Я шла в сторону выхода на ватных ногах и каждый последующий шаг давался мне с огромным трудом. Я старалась не оборачиваться, потому что оставила позади себя страшную картину, очень даже страшную. Я оставила позади себя горе и смерть… Я шла бесшумно, с трудом переставляя свои длинные, красивые ноги, обтянутые модными джинсами. Я шла и думала, что я ни в чем не виновата… Я просто приехала в Москву из глухой провинции… Я просто хотела в ней жить… Хотела стать известной моделью и покорить весь мир… Я просто хотела…
Я шла к выходу и чувствовала, как меня охватывает страх, он сковывает меня изнутри, плотно держит в свих тисках. Я шла и знала, что позади меня стоит человек с пистолетом, который может выстрелить мне в спину в любую минуту. Просто нажать на курок и просто выстрелить…
- Стой! - послышался сзади голос Якова. - Стой, я сказал! Стой!
Но я не остановилась. Я шла. Медленно, неуверенно, но я шла. Я хотела только одного. Как можно быстрее покинуть пределы этого дома и как можно быстрее перестать быть причастной к тому, что в нем произошло. Я не знала, откуда у меня появлялись силы, чтобы идти, но я шла.
А затем… Затем раздался странный щелчок, мои ноги подкосились. Какая-то странная боль, пронизывающая мою правую ногу. Я упала и уже ничего не слышала. Абсолютная тишина.
Возможно, я потеряла сознание… А может быть, я уже умерла? Но почему-то я увидела тот мрачный дом, который остался в моем поселке, колхозное поле, вдоль которого я любила гулять. Тогда мне казалось, что у меня вырастают крылья, мне хотелось воспарить и далеко улететь. Это было ужасно - знать, что у тебя растут крылья, а ты гуляешь рядом с колхозным полем. Я понимала, что больше так не может продолжаться, потому что я не родилась такой бескрылой, как мои односельчане, у меня есть крылья. В такие моменты меня охватывала невыносимая тоска по будущему, которое еще не наступило. Я хотела прожить счастливую жизнь, полную достатка и ярких впечатлений. Чтобы эта жизнь прошла вдалеке от этого колхозного поля и никогда, ни на минуту не напоминала бы мне о нем. Я вспомнила свою мать, которая всегда ругала меня за то, что я чрезмерно люблю себя и собственную жизнь. Тогда я научилась делать вид, что слушаю все ее упреки, но пропускала их мимо ушей. Когда я часами простаивала у зеркала, мать раздраженно хлопала дверью и уходила на ферму. А я смотрела на свое отражение и размышляла о том, что с такой внешностью, как у меня, могу сводить мужчин с ума, что я могла бы быть кинозвездой или, на худой конец, отличной манекенщицей. Мать, вернувшись с фермы, говорила, что во мне нет ничего особенного, но я знала - она не права и говорит так только потому, что у нее нет крыльев. Я всегда была особенной.
Потом вспомнился отец, грубый, неотесанный, жестокий мужик, любивший выпить и выругаться матом. Временами он искоса поглядывал в мою сторону и злился, что во мне нет ничего деревенского. Выпив стопку, другую, он обзывал меня шлюхой. Злилась ли я на него когда-нибудь? Не знаю. Наверное тяжело злиться на человека, который принадлежит к другому миру, к тому самому миру, в котором ты никогда не хотела бы остаться, в котором для такой, как ты, просто не было места…
Затем я вспомнила себя, такую молодую и уже такую одинокую… Я вспомнила, как я лежала на железной кровати у себя дома, свернувшись калачиком, и мечтала. Я не гасила ночник, потому что очень боялась темноты. Темноты и мужчин… Соседские дети и одноклассники всегда считали меня довольно замкнутой и конечно же были правы. Чем старше я становилась, тем больше замыкалась в себе. Когда пьяный отец в очередной раз набрасывался на меня со своими пьяными претензиями, я тупо смотрела в окно, а потом срывала с вешалки верхнюю одежду и убегала на улицу. Я шла к реке, садилась на берегу, кусала губы, всхлипывала и отчаянно вытирала слезы платком.
А затем… опять пустота. Гнетущая пустота. Наверно действительно умерла, меня больше нет. Какая глупая, нелепая смерть! Приехала в Москву, чтобы стать известной, и… умерла. Я увидела себя со стороны. Бог мой, а ведь никогда раньше я не видела себя со стороны! Увидела, как я лежу на холодном бетонном полу, совсем недалеко от того места, где лежит Зоя, и не двигаюсь. А надо мною летает смерть. Я даже чувствую ее шуршание. Я боюсь на нее посмотреть, и жмурю глаза. Хотя… хотя мне невыносимо хочется на нее посмотреть, чтобы узнать, есть ли у нее крылья, умеет ли она летать…
Глава 7
Открыв глаза, я увидела, что лежу в небольшой комнате без окон. Горел один-единственный ночник. Небольшая, очень узкая кровать, застеленная довольно симпатичным постельным бельем, темно-синие обои с золочеными узорами, дорогая мебель. Все говорило о том, что я лежу не в каком-то подвале, где бегают тараканы и крысы, а в нормальной, со вкусом обставленной комнате, где отсутствует только дневной свет. Это очень странно, когда в комнате нет окон…
Я попробовала сесть, но почувствовала довольно сильную боль в ноге. Превозмогая боль, я все же села и увидела, что моя нога вполне профессионально забинтована. И тут меня охватил ужас. Страшный, леденящий ужас. Я напряглась и попыталась вспомнить все, что произошло за последние сутки. Бог мой, да в меня же стреляли! В меня стреляли, стреляли - завертелось у меня в голове. И я думала, что меня уже нет. А оказывается я жива. Я просто была без сознания.
Неожиданно дверь открылась, и в комнату вошла пожилая женщина в строгом синем платье, в белоснежном фартуке. Она принесла поднос, на котором стоял фарфоровый чайник и чашка.
Поставив поднос на сервировочный столик, она изобразила подобие улыбки.
- Простите, как вы себя чувствуете?
- Я даже не знаю… Я только пришла в себя, - ответила я нерешительным голосом.
- Это значит, что уже лучше.
- Что, лучше?
- Если вы пришли в себя, значит ваш организм справляется с болезнью.
- Вы так считаете?
- Конечно, это видно и по вашему лицу У вас появился румянец.
- У меня слабость, кружится голова, меня тошнит. - Я почувствовала в женщине родственную душу, принялась ей жаловаться и чуть было не разревелась. - А еще у меня ногу тянет и мне кажется, что она у меня скоро отнимется.
- Не переживайте. Тошнота и головная боль скоро пройдут. Такое самочувствие бывает всегда, после того, как человек некоторое время находился без сознания. А с ногой придется немного потерпеть. Я принесла вам обезболивающие таблетки. Они действуют очень быстро и эффективно. Попробуйте.
- Простите, а что с моей ногой? - спросила я тихим и совершенно чужим голосом.
Женщина растерялась. Видимо она не ожидала такого вопроса и не знала, что ответить.
- В меня стреляли? - помогла я ей с ответом.
- Да. У вас пулевое ранение правой ноги.
- Пулевое ранение?! Это очень серьезно?
- Слава богу, пуля не застряла в ноге. Она прошла насквозь.
- Прошла насквозь? - Я посмотрела на забинтованную ногу и почувствовала как на моем лбу выступил холодный пот.
- Доверьте, это лучше…
- Лучше чего?
- Лучше, чем резать ногу и доставать из нее пулю. Скоро все пройдет. Я вас уверяю. В этом ранении нет ничего страшного. Я вас уверяю, в дальнейшем не будет никаких последствий.
- Вы считаете, что в огнестрельном ранении нет ничего страшного?
- Я считаю, что в том ранении, которое у вас, ничего страшного нет. Кстати, давайте познакомимся. Меня зовут Вера Анисимовна.
- А меня Анжела.
- Вот и замечательно. Анжел очка, вы должны выпить горячего чая и желательно с медом. Я вам его принесла. Вы не представляете, какой у нас вкусный мед. Я уверена, что вы никогда не пробовали меда вкуснее. Только для начала нужно выпить обезболивающее. Вы увидите, вам сразу станет легче. А насчет меда со мной даже не спорьте. Зеленый чай с жасмином и настоящий липовый мед… Это поднимет с кровати любого. У нас такой мед…
Я тупо смотрела на незнакомую женщину, которая как-то чересчур заботливо, по матерински, наливала мне горячий чай.
- Вера Анисимовна? Вы сейчас сказали одну фразу…
- Какую?
- Вы сказали, что у вас вкусный мед.
- Совершенно верно. У нас и в самом дел вкусный мед.
- А у кого это у вас?
Женщина чуть было не уронила чайник.
- У меня и у Якова Владимировича. Нет, я сказала неправильно. Всегда вкусный мед в доме Якова Владимировича.
- А вы ему кем приходитесь? Вы его мать?
- Нет, что вы, - смутилась женщина. - Я его домработница.
- Значит, я в доме Якова Владимировича… - слабым голосом проговорила я и страдальчески посмотрела на домработницу. Если Яков положил меня в комнате без окон, значит, он боится, что я сбегу, а раз боится, что я сбегу, значит, не хочет меня выпускать в ближайшее время. Значит, он что-то задумал… Что мог задумать мужчина, который не знает, каким образом я оказалась в его машине, который считает меня виноватой в смерти его жены и который в меня стрелял?! Мне стало совсем плохо, и у меня началось сердцебиение. Возможно, Яков хочет сдать меня в милицию, обвинив в гибели своей жены. У него деньги и положение. Ему поверят. А у меня… У меня ничего нет… Ничего, кроме неприятностей и личных амбиций, от которых в ближайшее время не останется даже следа. Кому нужна лимита, кто мне поверит?! Меня посадят в тюрьму, и на этом моя московская эпопея закончится.
От этих мыслей у меня страшно заболела голова и помутнело в глазах. Я взяла чашку чая, услужливо протянутую мне Верой Анисимовной, и нерешительно спросила:
- А я могу попить чай и уехать домой?
- Что? - удивилась женщина.
- Я говорю, я могу попить чай и уехать домой? А еще лучше было бы, если бы я попила его уже дома. У меня тоже есть зеленый чай с жасмином. А насчет меда… Знаете, я его не очень-то и люблю… Но если хотите, можете дать мне баночку.
Я попыталась встать с кровати, и это мне удалось, хотя и с большим трудом.
- Я могу идти?
- Куда? - захлопала глазами перепуганная Вера Анисимовна.
- Домой, - почти взмолилась я. - К себе домой.
- Немедленно сядьте! Якову Владимировичу не понравится, что вы встали!
- Ничего страшного. - Я поставила чашку на стол и попробовала сделать шаг вперед. - Ничего страшного. Я и не хочу угождать Якову Владимировичу и не горю желанием… Я сама по себе…
- Яков Владимирович приказал мне не сводить с вас глаз. Он сказал, чтобы вы пока пожили в этой комнате…
- Но ведь здесь нет окон…
- А зачем они вам нужны?
- Вы меня спрашиваете, зачем человеку нужны окна? Тут что, весь дом без окон?
- Нет. Только одна комната. Супруга Якова Владимировича была любительницей ВЕШИТЬ. Якову Владимировичу это не нравилось. Иногда он ее наказывал и закрывал в этой комнате. А окон тут нет потому, что она могла их разбить.
- Получается, здесь что-то вроде тюрьмы…
- Что-то в этом роде.
- Хорошо. Ваш хозяин наказывал жену за пьянство, а меня он за что наказал?! Меня наказывать не за что. Я сама пить не люблю и другим не советую. Я, пожалуй, пойду…
- Нет! - Женщина преградила мне дорогу. Якову Владимировичу это не понравится…
- А мне плевать..
- На что?
- На Якова Владимировича и на то, что ему понравится, а что нет. Мне плевать! - с раздражением заговорила я и вдруг поняла, что избрала неправильную тактику. Мне не стоит пытаться бежать из дома. Судя по боевому настроению домработницы, это невозможно. Я в ловушке. Мне нужно ослабить бдительность врага и, по-моему, я знаю, каким именно образом мне удастся это сделать.
За спиной Веры Анисимовны показался Яков. Он выглядел не самым лучшим образом. Какой-то осунувшийся, усталый, бледный. Я медленно попятилась к кровати и, превозмогая боль, села.
- Здрасте, - нерешительно произнесла я.
- Здрасте. - Яков недобро взглянул на меня и достал сигарету.
- Вера Анисимовна, а это кто? - обратилась я к домработнице.
- Как кто?! Это Яков Владимирович. А вы что, разве не знаете?
- Нет, - замотала я головой. - В первый раз вижу этого человека.
- Как это в первый раз?!
- В первый раз. Значит, это и есть Яков Владимирович? Теперь буду знать. А я никак не могла понять, о каком Якове Владимировиче вы говорили.
- Вы хотите сказать, что вы его не знаете?!
- Нет. А откуда я могу его знать?! Я вообще не понимаю, каким образом я попала в этот дом.
Домработница удивленно пожала плечами.
- Она вас не знает… Может у нее что-то с памятью? Но ведь она назвала свое имя.
Назвала. Меня зовут Анжела. Больше я ничего не помню. Хотя нет. Я помню, что я жила в деревне или поселке… В общем, в какой-то глухой провинции. Мне было там очень плохо. Даже чересчур плохо. Я долгое время мучилась, а потом решила ухать в Москву. Чтобы стать известной. - Я говорила и чувствовала, как кровь пульсирует у меня в висках. - Наверное это было глупо - ехать в Москву, чтобы стать известной. В Москве полно своих знаменитостей. Они тут на каждом шагу. Но меня пригласил один человек… Правда, я не помню ни его имени, ни того, как он выглядит. Он обещал сделать меня известной. Говорил, что по мне плачет модельный бизнес, что я могу украсить обложку любого модного журнала… Я хорошо помню, что он это сказал. А дальше… Дальше ничего не помню. Нет, помню, как я вышла на перрон, помню, что испугалась многоэтажных зданий, но больше всего на свете я испугалась того, что в этом городе меня никто не ждал.
Я замолчала и осторожно взглянула на курившего Якова. Затем облизнула пересохшие губы и продолжила:
- Я не знаю, каким образом очутилась в этом доме. Думаю, что попала в него случайно. Наверное я доставила вам много хлопот. Кто-то прострелил мне ногу, а я даже не знаю, кто. Я читала и слышала, что Москва - криминальный город, но и подумать не могла, что до такой степени. Скажите, а где вы меня нашли? Где-нибудь на дороге? Я вам очень признательна. Наверное вы очень добрые люди, если с таким пониманием относитесь к чужому горю. Я даже не знаю, как вас отблагодарить… У меня ничего нет. Я бедная девушка из глухой провинции и еще не заработала денег. Получается, что я перед вами в долгу. Вот увидите, как только я заработаю, я сделаю вам какой-нибудь ценный подарок. Обязательно сделаю. У меня не получилось стать известной и остаться в Москве, придется вернуться обратно в поселок. Это ужасно, но у меня нет другого выхода. Не всем же быть известными! Прямо от вас поеду на вокзал, вернусь домой… Я не буду обращаться в милицию, выяснять, кто ранил меня и за что. Все равно милиция никого не найдет, да и не нужно мне этого. Я девушка тихая, мирная… Ничего не вижу. Никого не знаю… Мне бы только до своей деревни добраться, а больше меня ничего не интересует…
Я замолчала и многозначительно посмотрела на Якова.
- Ты все сказала ? - наконец нарушил молчание он.
- Все.
- Молодец, а то я уже устал ждать.
Яков перевел взгляд на домработницу.
- Вера Анисимовна, вы свободны. Когда понадобитесь, я вас позову. У меня будет разговор. Можете идти.
Домработница послушно кивнула головой и прошептала:
- По-моему, у девушки амнезия. Ее тошнит и у нее кружится голова. Наверное она очень сильно ударилась головой, когда упала на бетонный пол. Похоже, у нее сотрясение мозга…
- Я сейчас выясню про ее сотрясение, - недобрым голосом произнес Яков и метнул в сторону домработницы раздраженный взгляд.
Женщина хотела было ретироваться, но я громко ее окликнула и затряслась, как в лихорадке.
- Вера Анисимовна, не уходите, пожалуйста. Не оставляйте меня наедине с этим незнакомым мужчиной. У него глаза недобрые, а я всегда боялась мужчин с недобрыми глазами. Я вообще мужчин боюсь. Я еще с детства боюсь летучих мышей, тараканов и мужчин. У меня по отношению к ним какой-то нездоровый страх. Вы летучих мышей видели? Нет. А я видела. Вот вам крест, они у нас в деревне летают. И знаете, что в них самое страшное? Глаза. У них безумные глаза! У вашего Якова Владимировича глаза тоже безумные… Я же вам говорила, что тараканов боюсь, а у него что-то есть от таракана. Того и гляди куда-нибудь заползет. Я тараканов всегда ногой давлю и этого бы задавила, да у меня нога прострелена. Мне наступать больно. Я вас очень прошу, не оставляйте меня, пожалуйста, один на один с незнакомым мужчиной.
- Да какой он незнакомый. Это же Яков Владимирович, мой хозяин, - испуганно воскликнула домработница.
- Это для вас он хозяин, для вас он Яков Владимирович, а я его совершенно не знаю. У меня он ассоциируется с летучей мышью или с домашним откормленным тараканом…
- Хватит! - -не выдержал Яков и метнул в сторону ничего не понимающей женщины озлобленный взгляд. - Я сказал, хватит! Вы свободны, отправляйтесь к себе! Вон отсюда!
- Простите, Яков Владимирович… Простите… - пробормотала женщина и выскочила из комнаты.
Яков захлопнул дверь ногой и сел.
- Я хотел, чтобы ты заткнулась. - Его голос был полон злобы и не предвещал ничего хорошего.
- Я заткнулась, - кивнула я.
- Для того, чтобы ты заткнулась, мне пришлось накричать на женщину, которая служит мне верой и правдой и много лет работает в моем доме. Я никогда не кричал на нее.
- Я сожалею…
- Сожалеть будешь в другом месте.
- Я правда сожалею.
Послушай, ты, ненормальная, ты давай, заканчивай ломать комедию по поводу того, что ничего не помнишь. Я твоим спектаклем сыт. Нечего меня за лоха держать…
- Я и в самом деле ничего больше не помню.
- Не понимаю, зачем тебе нужно это вранье! Ты хочешь сказать, что не помнишь, кто прострелил тебе ногу?
- Нет. Я честное слово не помню. Наверное это был несчастный случай А в общем, это не имеет значения. Объясни лучше, как я сюда попала. У меня очень сильно болит и кружится голова. Я плохо соображаю.
- Хватит! - Яков вскочил и отвесил мне довольно крепкую, пощечину.
Я вскрикнула.
- Хватит! Запомни, девочка, я не из тех, перед кем можно ломать комедию. Я не из тех! Я вообще не понимаю откуда ты взялась и что тебе от меня надо. Именно это я и хочу выяснить.
Я всхлипнула, словно маленькая девочка, и, не выдержав, тихонько заплакала.
- Я хочу домой… Я хочу уехать к себе домой…
- Куда?
В свою деревню… Я помню свой адрес. Яков, отправь меня, пожалуйста, домой. Ну, пожалуйста! Я больше не хочу жить в Москве, потому что. не люблю ее! Я ненавижу Москву! Она очень жестокая, она для жестоких людей. А я не такая, я добрая. Я деревенская. У нас в деревне все добрые, потому что у нас там делить нечего. Я согласна надеть кирзовые сапоги, телогрейку и работать на поле. Я и корову могу подоить при необходимости… Отправь меня домой. Я больше никогда в жизни не вернусь в Москву. Я тебе обещаю.
У меня началась самая настоящая истерика. Я стала бить кулаками в глухую жесткую стенку.
- Я больше тут не могу! Я хочу домой! Я устала бояться!
Меня насторожила тишина. Я посмотрела на Якова и увидела, что он набирает в шприц какое-то лекарство.
- Что это? Зачем? - с ужасом прошептала я.
- Я хочу дать тебе снотворное.
- Зачем? Я не хочу снотворное. Я хочу в свою деревню.