– Бен Кадер являлся кем-то вроде духовного наставника для Фархада. Тот считался его любимчиком, пусть и происходил не из Северной Африки, а из Ирана. Оба мусульмане, кстати, и абсолютные трезвенники, – констатировал Тойвонен по какой-то причине.
– Фархад приехал сюда в качестве беженца со своей семьей, когда ему было только три года. Его младший брат вообще родился в Швеции. Бен Кадер никогда не имел собственных детей, а поскольку маленький Фархад отличался гордым и независимым нравом, он, очевидно, полюбил парнишку. Они по-прежнему поддерживают контакт, и только несколько недель назад мы получили информацию от наших французских коллег из Интерпола об их встрече в Ривьере в марте этого года.
– Даниэльссон, – напомнила Хольт.
– Бен Кадер использовал его в качестве бухгалтера, ревизора и экономического советника для своей легальной деятельности. Помимо всего прочего, он владел продовольственным магазином в Соллентуне, табачной лавкой и прачечной с ателье по пошиву одежды здесь, в Сольне. Оглядываясь назад, можно сказать, что Даниэльссон наверняка занимался не только этим, но, поскольку не удалось найти доказательств ничего иного, его допросили лишь в порядке получения информации.
– Когда Бен Кадер вернулся в Марокко, Фархад получил и продовольственный магазин, и Даниэльссона. Он все еще владеет данной торговой точкой в Соллентуне. Его родственники работают там, но он числится в качестве хозяина. Даниэльссон зато исчез из всех бумаг.
– Акофели, – напомнила Хольт. – При чем здесь он? Парень ведь вряд ли мог приложить руку к ограблению в Акалле. Ему же было только шестнадцать тогда.
– Честно говоря, понятия не имею, – признался Тойвонен и покачал головой. – По-моему, он не имел ничего общего ни с Даниэльссоном, ни с братьями Ибрагим. Возможно, оказался не в то время, не в том месте и поскользнулся на банановой кожуре. О том, что он убил Даниэльссона, мне кажется, мы можем забыть.
– А братья Ибрагим и Хассан Талиб? Может, они убили Даниэльссона и Акофели?
– Ни сном ни духом, – сказал Тойвонен и вздохнул.
– Ладно, оставим это, – сказала Хольт и улыбнулась. – Бекстрём обещал, что здесь все скоро прояснится. По его утверждению, ему нужна еще только одна неделя.
– Верится с трудом, – ухмыльнулся Тойвонен.
Потом он поехал домой, в свою квартиру в Спонге. Приготовил еду двоим своим сыновьям-подросткам, поскольку его жена уехала в Норланд навестить больного отца. А когда после ужина парни сбежали на улицу встречаться с друзьями, Тойвонен налил себе большой бокал крепкого пива и немного виски и начал выходные у телевизора. Когда его младший отпрыск пришел домой около одиннадцати, отец лежал на диване, дремал и смотрел спортивный канал.
– Может, тебе пойти лечь, папа, – предложил сын. – У тебя не слишком здоровый вид.
51
Господа Бекстрём и Гегурра встретились в обеденном зале ресторана оперного театра в восемь часов вечера, и крайне вежливый метрдотель провел их к столику, расположенному в стороне от посторонних глаз на веранде. Принял у них предварительный заказ, поклонился еще раз и удалился. Как обычно, за все платил Гегурра.
– Приятно видеть комиссара, – сказал он и поднял свой большой сухой мартини, осторожно подцепив другой рукой оливку со стоявшей сбоку от него тарелки.
– Рад видеть тебя тоже, – ответил Бекстрём и поднял рюмку холодной как лед водки.
"Пусть ты с каждым днем все больше и больше напоминаешь обычного гомика", – подумал он.
Потом они заказали все по-настоящему. И здесь правил балом Бекстрём, и даже педик Гегурра присоединился к его пожеланиям и выбрал еду, как все нормальные люди. По большому счету по крайней мере.
– Для начала я хотел бы тосты "Скаген" с малосольным лососем на отдельной тарелке, затем бифштекс "Рюдберг" с двумя яичными желтками. Пиво и шнапс естественно, а относительно остального сообщу позднее, – сказал Бекстрём.
– Какие напитки желает директор? – спросил официант и наклонился еще где-то на дециметр справа от него.
– Чешское пиво и русскую водку. У вас есть "Стандарт"?
"При чем здесь директор?" – подумал он.
– К сожалению, нет, – вздохнул официант. – Но у нас есть "Столичная", "Кристалл" и "Голд".
– "Статичная", – поправил его Бекстрём, сейчас ставший знатоком русского языка. – Тогда я начну с "Голд" к рыбе, а потом хочу получить "Кристалл" к бифштексу, – решил он, также будучи гурманом.
– Маленькие или средние рюмки?
"Он издевается надо мной, – подумал Бекстрём. – Я что, пришел сюда на дегустацию?"
– Большие, – сказал он. – Естественно. И не перепутай.
Гегурра присоединился к Бекстрёму и сделал ему комплимент за хороший выбор. Отказался от малосольного лосося и дополнительного яичного желтка, довольствовался одной маленькой рюмкой водки к закуске и бокалом красного вина к мясу.
– У вас найдется приличное каберне совиньон?
Если верить официанту, с этим, конечно, не было проблем. У них имелось отличное американское "Сонома Вэлли" урожая 2003 года. На девяносто процентов каберне и с крошечной добавкой пти вердо для пикантности вкуса.
"Педики, – подумал Бекстрём. – Откуда у них все это берется? Черт знает что".
Хотя, конечно, они прекрасно провели время. Гегурра действительно делал все для этого. Достойно отблагодарил Бекстрёма за последнюю услугу, когда тот образцово проинформировал его о развитии событий с большой аферой в мире искусства, с которой полиция разбиралась всю зиму. Естественно, недалекие коллеги Бекстрёма там в очередной раз крепко сели на мель, но Гегурра даже не всплыл в материалах предварительного расследования.
Тогда Бекстрём еще трудился в отделе розыска вещей, а поскольку он сам не имел доступа к нужным материалам, то, как зачастую ранее, вошел в базу данных с компьютера своего больного на голову коллеги, бывшего эксперта, переведенного на полставки в полицейское бюро находок после неудачной попытки отравить свою жену.
И даже сделал пару дискет. Одну для Гегурры, а другую на всякий случай для себя.
– Ерунда, – сказал Бекстрём скромно.
– Наши договоренности по оплате еще в силе? – спросил Гегурра. – Дорогой брат доволен ими?
– Целиком и полностью, – подтвердил Бекстрём, поскольку, несмотря на свою достойную сожаления ориентацию, Гегурра в любом случае был щедрым педиком.
– Кстати о другом, раз уж я все равно заполучил тебя сюда, – сказал Гегурра.
– Я видел по телевизору сюжет об ужасном ограблении около аэропорта Бромма, – продолжил он. – Там, где расстреляли бедных охранников. Грабители совсем обнаглели. Наверное, все равно ведь какие-то профессионалы сделали это? Судя по тому, что я видел, там действовало чуть ли не военное спецподразделение.
– Да, уж точно не какая-то шпана, – согласился Бекстрём, вспомнив ранние подвиги Юхи Валентина в парках и переулках Стокгольма.
– Я разговаривал с одним моим хорошим другом, который владеет множеством магазинов здесь в центре, и его служащие ежедневно носят в банк большие суммы наличными. Он ужасно обеспокоен, – сказал Гегурра.
– Да, там чистые джунгли, – кивнул Бекстрём. – Ему есть из-за чего волноваться.
– Как думаешь, ты не мог бы помочь ему? Познакомиться с его порядками, дать пару хороших советов? Я уверен, он будет очень благодарен.
– А он не болтлив? – спросил Бекстрём. – Такой приработок может дорого обойтись, как ты понимаешь.
– Естественно, естественно, – сказал Гегурра и для убедительности несколько раз махнул худой ручкой. – Он умеет держать язык за зубами.
– Тогда ты всегда можешь дать ему номер моего мобильного, – сказал Бекстрём, у которого уже имелись далеко идущие планы по обновлению гардероба перед летом.
– И он очень щедрый, – добавил Гегурра и чокнулся со своим гостем.
За десертом их компания внезапно увеличилась. Когда верный своим привычкам Гегурра заказал свежие ягоды, в то время как Бекстрём довольствовался хорошим коньяком, к ним присоединился "старый и добрый друг" Гегурры, тоже из сферы искусства.
"Не очень-то он и старый, – подумал Бекстрём. – Самое большее тридцать пять, и какие буфера! Слава богу, здесь нет нашей жертвы инцеста".
После приветственных поцелуев в щечку между старыми приятелями Гегурра позаботился о формальностях.
– Мой очень хороший друг Эверт Бекстрём, – сказал он, – а это, значит, моя очаровательная подруга Татьяна Торен. Бывшая супруга одного из моих старых бизнес-партнеров, который не понял своего счастья, – объяснил он.
"Что таким, как вы, делать с такой, как она", – подумал Бекстрём. Он протянул женщине руку в настоящем мужском рукопожатии и одарил ее улыбкой в стиле Клинта Иствуда.
– Ты тоже интересуешься искусством, Эверт? – спросила Татьяна, как только Гегурра выдвинул стул для нее и она смогла поместить свой в меру упитанный зад на правильной высоте, чтобы Бекстрём получил возможность наслаждаться ее выглядывавшими из роскошного декольте формами под правильным углом.
– Я полицейский, – сказал Бекстрём и коротко кивнул.
– Полицейский, ах, боже, как интересно! – воскликнула Татьяна, и ее карие глаза стали величиной с две тарелки. – А какого рода?
– Я комиссар, расследую убийства и тяжкие насильственные преступления, – сказал Бекстрём. – Все остальное меня не касается.
"Иствуд отдыхает", – мысленно польстил он себе.
Потом они поддерживали компанию Татьяне, пока она утоляла голод бутербродом с лососем и шампанским, уделяя Бекстрёму девяносто процентов своего внимания.
– Боже, как интересно, – повторила Татьяна и растянула в улыбке красные губы, блеснув белыми зубами. – Я никогда не встречала настоящего охотника за убийцами. Только видела по телевизору.
Бекстрём предложил ей обычную подборку героических случаев из своей богатой событиями жизни легендарного полицейского. Суперсалями уже начала шевелиться у него между ног, а с таким стимулом он становился особенно красноречивым.
Далее все пошло своим чередом. Гегурра удалился с извинениями, как только оплатил счет. В его возрасте ночью уже требовалось отдыхать. А Татьяна и Бекстрём переместились в ночной клуб кафе "Опера", находившийся стена к стене с рестораном, и взяли пару коктейлей, чтобы еще больше взбудоражить кровь.
"И что я с них буду иметь? – подумал Бекстрём, поскольку его суперсалями окончательно ожила. – Мне сейчас бейсболку на голову, и я буду выглядеть как буква F", – подумал он и прислонился к стойке бара, выпятив грудь и втянув живот.
– У-ух, комиссар, – Татьяна провела рукой по рубашке у него на груди, – а ты, наверное, мужчина хоть куда.
Она жила в маленькой двушке на Юнгфругатан в Остермальме.
"А у девушки наверняка есть чувство юмора", – подумал Бекстрём, который расстался с брюками уже в прихожей, избавился от остального по пути до спальни и выглядел как обычная Т, когда опрокинул ее на широкую кровать. А потом набросился на нее с задором первого патруля на месте происшествия. Бекстрём стонал и рычал, а Татьяна кричала. Затем он поменял положение и позволил ей, как на лифте, накатать на его салями по крайней мере километр, прежде чем пришло время стонать и кричать снова.
После этого он заснул, а когда вернулся к жизни, солнце уже стояло высоко на голубом небе над Юнгфругатан. Татьяна угостила его завтраком. И дала ему свой телефонный номер в обмен на его обещание увидеться снова, как только она вернется из Греции, где собиралась провести отпуск.
52
Во второй половине дня в пятницу комиссар Ян Левин из государственной комиссии по расследованию убийств вернулся в Стокгольм, закончив очередное дело в Эстергетланде. Он поехал прямо домой к своей подруге Анне Хольт, и, когда вставил ключ в замок ее двери, она уже стояла и ждала его.
– Прекрасно, что ты снова дома, – сказала она взяла его за руку.
"Моя подруга шеф полиции округа, – подумал Ян Левин, сидя на диване и перелистывая полученные от нее бумаги. – Убийство, покушение на убийство, ограбление инкассаторской машины, убийство одного из участников налета, потом убийство старого алкоголика и в придачу убийство разносчика газет, который нашел его. И какое это имеет отношение ко мне и к Анне?"
– Твое мнение, Ян? – спросила Хольт, подвигаясь ближе к нему.
– Что говорит Тойвонен? – поинтересовался Левин.
– Он ни сном ни духом, – ухмыльнулась Хольт.
– Тогда все, конечно, так и есть.
Левин улыбнулся ей.
– Чертовщина какая-то.
– Ты выглядишь не слишком заинтересованным, – заметила Хольт, взяла у него документы и положила на придиванный столик.
– Мои мысли направлены совсем на другое, – признался Левин.
– Вот как, неужели?
– Я сижу дома у самой красивой женщины в мире вот уже… – Левин посмотрел на часы, – полчаса. А меня только один раз поцеловали, обняли, и я получил толстую пачку бумаг. Мы сидим на одном диване. Я читаю. Она смотрит на меня. Понятно, все мои мысли направлены в другом направлении. – Левин кивнул Хольт.
– И о чем же ты думаешь?
– О том, что хочу расстегнуть твою блузку.
53
Около одиннадцати вечера Фархад и его брат Афсан покинули большую виллу в Соллентуне, где жили вместе со своими родителями, тремя сестрами и младшим братом, двадцатипятилетним Насиром. Хотя как раз сейчас последний, похоже, находился в отъезде. Он как сквозь землю провалился уже неделю назад, и у Тойвонена имелись кое-какие догадки на этот счет.
Они уехали на черном "лексусе" Фархада, и лучшего не пожелаешь, поскольку он уже был "заряжен". Ранее вечером владелец несколько легкомысленно оставил его на парковке около торгового центра, в то время как он и Талиб спустились на лифте в расположенный в подвале магазин деликатесов. На пять минут, чтобы купить немного вкусностей для своей любимой мамочки. Ничего особенного, но этого хватило.
Помощникам Линды Мартинес понадобилась лишь минута, чтобы прикрепить к машине маячок, и сейчас они могли спокойно отслеживать "Альфу-1" (красную электронную стрелку с цифрой один) на экранах компьютеров в своем специально оборудованном автофургоне.
За рулем сидел Афсан, в то время как Фархад разговаривал по телефону. Они остановились перед ливанским рестораном на Реерингсгатан и подобрали Хассана Талиба, который тоже слегка облапошился. Перед тем как сесть на заднее сиденье "лексуса", он открыл багажник стоявшего по соседству серебристого "мерседеса", достал оттуда мобильный телефон и сунул его в карман пиджака.
Камеры на находившемся позади "лексуса" микроавтобусе сыскарей пришли в движение и обеспечили хорошую картинку происходящего.
– Бинго, – констатировала Линда Мартинес, поскольку они сейчас нашли новый и ранее неизвестный им автомобиль, и, прикрепив к нему маячок пять минут спустя, она прямо светилась от счастья.
– "Альфа-3", – решила Мартинес и поставила галочку в своей электронной записной книжке.
"Именно здесь настоящая жизнь, и разве кабинет сравнится с улицей", – подумала она. Пусть именно там ей и требовалось находиться.
"На кой черт я стала комиссаром?" – подумала Линда. И если бы ее главный босс Ларс Мартин Юханссон уже не закончил свою трудовую деятельность, она показала бы ему свой поднятый средний палец, поскольку это была его идея.
Ее коллеги в другом автомобиле не спускали взгляда с объекта наблюдения. Сейчас они оказались около кафе "Опера" в Королевском саду. Видели, как Афсан припарковался в двадцати метрах от входа. Как все трое дружелюбно похлопали по плечу охранника у дверей, прежде чем исчезли в ночном клубе.
"Настоящие маленькие аятоллы, и скоро я повешу чертовых бедуинов за их собственные крошечные яйца", – подумал Франк Мотоэле, тридцати лет, сфотографировав их несколько раз.
– У Франка проблема с мусульманами, – объяснила Сандра Ковач, двадцати семи лет, Магде Фернандес, двадцати пяти лет, которая выпросила место рядом с водителем после того, как практически сразу завоевала расположение Линды Мартинес и ее перевели из патрульной службы в сыск. – Франк у нас настоящий негр, – сказала Ковач и кивнула Магде. – Большой черный человек, ненавидящий всех других. Думаешь, почему у него такой мрачный вид?
– Если кого и ненавижу, уж только не тебя, Магда, – улыбнулся Франк. – Если ты снимешь топик, я покажу, как люблю тебя.
– Он женофоб тоже, – сообщила Ковач. – Я говорила это? И потом он у него просто крошечный. Самый маленький в Африке.
– Если ты останешься в машине, Сандра, и перестанешь болтать всякую ерунду, мы пойдем за ними, – решил Мотоэле. Его нисколько не волновали подобные разговоры, ведь коллега Ковач прекрасно знала, как все обстоит на самом деле, уже после их первого проведенного вместе рождественского корпоратива еще полтора года назад.
В том мире, где жила Линда Мартинес, никто из коллег не попадал в элитные кабаки, показав удостоверение на входе. Эту проблему она разрешила иначе, и Магде Фернандес даже не понадобилось делать ничего особенного. Достаточно было просто улыбнуться, чтобы проскользнуть мимо очереди в своем красном топике и короткой юбке.
Зато Франка Мотоэле остановили в дверях, и все произошло точно так, как обычно.
– Сожалею. – Охранник покачал головой. – Но в такое время мы открыты только для членов клуба.
Его одолевали определенные сомнения. Рост сто девяносто сантиметров, сто килограммов мускулов и буравившие его злые глаза делали свое дело.
"За такой шрам, как у ниггера, я отдал бы миллион. И тогда мог бы стоять здесь в пижаме и тапочках, а весь этот сброд толпился бы вокруг и кланялся", – подумал охранник, но грубый голос оторвал его от приятных мыслей.
– Список гостей, – прорычал Мотоэле и кивнул на бумагу в руке второго охранника. – Мотоэле, – добавил он.
А потом подумал, что однажды холодным и дьявольски ненастным днем, когда дождь будет барабанить по окнам следственного изолятора в Крунуберге, они наверняка увидятся снова. Несмотря на устрашающий внешний вид, Франк тратил большую часть свободного времени на сочинение стихов.
– Все нормально, – констатировал второй охранник, заглянув в список.
– По-моему, я узнал тебя, – сказал его напарник, попытался улыбнуться и отошел в сторону.
– Один раз не считается. – Мотоэле в упор посмотрел на него, в то время как охранник опустил глаза и принялся излишне внимательно изучать свой наряд.
"Однажды мы встретимся, – подумал Мотоэле. – Но до этого я встречусь с другими такими, как ты".
"Какой жуткий тип". – Охранник посмотрел вслед Франку Мотоэле, который исчез в конце коридора.
– Видел шрам у ниггера?
– Готов поспорить, он из тех, кто ест своих жертв живьем, – ответил его коллега и покачал головой.
Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы найти братьев Ибрагим и их кузена. Огромная бритая голова Талиба служила путеводной звездой в битком набитом заведении.
– Мы разделимся, – предложил Франк и улыбнулся, словно сказал что-то совершенно другое.
Магда Фернандес тоже улыбнулась. Кивнула коротко, слегка наклонив голову, и высунула маленький язычок, чтобы поддразнить его.
"Ее я смог бы съесть живьем, – подумал Мотоэле и посмотрел ей вслед. – Интересно, а захотела бы госпожа Магда иметь ребенка от меня?"