- Не будем же мы палить по зайчишкам на совхозных полях! - рассмеялся Ярцев. - Надо подальше, в лес. Там у меня избушка на такой случай имеется. А избушку ту трэба, как говорят хохлы, протопить, прибрать. Да и не доберёшься к ней на машине, вон сколько снега за последние дни навалило.
- Сани, я думаю, найдутся? - спросила Вика. - Моя мечта - прокатиться в розвальнях. Так, кажется?
- А ты что, тоже собираешься с нами? - удивился отец.
- Конечно!
- Охотиться? - уточнил Семён Матвеевич.
- Зачем? Писать зимний лесной пейзаж… и вообще…
- Сани, конечно, можно, - посмотрел на Вербицкого хозяин. - А это значит, ещё двоих кучеров.
- Нет-нет! - запротестовал Николай Николаевич! - Вика, что за барство?
- сделал он выговор дочери. - Отрывать людей. Да и лишние разговоры ни к чему…
- Я тоже так подумал, - сказал Семён Матвеевич. - Сейчас к той избушке очищает дорогу бульдозер. И раз с нами Вика - поедем на двух машинах. Вы на Глебовой "Ладе", а я со всем снаряжением - на "уазике". Сам за рулём. Устраивает?
- Во-во! - обрадовался Вербицкий. - Никого из посторонних.
- Не беспокойся, - заверил его Семён Матвеевич. - Все свои. Рудик - парень проверенный.
- А что Рудик? - не понял Вербицкий.
- Который ёлку принёс, - объяснила Злата Леонидовна. - Это шофёр Семена… Он поехал на бульдозере в Кабанью рощу, где охотничий домик. Поверьте, Николай Николаевич, на него можно положиться, как на родного сына.
- Короче, часика через два тронемся, - подытожил хозяин. - Дотемна, может быть, ещё успеем поохотиться. Переночуем в той избушке, а уж завтра, с утречка, загоним зверя поосновательней. И вернёмся. К праздничному столу и… - он указал на ёлку. - Принимается?
- Отлично! - потёр руки Вербицкий.
Каждый занялся своим делом. Виктория отправилась с Диком на околицу посёлка: ей не терпелось взяться за фломастер. Семён Матвеевич и Николай Николаевич принялись готовить охотничье снаряжение. Злата Леонидовна достала коробки с ёлочными украшениями. Дела не было только у Глеба. Но мачеха нашла - попросила разобраться с электрогирляндой: несколько лампочек не горели, надо было заменить их.
Но сначала он позвонил в Средневолжск, на работу жене, и сказал, что вернётся завтра вечером. Та поворчала и попросила, чтобы приезжал пораньше. Не к самому застолью - ведь приглашены гости, их надо кому-то развлекать, так как на её плечах праздничная готовка. Глеб пообещал.
А тем временем Семён Матвеевич у себя в кабинете на втором этаже забросал гостя вопросами: что думают и говорят в Москве о перестройке, какие ходят слухи.
- А ты не можешь задать мне вопросы полегче? - усмехнулся Вербицкий.
- Могу. Тогда скажи, что делается в вашем ведомстве?
- Что касается нашей конторы, то в ней в основном перестраивают кабинеты, - осклабился Вербицкий. - Да ускоренным темпом плодятся новые инструкции и указания.
- Это уж точно, бумаг заметно прибавилось, - согласился Ярцев. - На себе чувствую. И все же, перемены какие-нибудь будут?
- Ой, Матвеевич, о чем ты говоришь! - усмехнулся Николай Николаевич. - Вспомни, сколько на нашем с тобой веку провозглашалось разных новых широковещательных программ! И что из того?
- Как же так? - несколько растерялся хозяин. - А переход на хозрасчёт, самофинансирование, самоокупаемость?
- Это всего лишь новая упаковка, а содержание старое, - пожал плечами Вербицкий. - Пока живы министерства, без наших инструкций, указаний, одним словом, директив, вам не обойтись.
- Значит, ты считаешь… - вопросительно посмотрел на него Семён Матвеевич.
- Поговорят, пошумят, а в основном все останется по-прежнему.
Слова гостя удовлетворили Ярцева. И он стал нахваливать ружьё Николая Николаевича.
- Ты же знаешь, - сказал тот, - я всегда предпочитал бельгийские. Именно эти - "франкотт". Штучное производство. Отделка-то, отделка, а?
- Классная, - кивнул Семён Матвеевич, рассматривая рельефную художественную гравировку на металлических частях. - Пробовал?
- В Белоруссии. Отличная балансировка, посадистость. Я уже не говорю о постоянстве боя! А ты что возьмёшь? - спросил Вербицкий, оглядывая солидную коллекцию оружия хозяина.
- Моего "Джемса Пэрдэя", - ответил Семён Матвеевич, переламывая двустволку и глядя стволы на просвет. - Верная штука, ни разу не подводила. Между прочим, отдал за него семь с половиной тысяч.
- Семь с половиной? - присвистнул Вербицкий, беря ружьё из рук хозяина.
- Копейка в копейку, - подтвердил Ярцев. - Уверяю тебя.
- Девятый калибр, - сказал Николай Николаевич, рассматривая ружьё. - Думаешь, подстрелим кабанчика?
- Или лося, - подтвердил Ярцев. - Попадаются частенько. Ещё хочу прихватить вот это. - Он взял плоский футляр из кожзаменителя, открыл его и бережно вынул красиво инкрустированное и гравированное ружьё. - Испытаю в первый раз.
- Дай-ка, дай-ка! - загорелись глаза у Вербицкого. - ТОЗ-34 Е… Какая прелесть!
- Новинка.
- Слыхал, а вот держать в руках не приходилось. Молодцы, туляки, что возрождают производство уникального оружия! Где достал? - спросил Николай Николаевич с завистью.
- Где достал - секрет, - улыбнулся Семён Матвеевич. - Но вот если хочешь, сделаю и для тебя.
- Спрашиваешь! Конечно, хочу! - Вербицкий не мог налюбоваться ружьём.
- Смотри, ведь могут же у нас. И ещё как! Получше всяких там "зауэров", "манлихеров" и "винчестеров"!
- Патриот, - похлопал его по плечу Ярцев. - А у самого - "франкотт".
- Так если бы у нас раньше выпускали такую красотищу! - потряс ТОЗом Николай Николаевич. - Ведь туляки всегда делали отличное оружие, но серийное. А я люблю, чтоб редкое. И отделка. Кому нравится шаблон?
- Ты прав, - согласился Ярцев.
- Послушай, - вдруг спросил Вербицкий, отдавая ружьё, - как ты сюда…
- Скатился? - с кислой улыбкой закончил за него Семён Матвеевич. - Обстоятельств несколько. А началось все с того времени, когда создали областной агропром. С Лагутиным, председателем, у нас сразу начались трения. Уж кто-кто, а ты его знаешь как облупленного. Твой бывший зам.
- Занозистый мужик, - нахмурился Вербицкий. - Он и под меня копал. Да не по зубам я ему оказался. И что же вы с ним не поделили?
- Во-первых, как ты правильно сказал, любви к тебе он особой не питал. А я вроде бы твой кадр.
- Не думал, что он такой злопамятный, - покачал головой Николай Николаевич. - Дальше?
- Дальше, - усмехнулся Ярцев. - Это уже из порядка причин не личного характера. Понимаешь, у Лагутина свои, местные заботы и проблемы, а у моего республиканского начальства - свои. Да что объяснять! Сам отлично знаешь эти увязки-неувязки. Словом, господа грызутся, а у слуг щеки от оплеух горят. А тут пленум обкома… Нового первого избрали. При старом я бы удержался. Новый же поддержал Лагутина. Вообще сейчас прополка идёт - о-е-ей! А мой участок всегда был трудным. Раньше я умел ориентироваться, а тут чувствую - надо делать ход конём. Понимаешь, из проигрыша сделать выигрыш. Хотя бы для видимости…
Ярцев замолчал, укладывая ружьё в футляр.
- Ну и? - нетерпеливо спросил Вербицкий, слушая Ярцева с большим вниманием.
- В октябре прошлого года хоронили Костюкова, директора "Лесных далей"… Представляешь, только что повесили на грудь вторую Звезду Героя, а он…
- О, Костюков был голова! - закивал Вербицкий.
- Что ты! Оставил хозяйство - любо-дорого посмотреть! Я сейчас забот не знаю! У меня главный агроном - хоть завтра в академики ВАСХНИЛ! А жилищный фонд! А культура! Не говоря уже о самом производстве!
- Так ты сам сюда напросился?
- А что оставалось делать? Ждать, пока дадут по шапке и предложат какой-нибудь колхоз поднимать?
- Что ж, ход правильный, - после некоторого размышления одобрил Вербицкий. - Отличный ход, ты на виду… Сам себе голова. Вокруг все с тобой здороваются каждый день, уважают. Понимаешь, знают, как говорится, в лицо. И сделать можно много хорошего. Главное - видишь результаты своего труда. А природа чего стоит! Так что живи себе на здоровье. - улыбнулся он.
- Радуйся жизни.
- Легко сказать, - вздохнул Ярцев. - Я из таких, кому подавай простор. Пусть область, но все же размах! Порох-то есть! А тут, как ни верти, понижение… даже снится, что я снова в Средневолжске. Ведь столько трудов там положено! Возьмите хотя бы квартиру - в центре, четырехкомнатная! Такую теперь не получишь. Потолки под четыре метра! Не могу с ней расстаться, и все тут!
- Это ты правильно сделал, что сохранил её за собой, не выписался, - одобрил Вербицкий. - Хотя дом у тебя тут - шикарный! Шесть комнат!
- Ну уж дураком меня не назовёшь, - усмехнулся Семён Матвеевич. - А в этой хатке, - он оглядел стены, - Злата прописана. Так что комар носа не подточит. Правда, она рвётся в Средневолжск - спит и видит!
- Говорила… Насколько я понял, ты считаешь это временным, так сказать, тактическим отступлением? - пристально посмотрел на приятеля Вербицкий.
- Мы предлагаем, а бог располагает.
- И все же какие планы?
- Ну, через годик хорошо бы сюда, - Ярцев ткнул себя в грудь, - Героя… Поможешь, а?
- Это можно. А потом?
- И дальше рассчитываю на дружескую помощь, - хохотнул Семён Матвеевич, однако не очень смело. - Верные люди тебе небось нужны? Я имею в виду Москву.
- Хочешь честно? - посуровел Вербицкий.
- Разумеется, - несколько напрягся хозяин.
- Когда ты ещё возглавлял облсельхозтехнику, я делал заход насчёт тебя в министерстве. В кадрах обещали поддержать. А тут вдруг - бац! Узнаю, что ты теперь в Ольховке. Ну сам подумай, как я теперь буду ставить вопрос? - Увидев, что Ярцев нахмурился, он добавил: - Понимаешь, должность - не проблема, а вот прописка, квартира…
- Неужели твой министр не может снять трубку и позвонить председателю Моссовета? - с надеждой посмотрел на приятеля Ярцев.
- Министров много, а председатель один. И потом, за кого просить? Директора совхоза?
- Насколько я помню, однажды один товарищ с должности директора совхоза попал прямо в кресло министра сельского хозяйства Союза, - серьёзно проговорил Ярцев и улыбнулся. - Но я, как ты понимаешь, в министры не набиваюсь.
- Ладно, вернусь в Москву, провентилирую, - пообещал Вербицкий.
- И на том спасибо, - обрадовался Семён Матвеевич. - Что это мы все обо мне да обо мне… Сам-то как живёшь?
- Жаловаться грех.
- Понимаю, - хитро посмотрел на Вербицкого Ярцев, - значит, правда, что тебя хотят в замминистры?
- Ну ты даёшь! - хмыкнул Николай Николаевич. - Действительно, разведка у тебя работает отменно! Ведь насчёт этого и в Москве-то в курсе лишь узкий круг.
- Выходит, скоро?
- Не знаю, не знаю… - ответил неопределённо Николай Николаевич. - В ЦК решается. Только прошу тебя, об этом пока…
- Ни-ни! - приложил обе руки к груди Семён Матвеевич. - Ни одной душе!
- Даже Злате! - поднял палец Николай Николаевич.
- Будь спокоен, - заверил Ярцев и радостно потёр руки. - Поохотимся мы с тобой на славу! Гарантирую!
В Кабанью рощу добрались не так быстро, как предполагали. Бульдозер хоть и расчистил дорогу, но для сугубо городской машины, какой являлась "Лада", она была нелёгкой. Семён Матвеевич, ехавший впереди, несколько раз останавливался, чтобы помочь увязавшему в снегу сыну. Однако эти помехи никому не испортили настроения: уж больно прекрасно было все вокруг - и погода, и торжественно-величественный лес, и ожидающие впереди удовольствие и отдых.
Наконец показался домик на берегу озера, а возле него - бульдозер.
- Как в сказке! - с восторгом произнесла Вика. - Избушка, дымок из трубы и укутанные снегом ели!
Встречать их вышел Рудик. Он помог отнести в дом сумки с продуктами и снаряжение для охоты.
- Солидно, - сказал Вербицкий, когда они зашли в "избушку".
Это был огромный сруб, разделённый перегородками на несколько вместительных комнат. Самая большая - нечто вроде горницы, только вместо русской печи - камин, отделанный чеканкой. В нем яростно пылал огонь.
На стенах висели шкуры медведя и крупного лося, рога которого были прибиты над входом. На полу лежал грубый палас. Из мебели - лишь простой стол и тяжёлые стулья из толстых досок.
Рудик выдал всем тулупы и валенки, что привело Вику в восторг.
- Можем играть трагедию, - заметил Глеб, когда они облачились в тулупы.
- Что ты имеешь в виду? - спросила Вика.
- По-гречески козёл - трагос, - объяснил Глеб. - В Древней Греции во время праздников, или дионисии, как их называли, актёры разыгрывали представления. Одеты они были в козлиные шкуры. Отсюда и пошло название - трагедия.
- Так это же овчина! - засмеялся Семён Матвеевич, одёргивая на сыне тулуп.
- Да? - смутился Глеб и поправился с улыбкой: - Что ж, мы можем разыграть русскую трагедию. Не в козлиных, а в бараньих шкурах.
Ярцев-старший повёл всех посмотреть баню, которая стояла на самом краешке берега. А дальше простиралось плоское блюдо озера. До противоположного берега было километра три.
- Русская баня - это хорошо, - одобрительно отозвался Николай Николаевич, осмотрев предбанник, парилку и самоварную. - А то в Москве все помешались на саунах… И что прямо у воды, тоже здорово! Попарился - и сразу бултых в озеро!
- Так и задумано, - кивнул Семён Матвеевич. - У меня тут в августе отдыхал Элигий Петрович…
- Соколов? - удивился Вербицкий.
- Начальник управления? - уточнила Вика.
- Он самый, - ответил довольный Ярцев-старший. - Был в полном восторге от баньки.
- Кстати, - сказал Глеб, - знаете, как в России многие раскусили, что Лжедмитрий чужестранец?
- Интересно, - повернулся к нему Вербицкий.
- Потому что он не любил баню, - объяснил Глеб. - Об этом писал знаменитый учёный и путешественник Адам Эльшлегер, известный больше под именем Олеарий.
- Действительно, перефразируя Гоголя - какой русский не любит баню! - засмеялся Николай Николаевич. Он посмотрел на солнце и предложил: - Ну, Матвеич, махнём в лес? А то светило скоро закатится.
- Я готов!
Взяв ружьё и приладив к валенкам лыжи, они отправились в лес, сопровождаемые возбуждённой собакой.
Вика, чтобы не терять времени даром, тут же устроилась на берегу озера с этюдником. Глеб наблюдал за её работой. На бумагу ложились быстрые линии, штрихи, складываясь постепенно в пейзаж, который Ярцев видел перед собой. Девушка молчала.
- Не мешаю? - на всякий случай спросил Глеб.
- Нисколько… Даже люблю поговорить, когда пишу. - откликнулась Вика.
- Послушай, а тебе не будет скучно на Новый год с…
- Предками? - с улыбкой подхватила девушка.
- Начнётся "а помнишь?", "а вот в наше время", - сказал Глеб, у которого вдруг мелькнула мысль увезти Вику в Средневолжск; пусть гости, которых он пригласил к себе, знают, какие у него, Глеба, знакомства!
- Знаешь, надоели компании, суета… Так здорово встретить Новый год в деревне!
- Обычно ты где встречаешь? - поинтересовался Глеб.
- Где только не встречала! И в Доме кино, и в ЦДЛ, и в Доме работников искусств, и в Доме композиторов! Публика вроде разная и в то же время одинаковая. - Она криво усмехнулась. - Сплошные знаменитости, аж плюнуть некуда!
"Красуется? - подумал Глеб. - Вроде не похоже".
Сам бы он многое отдал, чтобы встретить новогодний праздник в любом из тех творческих клубов в Москве, которые назвала Вербицкая.
Вдруг издалека, из леса, прогремел выстрел, затем второй. И это показалось таким неестественным среди белой царственной тихой природы.
- Тешатся наши старики, - усмехнулась Вика.
- Пусть им… Разрядка…
- Нет, я рада за отца, - проговорила, как бы оправдываясь, девушка. - Работает он действительно на износ. И такая разрядка у него только в командировках. Когда едет, обязательно прихватывает с собой ружьё. В прошлом году охотился даже на Камчатке. Привёз оригинальный трофей - голубую выдру. Вернее, шкурку. Её там охотники ему выделали.
- Голубую? - удивился Глеб. - Никогда не слышал.
- Папа говорит, очень редкий экземпляр.
- И что ты из неё сделала?
- Пока лежит.
- Знаешь, Вика, - предложил Ярцев, - пошли-ка в дом.
- Я не замёрзла.
- Не заметишь, как отморозишь нос или щеки.
А мороз на самом деле густел, щипал лицо. Вербицкая с сожалением оторвалась от своего занятия.
В избе после холода показалось особенно уютно. Рудик сидел у портативного телевизора.
- Прохватывает? - спросил он, когда Глеб и Вика скинули с себя тулупы и устроились у камина.
- Хорошо! - тряхнула головой девушка и протянула к теплу руки. Она блаженствовала.
- Неплохо бы перекусить, а? - предложил Глеб.
- Стоящая идея, - улыбнулась Вика.
- Организуем, - деловито поднялся шофёр.
Не суетливо, но споро и ловко он накрыл стол - поставил солёные грибочки, огурцы, помидоры, домашнюю ветчину и колбасу.
- Закусывайте пока, - сказал Рудик и исчез на кухне.
- Расторопный малый, - заметил Глеб.
- Внимательный, - кивнула Вербицкая, уплетая аппетитную снедь за обе щеки.
Все ей нравилось, все её умиляло. И больше всего - шашлык, приготовленный тут же, в камине.
Болтали о разном и не заметили, как за окном стемнело. Рудик зажёг свет. Вика вдруг забеспокоилась за отца и за Семена Матвеевича. Но тут дверь распахнулась, и в дом ввалились охотники. Румяные от быстрой ходьбы, радостные и усталые. Дик выражал свою собачью радость тем, что бросился к Вике и стал лизать лицо.
- Лежать! - приказал Вербицкий, показывая дочке трофей - глухаря. - Красавец, а?
- Чудо! - сказала Вика, оглядывая великолепную птицу, веером раскинувшую большие крылья.
Семён Матвеевич передал Рудику свою добычу - беляка и, потирая руки, сказал:
- Ну, Николай, за стол!
- Заповедь охотника какая? - спросил Вербицкий и сам же ответил: - Сперва накорми собаку.
- Рудик накормит.
- Не-не! Только хозяин, - решительно заявил Николай Николаевич.
Дали есть Дику и наконец уселись обедать. Все ещё не остыв от азарта, оба охотника, перебивая друг друга, рассказывали, где и как они выследили дичь, и как добыли её.
- А пёс у тебя экстра-класс! - нахваливал Ярцев-старший. - Зайца поднял, навёл на глухаря…
- Так он же записан в книге ВРКОС! - с полным ртом ответил Вербицкий.
- А что это такое?
- Всероссийская родословно-племенная книга охотничьих собак, - пояснила Вика.
- Смотри-ка, есть и такая? - удивился Рудик, который сел за стол лишь вместе со своим шефом.
- Надо же вести учёт породистым собакам, - сказал Николай Николаевич.
- В этой книге - только самые лучшие, имеющие полную четырехколенную родословную, имеющие дипломы за испытание рабочих качеств и высокую оценку по экстерьеру… Между прочим, Дик записан в самую высшую группу из русско-европейских лаек.
- И много таких групп? - полюбопытствовал Глеб.