Что за глупые мысли?! – укоризненно воскликнула Маренн. – Нет, так дело не пойдет, девочка моя. Я, конечно, знаю, что человек быстро привыкает к одиночеству, однако не считаю это лучшим способом существования. Так что идем в дом, дорогая, тебя все ждут, – она энергично потянула Натали за собой.
– Я еще немного погуляю и приду, – осторожно высвободилась из ее рук Натали.
– Ну хорошо, только не задерживайся, – сдалась, тяжко вздохнув, Маренн и удалилась.
Поднимаясь по ступеням на террасу, она услышала доносившийся из столовой бодрый голос Шлетта:
– Вот как выстрелит такой снайпер, так сразу смотровую щель и залепит…
Затем раздался смех Йохена и послышался вопрос явно озадаченной Джилл:
– Я не понимаю, над чем вы смеетесь. Чем залепил? О чем вы вообще говорите?
– Не обращай внимания, Джилл, Франц просто фантазирует, – сказала Маренн, входя в столовую. – А тебя, Франц, прошу прекратить смущать мою дочь. – Она обошла вокруг стола и села рядом с Йохеном, который тотчас взял ее за руку.
Шлетт между тем недоуменно пожал плечами, чиркнул зажигалкой, закурил сигарету и с деланым равнодушием осведомился:
– А девушка что, до сих пор не в курсе?
– Девушка в курсе всего, что интересно и полезно ей самой, оберштурмбаннфюрер, – парировала Маренн. – И разным скабрезным шуточкам предпочитает изящную словесность. К тому же ты, Франц, увы, не оригинален. Когда-то, еще в Берлине, мою дочь уже пытался воспитывать в подобном духе Науйокс, но я ему этого не позволила.