Видимо, господину не очень-то хотелось доверяться обычному приемщику, человеку с нерасполагающей внешностью. Поэтому он продолжал измерять расстояние от окна к двери и обратно - от двери к окну, пощипывая кошачьи усики, то и дело поглядывая на часы.
Увидев меня, приемщик радостно вздохнул. Настырный посетитель не только действовал ему на нервы, но и мешал "производственному процессу". Точно так же, как и в первый мой визит в это заведение, к под"езду причаливал огромный грузовик, двое парняг метали в Димыча вопросительные, в постороннего человека - подозрительные и нетерпеливые взгляды.
- Вот - ближайший помощник босса, он вам поможет.
Фомин посмотрел в мою сторону. Усатая голова дрогула, будто к лицу поднесли зажженную спичку, но, повинуясь приглашающему жесту, он послушно поплелся в указанном направлении - в недра здания, к моему кабинету. Словно собака на поводке, обнюхивал каждый угол, обследовал каждый поворот. Только разве ноги не задирал для собачьей "отметины".
В кабинете остался стоять возле двери.
- Присаживайтесь… Слушаю вас? Депутатский деятель послушно присел на стул, но держал себя так напряженно, что можно подумать: при малейшей опасности вскочит и убежит.
- Кажется, я где-то вас видел? Только не припомню где…
Придуряешься, таракан, зло подумал я, отлично помнишь нашу встречу в коридоре третьего этажа Росбетона, потом - в приемной генерального. Помнишь и боишься. Ну, погоди, зараза, сейчас я тебя выпотрошу.
- А я вот отлично помню. Виделись мы в Росбетоне… Вы ещё допрашивали кокетливую секретаршу, подсовывали ей шоколадку… Вспомнили?
Фомин пожевал бескровными губами, будто определял на вкус стоит ли вести со мной доверительный разговор. Поскольку время отсутствия Волина неизвестно, а его, видимо, ожидают дела, не терпящие отлагательства, порешил рискнуть.
- Вспомнил. Если не ошибаюсь, зовут вас Константином Сергеевичем…
- По фамилии - Сутин, - перебил я. - Итек, что привело к нам?
Сказал "А", говори и "Б" - старая нержавеющая истина. Но на всякий случай Ефим Григорьевич задумал подстраховаться. Слишком опасна лишняя откровенность, да ещё не с самим хозяином, а неизвестно с кем.
- Можно узнать, чем вы здесь занимаетесь? Как мне поведала Катенька, в Росбетоне вы ведали сторожами, - он покривился, показывая свое отношение к ранее занимаемой мною должности. - Если и здесь…
- Приемщик ясно сказал: ближайший помощник босса, - четко выговаривая каждое слово, осадил я собеседника. - Если не хотите говорить со мной - подождите прихода Волина. Я не возражаю. Как говорится, баба с воза - кобыле легче.
- Когда он придет?
- Скорей всего вечером, - равнодушно произнес я, отлично зная, что Волин вот-вот появится в своем офисе. - Выслушав вас, он все равно поручит мне проработать просьбу, проанализировать её и высказать свое мнение. Это займет несколько дней…
- Так долго? - ужаснулся усатик. - Нельзя ли ускорить?
- Можно, но, похоже, вы этого не хотите…
- Не понимаю…
- Все очень просто. Вы сейчас выкладываете мне все, что собираетесь сказать господину Волину. Я прорабатываю и завтра утром докладываю ему свои предложения. Сразу после того, как он согласится, звоню вам. Вот и все… Лично мне ваши секреты не интересны, подобными забит мой сейф. Решайте сами…
Я придвинул папку с бумагами и занялся ими, не обращая внимания на сомнения, терзающие сотрудника хозяйственного управления Госдумы. Уверен - тот согласится со мной, ибо не имеет иного выхода.
Так и получилось.
- Ладно, будь по вашему… Мне поручено заключить договор об охране имущества некоторых депутатов…
- Охране имущества? - удивился я. - Депутатов охраняет мощная служба, к их услугам отлично подготовленные парни, вооруженные по последнему слову науки и техники, у них - бронированные машины, современные средства ауди и видеоразведки. А вы просите защиту у слабосильной "крыши"! Согласитесь, глупей не придумаешь…
Минут пятнадцать Фомин курил благоуханный фимиам нашей фирме, изощрялся в похвалах и славословиях. По его мнению, официальная охрана депутатов - дети в коротких штанишках, не способные сами себя защитить, не говоря уже о государственных деятелях. И подготовка у них хлипкая, и вооружение времен периода гражданской войны, и не имеется материального стимула.
- Кроме того, речь идет не о защите самих депутатов. Многие из них занимаются бизнесом, учавствуют в прибылях некоторых компаний и банков. Именно их и должна охранять фирма господина Волина…
- Значит, вы печетесь не о себе? В таком случае, договор может быть заключен непосредственно с клиентом. Посредники, кем бы они не были, нас не интересуют… Назовите, пожалуйста, фамилию конкретного депутата - я с ним свяжусь и все уточню.
Фомин задумался. Я терпеливо ожидал. Рыбка глубоко заглотнула крючок, если и сорвется, то оставит на нем все свои внутренности. Именно они мне и нужны.
- Хорошо. Как принято выражаться, снявши голову по волосам не плачут, - с невеселой улыбкой проговорил посетитель, привычным движением руки ощупав колючие усики: на месте ли они, не выдрал ли волосинки жестокий помошник Волина. - Единственное условие: позвоните Севастьянову в моем присутствии. Желает быть в курсе деловых переговоров? Ради Бога, на данном этапе - никаких секретов, пусть слушает и оценивает мое долготерпение. Тем более, что фамилия Севастьянова хранится на одной из потаенных "полочек" натренированной памяти сыщика. И взята она не с газетного листа и не с телеэкрана - из компьютерного файла убитой Слепцовой.
Я усмехнулся и набрал сообщенный мне номер.
Трубка отозвалась знакомым голосом помощника депутата. Мне пришлось изобразить гриппозное состояние в виде легкого кашля и соответствующей хрипоты. Очень уж не хочется открываться, подставлять себя депутатскому окружению. Вдруг многоопытная секретарша запомнила голос депутата украинской Рады Громобоева,
- Могу я переговорить с господином Севастьяновым?
Фомин весь обратился во внимание, он слушал телефонный разговор, как верующий - молитву, искал в нем похвалу своему усердию и удачливости. Не знаю - находил или нет, мне это, как часто выражался на зоне Костюк: до фени.
- Кто спрашивает Бориса Демьяновича?
- Один из его избирателей. Это может подтвердить сидящий со мной рядом господин Фомин.
Упоминание усатого ловкача напоминало военный пароль или пропуск в зону особого режима, куда простому смертному вход строго воспрещен. Голос помощника помягчел, из него выпали оттенки служебной подозрительности и официальной сухости.
- Ефим Григорьевич у вас? Будьте добры, передайте ему трубку.
Я поспешил выполнить просьбу. Кажется, кроме пароля и пропуска для входа в законодательную крепость, требуется гарантия влиятельного лица. Не возражаю, пусть будет гарантия.
Фомин превратился в немтыря, единственные употребляеме им слова: "да", "конечно", "нет", "возможно". Вставляя в промежутки между ними пропущенные выражения вместе с вопросами, задаваемыми помощником депутата, я с большей или меньшей достоверностью сконструировал диалог.
- Ты находишься у Волина?
- Да.
- Знаешь человека, с которым говоришь?
- Нет.
- Как же ты решился открыться ему? Вдруг - предательство?
- Возможно.
Дальше - непереводимая игра слов, далекая от парламентской изящности. Облегчив душу абонент малость успокоился и продолжил "допрос".
- Этот мужик близок с Волиным?
- Конечно.
- Обещает свое содействие? Гарантированы ли мы от предательства? Не продаст ли он нас журналистам?
- Все возможно.
Очередной взрыв негодования, сдобренный коктейлем из площадного мата и профессионального сленга. Прослушивается несомненный талант опытного полемиста, не раз учавствующего в словесных баталиях в кулуарах Думы. Если таков помощник, то что из себя представляет депутат, удастся ли слабосильному сыщику-зеку справиться с ветераном словоизвержения?
Деятель хозяйственного управления вытер со лба выступивший пот, разгладил усы и протянул мне трубку.
- Что вы хотите? - подавив раздражение, грубо спросил помощник депутата.
- Говорить непосредственно с гоподином Севастьяновым.
- Вас не устроит беседа, предположим, со мной?
- Нет, не устроит. Предпочитаю иметь дело с… первоисточниками.
- Прошу подождать.
Понятно, предстоит получить согласование шефа, помощник считает себя слишком незначительной личностью, чтобы принимать столь важные решения. Впрочем, так оно и есть - такова чиновничья сущность: выполнять повеления хозяина и, Боже избавь, не проявлять опасной инициативы. Такой, к примеру, какую проявляю я, подменяя Волина.
Прошло минут десять. Я, будто воочью, видел растерянные физиономии совещающихся законодателей, которых грызут сомнения и подталкивают надежды получить "крышу над головой". В наш скорбный век ни одна организация - государственная либо частная - не рискует вести дела без "прикрытия". Тем более, это относится к депутатам-бизнесменам, занимающихся, практически, подпольным бизнесом.
- Вы слушаете?
- Да. С нетерпением.
- В принципе вопрос решен. Борис Демьянович согласен на переговоры. Но вот как это осушествить… Сами понимаете, приезд депутата в вашу фирму невозможен. Точно так же, как и ваше появление у него в кабинете…
Я задумался. Встретиться где-нибудь на улице или в парке - на это Севастьянов тоже не пойдет, посчитает слишком опасным… Пригласить на Поклонную гору, там легко затеряться среди посетителей? Ни за что не поедет по той же самой причине.
Остается одно…
- Почему бы вашему боссу и мне вместе не пообедать? Ресторан выберете сами, время - тоже…
Новый "антракт". Хитроумные политические мужи анализируют предложенную ситуацию, колеблются и "колышатся". Обычные парламентские переживания. А что, спрашивается, опасного в моем предложении?
- Сегодня, восемь вечера вас устроит?
- Вполне.
- Название ресторана узнаете в девятнадцать. Вам позвонят.
Тоже понятно. За час, задумай я покушение на священную особу депутата, почти невозможно подготовиться, нацелить киллера, подложить под ресторанный столик адскую машинку…
- Вы довольны? - облегченно улыбнулся Фомин. - Думаю, теперь все проблемы разрешены…
- Только благодаря вашим усилиям, - изящно поклонился я. - Мне хотелось бы выяснить ещё один вопрос. Почему вы в Росбетоне интересовались Вартаньяном?
Кажется, мой невинный вопрос показался Фомину излишне колючим. Он поморщился, но все же ответил.
- Тогда я не знал о смерти Сурена Ивановича. У нас с ним были некоторые общие дела, связанные…
- Только не говорите мне об архитектурных украшениях парламентского интерьера и о мусорных урнах с российской символикой. Не поверю.
Усач картинно развел руками. Насмешливо улыбнулся. Дескать, не могу ничего добавить, верить либо не верить - ваши проблемы.
Я молча ожидал более внятного ответа. И дождался.
- Кажется, вы подозреваете меня или других думцев в причастности к убийству Вартаньяна. Большей глупости трудно себе представить! Кто же решит зарезать курицу, несущую золотые яйца?
- Значит, главный экономист Росбетона все же работал на вас? И что подразумевается под "золотыми яйцами"?
- Сейчас, после его гибели, нет смысла отрицать. Да, Сурен Иванович был связан с нами. Правда, не со мной, ибо я - простой исполнитель, старший кто куда пошлет. И тем не менее, уверен - гибель главного экономиста связана с конкурентами…
Второй мой вопрос, касающийся услуг Вартаньяна, усач пропустил мимо ушей. Ну, что ж, настаивать не стану, и без этого все ясно. К тому же, о переправленном с помощью Светки конверте с сертификатом Фомин может и не знать - слишком он мелкая сошка.
- Вот как! У Госдумы, высшего законодательного органа имеются конкуренты?
Фомин ехидно улыбнулся, кончики усов зашевелились и он успокоительно пригладил их двумя пальцами.
- Сейчас не старые времена, дорогой Константин Сергеевич, все подчинено бизнесу. В том числе, и властные структуры… К сожалению, у меня нет свободного времени для бесплодной дискуссии. Одно могу сказать: ищите убийц не у нас. Верить или не верить - ваши проблемы.
Я понял: настаивать, расспрашивать - зряшное дело. Видимо, причастность депутатской команды к убийству главного экономиста Росбетона можно считать не доказанной.
Пришлось самолично проводить усача к выходу. Не дай Бог, встретится с Волиным! Придется тогда начальнику аналитического отдела "крыши" изворачиваться ужом, кудахтать курицей с застрявшим в известном месте яйцом, блеять запутавшимся в веревке козлом. С неизвестными последствиями.
Бог выручил - Фомин беспрепятственно добрался до бетонной площадки, где его ожидала машина…
- Удовлетворил зануду? - по приятельски спросил Димыч, обнажая прокуренные зубы. - Спасибо тебе - не знал, что с ним делать.
- В получку выставишь бутылку - будем квиты, - ответил я в таком же тоне.
Времени предостаточно - вполне успею спрятать в вентиляционном отверстии полученный от Ивана микромагнитофон. При появлении в кабинете Волина подозреваемых лиц нажму кнопку дистанционного включателя. Отличная вещица! Не только записывает на пленку, но и передает записываемое на микронаушники. Жаль, нельзя полюбоваться мордами собеседников, но я настолько изучил их голоса, что узнаю с первого же слова.
Ровно в семь позвонили и женский кокетливый голосок, от которого, казалось, так и несло французскими ароматами, сообщил: известное вам свидание состоится в ресторанчике "Отдых".
Шеф в этот вечер так и не появился.
21
Небольшой ресторанчик ничем не отличается от своих собратьев. Зал на десять столов, вышколенные официанты - ни одной женщины! - экзотические блюда, на эстраде - "оркестр" из трех человек с тоненькой певичкой. Начисто отсутствуют балетные номера с раздеванием, демонстрация модных ножек и грудей, пение блатных песен.
Короче говоря, примитив.
Но оформление интерьера примечательное: стены представляют из себя зеркала, украшенные картинами на кулинарные темы. Натюрморт из фруктов и вина. Тарелка, заполненная супом или борщом, и тонко нарезанная селедочка. Свиная отбивная соседствует с новогодним гусем. Виноградные кисти окунают ягоды в дымящиеся чашки с кофе и чаем. Неизвестный художник дал волю своему воображению, даже потолок разрисовал фигурами поваров и официантов с подносами на растопыренны пальцах. Злые языки утверждают - один из поваров списан с хозяина, толстого добродушного армянина.
Посетители, поглощая сациви или отпивая из бокалов сухое вино, видят в зеркалах не только себя, но и соседей по залу. Знатоки говорят: подобное общение вкупе с натюрмортами способствует лучшему пищеварению, соответственно повышает настроение, вызывает своеобразную конкуренцию поглощаемости блюд.
Лично мне зеркальные стены очень понравились не по причине необычного оформления - можно, не поворачивая головы, видеть, что творится позади тебя и по бокам. Удобно и полезно.
Наметанным взглядом я сразу же вычислил на тротуаре возле входа интеллигентного парня лет двадцати пяти в шляпе и при модном галстуке. Манера пристально оглядывать каждого входящего, будто обыскивая его, широкие плечи, спрятанные под долгополым плащом, правая рука - в кармане - все это выдавало охранника или, лучше сказать - телохранителя. Интересно, кого он пасет: депутата или его противников? Ибо противников имеет каждый человек, начиная от вечно пьяного бомжа, кончая президентом и премьером.
Философствовать на работе - вредно и постыдно, сам себе сделал выговор зек-сыщик, открывая прозрачную дверь и принимая поклон дородного швейцара. А я ведь значусь по всем параметрам именно на работе: и по линии Волина, и по своей собственной.
В зале - человек восемь посетителей, каждый - за отдельным столиком. Трое из них, наверняка, мужики того же назначения, как и тот, в плаще. Ради Бога, пусть бдят, я пришел без оружия, которого вообще не имею, со стерильно чистыми намерениями - потолковать за жизнь с народным избранником…
Трех минут хватило для того, чтобы вычислить Севастьянова. Это, конечно, не развязный молодой человек из числа "новых русских", так задравший гордую голову, что, наверняка, сместились шейные позвонки. И не старик с аккуратно подстриженной седой бородкой клинышком, размазывающий по губам жидкую кашу. И не упивающийся музыкой худосочный человек средних лет, перешагнувший последнею грань, за которой - путешествие на четвереньках под стол. И не перекрашенная жрица любви, выбирающая на ночь клиента побогаче.
Я уверенно направился к столику, стоящему поодаль от других и от эстрады. За ним сидит мужчина лет пятидесяти с дряблыми щеками и злыми глазами, спрятанными под набрякшими веками. Оттопыренные уши походят на подслушивающие локаторы, короткий нос с пуговкой напоминает аналогичную деталь лица лидера одной из левых фракций парламента.
- Господин Севастьянов?
- Он самый, - привстав, депутат ткнул вялую руку в мою сторону и тут же, не дожидаясь рукопожатия, положил её на стол. - Если не ошибаюсь, вы посланы господином Волиным?
- Его помощник, - уклонился я от прямого ответа на опасный вопрос. - Будьте добры, изложите свою просьбу. Что вы хотите от нашей фирмы?
Севастьянов послал мне странную улыбку. Губы, не открываясь, растянулись, морщины на полных щеках углубились, но в глазах застыло полнейшее безразличие. Будто депутат беседовал с выставленным в витрине манекеном, передразнивая его ужимки. А я, между прочим, держал себя солидно и достойно, не улыбался, не подмигивал, не вертел пальцем у виска. И не робот я - обычный человек с несложившейся судьбой. Зачем же меня передразнивать?
Молодой официант склонился в полупоклоне, принялся сервировать стол, второй, приятно улыбаясь, выставлял на него экзотические закуски, про которые я нигде не читал и не слышал. В окружении тарелок и тарелочек гордо подняла голову бутылка коньяка. В стороне дружески обнялись более скромные бутылочки с нарзаном и фантой.
Выждав, когда официанты отошли, я повторил свой вопрос: что нужно всемогущему депутату от скромной "музыкальной" фирмы?
- Подобные вопросы вы могли бы задать Фомину - он уполномочен вести переговоры. Зачем вам понадобилась встреча со мной? Было бы не удивительно, когда бы на свидании настаивал сам господин Волин, - недовольно гудел депутат, наполняя рюмки.
Обычные парламентские выкрутасы, стремление вести переговоры на равном уровне: бизнесмен с бюизнесменом, президент с президентом. Но я не обиделся, следственный изолятор и зона начисто излечили от излишнего самолюбия. Не чокаясь, не провозглашая подхалимистого тоста, опрокинул в рот свою порцию спиртного… Какая все-таки гадость эти заграничные напитки, сродни современным политикам - вызывают головную боль и тошноту.
- Предпочитаю вести деловые разговоры с людьми, которые имеют право решать. Нет времени заниматься словоблудием с разными шестерками… Если вас устраивает - продолжим.
Повторная улыбка, но уже с более дружелюбным подтекстом. Кажется, мой демарш пришелся народному избраннику по вкусу. Тем лучше, терпеть не могу людей, зацикленных на своей избранности и величии. Севастьянов приложился к рюмке, как верующий к иконе - будто поцеловал её. И сразу поставил на стол.
Боится опьянеть и сделать что-нибудь не так, как задумано. Грызущая душу боязнь, свойственная любому политику. Впрочем, и не политику - тоже.