Похоже, им было все равно. Мы без особого труда нашли дом. По-киншиповски типичный загородный дом, квазигеоргианский, с большим помпезным фронтоном, входом с колоннами, узкой подъездной дорожкой.
Я вынул пакет с фотографиями из бардачка и позвонил в дверь.
Лэнс сам отворил дверь. Сегодня он был одет не в костюм деревенского джентльмена, а в белые джинсы, сандалии на веревочной подошве и футболку в поперечную красно-белую полоску. "Этакий международный костюм кинорежиссера, – поставил я диагноз. – Только мегафона не хватает".
– Входите, – сказал он. – Я вам за них заплачу.
– Ладно. Только недолго, мои друзья меня ждут.
Он бросил короткий взгляд на мою машину, из окон которой выглядывали любопытные физиономии Клэр и Джереми, и пошел в дом, а я двинулся следом. Он вошел в большую гостиную с паркетными просторами и слишком большим количеством черной лакированной мебели. Столы из хромированного металла и стекла. Светильники в стиле арт деко.
Я протянул ему пакет с фотографиями.
– Посмотрите лучше, – сказал я, – чтобы удостовериться, что все в порядке.
Он пожал плечами.
– С чего бы им не быть в порядке?
И все же он открыл конверт и вынул содержимое.
На первом снимке был он сам, в своем прикиде деревенского джентльмена, глядящий прямо в камеру. Очки. Широкополая шляпа. И снисходительно-властный вид.
– Переверните, – сказал я.
Он удивленно поднял брови и перевернул. И прочел то, что написала миссис Джексон: "Это тот самый налоговый инспектор…"
Произошедшее в нем мгновенное изменение можно было сравнить только с тем, как будто бы одна личность покинула эту оболочку и в нее тут же влезла другая. Он сбросил личину самоуверенности, на лице возникли смятение и злоба. Яркая одежда, подходившая к одной личности, на другой казалась гротескной, словно подарочная обертка на ручной гранате. Я увидел того Лэнса Киншипа, о существовании которого только догадывался. Не слегка нелепый позер, старающийся казаться важнее, чем есть, а перетрусивший психопат, который любой ценой старается сохранить маску благопристойности.
Я подумал, что настоящая опасность состоит как раз в этом несоответствии. В его удаленности от реальности. В его театральном способе мышления, которое заставляет его рассматривать убийство как решение всех проблем.
– Прежде чем вы что-нибудь скажете, – сказал я, – посмотрите на остальные снимки в этом конверте.
Дрожащими от злости пальцами он вынул их. Обычные снимки… а также черно-белая глянцевая фотография списка наркотиков Даны ден Релган и письмо, которое я нашел на диазобумаге.
В этом и состояла для него главная опасность.
Он бросил на пол снимки великого режиссера, и они рассыпались вокруг, как цветные листья размером десять на восемь дюймов, и он стоял среди них, держа в руках три черно-белых снимка. На лице его явственно читался страх.
– Она же говорила… – прохрипел он, – она клялась, что их у вас нет. Клялась, что вы не понимали, о чем она говорила…
– Она говорила о наркотиках, которыми вы ее снабжали. С датами и ценами. Этот список, который вы держите в руках, на котором прекрасно распознается ее почерк, был первоначально написан на целлофане. И, конечно, как вы видите, там не раз упоминается ваше имя.
– Я вас убью, – проговорил он.
– Нет. Вы упустили свой шанс. А теперь слишком поздно. Если бы газ убил меня, то с вами все было бы в порядке. Но не вышло.
Он даже не спросил: "Что за газ?" Он сказал:
– Все пошло не так. Но это не имеет значения. Я думал… это не имеет значения. – Он беспомощно посмотрел на черно-белые снимки.
– Вы думали, что это не имеет значения, потому что услышали от Даны ден Релган, что у меня нет этого списка. А если у меня нет списка, то нет и письма. Что бы я там ни получил от Джорджа Миллеса, письма и списка у меня нет. Так вы думали? И если их у меня нет, то больше незачем и пытаться убить меня. Так?
Он не ответил.
– Сейчас слишком поздно, – сказал я, – потому что во многих местах существует много копий. Есть еще и копии вашего снимка, подписанного миссис Джексон. Банк, адвокаты, несколько моих друзей – все получили указания передать все это в полицию, если я вдруг случайно погибну. И в ваших интересах с нынешнего момента заботиться о моей жизни.
Смысл сказанного доходил до него с трудом. Он в сомнении переводил взгляд с меня на снимки.
– Письмо Джорджа Миллеса, – сказал он.
Я кивнул. Собственноручное письмо Джорджа гласило:
"Уважаемый Лэнс Киншип!
Я получил от Даны ден Релган очень интересный список наркотиков, которые вы ей поставляли в течение последних нескольких месяцев. Я уверен, что точно понял, что вы являетесь постоянным поставщиком в этих противозаконных операциях.
В определенных кругах также хорошо известно, что в благодарность за приглашение в определенные места, что льстит вашему самолюбию, вы платите за удовольствие марихуаной, героином и кокаином.
Конечно, я мог бы показать список Даны ден Релган соответствующим властям. Однако я скоро позвоню вам с альтернативным предложением.
Искренне ваш
Джордж Миллес".
– Я получил его в печатном виде, – тупо выговорил Лэнс Киншип. – Я сжег его.
– Когда Джордж позвонил, – сказал я, – он рассказал вам об этом альтернативном предложении?
Киншип начал отходить от потрясения. Теперь в нем разгоралась злоба.
– Я ничего вам не скажу.
– Джордж Миллес сказал вам, – не обращая на него внимания, продолжил я, – чтобы вы прекратили распространять наркотики… и внесли деньги в Фонд пострадавших жокеев?
Он открыл рот и злобно захлопнул его.
– Он позвонил, – спросил я, – или назвал условия, когда приехал сюда?
Напряженное молчание.
– И вы что-то насыпали… что-то из своего потайного шкафчика ему в виски?
– Докажите! – с тошнотворным торжеством прокричал он.
Конечно, не докажешь. Джорджа кремировали, взяв пробу крови только на алкоголь. На наркотики не проверяли. Как и на возможные не имеющие запаха транквилизаторы, которые в достаточном количестве наверняка смогут усыпить водителя.
"Джордж, – с сожалением подумал я, – слишком сильно наступил на хвост очередной жертве. Он-то думал, что это червяк, и не распознал кобру. Если он хотел посмотреть, как эта жертва начнет извиваться, когда он придет со своими условиями, то он совершил смертельную ошибку. Джорджу и не снилось, что эта жалкая тварь будет кусать насмерть, чтобы защитить свой убогий образ жизни. Он не понимал до конца, как фанатически Лэнс Киншип обожает это панибратство с элитой, которая в лучшем случае терпела его общество. Наверное, Джордж наслаждался яростью Лэнса Киншипа. Наверное, ехал домой и смеялся. Бедняга Джордж".
– А вы не подумали, – спросил я, – что Джордж оставил копию своего письма?
Судя по его лицу, нет. Я решил, что он действовал импульсивно. Он почти не промахнулся.
– Когда вы узнали, что Джордж шантажировал других людей… включая Дану… вы тогда стали думать, что письмо у меня?
– Я слышал, – бешено проговорил он, – я слышал… в клубах… у Филипа Нора есть письма… он сломал ден Релгана… вышвырнул его из Жокейского клуба… Думаете, я стал бы ждать, когда вы доберетесь до меня?
– К несчастью, – медленно произнес я, – нравится это вам или нет, теперь я до вас добрался.
– Нет.
– Да, – ответил я. – И я прямо скажу, что мне, как и Джорджу Миллесу, деньги не нужны.
Это его не слишком успокоило.
– Я еще вот что вам скажу – вам не повезло, что моя мать умерла от героина.
– Я не знал вашей матери, – растерянно сказал он.
– Конечно. Я и не спрашиваю, поставляли ли вы когда-нибудь ей наркотики… Просто у меня давнее и стойкое предубеждение против поставщиков наркотиков. И вы с таким же успехом можете понять, почему я хочу… чего я хочу.
Он конвульсивно шагнул ко мне. Я вспомнил о том коротком каратистском ударе, которым он уделал ден Релгана в Кемптоне, и подумал, будут ли столь же эффективны его сандалии на веревочной подошве на паркете. Интересно, вправду ли он что-то умеет… или это просто витрина, прикрывающая пустоту?
Вид у него был нелепый, но не опасный. Немолодой, но и не старый мужчина, лысеющий с макушки, в очках… и в пляжном костюме – это в декабре-то.
Человек, загнанный в угол. Человек, который убивает, если надавить слишком сильно. Убивает не непосредственно, если подумать, а издалека – наркотиками и газом.
Он так и не достал меня, какой бы удар он ни задумывал в своей слепой мстительной злобе. Он наступил на одну из фотографий и поскользнулся, тяжело упав на колено. Эта беспомощная унизительная поза, казалось, окончательно сломала еще остававшуюся у него самоуверенность, поскольку, когда он поднял взгляд, я увидел не ненависть, не непокорность, а ужас и отчаяние.
– Я не хочу того, чего хотел Джордж, – сказал я. – Я не стану просить вас прекратить распространять наркотики. Я хочу, чтобы вы сказали мне, кто поставляет героин.
Он, шатаясь, поднялся. Лицо его было полно ужаса.
– Я не могу… Не могу.
– Да чего же тут мочь, – кротко сказал я. – Вы же должны знать, откуда вы их получаете. И в солидных количествах – чтобы продавать, раздавать. Как мне говорили, у вас всегда этого добра полно. Значит, у вас должен быть регулярный поставщик… разве не так? Он-то мне и нужен.
"Источник, – думал я. – Источник, который снабжает нескольких поставщиков. Наркотики – это как чудовище со щупальцами. Отрежешь одно, и на его месте отрастает другое. Войну с наркотиками не выиграть никогда. Но сражаться с ними нужно, хотя бы ради глупеньких девушек, которые обрекают себя на муки. Ради хорошеньких девушек. Ради Даны. Ради Каролины… моей погибшей матери-бабочки, которая спасла меня от пристрастия к наркотикам".
– Вы не знаете… – Казалось, у Лэнса Киншипа дыхания не хватает. – Это невозможно. Я не могу рассказать. Меня… меня убьют.
Я покачал головой.
– Это останется только между нами. Никто никогда не узнает, что вы мне рассказали. Разве что сами не разболтаете, как ден Релган в игорном клубе.
– Я не могу, – в отчаянии сказал он.
– Если нет, – как бы между прочим сказал я, – сначала я расскажу полицейским, которые расследуют попытку убийства в моем доме, что моя соседка в точности опознала вас в том налоговом инспекторе. Этого недостаточно, чтобы обвинить вас, но вполне хватит, чтобы вы попали под следствие… по поводу доступа к наркотикам, и так далее.
У него был жуткий вид.
– Во-вторых, – сказал я, – я позабочусь, чтобы все узнали, что неразумно приглашать вас на вечеринки, несмотря на ваши маленькие подарки, поскольку в любой момент может нагрянуть полиция. Я уверен, что держать у себя определенные наркотики до сих пор считается правонарушением.
– Вы… вы…
Я кивнул. Он не мог подыскать ругательства.
– Я знаю, где вы бываете. В каких домах. Все говорят. Мне рассказывали. Одно словечко на ухо отделу по борьбе с наркотиками… и вы станете самым нежеланным гостем в Британии.
– Я… я…
– Да, я знаю, – сказал я. – Это смысл вашей жизни – ошиваться в таких местах. Я не стану просить вас не делать этого. Не стану просить вас перестать делать свои подарочки. Просто скажите мне, откуда вы берете героин. Не кокаин, не марихуану, только героин. Смертельный наркотик.
В его страдальческом взгляде появилось что-то коварное.
– И не думайте, – сказал я, заметив это, – что сможете отделаться старой ложью. Вы прекрасно понимаете, что ваш рассказ пойдет в отдел по борьбе с наркотиками. Не беспокойтесь. Таким кружным путем, что никто не свяжет этого с вами. Но ваш нынешний поставщик, скорее всего, вылетит из бизнеса. Если это случится, вы свободны.
Он трясся так, словно ноги у него вот-вот подломятся.
– Не забудьте, – рассудительно сказал я, – если один поставщик вылетит из бизнеса, вы сможете найти другого. Через год или около того я могу спросить у вас и его имя.
Его лицо покрылось потом. Он просто не мог поверить.
– Вы хотите сказать… это все будет продолжаться… и продолжаться…
– Верно.
– Но вы не можете!
– Я думаю, что это вы убили Джорджа Миллеса. Вы явно пытались убить меня. Вы чуть не убили моего друга. Почему вы думаете, что я не захочу отомстить?
Он уставился на меня.
– Я прошу очень немногого, – сказал я. – Время от времени будете писать несколько слов – только и всего.
– Не моей рукой, – в ужасе сказал он.
– Нет, вашей, – решительно ответил я. – Чтобы было написано правильно, без ошибок и прочего. Вы не беспокойтесь, с вами ничего не случится. Я обещаю, что никто никогда не найдет, откуда поступает информация. Никто никогда не узнает, что все идет через меня. Ни ваше, ни мое имя никогда не будет упоминаться.
– Вы… вы уверены?
– Уверен.
Я вынул маленький блокнот и фломастер.
– Пишите, – сказал я. – Имя вашего поставщика.
– Не сейчас, – заколебался было он.
– Почему нет? – спокойно спросил я. – Покончим с этим. Садитесь.
Он сел за один из своих хромированно-стеклянных кофейных столиков в совершенном оцепенении. Он написал в блокноте имя и адрес.
– Подпишите, – мимоходом сказал я.
– Подписать…
– Конечно. Ваше имя.
Он написал: Лэнс Киншип. А затем, ниже, с росчерком, добавил: кинорежиссер.
– Прекрасно, – ровно произнес я. Взял блокнот, прочел то, что он написал. Иностранная фамилия. Лондонский адрес. Одно щупальце под топором.
Я сунул в карман документик, который в следующем году снова заставит его покрыться испариной… и еще через год, и еще. Этот документ я засниму и спрячу.
– Все? – оцепенело выдавил он.
– Пока все, – кивнул я.
Он не встал, когда я ушел от него. Так и остался сидеть на своем черном лакированном стуле в футболке и белых брюках, ошеломленный, онемевший, уставившись в никуда.
Ничего, самоуверенность к нему вернется. К этим квазитворческим личностям она всегда возвращается.
Я вышел на улицу, туда, где ждали меня Клэр и Джереми, и немного постоял на морозном воздухе, прежде чем сесть в машину.
"Жизнь большинства людей, – думал я, – не касается глобальных вопросов, а состоит только из решения насущных проблем. Она не касается великих задач спасения человечества – только создания порядка в одном каком-нибудь месте, в малых делах контроля и поддержания равновесия".
Ни моя жизнь, ни жизнь Джорджа Миллеса никогда не решали судеб наций, но наши действия могут изменить жизнь отдельных людей, и мы это сделали.
Та неприязнь, которую я испытывал к нему живому, была несовместима с тем расположением, которое я испытывал теперь к нему мертвому. Я понял его мысли, его намерения, познал его веру. Я разрешил его загадки. Я выстрелил из его ружья.
Я сел в машину.
– Все в порядке? – спросила Клэр.
– Да, – ответил я.
Примечания
1
Плотная хлопчатобумажная декоративная ткань.
2
Стон – старинная английская мера веса, равная 6,4 кг.
3
Имеется в виду царствование короля Эдуарда VII (1901–1910 гг.).
4
Стиль архитектуры конца XVIII – начала XIX в.
5
White – белый (англ.).
6
Алькатрас – скалистый остров в заливе Сан-Франциско. С 1859-го по 1933-й – военная тюрьма, до 1963-го – федеральная. Сейчас является туристским аттракционом.
7
Стемпид – канадский конноспортивный фестиваль.
8
"Эквити" – профсоюз актеров Великобритании.
9
Итальянское блюдо, разновидность макарон.
10
Фарлонг – 201,17 м.