– Я представить себе не могу, – с аппетитом надкусывая сочный огурец, сказал Никита, – как эти люди возятся на своих грядках, когда над головой свистят снаряды?
– Вот так и возятся, – ответил ему священник, – выживать-то надо. На подножном корме, так сказать. Очень за свою скотину переживают. От этой войны коровы молоко перестали давать, а для многих эти буренки чуть ли не единственные кормилицы для всей семьи.
На самом выезде из села Святенко попросил остановить машину и, выйдя из нее, направился к ближайшему столбу линии электропередач. Иван переглянулся с Маллоем, не понимая причины остановки. Аккуратно переступив через оборванные провода, священник приблизился к столбу и стал поправлять закрепленную на нем выцветшую от солнца и дождя небольшую иконку. Такие иконы Черепанов видел почти в каждом селе юго-востока Украины. Их вешали вокруг своих сел местные жители, прося Бога защитить их дома от разрушений. А у кого им в этой стране еще просить?
В Донецк они ехали не совсем с обычной миссией. К волонтерам обратились жители прикарпатского села с просьбой найти и освободить из плена батюшку их прихода. Для этого они собрали, сколько могли, денег и откомандировали в Киев самую бойкую прихожанку из их села восьмидесятидвухлетнюю бабу Зоряну. Несмотря на полное отсутствие зубов, эта бабушка разговаривала так быстро, что вначале их общения ее никто не понимал. Спасибо Тарасу, одному из волонтеров, который в ответ на очередную тираду бабки Зоряны выдал ей в ответ не менее скорострельную порцию каких-то непонятных слов и восклицаний. Если бы не он, миссия бабки так бы и осталась невыполнима.
Сорокасемилетний батюшка попал в плен, можно сказать, по своей наивности. Он не принимал участия в вооруженном конфликте, но всячески старался помочь ребятам из своего родного села, которые были мобилизованы в зону АТО. Отец Любомир загружал свой автомобиль всем, чем делились с ним его прихожане, и ехал через всю Украину на восток – к своим односельчанам. Так было и в последний раз. Подарки бойцам собирали всем селом – были здесь и вещи, и лекарства, и домашние разносолы. Приехав в район Волновахи, где базировался нужный ему полк, своих земляков там он уже не застал – их перебросили в район Артемовска. Выбрав по карте самый короткий маршрут, который проходил через Донецк, отец Любомир направился в путь, рассчитывая часа через три-четыре быть на месте. Остановившие его на въезде в Донецк ополченцы настолько удивились "смелости" батюшки, что вначале даже вежливо поинтересовались у него – хорошо ли он подумал, выбрав этот маршрут? Это уже потом, поняв, что перед ними не идиот, а настоящий священник, который везет подарки своим прихожанам, от души посмеялись. Вытрясли из салона все до последнего сверточка, забрали все, что было в карманах и, дав для порядка пару раз по физиономии, отправили отца Любомира в комендатуру.
Здесь с ним разбирались долго. Сначала выясняли, кто же он на самом деле. Июль в степях Донбасса считается самым жарким месяцем, и батюшка, перед тем как выехать в Артемовск, решил переодеться. Сняв рясу и положив ее в дорожную сумку, он надел летнюю камуфляжную форму, несколько комплектов которой вез своим землякам. "Лучше бы ты костюм Деда Мороза надел, – посоветовал ему один из офицеров, который допрашивал его в первые дни. – И то меньше вопросов было бы". Переодеться в привычную для него рясу ему не разрешили, но и молиться не запрещали. Каждое утро отец Любомир начинал с молитвы. Его паствой стали бойцы ВСУ, которые вместе с ним находились в камере. Большая часть из них попала в плен под Степановкой – маленьким поселком, название которого они будут помнить до конца своих дней. Выгрузив из машин, их бросили в бой, даже не поставив толком боевую задачу. "Вперед!" – крикнул сопровождающий их майор, махнув рукой в сторону ближайшего поля подсолнечников. Не дожидаясь выполнения своей команды, он захлопнул дверь уазика и укатил в направлении железнодорожной станции за следующей партией новобранцев. Многие из бойцов не успели даже снять оружие с предохранителей, не говоря уже о том, чтобы увидеть своего противника. Несколько залпов из реактивных установок "Град" перелопатили поле подсолнухов за считанные минуты, превратив его в сплошное черное пятно выжженной земли.
Когда отец Любомир впервые переступил порог камеры, в которой содержалось человек восемь военнопленных солдат ВСУ, он физически ощутил чувство липкого страха, который окутал этих людей с головы до ног. Страх был везде – в глазах солдат, в их разговорах друг с другом, в гнетущем молчании, которое часто повисало в четырех стенах камеры. Даже в тусклом свете электрической лампочки, которая горела под потолком камеры сутки напролет, был страх. Вот батюшка и занялся "духовным окормлением", поддержкой души и тела новых прихожан.
Сначала он стал рассказывать им о своих детях. Благо, их у него было семеро – рассказ затянулся на несколько дней. Как раз настолько, сколько было нужно, чтобы его друзья по несчастью ему поверили и сами начали рассказывать о себе. Потихоньку разговоры о войне, смерти и неопределенном будущем стали звучать в камере все реже и реже. На смену им пришли разговоры о скорейшем освобождении, встречах с родными, планах на будущее. Сначала отец Любомир вел беседы с одним солдатиком, потом с двумя… А когда он начал каждый вечер читать молитвы за скорейшее возвращение домой живым и здоровым, к ним присоединились все обитатели камеры. Молодые парни и взрослые мужики, которые были призваны в основном из Кировоградской и Николаевской областей, не знали ни одной молитвы. Но то, с каким чувством они вслед за отцом Любомиром повторяли "помилуй мя, Господи, и не даждь мне погибнуть", вселяло в него надежду, что с этого момента эти люди будут не одиноки и Бог останется в их душах.
Вскоре Господь послал отцу Любомиру и его новой пастве еще одно испытание. Однажды утром их привычный график был нарушен громкими криками охранников: "Выходи строиться! Вещи не брать!" Во дворе СБУ их собралось человек двадцать. В августе утреннее солнце было уже не особо ярким, но отвыкшие от дневного света глаза отца Любомира сразу же затянуло пеленой слез. Не в силах смотреть вокруг, он закрыл глаза и, не обращая внимания на слезы, которые градом катились по его щекам, с удовольствием поднял лицо к солнцу и с интересом прислушался к происходящему вокруг.
Гудели двигатели машин, перекрикивались конвоиры, его товарищи пытались переброситься несколькими словами с пленными из других камер. "Куда повезут?" – этот вопрос читался в глазах у всех. То, что им было запрещено брать с собой личные вещи, могло означать только одно – дорога для них будет в один конец.
Наконец, после долгих перекличек их погрузили в автобусы, окна которых были закрыты плотными шторками, и повезли в неизвестном направлении. Ехать пришлось недолго – уже минут через пятнадцать автобусы остановились, и им было приказано выйти. С любопытством оглядевшись вокруг, отец Любомир увидел еще человек сорок пленных солдат ВСУ. Их всех построили в одну колонну и медленно повели по улице. "В центр города ведут", – пробежал между рядами шепот. Эта новость успокоила многих – значит, не на расстрел.
И чем ближе они подходили к этому самому центру, тем больше становилось вокруг людей. Горожане стояли по обеим сторонам улицы сплошной стеной. "Фашисты! Нелюди! Бандеровцы!" – крики дончан становились все громче. В колонну пленных полетели яйца, помидоры, пустые пачки из-под сигарет и бутылки из-под воды. Большинство пленных, опустив глаза, старались не смотреть по сторонам. Но были и такие, которые шли с гордо поднятой головой. "Не прощу, никогда не прощу", – прошептал идущий рядом со священником боец. Сцепив зубы и сжав кулаки, он смотрел по сторонам внимательным, полным ненависти взглядом.
Заметив, что их снимают телеоператоры, отец Любомир улыбнулся прямо в объектив камеры – а вдруг этот сюжет покажут по телевизору, и его родные в этой толпе узнают его? Хоть так он сможет отправить весточку своей семье, что жив и здоров.
Он никогда не был в Донецке и сейчас, с любопытством оглядываясь по сторонам, не видел в этом городе ничего особенного – такой же, как и десятки других городов Украины. Ну, разве что вывесок и рекламных щитов на русском языке больше, чем обычно.
Кожура банана, угодившая отцу Любомиру прямо в голову, заставила его отвлечься от своих мыслей по поводу архитектуры украинских городов. Бросившая ее уже пожилая женщина что-то кричала, пытаясь одной рукой ударить проходившего мимо пленного. Другой рукой она прижимала к себе маленькую девочку с огромным бантом на голове. Не удержавшись, отец Любомир благословил ребенка, по привычке осенив крестом и прочитав молитву:
"Отче наш, що єси на небесах, нехай святиться Імя Твоє, нехай прийде Царство Твоє, нехай буде воля Твоя, як на небі…"
– Не разговаривать! – тут же раздался окрик идущего позади него охранника. Оглянувшись, отец Любомир улыбнулся совсем еще молоденькому пареньку, который с важным видом шагал рядом с колонной пленных, то и дело поправляя съезжающий с плеча ремень автомата. В самом конце колонны он увидел несколько поливочно-уборочных машин, которые на небольшой скорости замыкали строй пленных солдат, вымывая после них асфальт тугими струями воды.
Где-то впереди, наверное, проходил митинг. Обрывки фраз одного из выступающих донеслись и сюда:
– Они хотели захватить Донецк и пройти по улицам нашего города парадом победителей… мы не сдались… история повторяется… сегодня, как и много лет назад… наши отцы и деды… мы им такой парад устроили.
Колонна вышла на площадь. Внимание отца Любомира привлек памятник. Такого огромного памятника Ленину ему в своей жизни видеть не приходилось. Он с любопытством смотрел снизу вверх на "вождя всех крестьян и рабочих" и уже представлял себе, как будет рассказывать об этом своим старшим детям. Он помнил, с каким интересом они слушали его рассказ о терриконах и не могли поверить в то, что эти горы были насыпаны людьми почти вручную.
– Что ты в небо смотришь? Защиты у Бога просишь? Ты сюда посмотри! – казалось, что выкрикнувшая эти слова женщина ни к кому конкретно не обращалась, но отец Любомир замедлил шаг. В руках у женщины была фотография двух детей – девочки и мальчика. Их маленькие окровавленные тела лежали среди разбросанных игрушек во дворе разрушенного дома.
– Будьте вы прокляты! Убийцы!
Несколько разъяренных женщин прорвались к пленным и стали избивать их руками и бутылками с водой. Идущие по бокам колонны охранники попытались оттеснить женщин в сторону, но делали это без особого усердия, явно давая понять, на чьей они стороне. Женщина, которая держала фотографию погибших детей, вцепилась отцу Любомиру в лицо:
– Убийцы! Нелюди! Я вам глотки зубами буду грызть! – женщине казалось, что она кричит. На самом деле ее шепот слышал только отец Любомир. – Вы мне за все ответите, и никакой, слышишь, никакой Бог меня не остановит.
Наконец, конвоиры оттеснили женщин от пленных, и колонна продолжила свое движение.
Приехав в Донецк, "команда" Свята разделилась. Маллой остался "обживать" снятую ими квартиру, а священник с Черепановым сразу же направились на встречу с уполномоченной по правам человека в ДНР Оксаной Ледневой. Занимаясь освобождением пленных, Святенко старался по возможности действовать законными способами. Вот и сейчас – если есть человек, который на этой стороне занимается этими вопросами, почему бы не воспользоваться его помощью? О встрече с омбудсменом самопровозглашенной республики он договорился заранее и, подъезжая к зданию правительства, набрал его номер.
– Здравствуйте, Оксана Васильевна. Святенко беспокоит. У меня к вам просьба…
Зная, как работает служба безопасности ДНР и сколько времени может уйти на оформление пропуска в административное здание правительства, он попросил омбудсмена встретиться, так сказать, на нейтральной территории. Оставив свою "Ниву" на стоянке, они прошли к фонтану, который был расположен у самого начала бульвара Пушкина. Несмотря на то, что линия фронта проходила в 5-7 километрах отсюда, на бульваре было оживленно. Молодые мамы неспешно прогуливались с колясками в тени деревьев, детвора возилась в песочницах детских площадок, пенсионеры делились друг с другом последними новостями.
– Вот, Ваня, посмотрите, – Святенко красноречиво кивнул в сторону бульвара. – Вы когда-нибудь себе представляли, что война может выглядеть таким образом?
– Да, Сергей Александрович, я тоже об этом думал, – ответил ему Черепанов, отбивая в сторону подростков прикатившийся к нему мяч. – Самое страшное, что в этой войне на каждую сотню погибших военнослужащих приходится до тысячи гражданских лиц.
– В том-то и дело, что гибнут безоружные люди, – задумчиво произнес священник. – Странно, но мне иногда кажется, что кто-то со стороны специально подливает масло в огонь.
– Что вы имеете в виду? – с интересом спросил Черепанов.
– Вы заметили, как изменилась терминология официального Киева? Сначала людей на Донбассе, взявших в руки оружие, называли "несогласными с политикой властей", потом они стали бандитами. А теперь? Не иначе как боевики и террористы. Они как будто подталкивают их – берите взрывчатку и идите в Киев или во Львов взрывать кинотеатры, рестораны, метро… Слава Богу, хоть у этих еще мозги работают…
Святенко тяжело вздохнул и оглянулся вокруг в поисках свободной скамейки. Не ожидавший такой откровенности от Свята Иван даже не нашелся, что ему и ответить. Но потом все-таки решил воспользоваться моментом. Присев рядом, спросил:
– Сергей Александрович, давно хотел у вас спросить… Вот вы священник, молитвы читаете, службу в храме ведете. А где ваша церковь или приход? Не знаю, как это правильно называется.
Священник улыбнулся и, прищурив глаза, весело посмотрел на Ивана:
– Я, Иван Сергеевич, странствующий монах Ордена тринитариев. Слышали когда-нибудь о таком?
Увидев растерянное лицо Черепанова, с той же хитринкой в глазах продолжил:
– Был такой нищенствующий Орден монахов в Испании. Его создали в 1198 году для выкупа христиан из мусульманского плена. Его братья не имели права чем-либо владеть, поэтому, чтобы заплатить выкуп, собирали милостыню. Или сами шли в рабство, в обмен на пленного. Их девизом были слова "Троице слава, а пленным – свобода". За 400 лет своего существования Орден выкупил из плена более тридцати тысяч невольников. Кстати, одним из них был известный всем Сервантес. Если бы в 1580 году монахи не выкупили его из алжирского плена – мы бы никогда не узнали о приключениях странствующего рыцаря Дон Кихота.
Иван так и не понял – правду говорит Святенко или шутит. Но спросить у священника он ничего больше не успел, к ним подошла высокая стройная женщина лет тридцати, и Святенко поднялся ей на встречу.
– Иван Сергеевич, знакомьтесь… Это и есть знаменитая Оксана Васильевна Леднева, сестра милосердия и ангел-спаситель для многих страждущих в этой войне.
– Вот так, Сергей Александрович, и начинается канонизация и причисление к лику святых. Бросьте вы свою религиозную пропаганду.
Оксана поздоровалась со священником и протянула руку Черепанову. В строгой белой блузке и узкой, туго обтягивающей бедра юбке омбудсмен ополченцев абсолютно не был похож на ту женщину, которую Иван видел на экране телевизора.
Первые официальные обмены пленными начались зимой, и проходили они, как правило, в голой степи между крайними блокпостами ВСУ и ополченцев. Судя по всему, сам процесс обмена занимал не один час. И если все мужчины, принимавшие в нем участие, были одеты в теплый зимний камуфляж, то худенькая девушка, руководившая ими – в тоненькую, не вызывающую доверия при таких морозах курточку и белую вязаную шапочку. Ее тоненькая фигурка часто попадала в кадр операторов, снимающих сюжеты для новостных каналов, и многими воспринималась как инородное тело среди злых мужиков в камуфляже. Прошло совсем немного времени, и редко какой обмен стал обходиться без Ледневой.
Омбудсмен пришла не одна. Иван заметил, что на соседней с ними лавочке расположились два молодых парня в военной форме, которые то и дело поглядывали в их сторону.
– Сергей Александрович, я навела справки, – женщина достала из сумочки сигареты и закурила. – Да, действительно, есть такой – Мельник Любомир Петрович, 1967 года рождения, уроженец села Шумляны Ивано-Франковской области, приходской священник УПЦ Киевского патриархата. Следствие еще продолжается, но уже и так ясно, что в военных действиях батюшка участия не принимал, хотя, как и многие гражданские с той стороны, оказывал содействие армии карателей в виде волонтерской помощи.
– Я так понимаю, Оксана Васильевна, что ваше руководство не будет возражать против освобождения Мельника? – Святенко вопросительно посмотрел на омбудсмена. – Каковы будут ваши условия?
– Условия у нас все те же – или "всех на всех", или "один на одного". Ну, а чтобы обмен был уж совсем равноценный, давайте поменяем вашего батюшку на нашего.
Выбросив окурок сигареты в стоящую рядом урну, женщина достала из сумочки листок бумаги, сложенный вдвое, и протянула его Святенко.
– Вот, возьмите. Это данные на отца Феофана, иеромонаха Свято-Никольского мужского монастыря, который был похищен карателями в районе Угледара и сейчас, по нашим данным, находится в Артемовске. При желании можно за день обернуться. Выясняйте, Сергей Александрович, и если все срастется – звоните. Ну, а дальше будем действовать, как обычно.
Исходя из последних слов омбудсмена, Черепанов сделал вывод, что подобная встреча была у них не первой. Женщина встала, одернула юбку и, с улыбкой посмотрев на Ивана, попрощалась:
– Ну, что, "ослиные братья", я надеюсь, до скорой встречи?
Когда женщина и ее охрана отошли на приличное расстояние, Черепанов повернулся в сторону Святенко:
– Сергей Александрович, я не понял, за что нас только что назвали ослами?
– А я разве вам не сказал? – рассмеялся священник. – Монахи ордена тринитариев были настолько бедны, что не могли позволить себе даже ездить на лошадях. Передвигаться им разрешалось или пешком, или на ослах. Вот за это народ и стал их называть "ослиными братьями". А я смотрю, Оксана Васильевна, в отличие от некоторых, неплохо знает историю.