Глава 23
Амброджани не проявился ни в тот вечер, ни на другой день, и Брунетти все время подавлял желание позвонить на американскую базу и попытаться с ним связаться. Он позвонил в Милан Фоско и услышал только автоответчик. Чувствуя себя глупо, поскольку пришлось снизойти до разговора с машиной, он передал Риккардо то, что Амброджани рассказал ему о Гамберетто, попросил его подумать, что еще он может выяснить, и позвонить ему. Он не мог решить, чем еще заняться, поэтому принялся читать и делать пометки на полях личных дел, просмотрел газеты и поймал себя на том, что постоянно отвлекается, думая о предстоящей ночной встрече с Руффоло.
Как раз когда он собирался сходить домой и позавтракать, зазвонил интерком.
- Да, вице-квесторе, - ответил он автоматически, слишком занятый, чтобы ощутить удовольствие от неизбежного мгновенного замешательства Патты из-за того, что его узнают прежде, чем он себя назовет.
- Брунетти, - начал тот, - спуститесь на минутку в мой кабинет.
- Сейчас, синьор, - ответил Брунетти, придвигая к себе очередное донесение, раскрывая его и принимаясь читать.
- Мне бы хотелось, чтобы вы пришли сию минуту, а не "сейчас", комиссар, - проговорил Патта крайне сурово, и Брунетти понял, что у него в кабинете кто-то есть и этот "кто-то" - очень важная персона.
- Да, синьор. Сию минуту, - ответил он и перевернул вниз текстом страницу, чтобы, когда вернется, не искать место, на котором закончил. После ланча, подумал он и подошел к окну посмотреть, все ли еще собирается дождь. Небо над Сан-Лоренцо было серое и зловещее, и листья на деревьях, росших на маленькой площади, трепетали от сильного ветра, завихряющегося вокруг них. Брунетти подошел к шкафу, чтобы поискать зонтик: сегодня он не взял с собой зонт из дому. Он открыл дверцу и заглянул внутрь. Там лежала обычная куча заброшенных вещей: одинокий желтый ботинок, сумка для покупок, наполненная старыми газетами, два больших толстых конверта и розовый зонтик. Розовый. Кьяра забыла его месяца два назад. Если он верно запомнил, на нем были крупные веселые слоны, но ему не хотелось раскрывать зонт и проверять. Хватит и того, что он розовый. Он заглянул поглубже, носком ботинка осторожно расталкивая вещи в стороны, но второго зонтика там не нашлось.
Он вынул зонт из шкафа и вернулся к письменному столу. Если развернуть во всю длину "Ла Република", ее хватит, чтобы закрыть почти весьзонт так, чтобы торчала только ручка, ручка и часть розовой ткани шириной с ладонь. Он так и сделал, остался весьма доволен собой, покинул кабинет и спустился вниз к Патте. Постучался, подождал, убедился, что шеф сказал "Войдите", и вошел.
Обычно, войдя, Брунетти заставал Патту за столом - "на троне", вот что первое всегда приходило в голову, - но сегодня он сидел на одном из стульев поменьше, перед письменным столом, справа от темноволосого человека, который расположился в кресле совершенно вольготно, скрестив ноги, одну руку свесив с подлокотника, держа сигарету двумя пальцами. Ни один из них не потрудился встать, когда вошел Брунетти, хотя посетитель снял ногу с ноги и наклонился вперед, чтобы стряхнуть пепел в малахитовую пепельницу.
- А, Брунетти, - проговорил Патта. А он что, ждал кого-то еще? Потом указал на сидевшего рядом человека. - Это синьор Вискарди. Он приехал в Венецию на один день и зашел, чтобы отдать мне приглашение на торжественный обед в палаццо Пизани Моретта на следующей неделе, и я попросил его остаться. Я подумал, что ему захочется поговорить с вами.
Тогда Вискарди встал и подошел к Брунетти, протягивая руку.
- Хочу поблагодарить вас, комиссар, за внимание к этому делу. - Как и отметил Росси, этот человек говорил как миланец, пропуская звук "р" - звук соскальзывал с его языка, непроизнесенный. Это был высокий человек с темно-карими, мягкими, спокойными глазами и легкой, успокаивающей улыбкой. Кожа под левым глазом была, похоже, слегка припудрена.
Брунетти пожал ему руку и улыбнулся в ответ.
Здесь вмешался Патта:
- Боюсь, Аугусто, что особенных успехов нет, но мы надеемся, что вскоре получим какую-то информацию о твоих картинах. - Он обращался к Вискарди фамильярно, на "ты", и Брунетти подумал, что эту близость он обязан заметить. И отнестись к ней с уважением.
- Я очень надеюсь. Моя жена весьма привязана к этим картинам, особенно к Моне. - Так говорят о детях, когда они привязаны к своим игрушкам. Все свое внимание и шарм он обратил на Брунетти. - Может быть, комиссар, вы могли бы сказать, есть ли у вас какие-то - кажется, это называется "следы". Мне хотелось бы сообщить жене приятные новости.
- К сожалению, синьор Вискарди, нам почти не о чем докладывать. Описания тех людей, которых вы видели, мы раздали нашим сотрудникам и послали фотографии с ваших картин в полицию, занимающуюся подделками произведений искусства. Но кроме этого, ничего.
Синьор Вискарди улыбнулся, услышав это, и Брунетти подумал, что Вискарди не следует знать о попытках Руффоло поговорить с полицией.
- Но разве, - вмешался Патта, - вы никого не подозреваете? Помнится, я читал в вашем донесении, что Вьянелло собирался поговорить с подозреваемым в прошлые выходные. Что случилось?
- Подозреваемый? - В глазах Вискарди загорелся интерес.
- Подозрения не оправдались, синьор, - сказал Брунетти, обращась к Патте. - След оказался ложным.
- Я думал, это тот человек с фотографии, - не унимался Патта. - Я прочел его имя в донесении, но забыл.
- Это не тот ли человек, чей портрет показывал мне ваш сержант? - спросил Вискарди.
- Судя по всему, след оказался ложным, - повторил Брунетти, улыбаясь и извиняющимся тоном. - Выяснилось, что он не имеет к этому никакого отношения. Во всяком случае, мы уверены, что не имеет.
- Кажется, вы правы, Аугустино, - сказал Патта, упорно называя посетителя по имени. Потом повернулся к Брунетти и постарался придать своему голосу твердость. - Что у вас есть на тех двоих, чьи описания вы получили?
- К сожалению, ничего, синьор.
- А вы провентилировали… - начал Патта, и Брунетти стал внимательно слушать его одного, ожидая, какие последуют конкретные предположения. - А вы провентилировали наши постоянные источники? - Подчиненные должны понимать начальство с полуслова.
- О да, синьор. Мы сделали это в первую очередь.
Вискарди отодвинул свой накрахмаленный манжет, бросил взгляд на сверкающее пятнышко золота и сказал, обращаясь к Патте:
- Не хочу, чтобы вы из-за меня опоздали на предстоящий деловой ланч, Пиппо.
Как только Брунетти услышал имя Патты, он поймал себя на том, что мысленно повторяет его, словно мантру: Пиппо Патта, Пиппо Патта, Пиппо Патта.
- Вы не хотите составить нам компанию, Аугустино? - спросил Патта, не обращая внимания на Брунетти.
- Нет, нет. Мне нужно в аэропорт. Жена ждет меня на коктейль, а потом, как я уже сказал, у нас гости к обеду.
Наверное, он назвал Патте и имена этих гостей, потому что одного намека на их существование было достаточно, чтобы Патта широко улыбнулся и хлопнул в ладоши, словно радуясь их присутствию здесь, в своем кабинете.
Патта тоже посмотрел на часы, и Брунетти оказался очевидцем его страданий - приходилось позволить богатому и могущественному человеку отправиться обедать с другими богатыми и могущественными.
- Да, мне действительно нужно идти. Не могу заставлять министра ждать.
Патта не стал щеголять перед Брунетти фамилией этого министра. Интересно, подумал Брунетти, почему это? - то ли догадывался, что она не произведет на него впечатления, то ли опасался, что фамилия эта ему ничего не скажет. Ну и ладно, ему и знать ее ни к чему.
Патта подошел к тосканскому шкафу пятнадцатого века, стоявшему у двери, и вынул оттудасвой плащ. Накинул его и помог Вискарди надеть пальто.
- Вы уходите? - спросил Вискарди у Брунетти, который ответил, что уходит. - Вице-квесторе идет в Корте-Сконта на ланч, но я иду к Сан-Марко, где возьму лодку до аэропорта. Вам, случайно, не в ту же сторону?
- Ну как же, синьор Вискарди, именно в ту, - солгал Брунетти.
Патта двинулся впереди вместе с Вискарди. Они подошли к двери, ведущей на улицу. Там они пожали друг другу руки, и Патта сказал, что они увидятся с Брунетти после ланча. На улице Патта поднял воротник плаща и быстро свернул налево. Вискарди же повернул направо, подождал, пока Брунетти поравняется с ним, и направился к Понте-деи-Гречи и дальше - к Сан-Марко.
- Я очень надеюсь, что с этим делом быстро разберутся, - сказал Вискарди для начала.
- Да, и я тоже, - согласился Брунетти.
- Я надеялся, что в отличие от Милана Венеция более безопасный город.
- Это, конечно же, необычное преступление, - отозвался Брунетти.
Вискарди немного помолчал, искоса посмотрел на Брунетти, а потом пошел дальше.
- До того как я переехал сюда, я считал, что в Венеции всякое преступление - вещь необычная.
- Конечно, здесь это более необычно, чем в любом другом городе, но преступления у нас бывают, - объяснил Брунетти, а потом добавил: - И есть преступники.
- Могу я предложить вам чего-нибудь выпить, комиссар? Как это называется у вас в Венеции - "ип' ombra".
- Да, "ип' ombra", и да, спасибо, не откажусь.
Они зашли в бар, мимо которого проходили, и Вискарди заказал два бокала белого вина. Когда вино подали, он протянул бокал Брунетти и поднял свой. Наклонив его немного, он сказал:
- Чинчин.
Брунетти ответил кивком головы.
Вино оказалось с резким вкусом, совсем плохое. Будь Брунетти один, он не стал бы его пить. Но он сделал еще глоток, встретился глазами с Вискарди и улыбнулся.
- На прошлой неделе я разговаривал с вашим тестем, - сказал Вискарди.
Интересно, подумал Брунетти, сколько времени ему потребуется, чтобы добраться до сути. Он сделал еще глоток.
- Да?
- Нам нужно было обсудить кое-какие дела.
- Да?
- Когда мы кончили говорить о делах, граф сказал о вашем с ним родстве. Признаюсь, что сначала я удивился. - Судя по тону Вискарди, удивился он, узнав, что граф позволил своей дочери выйти за полицейского, тем более вот за этого. - Совпадению, как вы понимаете, - добавил Вискарди с небольшим запозданием, и опять улыбнулся.
- Разумеется.
- Честно говоря, я обрадовался, узнав, что вы с графом - родственники. - Брунетти бросил на него вопрошающий взгляд. - Я хочу сказать, что это дает мне возможность говорить с вами откровенно. То есть если позволите.
- Прошу вас, синьор.
- В таком случае признаюсь, что многое в вашем расследовании меня огорчает.
- В каком смысле, синьор Вискарди?
- Меня сильно задело, - начал тот, поворачиваясь к Брунетти с улыбкой простодушного дружелюбия, - обращение со мной ваших полицейских. - Он замолчал, отпил вина, еще раз попытался улыбнуться, на сей раз намеренно неуверенной улыбкой. - Надеюсь, комиссар, я могу говорить откровенно.
- Конечно, синьор Вискарди. Ничего другого я и не хочу.
- Тогда разрешите сказать, что у меня возникло чувство, будто ваши полицейские видят во мне скорее подозреваемого, чем жертву. - Поскольку Брунетти ничего не сказал на это, Вискарди добавил: - То есть в больницу они пришли вдвоем, и оба задавали вопросы, которые имели мало отношения к преступлению.
- И о чем же они вас спрашивали? - поинтересовался Брунетти.
- Один спросил, откуда мне известно, что это были за картины. Как будто я мог их не узнать. А второй спросил, не знаю ли я этого молодого человека на фото, и когда я ответил, что не знаю, вид у него был весьма скептический.
- Ну, с этим типом мы разобрались, - сказал Брунетти. - Он не имеет к делу никакого отношения.
- Но новых подозреваемых у вас нет?
- К сожалению, нет, - ответил Брунетти, думая о том, почему это Вискарди хотелось так быстро закончить разговор о молодом человеке на фото. - Вы сказали, синьор Вискарди, что вас покоробило многое. Это только одно. Могу я спросить, что еще?
Вискарди поднес бокал к губам, потом, не пригубив, опустил и сказал:
- Я узнал, что наводились определенные справки обо мне и моих делах.
Брунетти открыл глаза, притворяясь удивленным:
- Надеюсь, вы не подозреваете меня в том, что я интересуюсь вашей частной жизнью, синьор Вискарди?
Внезапно Вискарди поставил бокал, полный почти до краев, обратно на прилавок и произнес совершенно отчетливо:
- Пакость. - И, увидев удивление Брунетти, добавил: - Вино, конечно. Боюсь, мы выбрали не то место, чтобы выпить.
- Да, оно не очень удачное, не так ли? - согласился Брунетти, ставя на прилавок пустой бокал рядом с бокалом Вискарди.
- Повторяю, комиссар, что наводились справки о моих делах. Такое любопытство не приводит ни к чему хорошему. Боюсь, что дальнейшее вторжение в мою деловую жизнь вынудит меня прибегнуть к помощи некоторых моих друзей.
- А что это за друзья, синьор Вискарди?
- Называть их имена было бы с моей стороны дерзостью. Но они занимают достаточно высокое положение, чтобы уберечь меня от бюрократического произвола. Если же я паду его жертвой, то уверен, они вмешаются.
- Это очень похоже на угрозу, синьор Вискарди.
- Не впадайте в мелодраматический тон, DottoreБрунетти. Лучше назовем это предостережением. Более того, я предостерегаю вас не только от себя, но и от лица вашего тестя. Повторяю, подобное любопытство до добра не доведет.
- Полагаю, синьор Вискарди, у меня вообще нет оснований ждать добра от каких-либо ваших дел.
Вдруг Вискарди извлек из кармана несколько банкнот, не глядя на них и не позаботившись узнать, сколько стоит вино. Ничего не ответив Брунетти, он повернулся и пошел к двери бара. Брунетти двинулся следом. На улице лил дождь из осенних туч, подгоняемых ветром. Вискарди задержался в дверях только для того, чтобы поднять воротник пальто. Ничего не сказав, не оглянувшись на Брунетти, он вышел под дождь и быстро исчез за углом.
Брунетти немного постоял на пороге. Наконец, не видя иного выхода, он развернул газету, в которую упаковал зонт, явив его миру во всей его красе. Потом сложил газету несколько раз и шагнул под дождь. Нажал на кнопку, посмотрел вверх и увидел раскрывшийся над ним пластиковый купол. Слоны, веселые, танцующие розовые слоны. Чувствуя во рту вкус кислого вина, он поспешно направился к дому.
Глава 24
По первому же требованию Брунетти получил от Паолы свой черный зонт и вернулся в квестуру. Около часа он отвечал на корреспонденцию, но ушел рано, сказав, что у него назначена встреча, хотя это была встреча с Руффоло и состояться она должна была через шесть часов. Вернувшись домой, он рассказал Паоле о встрече в полночь, и она, помня, что говорилось о Руффоло в прошлом, согласилась с Брунетти, что это шутка, результат страсти к мелодраматическим эффектам, очевидно приобретенной Руффоло за время последней отсидки, когда он слишком много смотрел телевизор. Брунетти не видел Руффоло с того раза, когда в последний раз выступал свидетелем, и полагал, что найдет его почти не изменившимся - добродушным, лопоухим и беспечным, слишком торопящимся преуспеть в жизни.
В одиннадцать он выглянул на балкон, посмотрел на небо и увидел звезды. Через полчаса вышел из дому, успокоив Паолу, что скорее всего вернется к часу, и велев ей не ждать его. Если Руффоло сдастся, им придется пройти в квестуру, а там нужно будет написать заявление и уговорить Руффоло подписать его, а на это уйдет не один час. Он сказал, что постарается позвонить ей, если все обернется именно таким образом, но сам же знал, что, привыкнув к его отсутствию в поздние часы, она скорее всего не услышит сквозь сон его звонка, а детей ему не захочется будить.
Пятый трамвайчик переставал ходить в девять часов, так что ему ничего другого не оставалось, как только пойти пешком. Он не имел ничего против, особенно в такую прекрасную лунную ночь. Как это часто бывало, он не очень задумывался над тем, куда идет, просто позволил своим ногам, умудренным десятилетиями ходьбы, вести его самым коротким путем. Он прошел по Риальто, затем через Санта-Марина и зашагал по направлению к Сан-Франческо-делла-Винья. Как всегда в этот час, город был практически безлюден; Брунетти обогнал ночного сторожа, который засовывал маленькие оранжевые бумажные прямоугольники за решетки магазинов в доказательство того, что он был здесь ночью. Брунетти прошел мимо ресторана и, заглянув туда, увидел официантов в белых куртках, которые, сев кружком у столика, пили вино перед тем, как отправиться домой. Зато кругом были кошки. Сидящие, лежащие, пробирающиеся мимо фонтанов, бегущие неслышными шагами. Кошки не занимались охотой, хотя крысы здесь водились в изобилии. Они не обращали внимания на Брунетти, точно знали час, когда появляются их кормильцы, и были совершенно уверены, что этот незнакомец не из их числа.
Он прошел вдоль правой стены церкви Сан-Франческо-делла-Винья, потом взял налево и двинулся обратно к остановке трамвайчика Челестия. Перед ним четко вырисовывались металлические поручни пешеходной эстакады и ступени, ведущие на нее. Он поднялся по этим ступеням и, оказавшись в начале эстакады, посмотрел вперед.
Брунетти ясно видел, что на ней никого нет. Даже Руффоло не был настолько глуп, чтобы стоять на виду у любой проходящей мимо лодки, когда его ищет полиция. Он, наверное, спрыгнул на маленький пляжик под мостом. Брунетти пошел вперед, злясь из-за того, что ему пришлось тащиться сюда, бродить по вечернему холоду, когда всякому разумному человеку полагается быть дома в постели. Зачем этому чокнутому Руффоло понадобилось видеть какое-то важное лицо? Хочет видеть важное лицо, так шел бы в квестуру и поговорил бы с Паттой.
Брунетти дошел до первого пляжика, всего в несколько метров длиной, и оглядел его, ища Руффоло. В серебристом свете луны он увидел лишь обломки кирпичей и осколки бутылок, покрытые слоем скользких зеленых водорослей. Синьорино Руффоло стоило бы хорошенько подумать, прежде чем решить, что Брунетти спрыгнет на такой замусоренный пляж, чтобы побеседовать с ним. Он только что потерял пару ботинок, и больше этого не будет. Если Руффоло хочет поговорить, может подняться на эстакаду либо пусть остается внизу и постарается говорить громко, чтобы Брунетти его услышал.
Впереди виднелся другой небольшой пляж, его дальний конец скрывался за изгибом массивной кирпичной стены Арсенала, которая поднималась справа от Брунетти на десять метров.
Чуть не дойдя до острова, он остановился и тихим голосом позвал:
- Руффоло. Это Брунетти. - Ответа не было. - Пеппино, это Брунетти.