Брунетти повернулся, подошел и стал рядом с врачом, который, стоя на коленях, расстегнул рубашку на покойнике. На левом боку, примерно в пяти дюймах над талией, Брунетти увидел горизонтальную зубчатую по краям черту, кожа вокруг которой была странного серовато-синего цвета. Он опустился на колени рядом с Риццарди в холодную лужу, чтобы взглянуть на это поближе. Порез был длиной с его большой палец и, вероятно, потому, что тело долго пробыло в воде, теперь широко раскрылся.
- Это не турист, который напился и упал в канал, Гвидо.
Брунетти кивнул, молча соглашаясь.
- Чем можно было сделать вот такое? - спросил он, кивая на рану.
- Ножом. С широким лезвием. И тот, кто это сделал, был либо очень умел, либо очень удачлив.
- Почему? - спросил Брунетти.
- Мне бы не хотелось строить догадки. Сначала надо сделать вскрытие и исследовать все, как положено, - сказал Риццарди. - Однако, насколько я могу судить, удар был нанесен под таким углом, что лезвие прошло прямо к сердцу. Никаких ребер на пути. Ничего. Легкий удар, легкое нажатие, и он мертв. - И Риццарди повторил: - Тут либо умение, либо удача.
Брунетти видел только ширину раны; он понятия не имел о том, какой путь проделал нож внутри тела.
- А это не могло быть что-то еще? В смысле - кроме ножа?
- Не скажу точно, пока внимательно не исследую внутренние ткани, но вряд ли.
- Так может, если нож не дошел до сердца, парня утопили?
Риццарди сел на корточки, аккуратно подвернув под себя полы плаща, чтобы не замочить их в луже.
- Нет, это вряд ли. Если бы удар не попал в сердце, рана не помешала бы ему выбраться из воды. Ты только посмотри, какой он бледный. Я думаю, произошло вот что. Один удар. Под точно рассчитанным углом. Смерть могла наступить почти мгновенно. - Он поднялся на ноги и совершил нечто вроде молитвы, единственное, на что юноша мог еще рассчитывать в это утро. - Вот бедняга. Красивый и в прекрасной физической форме. Я бы сказал, что он был спортсменом или по крайней мере очень следил за собой.
Риццарди опять склонился над телом и жестом, который выглядел странно отеческим, провел рукой по глазам покойного, пытаясь закрыть их. Один глаз не закрывался. Другой закрылся на мгновение, потом медленно открылся и снова уставился в небо.
Риццарди что-то пробормотал себе под нос, вынул из нагрудного кармана платок и положил его на лицо юноши.
- Закрой ему лицо. Он умер молодым, - прошептал Брунетти.
- Что?
Брунетти пожал плечами:
- Ничего. Так говорит Паола. - Он отвел глаза от лица утопленника, на краткий миг устремив взгляд на базилику, и при виде симметрии ее фасада на мгновение обрел душевный покой. - Когда ты сможешь сказать мне что-нибудь определенное, Этторе?
Риццарди быстро глянул на часы:
- Если твои ребята смогут отвезти его на кладбище сейчас, я займусь им сегодня же утром, попозже. Позвони мне после ланча, и я смогу сказать точнее. Но думаю, здесь сомневаться не приходится, Гвидо. - Врач помешкал, не желая указывать Брунетти, как тому делать свое дело. - Ты не хочешь посмотреть его карманы?
Хотя Брунетти делал это множество раз за время службы, он терпеть не мог этого первого ужасного необязательного вторжения в покой умерших. Ему не нравилось рыться в их дневниках и рисунках, листать письма, трогать одежду.
Брунетти присел на корточки рядом с молодым человеком и сунул руку в карман его брюк. На дне одного кармана он нашел несколько монет и положил их рядом с телом. В другом было простое металлическое кольцо с висящими на нем четырьмя ключами. Не дожидаясь просьбы, Риццарди наклонился, помогая перевернуть тело на бок, чтобы Брунетти мог залезть в задние карманы. В одном оказался намокший желтый прямоугольник, очевидно билет на поезд, а в другом бумажная салфетка, тоже намокшая. Брунетти кивнул Риццарди, и они снова положили тело на спину.
Брунетти взял одну из монет и протянул врачу:
- Американская. Двадцать пять центов. - Странно найти такую вещь в кармане мертвого человека в Венеции.
- А, вот в чем дело, - сказал врач. - Это американец.
- Почему?
- Он в очень хорошей спортивной форме, - ответил Риццарди, совершенно не чувствуя горькой неуместности употребления настоящего времени. - Они там все такие складные, такие здоровые. - Оба посмотрели на тело, на открытую развитую грудь.
- Если так, - сказал Риццарди, - это подтвердят его зубы.
- Это как?
- У их дантистов другая техника, материалы получше. Если он когда-нибудь обращался к дантисту, я скажу тебе сегодня днем, американец он или нет.
Будь Брунетти другим человеком, он попросил бы Риццарди посмотреть сейчас же, но он видел, что торопиться не к чему, и кроме того, ему не хотелось снова нарушать покой этого молодого лица.
- Спасибо, Этторе. Я пришлю сюда фотографа - пусть сделает несколько снимков. Как ты думаешь, тебе удастся закрыть ему глаза?
- Конечно. Я постараюсь, чтоб он выглядел похожим на себя, насколько возможно. Но ведь для снимков нужно, чтобы глаза были открыты?
В самое последнее мгновение Брунетти удержался и не сказал, что ему бы хотелось, чтобы эти глаза никогда больше не открывались. Но вместо этого он ответил:
- Да, да, разумеется.
- И пришли кого-нибудь снять отпечатки пальцев, Гвидо.
- Да.
- Ну так позвони мне часа в три.
Они обменялись коротким рукопожатием, и доктор Риццарди взял свою сумку. Он пересек просторную площадь, направляясь к монументальным дверям больницы. До начала его рабочего дня оставалось еще два часа.
Пока они осматривали тело, приехали еще полицейские, и теперь их было целых восемь человек, стоявших полукругом метрах в трех от тела.
- Сержант Вьянелло, - позвал Брунетти. Один из них вышел из строя и подошел к нему.
- Возьмите двух своих людей, перенесите его на катер и отвезите на кладбище.
Пока все это делалось, Брунетти снова принялся рассматривать фасад базилики, скользя глазами по взметнувшимся вверх шпилям. Его взгляд переместился по кампо к статуе Коллеони, возможного свидетеля преступления.
Подошел Вьянелло и стал позади.
- Я велел отвезти его на кладбище, синьор. Будут еще приказания?
- Да. Здесь есть где-нибудь поблизости бар?
- Вон там, синьор, за статуей. Открывается в шесть.
- Хорошо. Мне нужно выпить кофе. - Пока они шли к бару, Брунетти на ходу отдавал приказания: - Нам понадобятся водолазы, человека два. Пусть они пошарят в воде там, где нашли тело. Я хочу, чтобы они поискали то, что могло послужить орудием убийства: нож с лезвием примерно три сантиметра шириной. Но может найтись и что-нибудь другое, даже кусок металла, так что пусть они ищут все, чем можно нанести такую рану. Инструменты и все такое.
- Да, синьор, - сказал Вьянелло, пытаясь на ходу записать все это в записную книжку.
- Во второй половине дня доктор Риццарди сообщит нам время смерти. Как только мы узнаем это, мне нужно встретиться с Бонсуаном.
- Это по поводу течений, синьор? - спросил Вьянелло, мгновенно все поняв.
- Да. И начинайте обзванивать гостиницы. Узнайте, не пропал ли кто-нибудь, в особенности американец. - Брунетти знал, что никто не любит этого - бесконечные звонки в гостиницы, полицейские списки которых занимают множество страниц. А после того, как обзвонят гостиницы, еще остаются пансионы и турбазы, и еще новые списки имен и номеров.
Привычное тепло бара подействовало успокаивающе, как и запах кофе и кондитерских изделий. Мужчина и женщина, стоявшие за стойкой, посмотрели на человека в форме, потом вернулись к своему разговору. Брунетти спросил эспрессо, Вьянелло - caffè corretto - черный кофе с граппой, виноградной водкой. Когда бармен поставил перед ними кофе, оба положили по два куска сахару и немного подержали в руках горячие чашки.
Вьянелло выпил кофе одним глотком, поставил чашку на прилавок и спросил:
- Будут еще указания, синьор?
- Узнайте, как в округе насчет торговли наркотиками. Кто этим занимается и где. Узнайте, нет ли кого, кто состоит на учете как задержанный за продажу наркотиков, за употребление, кражу и тому подобное. И еще выясните, где они обычно колются. Эти улочки, что упираются в канал, - где там по утрам находят шприцы?
- Вы думаете, это связано с наркотиками, синьор?
Брунетти допил кофе и кивнул бармену, чтобы тот принес ему вторую чашку. Вьянелло, не дожидаясь вопроса, отрицательно покачал головой.
- Не знаю. Возможно. Сначала проверим.
Вьянелло кивнул и записал все в свою записную книжку. Закончив, он сунул ее в нагрудный карман и вынул бумажник.
- Нет, нет, - возразил Брунетти. - Я заплачу. Возвращайтесь к лодке и вызовите водолазов. И пусть ваши люди поставят заграждения. Перекройте входы в канал, пока водолазы будут работать.
Вьянелло кивком поблагодарил за кофе и вышел. Сквозь запотевшие окна бара Брунетти видел, как через кампо течет поток людей. Он смотрел, как они спускаются с главного моста, который ведет к больнице, замечают полицию и расспрашивают стоящих вокруг, что случилось. Почти все останавливались, смотрели на полицейских, которые все еще толклись там, на полицейскую моторку, покачивающуюся у края канала. Потом, не увидев в этом ничего необычного, снова шли по своим делам. Старик, как заметил Брунетти, все еще стоял, прислонившись к чугунной ограде. Даже годы работы в полиции не помогли ему постичь, как люди могут так охотно располагаться рядом со смертью, что за жуткое очарование находят они в ней, особенно тогда, когда эта смерть, вот как сейчас, явилась результатом насилия. То была тайна, проникнуть в которую он так и не сумел.
Брунетти взял чашку кофе и быстро ее выпил.
- Сколько? - спросил он.
- Пять тысяч лир.
Он дал десять и ждал сдачи. Протянув ему сдачу, бармен спросил:
- Случилось что-нибудь плохое, синьор?
- Да, плохое, - ответил Брунетти. - Очень плохое.
Глава 2
Поскольку квестура находилась недалеко, Брунетти было легче пройти до работы пешком, чем возвращаться на полицейской моторке. Он прошел глухими улочками, миновал Евангелическую церковь и подошел к квестуре с правой стороны. Завидев его, человек в форме, стоявший у главного входа, открыл тяжелую застекленную дверь, и Брунетти стал подниматься по лестнице в свой кабинет на четвертый этаж, пройдя мимо очереди иностранцев, ждущих разрешения на проживание и работу. Очередь тянулась до середины вестибюля.
Его рабочий стол был в том же состоянии, в каком Брунетти оставил его накануне, - завален бумагами и папками, лежащими как попало. Те, что были под рукой, содержали личные дела сотрудников - все это он должен прочитывать и комментировать, и это составляет часть скрытого от чужих глаз сложного процесса продвижения по службе, через который неизбежно проходят все государственные служащие. Во второй куче лежали материалы по последнему убийству. Месяц назад на набережной Дзаттере был зверски забит до смерти молодой человек. Его убили так жестоко, что сначала полиция была уверена - это дело рук целой банды. Но через день выяснилось, что убийцей был хилый шестнадцатилетний подросток. Убитый был гомосексуалистом, а отец убийцы - известный фашист - вбил в голову сына твердое убеждение, что коммунисты и геи - паразиты и заслуживают они только смерти. И вот ясным летним утром в пять часов двое молодых людей сошлись на смертельной дороге над каналом Джудекка. Неизвестно, что между ними произошло, но убитый был в таком состоянии, что его родным пришлось отказаться от права видеть тело - они получили его в запечатанном гробу. Деревянный брус, орудие, которым жертва была забита до смерти, лежал в пластиковой коробке в бюро для хранения документов, на втором этаже квестуры. Делать здесь было уже почти нечего, разве только проследить, чтобы лечение убийцы у психиатра продолжалось и чтобы ему не разрешалось выезжать из города. Помощь психиатра семье жертвы государством не обеспечивается.
Вместо того, чтобы сесть за рабочий стол, Брунетти сунул руку в один из ящиков и вынул электробритву. Он встал у окна, чтобы побриться, и устремил взгляд на фасад церкви Сан-Лоренцо, последние пять лет одетый лесами, за которыми, говорят, шла серьезная реставрация. Брунетти не представлял, идет реставрация или нет, ибо за все эти годы ничего не изменилось и двери церкви оставались постоянно закрытыми.
Зазвонил телефон - прямая городская линия. Он взглянул на часы. Девять тридцать. Это, наверное, стервятники. Он выключил бритву и подошел к столу, чтобы ответить на звонок.
- Брунетти.
- Виоп giorno, Commissario. Это Карлон, - сказал низкий голос и совершенно без всякой необходимости представился криминальным репортером из "Гаццеттино".
- Виоп giorno, синьор Карлон. - Брунетти знал, что нужно Карлону, но пусть он попросит.
- Расскажите об американце, которого вы вытащили из Рио-деи-Мендиканти сегодня утром.
- Его вытащил полицейский Лучани, и у нас нет никаких доказательств, что это американец.
- Поправка принята, Dottore, - сказал Карлон с сарказмом, который превратил извинение в оскорбление. Потом спросил: - Это ведь убийство, верно? - почти не пытаясь скрыть радость от такого предположения.
- Кажется, так.
- Зарезан?
Откуда они так быстро и так много узнали?
- Да.
- Убит? - повторил Карлон голосом, осевшим от ожидания.
- Мы не можем сказать ничего определенного, пока не получим результатов вскрытия, которое доктор Риццарди проведет сегодня днем.
- Колотая рана?
- Да.
- Но вы не уверены, что именно это было причиной смерти? - недоверчиво фыркнул Карлон.
- Нет, не уверены, - ровным голосом повторил Брунетти. - Покуда мы не получим результатов вскрытия.
- А другие следы насилия? - спросил Карлон, недовольный тем, что ему выдают так мало информации.
- Ничего до конца вскрытия, - повторил Брунетти.
- Дальше. Вы не предполагаете, что он мог просто утонуть, комиссар?
- Синьор Карлон, - сказал Брунетти, решив, что с него хватит, - вам хорошо известно, что если бы он пробыл в воде одного из наших каналов достаточно долго, он скорее мог бы подцепить какую-нибудь смертельную заразу, чем утонуть. - На другом конце провода царило молчание. - Если вы будете настолько любезны и позвоните мне сегодня часа в четыре, я с удовольствием дам вам более подробные сведения.
Именно репортажи Карлона были причиной того, что история последнего убийства превратилась в обсуждение частной жизни жертвы, и Брунетти за это все еще злился на Карлона.
- Благодарю вас, комиссар. Я так и сделаю. Еще одно - как зовут этого полицейского?
- Лучани, Марио Лучани, образцовый полицейский. - Все полицейские становились образцовыми, когда Брунетти говорил о них с прессой.
- Благодарю вас, комиссар. Я это отмечу. И конечно, упомяну в статье о вашем участии.
И, закончив досаждать Брунетти, Карлон повесил трубку.
В прошлом отношения Брунетти с прессой были довольно дружелюбными, по временам - даже более чем; иногда он обращался к журналистам, чтобы узнать, что им известно о том или ином преступлении. Однако за последние годы склонность журналистов к сенсациям настолько возросла, что это сделало невозможным любое сотрудничество с ними, кроме чисто формального. Какое бы предположение Брунетти ни высказал, оно непременно будет подано на следующий день в прессе почти как обвинение в преступлении. Поэтому Брунетти стал осторожен, выдавал информацию дозированно, хотя репортеры знали, что информация эта всегда надежна и точна.
Брунетти понимал, что пока он не узнает что-либо насчет билета в кармане "американца" от сотрудников лаборатории или пока не получит доклада о вскрытии, он почти ничего не может делать. Ребята из кабинетов, расположенных на нижних этажах, сейчас обзванивают гостиницы и, если что-то узнают, сообщат ему. Стало быть, ничего не оставалось, кроме как продолжать читать и подписывать личные рапорты.
Около одиннадцати раздался звонок внутреннего телефона. Он взял трубку, прекрасно зная, кто это может быть.
- Да, вице-квесторе?
Его начальник, вице-квесторе Патта, удивился, что обращаются прямо к нему - быть может, он думал, что Брунетти нет или что он спит, и ответил не сразу.
- Что там насчет этого мертвого американца, Брунетти? Почему мне не позвонили? Вы представляете себе, как все это повлияет на туризм?
Брунетти заподозрил, что третий вопрос был единственным, который по-настоящему интересовал Патту.
- Какой американец, сэр? - спросил Брунетти с деланным интересом.
- Тот, которого вы вытащили из воды сегодня утром.
- А, - сказал Брунетти, на сей раз с вежливым удивлением. - Неужели донесение уже пришло? Так значит, это был американец?
- Не хитрите со мной, Брунетти, - сердито сказал Патта. - Донесение еще не пришло, но у него в кармане были американские монеты, значит, он американец.
- Или нумизмат, - добродушно предположил Брунетти.
Последовало долгое молчание, сказавшее Брунетти, что вице-квесторе не знает, что такое нумизмат.
- Говорю вам, Брунетти, не острите. Мы будем работать исходя из предположения, что это американец. Не можем же мы допустить, чтобы в нашем городе убивали американцев, при том, как сейчас обстоят дела с туризмом. Вы это понимаете?
Брунетти подавил желание спросить, допустимо ли убивать людей других национальностей - например, албанцев? - но вместо этого произнес:
- Да, синьор.
- Итак?
- Что "итак", синьор?
- Что вы уже сделали?
- Водолазы обыскивают канал, где нашли тело. Как только мы узнаем, когда он умер, мы пошлем водолазов в те места, откуда тело могло приплыть, потому что его могли убить где-то еще. Вьянелло выясняет насчет баловства или торговли наркотиками в округе, а лаборатория работает над вещами, найденными у него в карманах.
- А монеты?
- Я не думаю, что нам нужно, чтобы лаборатория сказала, что они американские, синьор.
После долгого молчания, из которого Брунетти ясно понял, что дальше иронизировать над начальником будет неразумно, Патта спросил:
- А как насчет Риццарди?
- Он сказал, что рапорт будет готов сегодня во второй половине дня.
- Проследите, чтобы мне принесли копию, - приказал Патта.
- Да, синьор. Будут еще указания?
- Нет, это все. - Патта положил трубку, и Брунетти снова принялся читать рапорты.