Глоба была заседательницей всего несколько месяцев, но за это время она неплохо освоила практику судебной работы. Единственным её недостатком была некоторая поспешность в выводах. Но это существенный недостаток для судьи, весьма существенный… А вот Сахнин не торопился. Он всегда действовал по пословице: семь раз отмерь – один раз отрежь. Ничего не скажешь, мудрая пословица…
Сахнин уже несколько минут мял в пальцах папиросу. Поймав его вопросительный взгляд, Степанова сказала:
– Если у Нины Александровны нет возражений, то, пожалуйста, курите. Как, Нина Александровна?
– У нас на работе почти все курящие, – сказала Глоба и закрыла Кодекс.
– Вот за это спасибо. А то без курева как-то несподручно. Мысли трудно в точку собрать. – Он закурил, с наслаждением затянулся дымом. Помолчал. – А дело путаное…
– Сложное дело, – согласилась Степанова.
– Вы находите? – удивилась Глоба. – Если разобраться…
– Вот давайте и будем разбираться, – предложила Степанова.
* * *
Лифт ночью не работал, и врачу скорой помощи пришлось пешком взбираться на пятый этаж. Когда он поднялся, сердце так сильно билось, будто пыталось вырваться из грудной клетки. Одышка. Она убедительней свидетельствовала о возрасте, чем запись в паспорте.
Шаблин встретил его на лестничной площадке. Он был в пиджаке и галстуке, но в домашних туфлях без задников. Бледный и странно торжественный.
– Проходите, коллега. Она во второй комнате.
– Сюда?
– Да, направо по коридору…
Удары сердца становились спокойней, ритмичней. Врач с облегчением вытер со лба пот, поставил на пол свою сумку, огляделся.
Шаблина лежала на застеленном диване. Постельное бельё было совершенно свежим: видимо, только вчера она его меняла. Белоснежные, отливающие синевой, туго накрахмаленные наволочка, пододеяльник, простыня. При свете настольной лампы под стеклянным абажуром казалось, что молодая женщина просто спокойно спит и этот ночной телефонный звонок – какая-то нелепая ошибка. И через несколько дней на допросе у следователя врач говорил: "Представляете себе? Естественная поза спящего человека. Совершенно естественная. Я бы даже выразился так: типичная. Она лежала на спине, чуточку набок… Да, вправо. Голова на подушке, тоже слегка повёрнута вправо, вполоборота. Руки под одеялом, правая параллельно туловищу, а левая немного согнута в локте… Рот? Закрыт. Нет, не сжат, а именно закрыт, как у человека с хорошей носоглоткой, который во сне дышит через нос. Никаких признаков агонии. Ну абсолютно никаких. Между тем смерть не вызывала сомнений: на локтевых сгибах ярко выраженные трупные пятна, окоченение конечностей… Так что применять какие-либо средства или приёмы оживления было бессмысленно. К жизни её уже ничто вернуть не могло…"
Осмотрев труп, врач развёл руками:
– Мне остаётся только выразить вам своё соболезнование… Мне пришлось некогда пережить подобное: моя супруга умерла от инфаркта. Она тоже была сердечницей? – он повернулся в сторону дивана.
– Ольга? Нет, она не была сердечницей…
– Мда… Судя по трупным пятнам и окоченению, смерть наступила часа четыре назад…
– Видимо. Я проснулся от плача ребёнка. Он просил Ольгу укрыть его. Я спал в другой комнате. Подошёл, а она холодная…
– У вас дочь?
– Сын. Четыре года… Он сейчас у соседей.
– Да, ему нечего здесь делать. Дети слишком восприимчивы… Но смерть матери от него все равно не скроешь…
– Да, конечно… Но пусть он узнает об этом позже.
– Разумеется, разумеется… Где у вас можно вымыть руки?
Шаблин проводил врача скорой помощи в ванную комнату. Врач с профессиональной тщательностью вы мыл руки. С той же тщательностью вытер полотенцем каждый палец.
– Что, по вашему мнению, явилось причиной смерти Ольги?
Врач удивлённо посмотрел на Шаблина.
– Затрудняюсь вам что-либо сказать. Странная картина. Затрудняюсь… Но вскрытие покажет.
– Вскрытие?
– Да, вскрытие. Скоропостижная смерть. Очень неприятная штука, но… Вы ведь знаете положение.
– Знаю.
– И ещё… – врач немного замялся. – Мне нужно сообщить о случившемся в милицию. Это тоже, конечно, крайне неприятно. У вас есть телефон?
– Да. Прошу вас.
Пока врач звонил, Шаблин, скорчившись, сидел в кресле, обхватив руками голову.
Сообщив в милицию о происшедшем, врач поднялся. Больше ему нечего было делать в этой осиротевшей квартире.
Шаблин по-прежнему сидел в кресле в той же позе.
– Мужайтесь, коллега.
Шаблин ничего не ответил. Молчал он и тогда, когда приехал помощник прокурора района со следователем и работниками милиции. Молчал, когда труп его жены увезли в морг…
Было произведено вскрытие трупа Шаблиной, а затем микроскопические и химические исследования. Смерть наступила в результате асфиксии, то есть остановки дыхания из-за недостатка кислорода. Типичная картина для скоропостижной смерти. Но какие причины вызвали асфиксию? Почему же все-таки умерла Шаблина, заместитель управляющего одной из аптек города?
Ответить на этот самый главный сейчас вопрос эксперты не смогли.
Правда, в одном препарате из почек обнаружены единичные гиалиновые и гиалиново-клеточные цилиндры. Но, по мнению специалистов, они свидетельствовали лишь о перенесённом в прошлом каком-то почечном заболевании и ни в какой связи со скоропостижной смертью не находились. Нет, смерть вызвана не этой болезнью, которой Шаблина давно переболела, а чем-то иным. Но чем же? Что привело к асфиксии? Почему в ночь на тридцатое декабря Ольга Шаблина, которая накануне великолепно себя чувствовала, внезапно скончалась?
Ответить на это должен был следователь прокуратуры. При наружном осмотре трупа судебно-медицинский эксперт зафиксировал точечные, еле заметные ранки у локтей и на бёдрах – следы уколов. И, допрашивая Шаблина, следователь спросил:
– Вы делали жене инъекции?
– Нет.
– Но на теле умершей следы уколов.
– Мы, видимо, просто не поняли друг друга, – сказал Шаблин. – Я, как и большинство врачей, предпочитаю не лечить родственников. Не лечил я и жену. Но она делала себе инъекции. И довольно часто.
– Какие же именно?
– Глюкоза, новокаин, витамин B1…
– Как она переносила уколы?
– Вообще-то говоря, ничего… Правда, был один случай… Впрочем, он никакого отношения к делу не имеет.
– А все же?
Шаблин поморщился.
– Видите ли… два месяца назад она чуть не погибла.
– Вот как?!
– Да. После очередного укола она впала в тяжёлое коматозное состояние. К счастью, я оказался дома и спас её. Искусственное дыхание, массаж сердца… Я уже думал, что все напрасно.
– Чем же было вызвано это состояние?
– Не знаю. Она мне сказала, что вводила глюкозу и глюкоза, наверное, была старой.
Последнюю фразу Шаблин произнёс таким тоном, что следователь спросил:
– Вы сомневаетесь, что это была глюкоза?
– Нет, почему же, – пожал плечами Шаблин. – Возможно, глюкоза действительно оказалась старой.
А когда беседа между ним и следователем подходила уже к концу, Шаблин сказал:
– Вы спрашивали меня о препаратах, которыми пользовалась жена. Я забыл упомянуть о грацидине. Ольга была предрасположена к полноте и пыталась похудеть. Одно время она принимала грацидин.
– Вы считаете, что грацидин мог стать причиной её гибели?
– Я ничего не считаю, – сказал Шаблин. – Я не фармаколог.
Смерть от воздушной эмболии исключалась (судебно-медицинский эксперт, вскрывавший труп, производил соответствующую пробу), но так ли безобидны, как мы привыкли думать, те лекарства, которыми пользовалась покойная?
И следователь назначил экспертную комиссию в составе главного судебного эксперта Министерства здравоохранения республики, заведующего кафедрой фармакологии медицинского института, ассистента кафедры хирургии факультета усовершенствования врачей, судебно-медицинского гистолога, химика и других специалистов.
Члены комиссии пришли к единодушному заключению:
1. Грацидин (венгерский препарат) соответствует английскому прелюдину и отечественному мефолину. Многочисленными исследованиями установлено, что иногда его длительное и неосторожное применение приводит к повышению возбудимости нервной системы, бессоннице и даже токсическим психозам. Тем не менее указанный препарат считается всеми специалистами мало токсичным. По имеющимся в распоряжении комиссии данным, возможность внезапной смерти от приёма грацидина и аналогичных по химической структуре соединений исключается, даже если грацидин принимался в дозах, превышающих среднетерапевтические.
2. Смерть от новокаина?
Внутривенная инъекция одного миллилитра 0,5%-ного раствора новокаина, то есть 5 мл этого вещества, не может вызвать внезапной смерти, поскольку даже "Государственная фармакопея СССР" (IX издание) допускает внутривенное введение 50 мг новокаина (10 мл 0,5%-ного раствора).
3. Глюкоза?
Бывают осложнения аллергического или вазомоторного характера. Но медицинской практике не известно ни одного смертельного случая…
4. Коматозное состояние, о котором говорил Шаблин следователю?
После инъекции глюкозы в условиях неправильной технологии приготовления и стерилизации её раствора могут, разумеется, наблюдаться патологические реакции. Они проявляются в ознобе и повышении температуры. Но и только. Применение старой глюкозы не может привести к коматозному состоянию. Это исключено.
"Исключено"… Это слово несколько раз употреблялось в заключении экспертов.
Почему же все-таки умерла молодая, цветущая женщина?
Что стало причиной её смерти?
Ответить на эти вопросы следователь не мог.
Дело обрастало актами экспертиз, протоколами допросов, но происшедшее по-прежнему оставалось загадкой. А затем по распоряжению прокурора дело было передано старому и опытному следователю Вулю, который и выдвинул версию, ставшую несколько месяцев спустя основой обвинения.
Среди коллег Вуль считался везучим. Но каждый, кто имел возможность ближе познакомиться с его работой, понимал, что "везучесть" Вуля – это лишь то, что лежит на поверхности, бросается в глаза, а его интуиция – плод долголетнего опыта, соединённого с поразительной наблюдательностью, некоторой долей педантизма, завидной работоспособностью и воображением. Короче говоря, Вуль был прирождённым следователем. Поэтому ему и "повезло" с делом о скоропостижной смерти Шаблиной, как до того "везло" с десятками других "бесперспективных дел"…
Когда судебно-медицинский эксперт вскрывал труп Шаблиной и составлял акт, он среди других сведений об умершей вскользь упомянул про некое пятно, расположенное на внутренней поверхности локтевого сустава. Ничем не примечательное пятнышко – засохший потёк какого-то белого кристаллического вещества длиной в 4 сантиметра, а шириной около одного. На всякий случай потёк тогда же исследовали. Это исследование не дало ничего существенного: алкалоидов обнаружено не было, – значит, пятно к ядам никакого отношения не имело. Видимо, оно осталось после инъекции глюкозы или витамина B1. Ведь Шаблина неоднократно делала себе уколы. И больше о пятне, упомянутом в акте, никто не вспоминал.
А Вуль вспомнил…
К тому времени труп умершей был уже давно похоронен, и на могиле, ограждённой узорчатой железной решёткой, росли цветы, посаженные заботливой рукой безутешного вдовца. Интересующее следователя пятно существовало лишь в акте. Три строчки, вот и все. Но Вуля это не смутило.
Он назначает следственный эксперимент. Его задача – проверить возможность образования на коже человека такого потёка, какой был описан в акте судебно-медицинского исследования.
Результат эксперимента более чем странный.
Оказывается, растворы новокаина и витамина B1 следов на коже не оставляют. Правда, после инъекции глюкозы остаются отдельные бесцветные пятна неправильной формы. Но их можно разглядеть только при косом или проходящем освещении.
Любопытно, очень любопытно… Однако надо учесть, что труп перед вскрытием находился в холодильнике морга, где температура значительно ниже комнатной.
Новый следственный эксперимент.
Да, теперь видны следы и новокаина, и витамина B1. Но они совершенно непохожи на пятно, описанное экспертом. Ничего общего. Допрошенный Вулем эксперт категорически утверждает, что тот потёк был иным и по форме, и по цвету.
– Вы в этом уверены? – осторожно спрашивает Вуль.
– Абсолютно.
– Но ведь прошло уже почти полгода.
– У меня профессиональная память. Я бы мог описать подробно то пятно и через шесть лет. Кроме того, перед вами составленный мной акт…
Да, акт перед Вулем. Акт – это документ. Важный документ. И ещё одно обстоятельство – поза трупа. Очень характерная поза: впечатление, что человек спокойно спит. Тело слегка повёрнуто направо, склонённая голова, никаких признаков судорог… В тот же день Вуль произвёл на квартире Шаблина обыск, и версия, которая вначале могла показаться фантастической, стала для следователя рабочей версией…
* * *
Индейцы, создавшие до прибытия завоевателей одну из древнейших и величайших цивилизаций мира, многое умели. И конкистадоры вывезли из Америки в Европу не только золото, но и многое другое, не менее ценное. Индейцы умели возделывать и употреблять в пищу неизвестные ещё в Старом свете маис, картофель, артишоки, бобы. Они разводили лам и индюков. Знали, что такое хлопок. Пользовались гамаками и играли в резиновый мяч. В числе их изобретений были также отравляющие вещества в виде паров кайенского перца и тяжёлая смолянистая масса – страшный яд кураре, которым индейцы смазывали концы своих смертоносных стрел.
Кураре…
Достаточно было попасть в кровь микроскопической капле этого вещества, и наступал паралич. Вначале мышц шеи, рук, ног, а затем дыхательной мускулатуры…
Смерть приходила почти мгновенно. Это была "лёгкая смерть": без конвульсий, без стонов, без зова о помощи. Человек как бы засыпал, склонив набок голову…
И ещё одна особенность индейского яда. Кураре был хитрым и ловким убийцей: он не оставлял после себя следов. Никаких улик. Сделав своё страшное дело, он исчезал, разлагаясь на безобидные вещества, которые имеются в организме каждого человека.
Прошли годы, и смертоносное изобретение древних жителей Америки стали использовать не только для смерти, но и для жизни, точно так же как и яды кобр, гадюк и аспидов. Курареподобные препараты нашли применение в медицине, особенно в грудной хирургии.
Но для миллионов людей кураре по-прежнему оставался экзотическим ядом времён Кортеса. И судья Анна Ивановна Степанова не была в этом отношении исключением. О кураре она имела раньше, до разбора дела Шаблина, такое же представление, как о томагавках, скальпах и вигвамах. Другое дело – врач Нина Александровна Глоба, которой рассказывали в медицинском институте о курареподобном препарате дитилине или листеноне. Да, это хорошо, что один из заседателей – врач…
– Мне кажется, что во главу угла следует поставить материалы экспертиз, и тогда все упростится, – сказала Нина Александровна.
– Все?
– Все.
Сахнин докурил папиросу, достал из пачки другую, потом, видимо раздумав, засунул её обратно в пачку.
– Ну-ну… Вам, как говорится, и карты в руки.
Глоба повернулась к Степановой.
– Разрешите третий том, Анна Ивановна?
– Пожалуйста.
Глоба быстро перелистала обвинительное заключение.
– Вот: "Компетентная экспертная комиссия, – прочла она, – пришла к выводу, что смерть Шаблиной нельзя объяснить каким-либо конкретным заболеванием. Одновременно эксперты указали на ядовитые вещества курареподобного действия, которые могут вызвать наступление смерти без выражения клинических симптомов и характерных морфологических изменений в органах… При внутривенном введении дитилина даже в лечебных дозах возможна внезапная остановка дыхания со смертельным исходом, поэтому применение указанного препарата допускается исключительно в клинических условиях, где имеется аппаратура, обеспечивающая управляемое дыхание…" – Глоба перевернула две страницы. – А вот самое главное: "В научно-исследовательском институте судебной медицины Министерства здравоохранения СССР было произведено микроскопическое исследование 187 гистологических препаратов, изготовленных из внутренних органов экспериментальных животных (собак), отравленных дитилином. Судебно-медицинская экспертная комиссия пришла к заключению, что микроскопические изменения во внутренних органах трупа гражданки Шаблиной соответствуют изменениям во внутренних органах экспериментальной собаки Э 2, которой после введения дитилина было произведено искусственное дыхание, после чего она жила два дня, а затем погибла через пять минут после вторичного введения дитилина.
При изложенных обстоятельствах комиссия пришла к дальнейшему заключению, что отсутствие во внутренних органах гражданки Шаблиной признаков каких-либо заболеваний, которые сами по себе могли бы привести к наступлению быстрой смерти, как и внешних следов механической асфиксии (повешения, удавления и тому подобного) при наличии признаков асфиксической смерти, обосновывает мнение, что смерть гражданки Шаблиной наступила от отравления курареподобным веществом, а именно дитилином…" По-моему, у нас нет никаких оснований сомневаться в заключении такой авторитетной комиссии?
– Я лично и не сомневаюсь, – сказал Сахнин.
– Я тоже, – кивнула Анна Ивановна. – Да и адвокат исходил из того же.
– Подсудимый во время судебного следствия также не исключал подобного варианта, – вставила Нина Александровна. – Да и нелепо спорить с очевидностью. Верно, Борис Прокофьевич?
– Верно, – согласился Сахнин.
Степанова посмотрела на заседателей и подумала, что более разных людей трудно найти.
– Непосредственная причина смерти Шаблиной – лишь один из вопросов, которые нам предстоит сейчас решить, – сказала она и повторила: – Один из многих вопросов, Нина Александровна.
– Но он самый главный.
– Да как вам сказать… Ведь мы судим Шаблина, который обвиняется в убийстве. Именно его. Поэтому вопрос вопросов – участие подсудимого в происшедшем, его вина.
– У меня лично она не вызывает сомнений.
– А у вас? – Степанова повернулась к Сахнину. – Что вы скажете, Борис Прокофьевич?
Сахнин относился к числу тяжелодумов. Он никогда не спешил с ответом. И эта черта его характера подкупала Анну Ивановну, которая считала, что судье не положено торопиться с выводами.
Вот и сейчас он будто не слышал обращённого к нему вопроса, а молча смотрел куда-то поверх головы Анны Ивановны, плотно сжав губы.