Петер Ниеми со своей стороны представил доказательства, которые в обычном случае могли бы стать прорывом в расследовании.
– Пули, извлеченные судебным медиком из черепа Кари Виртанена, один в один соответствуют пистолету, отобранному Бекстрёмом у Хассана Талиба, – сказал он. – И что нам делать с этим при существующем положении вещей?
Тойвонен лишь громко простонал в ответ.
"Чертов жирный коротышка", – подумал он.
– И что нам делать? – повторил Ниеми.
– Приготовь бумагу для прокурора, пусть ему будет что почитать, – проворчал Тойвонен. – Лучше до того, как для Бекстрёма устроят новую пресс-конференцию.
– Я понимаю, куда ты клонишь, – кивнул Ниеми. – И кто из нас, ты или я? – продолжил он.
– О чем ты?
– Кто придушит толстяка собственными руками? – сказал Ниеми и ухмыльнулся.
78
Надя Хегберг не пришла на пресс-конференцию и вдобавок отказалась от приглашения на банкет, хотя ее лично звал Бекстрём. У нее хватало дел после того, как она в тот же самый день нашла сдаваемый в аренду склад около Шурегарда, всего в полукилометре от здания полиции Сольны. Дружелюбно настроенная сотрудница клюнула на одну из заброшенных Надей удочек. Сравнила список клиентов фирмы с полученным из криминальной полиции перечнем и нашла небольшое помещение, которое снимала компания "Бликстен электрик".
Надя захватила с собой молодого Стигсона и поехала туда. На складе находился десяток картонных коробок, содержавших бухгалтерию холдинга Карла Даниэльссона. Зато ни малейшего следа "Бликстен электрик".
В ящике, стоявшем в самом низу на стеллаже, она вдобавок обнаружила написанное двадцать девять лет назад завещание Даниэльссона, подписанное им, заверенное его друзьями и датированное сочельником 1979 года, следующего содержания.
"Завещание"
Потом были пропущены две строчки, и далее шел сам текст.
"Я, Карл Даниэльссон, находясь в здравом уме и твердой памяти и пребывая в отличном настроении после шикарного обеда, в качестве моей последней воли объявляю, что все, чем я владею, мое движимое и недвижимое имущество после моей смерти должна унаследовать Ритва Лорен, а также мой и ее единственный сын Сеппо.
Сольна, 24 декабря 1979 год".
Под документом стояла витиеватая подпись Карла Даниэльссона, а рядом красовались автографы свидетелей: "Ролле Столхаммер" и "Половина Седерман".
– Они были пьяны, конечно, – вздохнула Надя, которая по старинке относилась к бумагам подобного рода очень серьезно.
Вместе со Стигсоном она отвезла картонные коробки и завещание в здание полиции.
И там она потратила пару часов на то, чтобы перелистать папки с бухгалтерскими бумагами. Главным образом квитанции от различных сделок с акциями и другими ценными бумагами, толстые пачки с документами, подтверждающими расходы в связи с бизнес-деятельностью, которая, по большому счету, сводилась к презентациям и поездкам.
Сейчас она уже разобралась, как холдинг Карла Даниэльссона зарабатывал деньги. Не потому, что его владелец был лучшим в мире специалистом по части ценных бумаг, а поскольку кто-то, скорее всего, снабжал его черным налом, который он превращал в легальные деньги путем всевозможных финансовых операций.
Восемь лет назад его влачащая жалкое существование фирмочка получила, мягко говоря, щедрый заем в пять миллионов от иностранного инвестора. В качестве единственной гарантии выступало личное поручительство Даниэльссона, чей налогооблагаемый доход на тот момент не превышал двухсот тысяч крон в год. Развитие событий на мировых фондовых биржах обеспечило остальное. Кредит удалось погасить уже через три года, и сегодня компания имела собственный облагаемый налогом капитал в целых двадцать миллионов, а ее фактическая стоимость была еще на несколько миллионов выше.
Надя вздохнула, позвонила борцам с экономическими преступлениями и напомнила им об их обещании взять на себя данную часть расследования после того, как она найдет для этого основание. Именно сейчас они немного зашивались, но на следующей неделе наверняка могла появиться лазейка, чтобы взяться за дело.
Надя посмотрела на часы. Самое время отправиться домой и поужинать, как она привыкла – в одиночестве перед телевизором.
Однако она позвонила Роланду Столхаммеру на мобильный, представилась и спросила, не откажется ли он от небольшого угощения с ее стороны.
И сначала Столхаммер не горел желанием с ней встречаться. По его мнению, полиция достала его и его товарищей. Как живых, так и мертвых.
– Я вовсе не собираюсь доставать тебя, – заверила Надя. – Дело касается старого завещания Карла Даниэльссона. Вдобавок я хорошо готовлю, да будет тебе известно.
– Такие женщины моя слабость, – сдался Столхаммер.
Два часа спустя он позвонил в дверь ее квартиры на Винтервеген в Сольне. Пироги стояли в духовке, борщ на плите, а русская консервированная селедка уже ждала на столе вместе с пивом, минералкой и лучшей в мире водкой.
У Нади и так порозовели щеки от работы у плиты, а Ролле Столхаммер смутил, когда преподнес ей маленький букет цветов. Кроме того, он был в пиджаке, от него пахло лосьоном после бритья, и он выглядел абсолютно трезвым.
– Ты просто дьявольски хороший кулинар, Надя, – констатировал Столхаммер час спустя, когда они расположились в гостиной выпить кофе и попробовать немного армянского коньяка. – Извини меня, если я был немного резок с тобой, когда ты позвонила.
Ролле Столхаммер очень хорошо помнил завещание Бухгалтера Калле.
– Тогда нас набралось где-то полдюжины. Обычные парни, решившие отпраздновать Рождество вместе, и за обед отвечал Марио. Относительно Сеппо мы все были в курсе, знали, что это его и Ритвы сынишка. Пацану ведь исполнилось только несколько месяцев тогда. Поэтому мы стали подтрунивать над Калле и спросили, мы или он позаботится о содержании его мальчонки. В те времена у Калле дела шли то вверх, то вниз, и, если я правильно помню, именно в то Рождество он вообще сидел на мели. Как все обстояло сейчас, когда он умер, ты наверняка знаешь лучше меня. После него ведь остались кое-какие красивые вещицы, которые удастся продать, но парень вряд ли может рассчитывать на какие-то миллионы. Его матери тоже чертовски не повезло.
– Что бы ты сказал, поведай я тебе, что Калле Даниэльссон обладал состоянием по крайней мере двадцать пять миллионов на момент своей смерти? – спросила Надя.
– Ты говоришь точно как Калле, когда он был пьян в последние годы. – Столхаммер улыбнулся криво и покачал головой. – Калле был утонченной натурой, богемой, – продолжил он. – Если у него имелись деньги в кармане, любил пустить пыль в глаза. Конечно, похоже, ему неплохо жилось. Во-первых, он ведь получал пенсию, во-вторых, страховые выплаты, и потом он резко сбавлял обороты, находясь в Балле. Этот год получился по-настоящему приличным для нас. Мы же играли вместе, как тебе наверняка известно. И часто выигрывали весной.
– А десять лет назад?
– То вверх, то вниз, – сказал Столхаммер и пожал широкими плечами. – И как же много он имел тогда?
Столхаммер с любопытством посмотрел на нее, крутя коньячный бокал между пальцами.
– Двадцать пять миллионов, – сказала Надя.
– И ты уверена в этом? – спросил Столхаммер, которому стоило труда скрыть удивление. – Калле чертовски хорошо разбирался в бухгалтерии, да будет тебе известно. Я помню, электрическая фирма Бликстена одно время дышала на ладан, но потом Калле все выправил для него. И надо было всего лишь сходить в банк и взять кредит, как все пошло на лад. Из яичного белка сбивают безе, как обычно говорил Калле.
– Двадцать пять миллионов. Без безе на этот раз, – сказала Надя.
– Ничего себе, – проворчал Ролле Столхаммер и покачал головой.
79
Альм никак не мог выбросить из головы Сеппо Лорена и версию с отцеубийством. Сначала он переговорил со сведущим в технике коллегой из Государственной криминальной полиции, и если верить тому, существовала масса возможностей организовать фальшивое алиби с помощью своего компьютера. Например, попросив посидеть за ним кого-то другого. И при наличии достаточных навыков даже не требовалось находиться там в буквальном смысле слова.
– Можно присоединиться с другого компьютера, и порой ужасно трудно обнаружить подобное, – объяснил эксперт.
– Вот как, – сказал Альм, который имел привычку трясти свой собственный компьютер, если тот начинал "капризничать".
– Сейчас даже есть программа, способная работать за тебя. Пока ты занимаешься своими делами, компьютер пашет сам и выполняет то, что ему приказано.
– Например, играет в компьютерные игры? – уточнил Альм.
– Да. И в игры тоже.
Надя не проявила особого интереса, когда Альм рассказал ей то, что узнал от "лучшего компьютерщика полиции".
– Я тебя услышала, Альм, – сказала она. – Проблема ведь, к сожалению, в другом.
– В чем же тогда?
– Сеппо нравится играть в компьютерные игры. Это, по большому счету, его единственная радость в жизни. Зачем в этом случае ему, например, заставлять программу делать это за него? Пусть даже он наверняка в состоянии установить себе такую примочку.
– Надя, прислушайся к собственным словам.
– Оставь в покое Сеппо, – проворчала Надя. – Он не убивал Даниэльссона.
– Откуда такая уверенность? Как ты можешь это знать?
– Сеппо не умеет врать. Такие, как он, не способны на это. Если бы он убил Даниэльссона, то наверняка признался бы, когда ты его спрашивал.
"Чистый идиот", – подумала Надя, стоило Альму выйти из ее кабинета.
"Она не только эксперт в компьютерах, но явно и психиатр тоже", – сделал для себя вывод Альм, как только закрыл за собой дверь.
Альм не сдался, и уже на следующий день его усердие было вознаграждено. В среду 9 апреля, за месяц до того, как его убили, Карл Даниэльссон попал в Каролинскую больницу. Около одиннадцати вечера сосед нашел его лежавшим без сознания в подъезде на Хасселстиген, 1 и позвонил в скорую помощь.
Поскольку внешние повреждения вроде бы отсутствовали, медики сначала посчитали, что речь идет об инфаркте или инсульте, но обследовавший его врач обнаружил следы побоев, как только раздел пациента. Кто-то атаковал Карла Даниэльссона сзади. Большие синяки на его теле показывали, что он получил несколько ударов по спине и затылку. Результатом стало легкое сотрясение мозга и потеря сознания.
В "скорой" он пришел в себя. Доктор спросил его, помнит ли он, что случилось. По словам Даниэльссона, он, скорее всего, споткнулся и скатился с лестницы.
– Но ты не веришь в это? – спросил Альм, когда разговаривал с врачом.
– Нет, – ответил тот. – Совершенно исключено. Кто-то бил его сзади. Для начала, возможно, ударил под колено, отчего тот упал. Потом добавил несколько раз уже лежащему.
– У тебя есть какие-то идеи относительно того, что преступник мог использовать в качестве оружия? – поинтересовался Альм.
Эскулап был уверен на сей счет. Даже сделал соответствующую запись в журнале.
– Бейсбольная бита, напоминающая палицу палка, полицейская дубинка самой длинной модели. Пациент выглядел точно так, как все, кто случайно сталкивается с футбольными хулиганами и другими похожими придурками. Кроме того, в тот вечер состоялся ведь матч на стадионе Росунда. АИК против Юргодена, если я не ошибаюсь.
– Вот как? Ты уверен?
– Ты тоже запомнил бы это, если бы тебе пришлось дежурить в тот вечер, – ухмыльнулся врач. – Наше отделение скорой помощи выглядело как полевой лазарет.
Потом Альм переговорил с ближайшей соседкой Сеппо по дому.
"Очень элегантная женщина с отлично сохранившейся фигурой, хотя наверняка перешагнула пятидесятилетний рубеж довольно давно", – подумал Альм, которому самому исполнилось шестьдесят несколько месяцев назад.
– Жаль беднягу парня, – прощебетала Бритт Мария Андерссон. – Он же слабоумный.
– Госпожа Андерссон, как по-вашему, что его связывало с Карлом Даниэльссоном? – спросил Альм.
– Прежде всего, он его сын, – ответила соседка и еле заметно улыбнулась.
– Об этом нам уже известно, – сказал Альм.
– Это знают многие в доме, из старых жильцов. В курсе ли сам парень, трудно сказать. Его мать…
– Да-а, – попытался вставить слово Альм.
– Да, пусть она сейчас и лежит в больнице, – перебила госпожа Андерссон и поджала губы. – Его мать была та еще девица. Из своей связи с Даниэльссоном, хотя он наверняка был по меньшей мере на двадцать пять лет старше ее, она уж точно не делала никакой тайны. Но я сомневаюсь, знает ли Сеппо об этом.
– И все же мне хотелось бы узнать об отношениях между Сеппо и Карлом Даниэльссоном, – напомнил Альм.
– Он главным образом играл роль мальчика на побегушках для Даниэльссона. Сделай то, сделай это. И чаще всего выполнял все, о чем его просили. Хотя порой они сцеплялись как кошка с собакой. А в последние годы происходило кое-что… Даже не знаю, как и сказать…
– Вы можете привести несколько примеров, госпожа Андерссон?
– Да, как-то этой зимой, возвращаясь домой после прогулки с моим любимцем, я стала свидетельницей отвратительной сцены. Даниэльссон стоял у входа пьяный и орал, а Сеппо неожиданно налетел на него и попытался задушить. Это было ужасно! – Госпожа Андерссон покачала головой. – Я крикнула им, чтобы они вели себя по-людски, и тогда они разошлись.
– Но до этого Сеппо пытался задушить его, – уточнил Альм.
– Да, и не останови я драку, мне трудно представить, чем все закончилось бы, – сказала госпожа Андерссон и вздохнула.
– Хм, – буркнул Альм и ограничился лишь кивком.
"Попался, голубчик", – подумал Альм. Выйдя от госпожи Андерссон, он сразу же позвонил на мобильный коллеге Стигсону и попросил его немедленно прибыть на Хасселстиген, 1. Стигсон находился там уже через четверть часа, однако Сеппо открыл только после того, как они две минуты звонили ему в дверь.
– Я играю на компьютере, – сообщил он.
– Тебе придется прерваться на время. Мне надо поболтать с тобой, – сказал Альм, стараясь говорить дружелюбно и на учительский манер.
– Хорошо, – ответил Сеппо и пожал плечами.
Тот, другой раз, когда Сеппо ударил Карла Даниэльссона… Помнит ли он, какой тогда был день?
– Нет, – ответил Сеппо и покачал головой.
– А если я скажу, что тогда АИК играл против Юргодена. Ты помнишь, какой это был день?
– Девятое апреля, – сообщил Сеппо и кивнул радостно. – Сейчас я помню. Это же была среда.
– И относительно среды помнишь? – сказал Стигсон. – И почему же?
– Потому что сегодня тоже среда, – ответил Сеппо. – Среда 28 мая. В апреле ведь тридцать дней, – объяснил он и на всякий случай показал Стигсону свои наручные часы.
"Парень, должно быть, совсем чокнутый", – подумал Альм и решил резко поменять тему.
– Ты помнишь, как ударил его? – спросил он.
– Да, – кивнул Сеппо.
– Тоже с применением карате? – поинтересовался Альм.
– Нет, – ответил Сеппо. – Я ударил его моей бейсбольной битой.
– То, что ты говоришь сейчас, очень серьезно, – сказал Альм. – Прежде ты говорил, что в первый раз ударил Карла приемом карате, но сейчас утверждаешь, что использовал бейсбольную биту? Почему ты это сделал?
– Я уже объяснял, – нахмурился Сеппо. – Я ужасно рассердился.
* * *
Альм шепотом переговорил с прокурором по своему мобильному. Потом они забрали с собой бейсбольную биту Сеппо, но не стали трогать его самого.
– Нам понадобится переговорить с тобой завтра, – предупредил парня Альм. – Поэтому желательно, чтобы ты никуда не уезжал.
– Хорошо, – сказал Сеппо. – Я никогда никуда не уезжаю.
80
На следующий день после пресс-конференции Бекстрём собрал свою разыскную группу на очередное совещание. Когда он пришел, Альм уже сидел там и прямо подпрыгивал на месте, горя желанием получить слово, поэтому Бекстрём специально потратил приличное время на различные формальности, прежде чем наконец попросил Надю рассказать о ее важной находке – бухгалтерии Даниэльссона и его завещании.
Надя тоже сделала это без спешки.
– Значит, ты утверждаешь, что Даниэльссон владел состоянием в двадцать пять миллионов, – уточнил Бекстрём.
"И это обычный пьяница, куда катится Швеция", – подумал он.
– Около того, – подтвердила Надя и кивнула. – Даже если вычесть налог на наследство, приблизительно такую сумму получат Сеппо и его мать.
– А как же фискальные органы? – возразил Бекстрём. – Они ведь должны конфисковать все эти деньги.
– Мне в это не верится, – не согласилась с ним Надя. – Будет ужасно трудно пробить брешь в его бухгалтерии.
– Что лишь подтверждает мои собственные теории, – вмешался Альм. Он не мог больше выступать в роли пассивного слушателя. – Перед нами не только обычная ненависть к отцу. Парень имел также серьезный финансовый мотив для убийства Даниэльссона. Я думаю, самое время переговорить с прокурором, чтобы мы смогли доставить парнишку сюда и предъявить ему обвинение. Провести обыск у него в квартире. Позаботиться о том, чтобы эксперты взглянули на бейсбольную биту, которую мы забрали у него вчера.
Альм зло смотрел на Бекстрёма и Надю, таким образом стравливая давление.
– Давайте не гнать лошадей, – добродушно улыбнулся Бекстрём. – Как идут дела с твоими изысканиями по части мобильников, Фелиция?
Просто замечательно, если верить Фелиции Петтерссон. Днем ранее она получила распечатки с телефона, на который Акофели звонил ежедневно в последние месяцы перед смертью. И пять раз в течение суток, предшествовавших его исчезновению.
– Этот номер с предоплатной картой заработал только полгода назад, – сообщила Фелиция. – И похоже, он главным образом используется для приема входящих звонков.
– От Акофели? – поинтересовался Бекстрём.
– Прежде всего от него. Я нашла еще один левый мобильник, но с него звонили на тот же номер, что и Акофели, самое большее раз в неделю. А вообще он в работе уже несколько лет.
– И что нам о нем известно? – спросил Бекстрём.
– Все, – ответила Фелиция и улыбнулась восторженно. – Мне так, во всяком случае, кажется.
– Так уж и все, – с сомнением повторил Бекстрём.
– Я получила распечатки с него лишь вчера и только начала разбираться, но почти на сто процентов уверена в том, кто его владелец.
– И кто же это? – спросил Бекстрём.
– Карл Даниэльссон, – сообщила Фелиция Петтерссон.
– Что, черт возьми, ты говоришь? – сказал Бекстрём.
– Вот так номер! – воскликнул Стигсон.
– Откуда ты это знаешь? – поинтересовалась Анника Карлссон.
– Интересно, – подала голос Надя.
"Что, черт возьми, происходит?" – подумал Альм. Он единственный из всех не произнес ни слова.
– Это было не особенно трудно просчитать, – сказала Фелиция, – и, как я уже отмечала ранее, именно шеф навел меня на след.
– Я слушаю, – сказал Бекстрём.