Рыцарь местной подвязки
Сейчас уже и не вспомнить, когда у Ивана Леонтьевича проснулась страсть к перевоплощению и романтическим аксессуарам, вроде бы далеким и от предметного мира заместителя мэра по вопросам жилищно-коммунального хозяйства, и от потрепанной внешности города, где развивался наш сюжет. Видимо, началось с того, что на день рождения местный художник подарил ему портрет, выполненный в венецианской манере. На картине Иван Леонтьевич был изображен натуральным дожем, в камзоле и шляпе с пером, простецкий его нос был слегка вытянут и заужен, а длинные тонкие пальцы имели мало общего с бурлацкой пятерней оригинала. Сходство, тем не менее, угадывалось, и наш герой, опознав себя иного, загрустил о том, что родился не там и не тогда.
Надо заметить, что в городе своевременно подхватили столичную идею – в целях сближения с начальниками награждать последних всякими изысканными премиями. Иван Леонтьевич сначала от скуки, а потом вполне осознанно посещал мероприятия различных обществ, ассоциаций и фондов, где при зрителях и телекамерах чествовали "людей года", "лидеров города", "защитников идеалов", "радетелей прогресса", "поборников единства", – словом, персон, достойных во всех отношениях.
Постепенно Иван Леонтьевич собрал объемную коллекцию наградного имущества, куда входили расшитая золотыми звездами лиловая мантия (за вклад в науку и образование), бурка с папахой, халат с тюбетейкой и безумно дорогая шуба из голубых горностаев (за поддержку кавказской, среднеазиатской и северной диаспор), фрак с маской мистера Икс (за содействие в развитии театрального искусства), полная экипировка рыбака и охотника (за сохранение окружающей среды) и многое иное. Все это не помещалось в городской квартире и было перевезено в загородный дом, где для коллекции соорудили специальный флигель. В нем, помимо живописных нарядов, размещались разные виды оружия, таинственные ордена, медали и монеты, шкуры и чучела животных, спортивные кубки, музыкальные инструменты. Стену гостиной украшал огромный шелковый ковер, на котором Иван Леонтьевич был выткан в образе Зевса-громовержца.
Время от времени хозяин закрывался во флигеле и расхаживал перед зеркалом в том или ином облачении, размахивал казачьей шашкой, бренчал на дутаре "Светит месяц" и тыкал рогатиной чучело медведя. Он проживал другие жизни, которые были интереснее, ярче, острее. И ремонт аварийного жилья томил его душу.
А однажды Иван Леонтьевич получил письмо от фонда поддержки выдающихся сынов отечества. В изысканных выражениях заместителя мэра просили принять доселе невиданную награду – региональный орден Подвязки. Сердце нашего героя застучало сильнее, – благородным рыцарем он еще не был.
В назначенный час Иван Леонтьевич подъехал к оперному театру, где и происходило торжество. Первым выдающимся сыном, приглашенным московскими телеведущими на сцену, оказался директор городского оптового рынка. Заместитель мэра натужно поаплодировал вместе со зрителями, но холодок пробежал по его спине. Далее, вперемежку с концертными номерами и шуточками ведущих, награды получили владелица косметического салона, где хорошели жены и подруги городских бонз, тренер футбольного клуба, торчащего в зоне вылета в третьем дивизионе, и директор строительного треста, номинант сразу семи уголовных дел.
А под конец ведущие представили генерального спонсора мероприятия. Им оказался помощник депутата городской думы, он же знатный криминальный авторитет. Зазвучали фанфары, и на сцену пригласили самого дорогого гостя – заместителя мэра. Награждение, к ужасу доблестного Ивана Леонтьевича, лично осуществил генеральный спонсор, завершив церемонию истинно рыцарским напутствием: "Респект, братан!"
С тех пор в узком кругу наш герой именует орден Подвязки орденом удавки.
Люди в сером черном
Премудрый Талейран учил, как делать карьеру чиновника: держаться в тени, не проявлять инициативы и одеваться во все серое. Вполне вероятно, что это наставление со временем несколько одряхлело; во всяком случае, тезис о сером одеянии точно увял.
Понятно, что не благородный серый цвет вызвал иронию Талейрана, но безликость, стертость обладателя костюма. Серость может быть любого цвета, скажет читатель, и я немедленно соглашусь, но с одной оговоркой: порой с виду ординарные люди во власти кажутся более убедительными, более уместными.
Мысль эта пришла несколько лет назад в Китае, где российскую делегацию, в которой состоял и автор этих строк, принимали высокого ранга руководители Пекина. Они были поголовно в черных костюмах, черных туфлях и черных галстуках. Когда присели, один из китайцев снял пиджак и приоткрыл белые носки, – потом нам объяснили, что это олигарх, и ему позволительна легкая вольность.
Казалось бы, вот она, формула Талейрана, в действии. Но с виду скучные китайские чиновники демонстрировали смелые, воодушевляющие инициативы, выводили на яркий свет свою страну. Расцвеченный всеми мыслимыми красками современный Китай представляли люди в сером черном.
И, знаете, это неожиданно впечатлило. При том что автора всегда раздражал официозно-мундирный стиль, равно как и показная скромность на грани бедности, будто кричащая: "Я не беру!" Хотелось видеть в чиновниках людей со вкусом, следующих моде. Естественно, с хорошими манерами и грамотной речью. И обязательно не одинаковыми.
Ну, вот и наступило это время, скажет читатель. Спору нет, люди, представленные во власти, в большинстве своем подтянулись до означенных стандартов, но опять что-то не то. Хочется придраться, но вот к чему?
А, понял: не нравится то, что они нравятся себе. И поэтому не нравятся тебе. Или, выразимся мягче, не нравятся тебе настолько, насколько могли бы нравиться, если бы меньше нравились себе.
Кажется, автор окончательно запутался. Попробую быть понятнее.
Вы можете гордиться тем, что своим трудом добились положения во власти. Можете даже восхищаться собой. Но вы же не наивный человек и понимаете, что для окружающих ваши дорогие наряды, часы, автомобили и прочее вовсе не служат подтверждением ваших доблестей, заслуженной платой за усердный труд и талант. Вы сами прекрасно знаете, как люди все это воспринимают.
Хотя, возможно, вас это совершенно не тревожит, вы свой среди своих и чужой среди чужих. Вам за это ничего не будет. Просто вы не нравитесь, не более того. Но и не менее.
Нет, что ни говори, в черной китайской униформе есть мудрость: внешность власти ничего не говорит, говорят действия.
Впрочем, как мы знаем, внешность бывает обманчива. Однажды я оказался на Днях Москвы в Вене. На церемонии открытия в почетном президиуме сидел любопытного вида пожилой господин. При строгом официальном костюме на шее у него был повязан ярко-зеленый галстук, в нагрудном кармане пышно цвел зеленый платок, а кисть руки была обмотана такого же цвета шарфом.
Вечером на приеме он красовался с тем же набором аксессуаров, в том числе на руке, только уже лилового цвета. Какой-то суперфрант, подумал я и решил разузнать, кто этот господин.
Оказалось удивительное дело. Звали его Хельмут Циль, это был очень уважаемый в Австрии человек, в недавнем прошлом – обербургомистр Вены (по-нашему, мэр и губернатор в одном лице). Как-то во время ежедневного просмотра почты он вскрыл конверт, начиненный пластиковой взрывчаткой. Уцелел чудом, но кисть руки ампутировали. И искалеченный, но сохраняющий достоинство чиновник выбрал для себя такой вот костюм.
Не знаю, нравился ли он себе. Но всем, кто знал его историю, он очень нравился.
Небесная жизнь
Никак не мог я постичь смысл литературного сюжета, многократно описанного в американской прозе начала прошлого века. Живет себе миллионер (ну, это как сейчас форбсовский миллиардер), кует злато, и вдруг незадача: то ли в аферу влип, то ли кризис подкосил, бац – и нет половины состояния.
Зато другая-то половина цела, семья обута, одета и накормлена, денег еще и правнукам перепадет. Ну, чуток сократишь автопарк, жена сменит ювелира, а ты – клуб магнатов, велика беда! Так нет же, он хвать пистолет и пулю в висок. Что за малодушие, право!
Эту тему как-то на досуге неспешно обсуждали мы с давним знакомым, аппаратчиком не первого ряда, но и не из последних. Оказалось, он и сам данный феномен давно обдумывал, но, в отличие от меня, объяснение-таки нашел.
Всему причиной аэробус А380. Самый большой в мире двухпалубный пассажирский лайнер, если кто не в курсе. Собеседник летел с группой коллег в Австралию, и сильно заинтересованная в них тамошняя компания оплатила перелет из Москвы до Дубая (Аэрофлотом), а оттуда до Сиднея эмиратским бортом. Причем расщедрились даже не на бизнес-класс, а на персональные люксы, о которых российские чиновники прежде и не слышали.
А теперь, сказал мне знакомый, замри и внемли. Ты входишь в салон и понимаешь, что хотел бы остаться здесь навсегда.
Каждое посадочное место – персональная кабинка. С отделанными позолотой дверными створками со стороны прохода и тонкой стеклянной перегородкой возле соседа. Ее можно опустить, если придет охота поболтать или чокнуться за "сколько взлетов, столько посадок". А надоело – нажал на кнопку, и сосед уже за стеклом.
Внутри кабинки – большое кресло, которое принимает любые формы, угодные правому колену и левой ягодице. В твои приватные владения входят плазма последней модели, выдвижной видеоплеер, изобильный бар и зеркальный шкафчик, куда вешаешь свою одежду после того, как стюардесса вручит тебе мягкий дорожный костюм цвета слоновой кости.
Сходив в роскошный душ и вкусив деликатесов, выбранных в восьмистраничном меню, неплохо вздремнуть. Ты превращаешь кресло в просторную кровать и приспускаешь на лицо подобие шлема, а там приятный поддув и – только вообрази! – свечение звезд. Будто млеешь в эдемском саду. Можно добавить тихую музыку, чтобы окончательно усвоить: добрые эмиры уготовили себе райские кущи еще на земле. Вернее, в небесах.
Кто тут, тот крут. Или наоборот.
Посадку делегация пережила как личную трагедию. Хотелось рыдать. Сдерживало лишь ожидание обратного пути.
Перед вылетом принимающая сторона с извинениями сообщила, что в персональные люксы билетов не осталось, взяли бизнес-класс. В нем были те же удобнейшие кресла, новейшая видеотехника, вкуснейшая кормежка и стюардессы с шахерезадным шиком. Не было всего трех мелочей: дорожного костюма, душа и усыпительного шлема.
Наши чиновники были раздавлены. Их швырнули в грязь. Обдали помоями. Как заснуть, если над тобой не сияют звезды?!
Уже позднее, в Москве, рассказчик размышлял о подлой природе человеческой. Мозг питали
мудрые мысли – от народного сказания: "Не жили хорошо – и начинать не надо" до приписываемого Роману Абрамовичу афоризма: "Много – это когда хватает". Он уговаривал себя: не комплексуй, есть места, где ты только гость, и возблагодари судьбу, что тебя вообще туда сводили. Но все это было потом. А тогда…
Когда он с отвращением плюхнулся в кресло бизнес-класса, из глубин памяти выплыл американский магнат – тот самый, потерявший половину состояния. Бедняга глотнул бурбона, выдохнул сигарный дым и поднес револьвер "Смит-Вессон" 38-го калибра к вспотевшему виску.
– И, знаешь, я его понял, – сказал мой знакомый. – Более того: он стал мне другом и братом.
Урок терпения
Легко ли быть крепким орешком
Есть люди, о которых говорят: боец. И всем понятно, о чем речь. Но вот вопрос: причислим ли мы к этой почтенной касте не того, кто бьет, а кого бьют? Можно ли быть одновременно бойцом и жертвой? Вопрос, согласитесь, интересный. К тому же есть подходящий объект наблюдения.
Зовут его Валерий Сергеевич. Много лет руководит управлением благоустройства и озеленения в мэрии города-миллионника, и все эти годы сносит побои.
Его всегда есть за что поколотить. На трассе, по которой ездит мэр, стерлась дорожная разметка, – удар по корпусу. Во дворах не хватает детских площадок, – хук в голову. Не закрыли канализационный люк на улице, – джеб в солнечное сплетение. Вытоптан газон на площади, – получи с ноги в коленную чашечку. Плохое освещение в новом районе, – бросок через бедро с последующим удержанием.
Его лупят на заседаниях городского правительства, на селекторных разборках, на оперативках, на открытых и закрытых совещаниях. Навешивают в просторных залах, тесных кабинетах и на свежем воздухе. Молотят под телекамеры и с глазу на глаз. Охаживают ядовитым шепотом и ядреным матом.
Валерий Сергеевич никогда не спорит, знай себе записывает в блокнот претензии и тусклым голосом говорит: "Так точно. Исправим. Доложим". Иногда исправляет, чаще нет; он знает, что не стоит суетиться, ибо каждый новый день принесет новые нарекания. Огромный город не отполируешь, поэтому невозможно предугадать, откуда прилетит свежая оплеуха.
У его ведомства изрядное финансирование, и равные ему руководители постоянно пытаются выгрызть куски его бюджета. Одни тянут на себя ремонт фасадов, другие – парки культуры, третьи – кладбища… Но, право же, они выглядят забияками легчайшей весовой категории, повисшими на борце сумо, который стоит в центре татами и повторяет заклятье: "Исправим. Доложим".
Он увешан замечаниями, выговорами и строгими выговорами с предупреждением о неполном служебном соответствии. Он всегда готов к новым взысканиям и оргвыводам. Потому что обладает одной из основополагающих личностных черт, без которой не стать долгожителем госслужбы. Это конечно же терпение.
Держать удар – высокое мастерство, которое дано немногим. Чтобы им овладеть, нужно смешать в себе коктейль из низкого болевого порога и слоновьих нервов, притупленного самолюбия и умеренного пофигизма, огромного желания удержать должность и, по вкусу, нескольких капель садомазы.
Так что Валерий Сергеевич конечно же боец. Не мальчик для битья, но крепкий орешек. Он приучил людей всех рангов, что его можно бить, но нельзя заменить. Когда-то было можно, а теперь – поздно. Он как тот администратор, глядя на которого говорят: "Чем он там занимается?", но стоит ему отлучиться, вопят: "Куда он подевался?!"
Поэтому стоит нашему герою уйти в недельный отпуск (дольше не отпускают), улететь на банановые острова и опуститься с аквалангом на дно морское, к нему тут же подплывет рыбка с зажатым в плавнике мобильником и он услышит: "Где тебя носит? Тут мусор не убрали!"
Протокол одного заседания
Умеете ли вы, читатель, заседать так, как это умеют по-настоящему талантливые чиновники? Те, кто относится к важному деловому общению не как к пустому времяпрепровождению, так сказать, групповому протиранию штанов и юбок, но как к схватке интеллектов и опыта, к возможности проявить незаурядные личностные качества?
Нет, чувствую, вы не любите заседания. Вы их терпите, высиживаете, переносите, но не любите, и единственное, что я могу для вас сделать, это разыграть короткую, но полную скрытого смысла пьесу.
Итак, место действия – казенный зал. Длинный, человек на тридцать, стол для участников заседания. В торце – председательствующий. Справа от него трибуна докладчика. Вот и вся декорация.
А теперь – внутренние монологи героев.
Докладчик. Пусть не надеются, что я дамся им на съедение, не для того столько лет выступаю с докладами. Это только необстрелянный новичок думает, что пламенная речь, полная смелых идей и метафор, увлечет собравшихся. Что они подхватят мысли оратора, разовьют их, и в итоге примут прорывное решение, у истоков которого будет стоять он, управленец нового типа. Которого невозможно не оценить и, соответственно, не повысить.
Когда-то давно я сам так действовал, но пар уходил в свисток: злобные коллеги окатывали меня холодным душем непонимания и называли в лицо прожектером.
Теперь я иной. Буду нудно, еле слышно бухтеть, томить публику бессмысленными цифрами и казенными оборотами речи, отбивая всякую охоту задавать мне вопросы, на которые я скорее всего не знаю ответов. И в конце концов, дорогие товарищи, вы у меня уснете.
Председательствующий. Вот уж этого ты от меня не дождешься! По пять совещаний в день провожу и вышколил себя до того, что могу часами держать сосредоточенное выражение лица. Мысленно вставляю спички в глаза и строго осматриваю собравшихся.
В доводы выступающих вникать не собираюсь, я вообще их не слушаю, потому что мои помощники уже разобрали эту тему, обнаружили и изложили несуразицы. Я эти тезисы легко запоминаю, так что в нужный момент задам нужный вопрос, вставлю нужную реплику и, выслушав сказания выступающих, выдам единственно верное решение и поставлю задачи.
А вообще-то надо признать, что докладчик – мастер. Так засушить тему, так муторно ее подать – это не каждому под силу. Бьюсь об заклад, кто-нибудь в зале точно заснет.
Участник заседания. Не спать, не спать! Ну почему я никак не могу изжить этот проклятый рефлекс: как только начинается очередное заседание, накатывает зевота, голова падает на грудь, а там и вообще засыпаю. Хорошо еще, если соседи окажутся приличными людьми и вовремя толкнут ногой. А то ведь случалось, что мой мирный храп не то что не прерывали, а наоборот: подмигивали окружающим и выставляли меня на общее осмеяние.
Нет, с этим надо что-то делать, иголками, что ли, себя колоть. В конце концов, это непрофессионально. Вон председательствующий – ни черта не слушает и не понимает, а глаз как у орла. Он, кстати, собрался говорить, – надо срочно начинать записывать. Начальство любит, когда его бредни конспектируют. Писать лучше быстро, время от времени бросая на оратора восхищенный взгляд, будто он объясняет смысл мироздания. Ну, это я умею. Кстати, заодно и сон пройдет.
Докладчик. Надеюсь, в ходе совещания удастся выработать оптимальное решение этой сложной проблемы.
Председательствующий. У меня к вам, уважаемый, есть пара вопросов по существу.
Участник заседания пишет в блокноте: "Не жалею, не зову, не плачу, все пройдет, как с белых яблонь дым…"
Занавес.
Глаз да глаз
Если бы кому-то взбрело на ум понаблюдать за поведением Бориса Денисовича, он непременно решил бы, что перед ним либо заговорщик, организующий государственный переворот, либо коррупционер, готовящий финансовые аферы. Но фокус в том, что ни первым, ни вторым наш герой не являлся; он был и доныне остается добропорядочным государственным служащим неслабого ранга.
Просто давным-давно матерые чиновники, наставлявшие тогда еще юного клерка, внушили ему, что служба любит терпеливых и осторожных.
Наш герой крепко взял эту мысль в голову, а вот с исполнением завета, похоже, перестарался. Разговаривая с коллегами, он переходил на таинственный полушепот, подносил лицо к лицу, постоянно оглядывался по сторонам, многозначительно недоговаривал какие-то слова и фразы, заменяя их оборотом: "вы же все понимаете". С развитием технического прогресса Борис Денисович завел привычку во время диалогов вынимать из кармана мобильный телефон и отключать его, а иногда даже вынимать из него батарею, отчего собеседнику становилось жутко и казалось, что его втягивают в какую-то скверную историю.