Тот же водитель ждал его у вокзала, но на этот раз он вышел, чтобы открыть Брунетти дверь. У ворот он остановился, не дожидаясь, пока его попросят об этом, и подождал, пока карабинер выпишет пропуск Брунетти.
- Куда бы вам хотелось поехать, синьор?
- Где находится санитарная инспекция? - спросил Брунетти.
- В больнице.
- Значит, едем туда.
Водитель повез его по длинной главной улице базы, и Брунетти опять показалось, что он попал в другую страну. По обеим сторонам улицы росли сосны. Машина проезжала мимо мужчин и женщин в шортах, которые либо катили на велосипедах, либо толкали перед собой тележки с младенцами. Неуклюже подпрыгивали любители бега трусцой; за окном машины промелькнул даже плавательный бассейн, полный воды, но пустой, без купальщиков.
Водитель остановился перед очередным безликим бетонным зданием.
"Полевой госпиталь Виченцы", - прочел Брунетти.
- Вам сюда, синьор, - сказал водитель, въезжая на стоянку, снабженную знаком "для инвалидов", и выключая двигатель.
Войдя в здание, Брунетти оказался перед низким, изогнутым дугой столом регистратуры. Молодая женщина посмотрела на него, улыбнулась и спросила:
- Да, сэр, могу я вам помочь?
- Я ищу отдел санитарной инспекции.
- Идите по коридору, вот он - за моей спиной, сверните направо, третья дверь налево, - сказала она, потом повернулась к беременной женщине в армейской форме, которая вошла и стала рядом с Брунетти.
Брунетти отошел от стола и зашагал в указанном направлении и не обернулся - подумал он с гордостью, - не обернулся, чтобы взглянуть на женщину в армейской форме, беременную женщину в мундире.
Он остановился перед третьей дверью с четкой табличкой "Отдел санинспекции" и постучал. Никто не ответил, он постучал еще раз. По-прежнему никто не ответил, тогда он нажал на круглую ручку, отметив про себя, что ручка круглая, а не удлиненная, открыл дверь и вошел. В маленькой комнате стояло три металлических стола, каждый с задвинутым под столешницу стулом, и два шкафа с папками, поверх которых свисали длинные стебли изможденного растения, сильно нуждавшегося в том, чтобы его полили и отерли от пыли. На стене висела - чего и следовало ожидать - доска объявлений, на этот раз покрытая объявлениями и диаграммами. Два стола со следами обычной канцелярской работы: бумаги, бланки, папки, ручки, карандаши. На третьем помещались монитор и клавиатура, но вокруг них было подозрительно пустынно. Брунетти уселся на стул, явно предназначенный для посетителей. Один из телефонов - на каждом столе стояло по одному - зазвонил и, прозвонив семь раз, смолк. Брунетти прождал несколько минут, потом подошел к двери и выглянул в коридор. Мимо шла медсестра, и Брунетти спросил у нее, не знает ли она, где служащие из этого отдела.
- Сейчас придут, сэр, - ответила та, как и положено по международному кодексу, по которому сослуживцы покрывают друг друга перед незнакомыми людьми. Ведь эти люди, возможно, посланы к ним выяснить, кто занят работой, а кто нет.
Брунетти, вернувшись в кабинет, притворил дверь.
Как и во всяком кабинете, здесь были обычные карикатуры, почтовые открытки и написанные от руки записки вперемешку с официальными уведомлениями. На всех карикатурах были нарисованы военные или врачи, а на большинстве открыток были изображены либо минареты, либо археологические раскопки. Он отколол первую и прочел, что Боб шлет привет с Блю-Моск. Вторая сообщала, что Бобу понравился Колизей. Но третья, на которой был изображен верблюд перед пирамидами, сообщала гораздо более интересные сведения - что М. и Т. закончили инспекцию кухонь и возвращаются во вторник. Он приколол третью открытку на место и отошел от доски.
- Могу я вам помочь? - сказал голос у него за спиной.
Он узнал ее голос, повернулся, и тут она узнала его.
- Мистер Брунетти, что вы здесь делаете? - Похоже, она была очень удивлена.
- Доброе утро, доктор Питерc. Я говорил вам, что приеду посмотреть, нельзя ли что-нибудь выяснить о сержанте Фостере. Мне сказали, что это отдел санитарной инспекции, поэтому я и пришел сюда, надеясь встретиться с кем-нибудь, кто с ним работал. Но как видите, - сказал он, обводя рукой пустую комнату и делая два шага от стены, - здесь никого нет.
- Все на совещании, - объяснила она. - Пытаются разобраться, как разделить между собой работу, пока не найдется замена Майку.
- А вы почему не на совещании? - спросил он. В ответ она вынула из нагрудного кармана своего белого халата стетоскоп и сказала:
- Как вы помните, я педиатр.
- Понятно.
- Они должны вернуться очень скоро, - сказала она, не дожидаясь вопроса. - С кем бы вам хотелось поговорить?
- Не знаю. Кто был наиболее близок Фостеру по работе?
- Я уже вам сказала, что Майк по большей части сам вел дела отдела.
- Значит, бесполезно с кем-то разговаривать?
- Я не могу ответить, мистер Брунетти, поскольку не представляю, что вы хотите узнать.
Брунетти допускал, что ее раздражение было результатом нервозности, поэтому оставил эту тему и вместо этого спросил:
- Вы не знаете, сержант Фостер пил?
- Пил?
- Спиртное.
- Очень мало.
- А наркотики употреблял?
- Какие наркотики?
- Незаконные наркотики.
- Нет. - Голос ее звучал твердо, с железной убежденностью.
- Вы говорите очень уверенно.
- Я говорю уверенно, потому что я знала его, уверена еще и потому, что я - его командир и видела его медицинскую карту.
- А разве такие вещи обычно пишут в медицинской карте? - спросил Брунетти.
Она кивнула:
- Любого из нас могут протестировать на наркотики в любой момент - любого, кто служит в армии… Почти все здесь сдают анализ мочи раз в году.
- Даже офицеры?
- Даже офицеры.
- Даже доктора?
- Даже доктора.
- И вы видели его анализы?
- Да.
- Когда был сделан последний?
- Не помню. Этим летом, кажется. - Она переложила папки из одной руки в другую. - Не понимаю, почему вы об этом спрашиваете. Майк никогда не употреблял наркотики. Как раз наоборот. Он был резко против них. Мы всегда с ним спорили об этом.
- Почему?
- Я не вижу здесь проблем. Сама я ими не интересуюсь, но если кто-то хочет их употреблять, то ему нужно это разрешить, я так считаю. - Поскольку Брунетти ничего не сказал, она продолжала: - Понимаете, моя работа - лечить маленьких детей, но здесь у нас штат врачей очень небольшой, так что мне приходится иметь дело и с их матерями, и многие из них просят меня выписать им рецепты на валиум и либриум. Это транквилизаторы. Если решу, что они ими злоупотребляют, и откажу, они переждут день-другой, придут сюда и договорятся с другим врачом, и рано или поздно кто-нибудь даст им то, что они хотят. Многие из них чувствовали бы себя лучше, если бы время от времени могли выкурить сигарету с марихуаной.
Интересно, подумал Брунетти, как относится к этому мнению медицинское и военное начальство, но оставил этот вопрос при себе. В конце концов, его интересует не мнение доктора Питерc о наркотиках, а употреблял ли их сержант Фостер. И еще то, почему она солгала насчет совместной с ним поездки.
Открылась дверь, и вошел плотный мужчина в зеленой форме. Кажется, присутствие Брунетти в кабинете удивило его, но доктора он явно узнал.
- Что, Рон, совещание кончилось? - спросила она.
- Да, - сказал он, помолчал, посмотрел на Брунетти и, не зная, кто это, добавил: - Мэм. Доктор Питерc повернулась к Брунетти.
- Это старший сержант Вулф, - сказала она. - Сержант, это комиссар Брунетти из венецианской полиции. Он приехал, чтобы задать несколько вопросов о Майке.
После того как мужчины обменялись рукопожатиями и приветствиями, доктор Питерс сказала:
- Мистер Брунетти, вероятно, сержант Вулф сможет дать вам более ясное представление о том, что входило в обязанности сержанта Фостера. Он отвечает за все почтовые контакты госпиталя. - Она повернулась к двери. - Я оставлю вас с ним и вернусь к своим пациентам.
Брунетти кивнул в ее сторону, но она уже повернулась к ним спиной и быстро вышла.
- Что вы хотите узнать, комиссар? - спросил сержант Вулф, а потом добавил уже не так официально: - Хотите, пойдем в мой кабинет?
- А разве вы работаете не здесь?
- Нет. Мы - часть административного штата госпиталя. Наши кабинеты на другом конце здания.
- Тогда кто же еще работает здесь? - спросил Брунетти, указывая на три стола.
- Это стол Майка. Был, - поправился он. - Другой - сержанта Дости, но он сейчас в Варшаве. Компьютер у них был общий.
Как широко этот американский орел распростер свои крылья.
- Когда он вернется? - спросил Брунетти.
- На следующей неделе, наверное, - ответил Вулф.
- А сколько времени он отсутствует? - Брунетти показалось, что это будет не так прямолинейно, как если бы он спросил, когда тот уехал.
- Еще до того, как это случилось, - ответил Вулф, фактически отвечая на вопрос Брунетти и отметая сержанта Дости как подозреваемого. - Так вы хотите пройти в мой кабинет?
Брунетти вышел за ним из комнаты и направился по госпитальным холлам, пытаясь запомнить дорогу. Они прошли через двустворчатую дверь-вертушку, по безукоризненно чистому коридору, еще через одну вертушку, и тут Вулф остановился перед открытой дверью.
- Не ахти что, но я называю это своим домом, - сказал он с неожиданной теплотой. Он отступил, чтобы пропустить Брунетти первым, потом вошел и закрыл за собой дверь. - Не хочу, чтобы нам помешали, - сказал он и улыбнулся. Обойдя свой стол, он сел на вращающийся стул, обитый искусственной кожей. Большая часть стола была покрыта огромным календарем, на нем теснились папки, корзина для входящих и исходящих бумаг и телефон. Справа, в медной рамке, стояло фото какой-то восточной женщины и трех маленьких детей, очевидно, плодов этого смешанного брака.
- Ваша жена? - спросил Брунетти, присаживаясь к столу.
- Да. Красивая, правда?
- Очень, - ответил Брунетти.
- А это трое наших детей. Джошуа десять лет, Мелиссе шесть, а Джессике всего год.
- Очень красивая семья, - заметил Брунетти.
- Да, красивая. Не знаю, что я стал бы делать, если бы их у меня не было. Я часто говорил Майку, что ему нужно именно это - жениться и остепениться.
- А ему нужно было остепениться? - спросил Брунетти, заинтересовавшись тем, что женатые мужчины с энным количеством детей всегда желают того же холостякам.
- Ну, не знаю, - сказал Вулф, наклоняясь вперед и облокачиваясь о стол. - Ведь ему уже было двадцать пять. Пора обзавестись семьей.
- А у него была постоянная девушка? - мягко спросил Брунетти.
Вулф посмотрел на него, потом на стол.
- Насколько мне известно, не было.
- Он любил женщин? - Если Вулф и понял, что неизбежен следующий вопрос: любил ли он мужчин, то виду не подал.
- Наверное. На самом деле я не знал его так близко. Только по работе.
- А здесь у него не было близкого друга? - И когда Вулф отрицательно покачал головой, Брунетти добавил: - Доктор Питерc была очень расстроена, когда увидела тело.
- Ну, они работали вместе полгода или около того. Вам не кажется, что это нормально - расстроиться, увидев мертвого коллегу?
- Да, наверное, - согласился Брунетти, решив не спорить. - А еще кто-нибудь?
- Нет, никто в голову не приходит.
- Пожалуй, я спрошу у мистера Дости, когда он вернется.
- Сержанта Дости, - машинально поправил Вулф.
- Он тесно общался с сержантом Фостером?
- Я на самом деле не знаю, комиссар.
Брунетти показалось, что его собеседник вообще ничего не знает, не говоря уже о человеке, который проработал рядом с ним…
- Сколько времени работал с вами сержант Фостер? - спросил он.
Вулф откинулся на спинку стула, посмотрел на фотографию, словно его жена могла бы подсказать ему, а потом ответил:
- Три года.
- Понятно. А как долго находится здесь сержант Дости?
- Около четырех лет.
- Скажите, сержант Вулф, что это был за человек? - спросил Брунетти, снова возвращаясь к убитому.
На этот раз Вулф, прежде чем ответить, справился у своих детей.
- Он был отличным командиром. Его досье скажет об этом. Он предпочитал держать дистанцию, но объяснить это можно тем, что он учился, а к учебе он относился очень серьезно. - Вулф замолчал, словно размышлял, что бы еще такого серьезного сказать. - Он был очень располагающим.
- Прошу прощения? - переспросил Брунетти. Располагающим? Чем таким располагал Фостер? - Боюсь, я вас не понял.
Вулф объяснил с удовольствием:
- Знаете, это то, что вы, итальянцы, называете "simpatico".
- А, - пробормотал Брунетти. На каком странном языке говорят эти люди. И спросил уже более прямо: - Он вам нравился?
Военный был явно удивлен этим вопросом.
- Ну да, наверное. Ну, то есть мы не были друзьями или приятелями, но это был славный парень.
- В чем состояли его непосредственные обязанности? - спросил Брунетти, вынимая из кармана записную книжку.
- Ну, - начал сержант Вулф, сплетя руки за головой и усаживаясь поудобнее на своем стуле, - он должен был следить за квартирами, чтобы их хозяева придерживались принятых стандартов. Ну там, нормальное снабжение горячей водой, нормальное отопление зимой. И еще он должен был следить за тем, чтобы наши, живя на съемных квартирах, не портили эти квартиры или дома. Если хозяин жилья звонит и говорит, что его съемщик нарушает санитарные правила, мы едем туда и проверяем.
- Какого рода бывают эти нарушения? - спросил Брунетти, искренне заинтересованный.
- А, много всякого. Не выносят мусор или оставляют мусор рядом с домом. Или не убирают за своими животными. Много всякого.
- И что вы тогда делаете?
- У нас есть разрешение, то есть нет, право входить в их дома.
- Даже если они возражают?
- Особенно если они возражают, - сказал Вулф, рассмеявшись. - Это обычно верный признак, что там что-то не так.
- И что же?
- Мы осматриваем дом, чтобы выяснить, действительно ли нарушены санитарные правила.
- И часто это происходит?
Вулф хотел было ответить, но потом осекся, и Брунетти понял, что он обдумывает, сколько можно рассказать итальянцу, какой ответ можно дать, когда речь идет об американцах.
- Бывает, - нейтрально ответил он, - случается.
- А потом?
- Мы приказываем навести порядок и докладываем их командиру. Им дается на это определенное время.
- А если они ничего не делают?
- Получают пятнадцатую статью.
Брунетти опять улыбнулся своей вкрадчивой улыбкой:
- Пятнадцатую статью?
- Это такое официальное замечание. Его заносят в личное дело, и это может доставить много неприятностей.
- Например?
- Уменьшат жалованье, или понизят в должности, или даже уволят из армии.
- За грязь в доме? - спросил Брунетти с удивлением.
- Мистер Брунетти, если бы вы видели такие дома, вам бы захотелось выкинуть этих людей из страны. - Он немного помолчал, а потом снова заговорил: - Кроме того, в его обязанности входило инспектирование кухонь в посольствах, особенно, если там кто-то заболевал или, не дай бог, если заболевали многие. В прошлом году в Белграде был гепатит, и ему пришлось отправиться туда и разбираться на месте.
- Что-нибудь еще? - спросил Брунетти.
- Не припоминаю, ничего важного.
Брунетти улыбнулся:
- Я пока не совсем понимаю, сержант Вулф, что считать важным и что - неважным, но мне хотелось бы иметь полное представление о его обязанностях.
Сержант Вулф улыбнулся в ответ на его улыбку:
- Конечно. Я понимаю. Еще он должен был следить, чтобы всем детям, посещающим школу, были сделаны необходимые прививки. Ну знаете, против кори и ветрянки. И следить за тем, чтобы отработанные радиоактивные материалы были утилизированы. И еще он отвечал за статистику и информацию по всему, что связано с санитарией. - Он поднял глаза и закончил: - Это вроде бы все.
- Радиоактивные материалы? - спросил Брунетти.
- Да, рентгеновские трубки из зубной клиники и даже отсюда, из госпиталя. Их необходимо утилизировать особым способом. Не выбросишь же их в мусорку.
- И как это делается?
- Да мы заключили договор с итальянским откатчиком, который приезжает раз в месяц и увозит их отсюда. Майк должен был контролировать это, следить, чтобы все контейнеры были погружены. - Вулф улыбнулся. - Вот и все.
Брунетти тоже улыбнулся и встал:
- Благодарю вас, сержант Вулф. Вы очень помогли.
- Ну, надеюсь, вам что-то пригодится. Мы все любили Майка, и всем нам, ясное дело, хочется, чтобы вы нашли того, кто его убил.
- Да. Конечно, - сказал Брунетти, протягивая руку. - Не стану больше отвлекать вас от работы, сержант.
Американец тоже встал и пожал руку Брунетти. Рукопожатие его было крепким, уверенным.
- Рад быть полезным, сэр. Будут еще вопросы, пожалуйста, приходите, спрашивайте.
- Спасибо, сержант. Может быть.
Он вышел в коридор и вернулся обратно в отдел санинспекции, где снова постучал в дверь. Он подождал немного и, ничего не услышав, вошел. Как он и ожидал, Блю-Моск и Колизей были на месте. Пирамиды исчезли.
Глава 11
Вернувшись в холл, он спросил у проходящей мимо молодой чернокожей женщины-медсестры, где ему найти доктора Питерc. Та сказала, что идет в отделение Б, где работает доктор Питерc, и проводит его туда. На этот раз они пошли в противоположном направлении, через очередную двустворчатую дверь-вертушку, но теперь навстречу попадались люди, все больше одетые в белую униформу или светло-зеленые халаты младшего медперсонала, в отличие от более темно-зеленой военной формы. Они прошли мимо комнаты, на которой было написано, что это послеоперационная палата, потом справа от себя Брунетти услышал громкий детский плач. Он посмотрел на медсестру, которая улыбнулась и покачала головой:
- Трое, все родились на этой неделе.
Брунетти подумалось, что детям вовсе ни к чему рождаться в таком месте, на военном объекте, среди орудий убийства, мундиров и смертоносных проектов. Но потом он вспомнил, что видел здесь, на этом же военном объекте, и библиотеку, и церковку, и плавательный бассейн, и баскин-роббинсовское кафе-мороженое, так что вполне возможно, есть какой-то смысл и в том, что здесь на свет рождаются дети. Потому что все, что он видел здесь, почти не имеет отношения к войне или армии. Понимают ли американцы, подумал он, на что расходуются их деньги? Понимают ли они расточительность, с которой эти средства тратятся? Будучи итальянцем, он допускал, что его правительство серьезно заботится только о том, чтобы швырять деньги на ветер, в основном в сторону друзей членов кабинета, но ему никогда не приходило в голову, что американское правительство занимается тем же самым.