Журналист для Брежнева или смертельные игры - Фридрих Незнанский 6 стр.


– А что же со мной? – сказал Пшеничный.

Я придвинул к себе пишмашинку, вложил в нее бланк Прокуратуры СССР и отпечатал:

ВРЕМЕННОЕ УДОСТОВЕРЕНИЕ

Настоящее дано следователю прокуратуры Москворецкого района г. Москвы тов. ПШЕНИЧНОМУ Валентину Николаевичу в том, что он откомандирован в распоряжение Прокуратуры СССР, включен в следственную бригаду и исполняет обязанности следователя по особо важным делам.

Генеральный Прокурор Союза ССР Р. Руденко

Вытащив из машинки бланк, я сказал Пшеничному:

– Спуститесь в канцелярию к Вере Петелиной и скажите, что я просил это подписать срочно или у Руденко, или у кого-нибудь из замов. Потом зайдите в ХОЗУ к Праздникову, скажите, что на эту неделю нам нужна спецмашина с радиотелефоном. После этого будете ждать нас здесь и набросайте план следствия, свои соображения. Когда удостоверение будет подписано, сообщите в свою прокуратуру, что Руденко вас забрал на десять дней. Все.

Тот же день, 14 часов 30 минут

В плавательном бассейне "Москва" на Кропоткинской стоял обычный веселый гомон – несколько десятков юношей, девушек и подростков резвились в бассейне, играли в мяч, плавали наперегонки и кадрились – флиртовали друг с другом. На двух боковых дорожках тренировались пловчихи детской спортивной школы. А вокруг бассейна, как обычно, торчали любопытные провинциалы – бассейн "Москва" входит в число московских достопримечательностей.

Но мало кто знает, что главной достопримечательностью этой московской достопримечательности является закрытая, доступная только нашей партийной и административной элите сауна. Здесь сухой пар, финское оборудование, чешское пиво, волжские раки, экспортная водка и русские массажисты. Юрий Чурбанов, моложавый сорокадвухлетний муж Галины Брежневой, приемный отец ее замужней дочери и приемный дедушка Галининого внука, нисколько на дедушку не походил. Он лежал в предбаннике, отдыхая, дюжий массажист дядя Стасик разогревал мышцы его загорелого и чуть обрюзгшего тела, а рядом такую же процедуру проходил начальник Московского уголовного розыска генерал Минаев, и оба они с явным интересом следили в окно за юными пловчихами детской спортивной школы. Пловчихам было лет по 14–15, самое время на них любоваться.

Я уже изложил Чурбанову и Минаеву свою просьбу: Белкин – любимый журналист Леонида Ильича – должен быть найден в ближайшие дни, и найти я его могу только с помощью Светлова, только, если коллеги из МУРа по-товарищески помогут Прокуратуре СССР. Минаев сразу разгадал мой ход, насупился, сказал:

– Так отдали бы нам это дело вообще, если справиться не можете. А то видишь, Юрий Михайлович, и следствие у себя держат, 30 тысяч следователей по стране у прокуратуры, а чуть что серьезное – сразу в МУР, помогите!

Но Чурбанов, похоже, уже неплохо был подкован в основах советской власти, и тесть безусловно просветил его в главной стратегии – удерживать баланс между тремя органами властвования: КГБ, МВД и Прокуратурой, не давая ни одному из этих органов целиком исполнительную и карающую власть. До тех пор, пока Руденко, Щелоков и Андропов соревнуются между собой, они страшны друг для друга, но не для Брежнева, но как только кто-то из них возьмет верх… Чурбанов – агент семьи Брежнева в МВД, волевым порядком назначенный Щелокову в заместители – живо заинтересовался делом Белкина.

– Да я же его знаю! Вадим Белкин! Свой парень! Я его по ЦК комсомола знаю. Ой, так больно, дядя Стасик! Игорь Есич, вам нетрудно вон пивко мне подать? Угощайтесь и сами, чудесное пиво, немецкое. Я чешское не люблю, сладкое больно, а вот немецкое – в самый раз. А что там за бриллианты ты нашел? – повернулся он к Светлову.

Хотя, думаю я, он видел Светлова первый раз в жизни, но уже говорил ему "ты". Я видел, что Светлова это покоробило – короткая тень мелькнула по его лицу, но он тут же убрал ее, сказал:

– Бриллианты редкие, замечательные. В кулонах, в подвесках и явно старинная работа. Я думаю, если показать опытным ювелирам, можно найти прежних владельцев и через них выйти на…

– А где они сейчас, эти бриллианты? – перебил его Чурбанов.

– У меня на Петровке, в сейфе. Приобщены к делу.

– Ну, что же ты их сюда не привез? – сказал Чурбанов. – Чудила! Ладно! Сейчас попаримся еще разок, поедем смотреть твои бриллианты, а там и решим.

15 часов 25 минут

МУР – легендарный Московский уголовный розыск – размещается в левом крыле не менее легендарного дома № 38 на улице Петровка. На первом этаже столовая и огромный холл с памятной доской во всю стену, на ней золотом выбиты имена и фамилии муровцев, погибших на войне и в операциях по обезвреживанию врагов советской власти. Второй и третий этаж занимает непосредственно МУР – все его отделы и отделения. Народ здесь работает простой и шумный, не то что в нашей прокуратуре или, скажем, в КГБ, где все разыгрывают из себя интеллектуалов, разговаривают только на "вы" и негромкими, сдержанными голосами. Нет, в МУРе мат стоит на всех этажах, с матом допрашивают арестованных, да и в разговоре друг с другом не заботятся о литературном стиле и местоимение "вы" просто вычеркнули из русского языка. За это Светлов называет своих подчиненных "мои архаровцы".

Мы сидим в кабинете Светлова на третьем этаже – Минаев, Чурбанов, Светлов, я и уже вызванный из Прокуратуры Пшеничный. Светлов вытащил из сейфа черный чемоданчик – "дипломат" и выложил на стол найденные бриллианты и золотые украшения. Да, тут действительно было на что посмотреть! Это были прекрасные, тончайшие ювелирные изделия! Я вел в своей практике не одно ювелирное дело, но, пожалуй, таких изысканных украшений из прозрачно-бледно-зеленого хризолита, таких ажурных оправ к бриллиантам в виде золотой виноградной грозди или веточки розы я не встречал давно, разве что в Музеях Алмазного фонда. Безусловно, названная в следственных документах стоимость этих украшений – 100 тысяч рублей – была явно занижена, это обычная предосторожность оценщиков угрозыска, чтоб впоследствии было меньше хлопот с отчетностью.

Чурбанов поднял глаза на Светлова:

– Это не музейные вещи?

– Нет, – сказал Светлов. – Мы проверили – из музеев такие вещи не пропадали. Но, как видите, тут неполная коллекция, до гарнитура не хватает кольца, бус, серег.

Чурбанов вертел в руках самую эффектную вещицу – золотую брошь в виде розочки, украшенную хризолитом и бриллиантами.

– Галина Леонидовна эти штучки очень любит, – сказал он. – Я возьму эту до завтра, покажу ей. – И повернулся к Минаеву: – Завтра у меня заберешь. А вообще, я думаю, им надо дать возможность найти этого Белкина и остатки коллекции. Белкина действительно Леонид Ильич читает иногда, и я знаю, что после Вены он собирается писать еще одну книгу, ему нужны помощники. А эти цацки, – он кивнул на стол с украшениями, – если будет полная коллекция, МУР вполне может Галине Леонидовне на день рождения подарить, достойный подарок.

– А когда день рождения? – живо поинтересовался Минаев.

До этого момента генерал-майор Павел Сергеевич Минаев, пятидесятилетний высокий блондин с тонкими, нервными чертами лица, довольно хмуро выслушивал мои пояснения по делу Белкина и косо поглядывал на Светлова, явно готовя ему разнос за этот "прорыв" к Чурбанову. Но когда Чурбанов сам сказал, что МУР может сделать личный подарок Галине Брежневой, Минаев мгновенно оживился. Не нужно большой сметливости, чтобы понять, что на дне рождения дочки будет и сам папа, и уж если Минаеву будет позволено быть на этом дне рождения с подарком…

– В октябре, – сказал Чурбанов. – Время есть… – И встал, бросив во внутренний карман новенького генеральского кителя золотую брошь, украшенную хризолитом и бриллиантами.

Минаев повернулся ко мне, сказал:

– Светлов поступает в ваше распоряжение вместе со всем третьим отделением. Только напишите мне официальное письмо за подписью Руденко. – И добавил отдельно Светлову: – Все, что будет нужно – обращайся прямо ко мне, понял?

– Так точно, товарищ генерал-майор.

15 часов 35 минут

Мы остались втроем – Светлов, Пшеничный и я. Наконец-то можно было заняться делом. Впереди еще была масса канцелярской работы, а главное – большая часть одного из семи дней уже отлетела, а я еще не сделал ни одного следственного шага, кроме разве вот этого – получил в бригаду Светлова с его отделением и Пшеничного. Впрочем, это тоже не мало. Пшеничный доложил:

– Игорь Есич, машина "МК 46–12" внизу, с радиотелефоном, как вы просили. План следствия я составил. – Он положил перед собой стандартную, листов на 12, тетрадь. – Разрешите прочесть?

– Подождите! – прервал его Марат Светлов. – Кое-что нужно сделать срочно. – И крикнул в полуоткрытую дверь секретарше: – Зоя, Ожерельева ко мне!

– Тута я, – на пороге появилась статная, франтоватая фигура майора Ожерельева.

– Так! – распорядился Светлов. – Срочно в картотеку МУРа и МВД. Нужен человек с такими данными: мужчина, внешне бесцветный, лет 50–55, с металлическими зубами. К сожалению, это все.

– Но Марат Алексеевич! – взмолился майор Ожерельев. – С металлическими зубами у нас пол-Союза. У меня папа с металлическими зубами.

– Это раз, – не слушая его, продолжал Светлов. – Второе: посмотри в нашей картотеке, что у нас есть на Белкина Вадима Борисовича, корреспондента "Комсомольской правды".

Я удивленно взглянул на Светлова, он пояснил:

– Это на всякий случай. Надо бы еще и в КГБ узнать, но не хочется одалживаться. У них наверняка есть на него что-нибудь, раз он в "Комсомолке" работает, но, скорей, политические данные, а не уголовные. И третье, – он опять повернулся к Ожерельеву: – Подбери человека для командировки в Баку на два-три дня. Даже пару человек, для верности. Задача простая: взять в Аэрофлоте списки пассажиров рейса "Ташкент–Баку" за 12 мая этого года и сличить их по спискам учеников бакинской школы номер 171 за 67–69 годы. Если совпадет хоть одна мужская фамилия, – пояснил он мне и Пшеничному, – это и будет Олег Зиялов. Все. Доложишь через двадцать минут, – сказал он Ожерельеву. И опять повернулся к нам с Пшеничным: – Так, теперь можно разговаривать. Надеюсь, Валя, я ничего не взял из вашего плана?

Я понимал, что Светлов несколько бравирует своей расторопностью и смекалкой, показушничает, но, в конце концов, он все делает правильно. Во всяком случае – пока. Идея с Аэрофлотом безусловно стоящая, хотя и не стопроцентная – в Баку и в Ташкенте есть тысячи людей с одинаковыми фамилиями – какие-нибудь Гасановы, Мамедовы, Багировы и т. д. – там их такое же количество, как в Москве Ивановых и Петровых. Поэтому там может совпасть десяток фамилий, а не одна. Тем не менее, идея безусловно требует отработки.

Пшеничный, поддерживая свои тезисы на столе левой рукой, улыбнулся Светлову, сказал:

– Я послал в Аэрофлот требование на список пассажиров этого рейса еще 1-го июня, как только прочел рукопись Белкина. Но ответа пока нет.

– Теперь будет, – сказал Светлов. – Если к нам приедет кто-нибудь из МУРа, они быстро зашевелятся.

Я увидел, что его ни сколько не уязвило то, что Пшеничному пришла в голову точно такая же идея. Как человек, у которого идеи возникают на каждом шагу, он не жалел их, не скупердяйничал и не ревновал к другим. Я сказал Пшеничному:

– Пожалуйста, Валентин. Мы вас слушаем.

– Хорошо, – Пшеничный устроил поудобнее свои записи и сказал: – С самого начала нужно определить или хотя бы обозначить: почему похитили Белкина. Я полагаю, что он либо знал что-то о действиях группы преступников, спекулирующих наркотиками и бриллиантами, либо вот-вот должен был узнать. Нельзя отметать и такое предположение, что они были похищены какой-то конкурирующей бандой. Ведь почти наверняка те, кто похитили Рыбакова и Белкина, убили Рыбакова…

– Это не доказано, – вставил Светлов. До этого момента он слушал Пшеничного молча, но нетерпеливо, потому, что любил конкретные действия, а не рассуждения. Пшеничный же был ему полной противоположностью – дотошный и последовательный педант. Судьба дала мне прекрасное для бригады сочетание. Светлов повторил: – Это не доказано. Нет гарантий, что Рыбаков убит. Он мог под кайфом от своих наркотиков потерять чемодан с бриллиантами и выпрыгнуть за ним с поезда, стукнуть головой о камень.

– Я разговаривал с экспертами, – сказал Пшеничный. – Они считают, что парня сначала ударили чем-то по голове и проломили височную часть, а с поезда он упал на грудь. Как бы там ни было, нужно искать похитителей Белкина и Рыбакова. Что мы имеем для этого? Санитарную машину, к сожалению, без номера. И неких санитаров – может, переодетых, а может и подлинных, один из них с металлическими зубами, и явно не санитар, если предположить, что он же был на Бакинском аэродроме при встрече гроба с наркотиками.

– А что это за Айна Силиня из Риги? – спросил Светлов, думая явно о чем-то своем. – Она и эта Лина Бракните из рукописи Белкина – одно лицо?

– К сожалению, Айна Силиня уехала из Москвы 30 мая сразу после опознания трупа, а блокнот Белкина я нашел 31-го. Поэтому вопросов, связанных с рукописью Белкина, я ей не задавал. К тому же после опознания трупа она была в таком состоянии… Но родители Рыбакова, прилетевшие потом за трупом, подтвердили, что с 12 по 18 девушка по имени Айна жила у них.

– Ясно, – сказал Светлов. – Нужно вызвать эту Силиня повторно, это раз. И срочно заняться Курским вокзалом. Там полно постоянного жлобья – шпаны, алкашей, торговцев пирожками. Бью на полбанки, что там можно найти свидетеля похищения, и не одного.

– Итак, я записываю, – сказал я. – Вызвать Айну Силиня из Риги. И – Курский вокзал, найти свидетелей похищения. После распределим, кто чем занимается. Дальше.

– Пункт третий, – продолжал ровным голосом Пшеничный, давая понять, что первые два, названные Светловым, были записаны в его наметках. – Кроме Курского вокзала, нужно проехать по всей ветке Курской дороги километров двести-триста от платформы "Москворечье" и допросить всех железнодорожников, кто работал в ночь гибели Рыбакова. Авось, кто-нибудь видел его в какой-нибудь компании. Заодно проверить, какие поезда шли в эту ночь через платформу "Москворечье".

– И что? – вмешался Светлов. – Опрашивать всех проводников? Это мы год будем работать. Нужно придумывать блицкриги, резкие ходы во все стороны. Пиши! – сказал он мне. – Предъявить драгоценности опытным ювелирам, этим я сам займусь.

– У вас все, Валентин? – спросил я Пшеничного.

– Нет. В "Комсомольской правде" нужно допросить сотрудников. Зная, что я произвел выемку рукописей и книг на квартире у Белкина, в их числе там был "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына, кто-то из его друзей, я думаю, на следующий день изъял в редакции все его рукописи. Но там может быть продолжение этого блокнота, не зря же на обложке стоит цифра "один". Значит, должен быть и блокнот номер два.

– Так, – сказал я. – Теперь мы прекратим этот живой обмен мнениями и поделим работу. По-братски. Поскольку сроки у нас действительно, как в блиц-турнире, берем сначала самые жирные куски. Кто-то из твоих архаровцев, Марат, занимается аэрофлотом и летит в Баку, в школу номер 171. Ты их проинструктируешь, дашь прочесть рукопись Белкина. Это раз. Я беру на себя "Комсомольскую правду", поиски белкинских блокнотов. Опознанием ценностей и бриллиантов занимается Светлов. А на Валентина выпадает Курский вокзал. Таким образом есть работа на сегодня и на завтра примерно до полудня. Завтра во второй половине дня, если не будет ЧП, – сбор у меня. Есть вопросы?

– Ожерельев, войди! – сказал в полуоткрытую дверь кабинета Светлов. Видимо, с его места было видно в щель, что там уже замаячила фигура майора.

Ожерельев открыл дверь кабинета спиной и обеими руками внес огромную пачку папок с розыскными делами, тяжело грохнул их на кожаный диван и отряхнул пыль с кителя.

– Фу! – сказал он. – 72 пятидесятилетних преступника с металлическими зубами. В Баку поедут в командировку старший лейтенант Рогозин и лейтенант Шмуглова. И вот вам данные на Белкина Вадима Борисовича, корреспондента "Комсомольской правды", 1952 года рождения.

– Чьи данные? – спросил Светлов. – Наши, из МУРа или из МВД?

– Из МВД СССР, первого спецотдела, – Ожерельев держал в руках листок бумаги с машинописным текстом.

– Читай, что там, – приказал Светлов.

– Донесение министра внутренних дел Якутской автономной республики подполковника милиции Халзанова.

"Начальнику первого спецотдела МВД СССР генерал-майору внутренней службы Егорову.

Сообщаю, что 6 января сего года, находясь в командировке в городе Мирный Якутской АССР, корреспондент газеты "Комсомольская правда" гр. Белкин Вадим Борисович, будучи в нетрезвом состоянии, в группе лиц принимал участие в драке работников алмазной фабрики № 7 с поварами и официантами ресторана. При задержании ругался нецензурной бранью. Следствие прекращено по просьбе редакции газеты "Комсомольская правда" ввиду нецелесообразности привлечения гр. Белкина к уголовной ответственности, о чем ставлю Вас в известность. Статистическую карточку по форме № 1 отчета о зарегистрированных преступлениях для регистрации прилагаю.

Подполковник Халзанов, министр ВД Якутской АССР".

Мы со Светловым переглянулись. То наркотики, то бриллианты, а тут – якутские алмазы. Да, с этим Белкиным не соскучишься. А почему его носит по таким местам?

16 часов 20 минут

– Сегодня двенадцатый день как похищен ваш сотрудник Вадим Белкин. Он или уже убит, или находится в руках у преступников…

Я сидел в кабинете главного редактора "Комсомольской правды" Льва Александровича Корнешова, здесь же был ответственный секретарь редакции Станислав Гранов. Огромная плоская поверхность письменного стола Корнешова была устлана стопками рукописей, гранок и свежих газетных полос завтрашнего, как я понял, номера газеты. Такие же газетные страницы-полосы были приколоты к стене. Корнешову, невысокому шатену с мягкими карими глазами, было лет сорок или даже чуть меньше, а Станиславу Гранину – от силы тридцать.

Назад Дальше