– Ну, Кейт, ты даешь! Эх, вот Тони Редферну сегодня будет что делать! – Он поднял трубку внутреннего телефона. – Шелли, соедини меня с Редферном, будь добра. – Кейт, ты молодец! Сейчас расскажу обо всем Тони и пойду лично повидаюсь с Клайвом. Ох, как мне хочется увидеть его физиономию!.. Алло, Тони? Это Мортенсен. Тут Кейт пришла с новостями для тебя. – Я подумала, что Тони сейчас наверняка не знает, куда деваться от смущения. – Ты только послушай. Фабрика Смартов находится между двумя другими, так? И у всех трех покатые крыши, так? И все три здания стоят впереди Фастфита, у которого крыша плоская, и из-за парапета ее не видно с улицы. Улавливаешь? Товары выносятся из чердачного окна на эту самую крышу, оттуда их спускают вниз, грузят на машины и увозят… Да, Кейт засняла все это на пленку… Сегодня они перевозили все свои товары обратно. Скорее всего, Смарты засекли твоих людей и вывезли все товары в какое-нибудь укромное местечко, а сейчас потихоньку перевозят их обратно. Ну что, теперь понимаешь, что так просто вам их не поймать?
.. Итак, Тони Редферн теперь знает, что ему делать. Хорошо бы и мне сегодня что-нибудь поддало, что делать мне. С этой мыслью я и направилась в Колкатт.
Тем временем приятное чувство исполненного долга слегка потеснил голод. Желудок требовал пищи поосновательнее, чем чашка кофе, и, добравшись до Колкатт-Мэнор, я первым делом зашла в кухню. Имею же я право получать часть моего гонорара натурой?..
По дороге я обратила внимание на то, что двери репетиционной опечатаны. Сейчас, понятно, Джетту не до музыки, но вот интересно, через сколько времени он потребует снять печати и снова начнет репетировать…
Я обшарила холодильник, морозилку и кухонный шкаф, нашла банку консервированного томатного супа "Хайнц", вылила содержимое банки в миску и поставила в микроволновую печку. Но едва я успела попробовать готовый суп, дверь во внутренний дворик распахнулась, и появился Мики, смахивая с клеенчатой куртки капли дождя.
До чего же все-таки потешно его длинные руки торчат из рукавов.
Мики небрежно кивнул и прошествовал к чайнику, по дороге снимая кепку. На тонких волосах отпечатался забавный круглый след.
– Отвратительная погода, – пожаловался Мики. В уголке рта у него была зажата сигарета, кончик которой беспомощно болтался туда-сюда, когда Мики разговаривал.
– Точно. Ни за что бы не вышла из дому, если бы не работа.
Мики не ответил. Даже не шелохнулся. Только пробурчал что-то нечленораздельное, что, впрочем, вполне вязалось с его обезьяньим обликом.
– У вас есть минутка времени? – не отставала я. – Мне нужно задать пару вопросов.
Мики тяжело вздохнул, вынул сигарету изо рта и раздавил ее в пепельнице.
– Господи, ну и достало же меня ваше расследование. Все только и делают, что спрашивают, спрашивают! И полон дом полиции! Работать вообще невозможно. Кое у кого, между прочим, есть жесткие сроки!
– Да, Мойра, конечно, очень неосмотрительно поступила, позволив себя убить… Но чем скорее вы ответите на вопросы, тем скорее следствие завершится, – заверила я его, хотя, честно говоря, сама особой уверенности не чувствовала.
– Ладно, давайте свои вопросы, – милостиво согласился Мики. Он поболтал в кружке чайным пакетиком и надавил на него ложкой. Затем снял куртку, повесил на стул и наконец сел к столу и стал пить чай, покачиваясь на стуле. Он зажег новую сигарету и нервно жевал ее, как и предыдущую. Если бы не эта сигарета, Мики был бы вылитый дрессированный шимпанзе из рекламного ролика. На секунду я даже испугалась, что он и говорить сейчас начнет так же, как те обезьянки.
– Куда вы ходили в тот момент, когда убили Мойру? Вы можете описать все свои передвижения в это время?
– Никуда я не ходил, – злобно ответил Мики, выстукивая какой-то ритм пальцами по кружке. Я вопросительно посмотрела на него, но с набитым ртом ничего не могла сказать. – Был весь вечер в студии, – снисходительно пояснил он.
– И что именно там делали?
– Именно то, что и обычно. Часов в восемь зашли Джетт и Мойра послушать запись утренней репетиции. Мойра бурлила идеями насчет того, как записывать инструментальное сопровождение, и хотела наложить синтезаторный аккомпанемент. У меня было несколько вариантов, и я собирался записать все и назавтра дать им послушать, чтобы можно было выбрать. – Мики поднес кружку слишком близко к лицу и обжег нос. Он злобно фыркнул. Вообще-то странно, что у него такая быстрая реакция, если он кокаинист. А ведь ни Глория, ни Нил в этом нисколько не сомневались.
Курил Мики с жадностью, и вскоре в кухне повисло целое облако дыма. Тем не менее я спокойно доела суп, а Мики болезненно поморщился, когда я случайно скрипнула ложкой по тарелке.
– Я так понимаю, что Мойра весьма четко представляла себе, каким должен быть этот альбом, – заметила я.
Мики с остервенением раздавил в пепельнице докуренную сигарету, одним глотком забросил в себя остаток чая и снова по-обезьяньи фыркнул. Он достал платок и прижал к носу.
Прежде чем ответить, он зажег третью по счету сигарету.
– Мойра меня из себя выводила, – сообщил Мики. – Давай вот так – нет, это не пойдет – а что там было сначала? – ну-ка снова поставь первый вариант! – довольно непохоже передразнил он. – После такого большого перерыва она здорово отстала от дел и, похоже, вообще не особенно соображала, что к чему.
– Я смотрю, вас совсем не огорчила ее смерть.
Мики воззрился на меня в крайнем удивлении и возмущении.
– Да огорчила, разумеется! – заорал он. – Еще бы не огорчила, черт возьми! Эта чертова Мойра писала песни, как никто! Ну да, она лезла в мою работу и ни черта в ней не понимала, но свое-то дело она при этом делала, и еще как! С ней было дико тяжело, но она выдавала тебе песни, с которыми можно было работать… – Мики неожиданно притих и закончил свою тираду, пробормотав себе под нос: – Черт бы ее взял.
– Извините, пожалуйста, – сказала я. Мне и правда было неловко. – Ну хорошо, а кто-нибудь еще заходил в тот вечер к вам в студию?
Мики задумчиво почесал кончик носа, вспоминая.
– Кевин заходил. Пытаюсь вспомнить, один раз или два, но не могу. Хотел узнать, как идут дела, но у меня не было настроения с ним болтать. Я занимался музыкой. Было не до трепа…
– Что, память потихоньку портится? – сочувственно спросила я.
– То есть?
– Да порошок, говорят, плохо действует на память.
– Что-то я не понимаю, вы о чем? – как-то машинально спросил Мики. Этакий условный рефлекс.
– Да о кокаине. Ладно, Мики, я же не полицейская ищейка. По мне, так каждый может делать с собой все что угодно и сам выбирать себе развлечения. Мне сейчас важно выяснить, что произошло с Мойрой. А если вы были под кайфом, то смутные воспоминания насчет Кевина, понятно, никто всерьез не примет. – Я говорила и сама слышала, как убийственно ханжески звучит мой голос. Но зато я удержалась и не оседлала любимого конька, не стала просвещать его относительно вреда наркотиков.
– Ну да, я нюхаю кокаин, и дальше что? И тогда закинулся, но всего одной "дорожкой". Ну не помню я, сколько раз он заходил! С каждым бывает! – Мики снова завелся, это было видно.
– Вы когда-нибудь кололись героином? – спросила я.
– Нет, никогда. Навидался достаточно хороших ребят, которые себя в гроб вогнали. Нет, я только кокаин нюхаю – и то иногда, чтобы расслабиться.
– Но вы бы смогли достать героин, если бы кому-то понадобилось?
Мики покачал головой, всем своим видом демонстрируя, что считает мои слова диким абсурдом.
– Ну нет, этого вы мне не пришьете! Никогда я ни даром, ни за деньги ничего никому не давал! Сам употребляю, и все.
– Понятно, но вы знаете, где его достать?
– Я примерно представляю, у кого спрашивать. Сами понимаете, когда крутишься в шоу-бизнесе, слышишь вокруг всякие разговоры на счет этого дела. Но если вам нужны торговцы героином, я ничем не могу быть полезен.
Мики снова закурил. Еще немного, и я прокопчусь, как хорошая селедка.
– Так кого бы вы стали спрашивать?
Мики пожал плечами, и в глазах у него блеснул недобрый огонек.
– Спросил бы одну дамочку, которой некуда девать время. Одну такую дамочку, которая целыми днями глядит на Мики Рурка и прочих красавцев.
Он явно подразумевал Тамар, – Глория под такое описание уж никак не подходила. Ну а где искать наркодилеров, как не в "Асиенде"? Ведь там полным-полно пацанов, жаждущих дозы.
Я сделала себе мысленную заметку попробовать поискать зацепки в "Асиенде" – и сменила тему.
– Вы хотя бы примерно представляете, кто мог убить Мойру?
– Честно говоря, мне не кажется, что это кто-то из наших. Они бы не смогли. За исключением Нила, разумеется. Этот ублюдок ради денег, на что угодно пойдет. Да он небось уже заработал целое состояние на ее смерти! Он же только и делает, что травит приезжим журналистам разные байки про нее и получает за это гонорары. Сволочь!
– Я смотрю, он вам не сильно симпатичен. – Я очень хорошо умею подмечать очевидное, прямо мастер.
– Ну, скажем так, я бы не стал поручать ему писать свою биографию.
– Почему?
– Потому что для него самое важное в жизни – увидеть свое имя в газете большими буквами. Вы знаете, как он расправился с моим шурином? Сто лет назад это было, но Дэс до сих пор не может прийти в себя. Дэс, конечно, и сам был тот еще гусь, он много кого в свое время облапошил, но все-таки он неплохой малый. И уж точно не такой подлец, как все эти журналюги. Так вот, Нил Уэбстер, скотина, подставил Дэса так, что тот загремел на полтора года в тюрьму. У него было свое дело, а сейчас он кто? Наемный рабочий – тьфу! А еще знаете что? – Мики все сильнее распалялся, а в его речи все слышнее звучал простонародный ист-эндовский акцент. – Уэбстер, сукин сын, про него и забыл, ему и невдомек, гаду, почему я его так не перевариваю. Это уж точно.
Все это, конечно, было очень интересно и увлекательно, но я что-то не понимала, какое отношение к смерти Мойры имеют прошлые деяния Нила. Что бы там ни говорил Мики, я не могла представить Нила, спокойно идущего на убийство ради газетной статьи. Впрочем, я не успела направить разговор в другое русло, – дверь внезапно отворилась. Сквозь густой дым еле-еле виднелась Тамар, а смутное зрительное впечатление подтверждал крепкий запах туалетной воды "Джорджо".
Не поздоровавшись, Тамар подошла к холодильнику (теперь я заметила, что на ней шелковая пижама), порылась в нем и в конце концов за хлопнула дверцу с какой-то нечеловеческой злобой. Раскрыв кухонный шкаф, она поймала на себе взгляд Мики.
– Ну чего уставился? – вежливо поинтересовалась Тамар, доставая из шкафа хлопья. На это Мики, видимо, не нашел что ответить, потому что быстро встал и вышел за дверь. Ну, спасибо тебе, милая Тамар!
Тамар тем временем засыпала в тарелку хлопьев, посахарила их и снова подошла к холодильнику. Она залила хлопья молоком и поставила тарелку на стол.
– Как спалось? – окликнула я ее.
– Не твое дело, – огрызнулась она. Я подумала, что если она всегда по утрам в таком настроении, то не удивительно, что Джетт предпочитает просыпаться в одиночестве.
– Благородное происхождение не скроешь, – беззаботно сказала я. – Впрочем, мы, простые люди, никогда и не рассчитываем на любезное обхождение привилегированных классов.
К моему удивлению, Тамар прыснула, случайно выплюнув кокосовые стружки.
– Прости меня, Кейт, – легко извинилась она и улыбнулась. И мне стало понятно, почему Джетт порой все-таки предпочитает одиночеству ее общество. – Я всегда на всех бросаюсь, когда голодна. По-моему, у меня низкий сахар в крови, из-за всей этой петрушки вокруг Мойры мне стало хуже. А тут еще и этот полоумный, – разве с ним можно сидеть за одним столом?
Она растягивала слова, как истинная представительница "привилегированных классов", и от этого они звучали еще забавнее.
– Так что же высокородная дочь баронета делает среди тупых неандертальцев? – Я старалась попасть ей в тон.
Тамар улыбнулась:
– На этот счет есть несколько мнений, выбирай любое. Мама говорит, что я восстаю против родителей и скоро перебешусь, прелестная Глория – что я жажду славы и хочу видеть свое имя напечатанным на страницах светской хроники, а Кевин – что я отслужила свое, потому что раньше Джетту было со мной хорошо, а теперь я ему надоела.
– А что можешь сказать ты сама?
– Я по нему с ума схожу. Когда мы только познакомились, мне казалось, что с ним можно весело провести время, и все, но потом я поняла, что это далеко не все. Поняла буквально через несколько дней. Я его люблю и хочу ему во всем помогать, даже если эти так называемые друзья будут вставлять ему палки в колеса. – Тамар говорила с горечью, от первоначальной легкости не осталось и следа.
– А Мойра была из "так называемых"? – спросила я, вставая, чтобы налить себе кофе.
Тамар кивнула:
– Именно она-то и была! Ох, извини, сорвалось с языка. Хотя, в общем-то, я так и думаю. Она относилась ко мне как к безмозглой кукле и так меня третировала, что я уже подумывала повесить на двери свой диплом в рамке. Я, между прочим, закончила Эксетер второй в группе по специальности "Современные языки", – с особенной гордостью сказала Тамар. Я вопросительно посмотрела на ее чашку, Тамар кивнула. – Налей черного, пожалуйста, и положи одну ложку сахару. Да, так Мойра почему-то думала, что если я белая, из обеспеченной семьи и не играю музыку, то я ничего не могу дать Джетту. Даже смешно; ей самой он давно уже был не нужен, но она не могла смириться с тем, что в его жизнь войдет кто-то другой.
Я почти готова была полностью стать на сторону Тамар, но вдруг у меня в памяти возник эпизод вчерашнего утра: как Тамар устроила маленькое представление в гостиной и как фальшиво все это выглядело.
– Ну что ж, теперь она больше никому не будет вставлять палки в колеса, – холодно ответила я.
– Если уж говорить совсем честно, то я этому рада. Если бы мне еще раз пришлось услышать эту сентиментальную чепуху про "наше общее прошлое", я бы завыла, ей-богу! Но я ее не убивала. Ты и сама знаешь, что они вместе писали замечательные песни, а этого я не могла бы у него отнять. Я знаю, как много для него значит музыка. – Тамар потупила глаза и стала мешать сахар в чашке.
Я снова почти поверила в ее искренность и снова вспомнила кое-что, из-за чего мои подозрения остались при мне. Помнится, Мики недавно делал достаточно прозрачные намеки… Кто-то же подкладывал Мойре героин. И очень может быть, что именно Тамар. Сейчас, конечно, не нужно говорить с ней об этом, лучше подождать, пока появятся более надежные доказательства. Сегодня нужно просто воспользоваться ее внезапной любезностью и общительностью. Которые, кстати, вполне могли быть вызваны желанием заслужить с моей помощью одобрение Джетта.
– Я понимаю, что рискую тебе надоесть, но все же я должна спросить тебя, куда ты ходила в тот день, когда произошло убийство. Тебя, я думаю, уже как следует помурыжили полицейские, но тем не менее… – Я состроила "очаровательную улыбку".
– Помурыжили! Не то слово! – Тамар скорчила недовольную гримасу. – Ну ладно, не важно. Так вот, днем я ходила по магазинам, потом встретилась со своей сестрой Кандидой, мы выпили кофе на площади Сент-Энн. Около половины восьмого я пришла домой, в холле наткнулась на Джетта и Мойру, они шли в студию. Джетт сказал, что они освободятся через полчаса, а я решила пока что приготовить ужин. Приготовила стейки в винном соусе, на гарнир – молодую картошку и стручковую фасоль, и потом мы с Джеттом поужинали у телевизора. Я выпила чуть ли не целую бутылку бургундского. Джетт, как всегда, пил "Смирнофф" с диет-колой. Мы смотрели новый фильм с Харрисоном Фордом, потом я пошла наверх в ванную. В начале одиннадцатого пришел Джетт, мы легли в постель, а в двенадцатом часу снова спустились вниз. Ему хотелось еще поработать с Мойрой. Я не могла заснуть, лежала и читала, потом стала смотреть видео. Тут ты и вошла.
Что-то очень уж все гладко. В юности у меня был дружок, который всегда поражал меня отменной памятью на всякие, даже мельчайшие детали. Так когда он мне врал, его рассказы были просто полным-полны таких деталей, чтобы я и на секунду не могла усомниться в его правдивости. Слава богу, Ричард не таков – он с трудом припомнит, что мы ели вчера на ужин. Все, что не касается его работы, проходит словно мимо него, не задерживаясь в памяти. Ну вот, а Тамар явно пытается убедить меня в своей искренности, уснащая историю всякими мелкими подробностями. Потому-то я ей и не очень верила.
Я задала навязший в зубах вопрос:
– Как ты думаешь, кто убил Мойру?
Ее глаза расширились от удивления.
– Не Джетт, разумеется. Но это-то ты и сама знаешь?
– Ну хорошо, если исключить Джетта, ты кого-нибудь подозреваешь?
Тамар встала, положила грязную посуду в посудомоечную машину и повернулась ко мне.
– Глория – дурочка, причем настолько без мозглая, что вполне может вообразить себя способной на идеальное преступление, – если ты пони маешь, что я хочу сказать. – Я видела отражение Тамар в темном окне. На ее губах играла усмешка. Когда она повернулась, лицо ее ничего не выражало. – Ты не хочешь ее спросить, зачем ей понадобилось в час ночи бежать наверх?
– То есть?
От волнения у меня сдавило горло.
– Я услышала из ванной, как кто-то бежал наверх по ступенькам. Посмотрела в щелку и увидела, как закрылась дверь в комнате Глории. Ты у нас детектив, вот ты и разберись, что она затеяла!
На этом Тамар сочла беседу оконченной и ушла, оставив меня наедине с мрачными мыслями по поводу следующего раунда – общения с Глорией. На этот раз, впрочем, мне не пришлось мотаться по торговому центру, – Глория сидела у себя в кабинете и работала, то есть лупила по клавиатуре с таким остервенением, будто это было мое лицо.
– Извините, что помешала работать, – сказала я. – Вы не знаете, где Кевин?
– Его комнаты в восточном крыле, – ответствовала Глория, не прекращая печатать. – Там спальня, ванная, гостиная и кабинет. Нужно подняться наверх, повернуть налево и опять налево, дверь кабинета – двустворчатая, по правой стороне. Хотя он вряд ли сейчас у себя. Обычно его нет дома в это время.
– Спасибо… Да, вот еще что: когда я спрашивала вас, где вы были в ночь убийства, вы не рассказали, что спускались вниз, перед тем как лечь спать.
Тут Глория вспыхнула и наконец-то оторвалась от компьютера.
– Я никуда не спускалась! – воскликнула она, невольно выставляя вперед подбородок словно ребенок, который хочет защититься. – Тот, кто вам это сказал, нагло соврал!
– Вы уверены? – мягко спросила я.
Губы ее дрогнули, и тоном оскорбленной невинности она осведомилась:
– Вы обвиняете меня во лжи?!
– Да нет, я просто подумала, что вы могли об этом и забыть.
– Я не могу забыть о том, чего не делала!
Я пожала плечами: