Однако оказывается, что выиграть дело касательно залога участков займет гораздо больше времени, чем думал Бирото, а в кредите ему отказывают. Опытные банкиры, в отличие от Цезаря, прекрасно понимают, что за участки он переплачивает раза в два, к тому же они оплачены векселями, то есть залог из них, даже если будет выиграно дело, – никудышный. А других возможностей залога имущества у Бирото нет. Плюс к этому в разговоре раскрывается, каков из Цезаря предприниматель, если речь не идет о хорошо известном ему парфюмерном деле. Вдобавок банкиры, к которым обращается Цезарь, – политические противники роялистов. Да и бывший приказчик, ныне состоятельный и влиятельный человек, интригует – дает Цезарю плохие рекомендации.
Остается только учесть векселя Попино, сына члена суда, жениха дочери Бирото и его компаньона по производству "Кефалического масла". У нашего знакомого Гобсека к Попино теперь больше доверия. Это операция крайне невыгодная: "Гобсек такой же банкир, как парижский палач – лекарь. Он с первого же слова требует пятьдесят процентов. …Он вам предложит канареек, чучело удава, меха летом и кисею зимой. <…> Чтобы он принял вексель за одной только вашей подписью, вам придется заложить ему жену и дочь, самого себя – словом, решительно все, вплоть до картонки для шляп, зонтика и калош… вплоть до каминных щипцов, совка для углей и дров из вашего сарая…".
Почему же у Гобсека? Потому что векселям Попино рынок почти так же не доверяет, как и векселям самого Бирото. Хорошо известно, что Попино предан Цезарю, собирается жениться на его дочери, и люди думают, что Попино может подписать векселей на большие суммы, лишь бы отсрочить позорное банкротство Бирото. Ходить с векселями Попино по банкам – это только подорвать кредит "Торгового дома Попино". Действительно, те банкиры, к которым обращается Бирото, лишь корчат гримасы: "Вы мне хотите уплатить маслом для волос, а на что оно мне?" Самый снисходительный "дисконтер" рискнет за них дать только 20 тыс. "В коммерческих делах бывают такие моменты, когда надо продержаться на глазах у всех без пищи три дня и делать вид, что ты объелся; тогда на четвертый день ты будешь допущен в закрома кредита".
Здесь Бальзак поднимает очень важную проблему влияния доверия на стабильность финансового положения. Сейчас эта тема активно разрабатывается экономистами, которые, например, моделируют, каким образом из-за потери доверия возникают набеги на банки. Поэтому при одном и том же реальном финансовом положении банк выстоит, если к нему доверие есть, и рухнет, если оно подорвано. Так же и Цезарь. Он, может, и прокрутился бы, и выплыл: адвокат уже выиграл дело относительно освобождения участков из-под залога и вскоре ими можно будет распоряжаться, через несколько месяцев станет возможен и заклад парфюмерной фабрики, да и дело Попино быстро идет в гору. Рынок этого еще не знает, но векселя Попино обеспечены, он по ним рассчитается, а Цезарь получит свою долю (50%) в барышах и вернет Попино деньги сполна.
Но доверие к Цезарю подорвано – и происками врагов, и устроенным им помпезным балом, на который он, по мнению общества, не имел права: "коммерсанты-либералы смотрели на бал Бирото как на дерзкое посягательство на их права. Сторонники оппозиции считали патриотизм своей монополией (Цезарь приглашал на бал отметить победу Франции. – Е.Ч.). Роялистам разрешалось любить короля, но любовь к Франции была привилегией "левых": народ принадлежал им". И так далее.
Банкротство надвигается. Цезарь скоро дойдет "до позорного баланса, в котором не останется активов". Жена Бирото, понимая, что он честный человек и не утаит от кредиторов ни гроша, советует дочке отнести свои платья и драгоценности к дяде, чтобы они не попали в "конкурсную массу". От дядюшки Бирото, сельского священника, к которому тот обратился за помощью, приходит 1000 франков, которые ничего не решают. Цезарь мучительно думает, отдать ли их кредиторам или пустить на жизнь. Если сохранить, то они помогут прожить, ничего не прося у заимодавцев, но те могут решить, что Цезарь припрятал крупные деньги. "Я покажу им письмо", – думает Цезарь. "Они скажут, что оно написано для отвода глаз", – полагает жена. Чтобы избежать нападок кредиторов, теперь нужно быть осмотрительным в трате каждой копейки.
Цезарю вот-вот придется просить об "отсрочке векселя – а это первый шаг к банкротству. <…> Тайна ваших затруднений и вашей неплатежеспособности становится известна всем. Купец, связанный по рукам и ногам, отдает себя во власть другого купца, а милосердие – добродетель, которая на бирже не котируется". Поначалу Цезарь просит об отсрочке у управляющего домом, но тот неумолим: "Если у вас не найдется две тысячи франков, значит, вы и за квартиру мне не заплатите? <…> В денежных делах нет ни свата, ни брата. Зима нынче суровая, дрова вздорожали. Если вы пятнадцатого не заплатите, ждите в полдень шестнадцатого повесточку. <…> Кстати, вы забыли сделать пометку на векселе: "за найм помещения", а такая пометка даст мне преимущественное право на получение долга". Вот, оказывается, какие подробности банкротного законодательства мы можем узнать из произведений Бальзака. Недаром "Цезарь Бирото" был настольной книгой у некоторых юристов того времени.
Цезарь перед дилеммой. Он может объявить о ликвидации бизнеса. Тогда, как я уже объясняла, кредиторам достанется то, что достанется, а Бирото будет свободен от долгов. "Ликвидируй дело, раздай все кредиторам и не показывайся больше на бирже", – советует ему второй его дядя, Пильеро.
Купец, не задумывающийся над возможностью банкротства, подобен полководцу, полагающему, что он не может потерпеть когда-нибудь поражения. Такой купец лишь наполовину коммерсант. Нет, я ни за что бы не стал продолжать торговлю. Зачем? Придется постоянно краснеть перед людьми, которых ты ввел в большие убытки, сносить их недоверчивые взгляды и молчаливые упреки! <…> Многие, обанкротившись, продолжают как ни в чем не бывало вести свои дела. <…> Если поведешь дело за наличные, – а именно так его и приходится вести, – скажут, что ты сумел припрятать денежки; если же ты остался без гроша, тебе никогда больше не оправиться. Нет уж! Отдай свои активы кредиторам, предоставь им продать дело и займись чем-либо другим.
Второй вариант – выплачивать долги до конца, хоть пожизненно, пока полностью не рассчитаешься с кредиторами. Экономически это очень трудно, но есть возможность продолжать дело: бизнес-сообщество будет тебя уважать, можно попытаться договориться с кредиторами о том, что ты сохраняешь дело и вся прибыль за вычетом скудных сумм на прокорм семьи идет в уплату долга. "Из банкротства первого рода так же трудно выйти незапятнанным, как из банкротства второго рода – богатым". Бирото выбирает второй путь. Не из соображений выгоды. Пойти по первому ему не дает совесть.
К торговке Анжелике Маду, которая продала Цезарю орехи для производства "Кефалического масла", возвращаются векселя Цезаря, которыми она расплатилась. Их предъявляют ко взысканию, а передаточная надпись на векселях – ее. Это своего рода поручительство. Если нельзя получить деньги с выписавшего вексель, обращаются к тому, кто сделал передаточную надпись. Маду является к Бирото и клеймит его чем ни попадя: "Прикарманиваете мои, потом заработанные деньги, мой товар и задаете балы! Вон как вы разодеты, точно французская королева, а шерсть-то на платья стрижете с бедных ягнят вроде меня! <…> На мне простая, дешевенькая шаль, да зато она моя! Воры, грабители, верните мне деньги, а не то…".
Слышит она в ответ совсем не то, что ожидает: "я полностью уплачу вам со временем, хотя бы мне пришлось для этого уморить себя на работе, стать чернорабочим или носильщиком на рынке…". Маду верит Бирото. Между тем все члены семьи подыскивают себе работу, что с их связями оказывается несложно сделать. Дочь главного героя Цезарина (имя, видимо, дано ей Бальзаком, чтобы показать масштаб амбиций Цезаря), с легкостью и за приличные деньги устраивается в богатой парижской фирме модных новинок. Ведь она образована и красавица. Жена Цезаря заступает приказчицей к Попино – ей не привыкать. Жалованье назначено великодушное. Ну а сам Цезарь – как все знают, честный человек – после соглашения с кредиторами будет зачислен на службу в комиссию погашения государственного долга, тоже с хорошим окладом.
А дальше Бальзак в деталях, присущих учебнику по коммерческому праву, рассказывает о процедуре банкротства – как оно должно идти по закону и к каким уловкам прибегают банкроты и некоторые кредиторы, чтобы перетянуть одеяло на себя. Это умопомрачительный текст – и историческое свидетельство, и вместе с тем актуальность нечеловеческая: примерно так все происходит и по сей день, особенно у нас.
Итак, должник получает право возобновить дела после того, как между ним и кредиторами подписывается мировой договор, то есть полюбовная сделка. Коммерческий суд назначает присяжного попечителя, который должен соблюдать интересы кредиторов и в то же время "охранять банкрота от притеснений разъяренных заимодавцев". Он имеет право налагать арест на имущество и назначать агентов.
Из тысячи банкротств в девятистах пятидесяти агент держит руку банкрота. <...> На собраниях кредиторов право голоса имеют и те, кому следует пятьдесят тысяч франков, и те, кому причитается пятьдесят су: голоса там подсчитываются, но не взвешиваются. <…> По закону соглашение, снимающее с купца часть его долга и возвращающее право вести дела, должно быть принято при голосовании большинством кредиторов, которым принадлежит большая часть суммы претензий. <…> Самое заурядное ухищрение состоит в том, что должник предлагает части кредиторов, образующей требуемое законом большинство, некую добавочную мзду, помимо погашающегося им по соглашению. <…> Другой, весьма распространенный способ состоит в создании фиктивных кредиторов… Уменьшив, таким образом, долю настоящих кредиторов, банкрот сколачивает себе средства на будущее и в то же время обеспечивает необходимое для соглашения количество голосов. <…> Кредиторы-хитрецы отправляются к кредиторам-простакам или кредиторам, чрезмерно загруженным делами, описывают им предстоящее соглашение в самых мрачных красках и скупают у них векселя банкрота за полцены против того, что они будут стоить при окончательной ликвидации. Крупные коммерсанты больше уже не прибегают к банкротству, они полюбовно ликвидируют дело. <…> Каждый считает, что банкротство дало бы ему меньше, чем ликвидация. В Париже поэтому больше ликвидаций, нежели банкротств. <…> По утверждении соглашения судом должник вновь становится таким же негоциантом, как был до банкротства: ему возвращается его актив, он продолжает вести свои дела, не лишаясь при этом права вновь объявить себя несостоятельным, чтобы не заплатить обещанных пятидесяти процентов долга; это, так сказать, "внучатое" банкротство…
Поначалу кредиторы, участвующие в процедуре банкротства, настроены недружелюбно. Одни требуют уголовного преследования: бал "обошелся приблизительно в шестьдесят тысяч франков... <…> Есть основания передать дело несостоятельного должника в особое присутствие уголовного суда с обвинением в банкротстве по неосторожности". Другие хотят лишить Бирото последнего: управляющий домом требует ареста мебели, хотя за квартиру полностью уплачено – "возможно, потребуется взыскать стоимость ремонта", и это при том, что Бирото только что закончил дорогущую перепланировку!
Но из этой схватки Бирото выходит победителем. Участки проданы за 70 тыс. франков, доля в фирме "А. Попино и К°" приобретена самим Попино за 48 тыс. франков, лавка "Королева роз" вместе с контрактом на помещение, обстановкой, товарами, патентами, а также арендой на двадцать лет фабрики с оборудованием в собственности ушла за 57 тыс. франков. Это недорого для такого дела, но это все, что дали. Семьдесят тысяч франков досталось Бирото и после ликвидации конторы Рогена. Таким образом, активы составили двести пятьдесят пять тысяч франков, а долги – четыреста сорок. Кредиторы получили больше половины.
Бирото вышел из банкротства с результатом, разозлившем его врага – вороватого приказчика. "Вместо банкротства бесчестного он увидел банкротство добродетельное. <…> …Кредиторы на общем собрании устроят еще, чего доброго, овацию парфюмеру". "Кредиторы, свалив Цезаря, искренне его теперь жалели. Каждый знал, как достойно держал себя парфюмер, в каком порядке нашли его книги, как честно он вел дела. Кредиторы были довольны, что среди них не оказалось ни одного "дутого"". В лавке Цезаря нашли все, "чем владел бедняга, вплоть… до личных драгоценностей парфюмера: булавки для галстука, золотых пряжек, карманных часов… Констанс (его жена. – Е.Ч.) также оставила свой скромный ларчик с драгоценностями. Купечество было глубоко поражено столь трогательной покорностью закону". Город впервые видит "разорившегося купца, всеобщее уважение к которому лишь возросло".
Бирото снова открывают кредит. Цезарь может уже платить по оставшимся долгам – процедура банкротства завершена, но он принимает решение рассчитаться сполна. Вся семья работает, не покладая рук, откладывая каждый грош. Постепенно скапливаются небольшие суммы, король, наблюдая его рвение, жертвует шесть тысяч, и Бирото выплачивает оставшиеся деньги самым нетерпеливым кредиторам. Он идет к тетке Маду, а та не может поверить, что такое возможно: "Вот это честность! Дайте-ка я выдам расписку, а деньги, старина, оставьте себе. Тетка Маду – горласта, тетка Маду – порох, но в груди у нее кое-что бьется!"
Оставшаяся сумма собирается как по волшебству; помогает Попино, которой озолотился на продаже "Кефалического масла". Он доплачивает Бирото за его долю. И вот наконец Цезарь свободен от долгов, дочь его выходит замуж за Попино, а зять, желающий сделать сюрприз Цезарю, снимает его старую квартиру… И снова бал – свадьба дочери. Но сердце помыкавшегося купца не выдерживает. Он умирает прямо на балу. "Вот смерть праведника", – констатирует присутствующий здесь аббат.
Роман "Евгения Гранде" с точки зрения экономической подоплеки можно считать зеркальным по отношению к "Цезарю Бирото". В ней отец Евгении Гранде, экономя на чем можно и держа всю семью в черном теле, делает колоссальное состояние и завещает все дочери, которая становится одной из богатейших невест Франции. Она не столь скупа, тратит крупные суммы на благотворительность, но ей "с молоком матери" передались способности отца вести дела так, что капитал она уже не растеряет.
Морализатор Бальзак, сам не способный избавиться от долгов, пытался предостеречь от этих опасностей публику и так, и эдак: примером того, чем заканчивается жизнь не по средствам, а также контрпримером – как экономия, хотя и принимающая одиозные формы, умелое инвестирование и отказ от жизни в долг позволяют сколотить состояние. Книги его очень актуальны. Всем любителям брать потребительский кредит, чтобы купить новую модель мобильного телефончика, – читать обе! Для вас писано. Откуда же все это знает Бальзак? Ответ находим в его гениальной биографии, написанной Стефаном Цвейгом. Писатель, обличающий мотовство в "Гобсеке" и "Евгении Гранде", знал, о чем писал, не понаслышке. В жизни он был неисправимым мотом:
В том самом 1836 году, когда сумма его долгов доходит до ста сорока тысяч франков и ему буквально приходится одалживать на обед у своего лейб-портного или лейб-медика, неутомимый расточитель заказывает вдобавок к знаменитой "трости господина Бальзака"… еще одну трость с набалдашником из носорожьей кости за шестьсот франков. А заодно уж он покупает золотой перочинный ножик за сто девяносто франков, кошелечек за сто десять франков, цепочку за четыреста двадцать франков – словом, приобретает целый набор таких предметов, которые скорее приличествуют кокотке, только что выпотрошившей заезжего набоба, чем "бедному мужику", "подневольному труженику" и "завзятому аскету". <…> Бальзак сообщает своей "супруге по любви" (Эвелине Ганской. – Е.Ч.), что он, дескать, собираясь вновь уйти в глубочайшее одиночество, кроме квартиры на улице Кассини, снял еще некую "мансарду", где он, недосягаемый даже для ближайших друзей, проводит дни и ночи в полном уединении, дряхлый, усталый, седовласый анахорет! "Эта келья не доступна никому, кроме моих родных", – пишет он недосягаемой возлюбленной.
В действительности же эта мансарда, эта келья… оказывается роскошнейшей квартирой, ради украшения которой отшельник не жалеет денег. Хотя на улице Кассини имелось вполне достаточно мебели для четырех комнат, все заново заказывается на бульваре Капуцинов, у дорогого обойщика Моро. Даже Огюст, преданный слуга, получает новую ливрею, лазоревую, с алым жилетом, за которую Бальзак уплачивает, или, вернее, остается должен, триста шестьдесят восемь франков. Венцом этой удивительной монастырской кельи является будуар, достойный скорее "Дамы с камелиями", чем прославленного писателя. Но именно нагромождение драгоценных вещей, изысканная чувственность красок особенно вдохновляют Бальзака…
Куча промотавшихся людей была и в окружении Бальзака. Например, его подругу юности герцогиню д’Абрантес "безнадежную расточительницу", "находят мертвой в убогой каморке на Парижском чердаке".
Помимо того, что Бальзак – жуткий транжира, он еще и неисправимый авантюрист, все время затевающий какие-то предприятия, приносящие одни убытки. Все это – чтобы разбогатеть или избавиться от долгов. Так, он вкладывается в издание популярных книг других авторов (Лафонтена, Мольера) и прогорает, непомерно завысив цены; ввязывается в издание газеты "Кроник де Пари", что приносит ему лишь 40 тыс. франков долгов. Чтобы немного компенсировать убытки, он пытается печатать за собственный счет свои "Озорные рассказы", но тираж сгорает при пожаре. Прознав, где якобы пройдет железная дорога Париж-Версаль, начинает скупать земельные участки. Затем его охватывает идея вложиться в серебряные копи на Сардинии. Забыв о провале "Кроник де Пари", начинает издавать социально-политический журнал "Ревю Паризьен", но никто не интересуется тем, что думает Бальзак о политике. Таких афер была масса, но все закончились провалом, ибо таланта к предпринимательству у Бальзака не было: "стоит Бальзаку претворить свои фантазии в творчество, и они порождают бессмертие. Но как только он пытается превратить свои иллюзии в деньги, они немедленно увеличивают бремя его долгов, и ему приходится трудиться в десять, нет, в сто раз больше".
За писателем постоянно охотятся его заимодавцы.