– Пожалуйста, – начальник охраны включил воспроизведение, и присутствующие абсолютно чётко увидели, как немного неуклюжий молодой человек довольно уверенно открывает ячейку и, не суетясь и не спеша, кладёт серебристый чемоданчик в принесенную им большую спортивную сумку, даже не удосужившись проверить его содержимое. Далее он спокойно покидает помещение депозитария.
– Теперь по порядку, Семён Григорьевич, кто такой этот Антон?
– Это мой водитель… Пойдёмте ко мне в кабинет, Иван Сергеевич, а вы, Константин Юрьевич, проверьте, пожалуйста, все ли процедуры были соблюдены, когда Царьков заходил в депозитарий. Жду вас через тридцать минут. Да, и направьте сотрудников к нему домой – он сегодня не вышел на работу, и его телефон отключён. Поднимите личное дело, узнайте, где живут его родственники, – в общем, выверните всю его подноготную наизнанку – не мне вас учить.
В приёмной управляющего жизнерадостная секретарь Лиличка встретила шефа лучезарной улыбкой, но тут же по выражению его лица поняла, что день не задался.
– Ко мне никого, кроме начальника по безопасности, не пускать, всех, кого надо, буду вызывать сам, – коротко рявкнул Портной и пропустил Ивана вперёд в свой кабинет.
– Слушаю тебя, Сёма, какие мысли будут?
– Боже ты мой, так сесть в лужу… – Портной снова начал терять самообладание. – Это Антон Царьков, мой личный водитель.
– Ключ у него откуда, Сёма?
– Не знаю. Мамой клянусь. Я ему доверял, он со мной уже больше пяти лет ездит.
– Доверял? На тебя это не похоже, я полагал, банкиры иной раз сами себе не доверяют.
– Машина – это как дом, в ней чувствуешь себя защищенным, да и он – парень порядочный, скромный, исполнительный, жизнерадостный. Взяли его по рекомендации из конторы одного из наших VIP-клиентов.
– Почему он так уверенно шёл к ячейке? И почему он знал, что нужно брать?
– Ячейка эта зарезервирована для наших служебных нужд, оформлена на него. Там никогда никаких ценностей не хранили. Так, документы некоторые, не для публики. Я, кстати, первый раз туда деньги положил.
– Почему на него?
– А что, я на себя должен был договор заключить? Говорю же: хранили документы не для публики. Ключ я никому не доверял, он всегда в моём портфеле лежит, – Семён открыл портфель и достал из небольшого кармана пластиковый контейнер с ключом. – Вот, он и сейчас здесь.
– А портфель, как я понимаю, мы в машине, на заднем сиденье, оставляем частенько?
– Бывало.
– Ответ на свой первый вопрос я получил: ключ находился в зоне доступа твоего водителя, и он вполне мог изготовить дубликат. Теперь второй вопрос: откуда он узнал, что нужно прийти именно в понедельник? Это важно знать, чтобы понять, банальная ли это кража, или…
– Перед приходом денег я говорил в машине по телефону, давал некоторые распоряжения. Он мог слышать и догадаться, хотя прямым текстом я о деньгах, кажется, не обмолвился, – Портной сидел за столом, потирая лоб, как студент, который не понимает, как завтра пересдавать экзамен.
– Чудесно. Просто верх безответственности! – Черепанов ходил вперед-назад по кабинету, нарезая круги между аквариумом и массивным сервантом чёрного дерева, в нижнем отделении которого за закрытыми дверями от тяжёлых шагов Ивана предательски позвякивали хрустальные рюмки.
– Сёма, ты сегодня или не сегодня – неважно уже когда – создал проблему, и нам придётся её разгребать вместе. До конца. Вопрос номер один: дырку в бюджете нужно срочно закрыть. Вопрос номер два: найти этого засранца, а точнее, доверенные нам партийные деньги, которые он спёр. При этом обратиться в органы мы по понятным причинам не можем. Да и твои хозяева не одобрят такой халатности, репутация заведения пострадает, а твоя карьера – так это уж точно, – Черепанов сопровождал свою тираду отчаянными и красноречивыми жестами.
Телефон зазвонил раздражающе громко, Портной нажал кнопку громкой связи.
– Семён Григорьевич, к вам Константин Юрьевич с докладом.
– Пусть войдёт, и сделай, что ли, чай или, лучше, кофе.
Бледный начальник охраны, который за время своего отсутствия навёл справки и догадался о причине предынфарктного состояния шефа, появился в дверном проёме.
– Семён Григорьевич, Царькова не было дома с утра понедельника, квартира закрыта. Его мама обеспокоена, но в органы пока не обращалась.
– Почему его пустили в хранилище?
– В депозитарии он сказал менеджеру по работе с клиентами, что вы дали ему срочное поручение, после чего и был пропущен, тем более что ячейка на Царькова и оформлена…
Портной взвыл, как загнанный на охотников зверь, то ли от злости, то ли от обиды на самого себя и с силой ударил громадными кулаками по массивному столу.
Константин Юрьевич взял паузу, а затем негромко спросил:
– Разрешите продолжать?
Портной, обречённо глядя на него исподлобья, молча кивнул.
– Затем Царьков покинул помещение банка с большой сумкой в руках и уехал.
– На чём?
– На вашем служебном автомобиле, а сумку положил в багажник.
– То есть когда он забирал меня из казначейства и вёз домой, сумка находилась в багажнике моей машины?! Подобная борзость ему явно несвойственна.
– Я не готов ответить, он мог её выгрузить и до того, как заехал за вами. Ваш автомобиль прибыл в гараж вовремя, ключи он сдал на пост и уехал на своём личном "авео".
– Свободен.
– Семён Григорьевич, я посчитал нужным поднять его кредитную историю…
– Говори.
– Царьков воспользовался программой кредитования сотрудников для покупки того самого автомобиля. Сумма вроде небольшая – шесть с половиной тысяч долларов. Четыре месяца он выплачивал исправно, но потом выбился из графика.
– Почему меня не поставили в известность?
– О том, что он взял ссуду, или о том, что перестал платить? – Константин Юрьевич слегка наклонился вперёд и застыл, всем своим видом показывая, что готов терпеливо принять и вытерпеть любые эмоции шефа.
– О его финансовых сложностях! – Портной перешёл уже на крик, срывая голос.
– Мы не придали этому большого значения: он малыми платежами погашал, но не в установленные дни, а так, когда придётся. Давал пояснения, что занимается продажей маминой квартиры и погасит основную часть займа в ближайшее время.
В этот момент на пороге появилась Лиличка с подносом, и все замолчали. Гнетущая, сжавшая в кабинете воздух и всё пространство нервозная тишина надавила и на неё. Под пристальным взглядом трёх пар глаз она с непривычным напряжением стала снимать с серебряного подноса белоснежные фарфоровые чашки. Ее руки слегка подрагивали, отчего посуда дробно позвякивала, и Лиле пришлось сконцентрировать все усилия, чтобы не опрокинуть какую-нибудь чашку и не обжечь начальство.
– Остолопы! Дятлы умнее вас, профессионалы чёртовы! Это всё?
– Так точно, Семён Григорьевич.
– Уйди с глаз моих, я потом казнь тебе придумаю, когда сердце отпустит, – Портной отхлебнул горячущего кофе и закашлялся, раздражённо замахав крупными, бесполезными сейчас руками.
Константин Юрьевич, которому так и не представилось прикоснуться к предназначенной для него чашке, по-военному развернулся через левое плечо и спешно покинул кабинет.
– Кофе хороший, забери с собой, – автоматически бросил ему вдогонку Портной, так и не избавившийся, несмотря на положение, от мелкой рачительности.
– Смотри, как бы он тоже не ошпарился. Эх, Сёма, Сёма, неужели тебя мама в детстве не учила, чтобы ты не экономил на заварке? – холодная ирония Черепанова являлась своеобразной защитой в критических ситуациях, когда очень хотелось выйти из берегов.
Портной ничего не отвечал и лишь сосредоточенно сопел.
– Ну, что вам сказать, мой друг, заведение у вас очень демократичное, отношение к сотрудникам – просто мечта любого клиента собеса, мне всё понятно, – Иван стал листать записную книжку телефона, отыскивая номер своего хорошего товарища, начальника городского УБОПа подполковника Сердюкова. – Геннадий Андреевич, добрый день, Черепанов. Пошептаться бы, времени займу немного. Да, спасибо. Давайте чайку попьём в "Офелии". Это рядом с вами, один квартал. Так точно. Выезжаю.
Положив трубку, он повернулся к Портному и добавил:
– А ты, Семён, покуда выпей таблеток – тебе виднее каких. И постарайся не получить инфаркт, не кричи и не стучи руками по мебели. По людям тем более. Вечером позвоню. Да, вели сделать копию личного дела своего доблестного водителя… Ну, я поехал.
* * *
Даже самые законспирированные романчики в любом коллективе быстро становятся достоянием гласности. Хотя на работу Семён и Лилия ездили порознь, а на людях соблюдали строгость и нарочито дистанцировались, обращаясь исключительно на "вы", всё равно, как водится в таких случаях, о них быстро узнали.
Сёма чувствовал себя так тревожно, как никогда в жизни, поэтому решил начхать на формальности и этикет. Он вышел в приёмную, не обращая внимания на нескольких посетителей, которые в ожидании аудиенции утонули в удобных кожаных диванчиках, недавно доставленных прямо из Италии, если верить цене и документам.
– Собирайся, поехали, – бесцеремонно скомандовал Портной и наткнулся на вопросительно-непонимающий взгляд Лилички. В последний месяц она расцвела. Бёдра округлились, щёчки налились. Большие карие глаза стали проникновеннее. И вообще Лилия стала как-то независимее и увереннее держаться.
– Но, Семён Григорьевич, у меня расписано…
– Всё и всех – на завтра, а сейчас – поехали. У нас форс-мажор. Жду в машине, – Семён вышел и поймал себя на мысли, что со стороны он, наверное, выглядит грубовато. Ну и плевать.
В машине оба молчали. Дома Семён обнял Лилю, словно маму в детстве. Ему нужна была её поддержка.
– Лилёк, у меня к тебе серьёзный разговор. Впервые в жизни у меня возникли трудности такого уровня, которого я даже не мог предположить.
– Сём, ну ты же у меня умница. Я верю, ты справишься.
– Иди ко мне, – Семён, почувствовав прилив желания, подхватил Лилька на руки и понёс в спальню.
Но она не размякла, как обычно, а как хорошо умеющая владеть собой женщина, резко возразила: "Больно, пусти…".
Семён растерянно опустил Лилю на пол и стал внимательно в неё вглядываться.
– Ну не смотри ты на меня так. Просто я неважно себя чувствую, не обижайся, не сегодня. Пойду пока приготовлю перекусить.
Продолжать беседу Портной не стал, хотя это и стоило ему немалых внутренних усилий. Он чувствовал в ней какую-то перемену, но гнал от себя эти мысли. Наутро Лиля привычно, как ни в чём не бывало, чмокнула его на прощание. Но, когда она красилась, Семён ощутил некое раздвоение собственной личности. Один человек внутри него – прагматичный и наблюдательный – начал обнаруживать, что Лиля его не особо любит, – просто играет удобную для себя роль. Другое внутреннее "я" призывало не делать поспешных выводов, не поддаваться подозрительности, ревности и продолжать верить в то, во что верить хочется.
На работе Лиля было несколько рассеянной, словно находилась мыслями в другом месте и о чём-то постоянно думала. В конце концов Портной отыскал в себе силы поговорить начистоту и расставить все точки над "i". Уж лучше суровая правда.
– У тебя какие-то проблемы? – спросил он Лилию, когда она, не глядя ему в глаза, занесла очередную порцию документов на подпись и уже собралась выходить. – Присядь.
– И с каких это пор тебя стали интересовать мои проблемы? – раздражённо-обиженным голосом произнесла Лилия и подняла на него незнакомый суровый взгляд. – До сих пор проблемы могли быть только у тебя, всё остальное тебя мало волновало. Лишь бы тебе было удобно.
– Но Лиля…
– Что, Лиля?! У меня две недели назад был день рождения. Да, ты потратил кучу денег на этот дорогущий ресторан, покрасовался перед своими дружками. Но это тебе было нужно, а не мне. Я намекала, что мне хочется всего-навсего шубку из шиншиллы.
– Да, я помню, но я и собирался ближе к осени, – Портной сам не заметил, как стал оправдываться, словно опоздавший на урок школьник.
– А уж если тебя это так волнует, то у меня действительно серьёзные проблемы со здоровьем.
– Что именно? Ты ничего не говорила… – встревожился тут же забывший о колкостях Портной.
– Я была у врача.
Сёма напрягся, и казалось, уже знал содержание дальнейших её фраз. Наверняка она беременна. Ну что ж…
– У меня есть проблемы по-женски, возможно, понадобится операция.
– В смысле?
– В смысле – эндометриоз яичника. Если тебе это, конечно, о чём-то говорит. В будущем не исключено, что я не смогу рожать детей, и вообще, кому я такая буду нужна? Всем вам подавай одно и то же… – и Лиля как-то по-детски расхныкалась.
– Но Лилёк, что ж ты носишь это в себе, ты можешь рассчитывать на меня, на мою поддержку. Не переживай, у современной медицины такие возможности. Если надо, съездим за границу. А я… я всегда буду рядом с тобой, – расчувствовавшийся и поддавшийся сентиментальности Сёма заботливо, по-отечески, обнял Лилю. А через секунду внезапно предложил: – А знаешь, поехали – мне так хочется купить своей девочке шубку из этого нежного зверька.
– Нет, Семён, не стоит, это слишком дорогой подарок. Я понимаю, что и у тебя, и у меня сейчас грядут трудные деньки.
– Поехали, говорю.
– Эх, мой Сёмочка, ты так меня балуешь, – перед выходом из кабинета Лилия нежно обняла и страстно поцеловала Портного.
На следующий день Семён позвонил своему хорошему приятелю – главврачу областного диагностического центра Аркаше Смоляницкому.
– Батеньки, кого я слышу?! Семён Григорьевич самолично соизволил оказать мне честь, неужто ты, наконец, решил заняться своим здоровьем?
– Аркаша, что такое… сейчас прочту, у меня записано. А вот, "эндометриоз".
– Семён, ты что, на старости лет решил гинекологией увлечься? Залезь в интернет – там всё доступно изложено.
– Аркаша, не зли меня, остряк хренов. Некогда с тобой панькаться. Будешь выпендриваться, в следующий раз пошлю тебя оформлять кредит на общих основаниях.
– Ладно, раскипятился. Диагноз не из приятных. Но всё может и обойтись. А может закончиться удалением яичника, ранним климаксом, ну и так далее. Ты, Семён Григорьевич, не кипишуй, а давай свою пациентку ко мне, есть и специалист с сердцем, головой и руками, и аппаратура – из столицы к нам в самых безнадёжных ситуациях едут.
– Спасибо, на днях перезвоню, – настроение у Портного немного поднялось. Он твёрдо решил, что не бросит и поддержит Лилю в любом случае. Ведь она ему родной, близкий и преданный человек.
Вечером Семён пригласил Лилю в любимый ресторанчик, дабы сообщить две новости и сделать знаковый подарок.
Любить "Титаник" у Семёна было несколько причин. Здесь готовили из свежих продуктов, меню и сами порции были удачно сбалансированы: и вкусно, и оригинально, и легко для усвоения – в Сёмином случае это было немаловажно. А главное, приятная атмосфера, заботливый персонал. Интерьер и освещение были подобраны на редкость удачно: торжественность и яркость сохраняли мягкость и не слепили.
– Лиличка, моя любимая, единственная. Ты самый мой близкий человек, и сегодня я хочу подарить тебе это кольцо, – Портной поставил перед Лилей миниатюрный бумажный пакетик, на котором были изображены два сердца.
Она не спеша извлекла оттуда чек и бархатистую, цвета спелой вишни коробочку. Чек сунула обратно – его можно будет изучить позже, а из коробочки достала ажурное колечко с тремя сверкающими бриллиантами. Примерила.
– И что значит сей жест? На черный день можно будет сдать в ломбард? Шутка, шутка. Спасибо, Сёмочка, хотя я, наверное, и не заслужила.
– Лиль, брось подтрунивать над своим Сёмочкой, – Портной, наконец, начал разговор, который готовил и обдумывал несколько дней. – В этой жизни мне нужна только ты, и ты прекрасно об этом знаешь. Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива, можешь рассчитывать на мою преданность всегда. Сейчас у меня возникли серьезные сложности. Я не хочу своими проблемами доставить тебе неприятности. Лиль, если со мной что-то случится, вот список телефонов и людей, которых нужно уведомить. А вот две карточки с PIN-кодами. Одна – "Астра-банка", другая – "ОДБ". На каждой по двадцать тысяч долларов. А вот это ключ от ячейки – там ещё десять тысяч наличными. Если понадобится адвокатам, ну и так далее. И ещё. Все проплаты, о которых будет говорить Ваня Черепанов – ты его знаешь, – сделаешь, они мною санкционированы. То же касается моего адвоката Серафимовича. Ну вот, собственно, и всё.
– За колечко ещё раз спасибо, за доверие тоже. Стало быть, я теперь богатая невеста – шутка, конечно. Что ж, за деньги не переживай – на массажи и украшения не растрынькаю, а насчёт докторов, спасибо за заботу, но у меня есть свой врач, которому я вполне доверяю. Так что буду справляться сама, а тебя держать в курсе. Ну, как твой японский салат сегодня, вкусный?
– Как обычно, попробуй. Только суховато как-то, – последние слова Портной адресовал не салату, а своей спутнице. Он смотрел на Лилю и не мог справиться со своим вторым "я", насторожившимся ещё больше.
"В конце концов, каждый из нас и наши отношения проходят эволюцию, меняются, любовь не может быть всё время на пике", – успокаивал он себя. "Кака любов", Сёма, ты же взрослый еврейский мальчик, а пытаешься верить в сказки, – не унималось второе "я". – Забыл, как учила тебя покойная мама: не мечи бисер перед свиньями".
Он бросил случайный взгляд в зал и зацепился за висевшую на стене фотографию сияющих радостью, окрылённых членов экипажа "Титаника". Вот они, счастливые лица, светящиеся от гордости, ведь попасть на "Титаник" считалось большой удачей. А после роковой трагедии, наоборот, радостью засветились глаза тех, которые отбор не прошли, – Бог отвёл… Семёну даже показалось, что один из моряков ему подмигивает.