- В среду вечером за мной ехал синий "сеат" с номерами, украденными в Марбелье, а на стройплощадках Веги трудятся русские и украинские нелегалы, - сказал Фалькон. - Есть достаточно вопросов по месту преступления, состоянию тела, отношению покойного к сыну и потенциально опасному воздействию извне, чтобы оправдать дальнейшее расследование.
- Хорошо, согласен по поводу русских. Попробуем что-нибудь из этого сложить, - сказал Кальдерон. - Но если это все-таки самоубийство… Кстати, что ты имел в виду, говоря об отношении Веги к сыну?
- Видишь ли, даже сеньор Кабелло, не питавший к зятю нежных чувств, признал, что Вега очень любил мальчика, - объяснил Фалькон.
- Вега выпил кислоты, вместо того чтобы застрелиться. Это может означать, что он наказывал себя за неизвестные грехи и защищал сына от зрелища насильственной смерти. Возможно, он убил себя именно потому, что не вынес бы, узнай сын о нем какую-то страшную правду. Будь у тебя сын, Хавьер, что бы ты стал скрывать от него ценой собственной жизни?
- Если б мой сын узнал, что я военный преступник, вряд ли я смог бы смотреть ему в глаза, - решительно заявил Фалькон. - Военный преступник - это чаще всего человек, ставший убийцей по убеждениям. Но история не стоит на месте, рано или поздно военный преступник может осознать, что, играя на политических идеях, чувстве патриотизма и чувстве страха, его из обычного человека превратили в беспощадное чудовище, уверенное в своей правоте. Тогда возможны и раскаяние, и стыд… Не могу представить ничего хуже.
Кальдерон закурил и с заминкой произнес:
- Нам, служителям закона, непозволительно предаваться фантазиям.
- Вернемся к делу, - сказал Фалькон. - В одном из холодильников Веги мы нашли паспорт. Аргентинский, на имя Эмилио Круса. Мы проверяем и его, и документы Рафаэля Веги. - Фалькон вздохнул и продолжил: - Васкес сказал, что родители Веги "лишились жизни", подразумевая, что их смерть не была естественной. Кем они были? Что с ними случилось? Это может быть интересным.
- Да, для уточнения биографии, - сказал Кальдерон.
- И еще кое-что, чего нет в отчете. В кабинете Веги я нашел папку под названием "Правосудие". В ней газетные статьи и материалы из Интернета по международным правовым организациям, в частности, Международному уголовному суду…
- Вот и твои военные преступники, Хавьер!
- …а также статьи о деятельности Бальтасара Гарсона и уголовном законодательстве Бельгии, - закончил Фалькон. - Очень специфический материал для человека, работающего в строительном бизнесе, даже если он интересовался текущими событиями. Сложи это со странной запиской, зажатой в его руке, и аргентинским паспортом - и, возможно, перед тобой возникнет некая таинственная фигура: человек, обладавший важной информацией, которая могла кое-кому повредить.
- И Крагмэны, и Ортега упоминали его антиамериканские настроения, - припомнил Кальдерон.
- Не думаю, что все настолько серьезно. Тот же Ортега говорил и о том, что Вега американцев любил.
- Как мне помнится, правительство Штатов не подписало Римский статут и выступает против деятельности Международного уголовного суда. И это после одиннадцатого сентября, когда весь мир бредит от страха перед терроризмом! А тут еще странная записка Веги…
- Я начал читать что-то на эту тему вчера в "Эль Пайс", но дочитать не успел.
- По официальной версии правительство Америки не хочет, чтобы кого-то из ее граждан судили нечестно, - сказал Кальдерон. - На деле же американцы хотят оставить за собой право решать, что честно, а что нет. И не забывай о том, что происходит на Ближнем Востоке: у американцев рыльце в пушку. Им вовсе ни к чему, чтобы кого-то из членов их правительства отдали под суд за военные преступления. Они самое мощное государство в мире, они насаждают свое влияние, где только могут. Другим странам не нравится их тактика запугивания: "Если вы нас не поддерживаете, останетесь без нашей военной помощи".
После одиннадцатого сентября в мире вообще все смешалось, сменились критерии. Как отличить идейного борца от преступника и кто сможет это сделать?.. Я, предположим, считаю некоего человека борцом за свободу, а ты считаешь его террористом. Но борец преследует законные военные цели, а террорист совершает кровавые бесчинства. Как нам с тобой договориться?
- Жаль, что я не дочитал статью… Но ведь в таком случае особенно важно было бы расследовать, почему Вега проявлял интерес к Международному уголовному суду и прочим судебным системам.
- Не знаю, чего он ждал от Международного суда. Он действует только с первого июля этого года и не может рассматривать преступления, совершенные раньше этой даты. Интерес к бельгийской судебной системе и Бальтасару Гарсону означают просто, что следует держаться подальше от Европы, если боишься, что тебя арестуют или отдадут под суд. Так что, Хавьер, не растекайся мыслью… - сказал Кальдерон. - Давай вернемся к деталям. В доме нашли соляную кислоту?
- Пока нет. У нас не было возможности обыскать весь дом и сад. Моя группа рассредоточена: пытаются найти Сергея и знакомятся с делами Веги.
- Ты знаешь, что я ищу: мотив, подозреваемого, надежного свидетеля, - сказал Кальдерон. - О чем я не хочу слышать, так это о вещах, которых там не было. Если вы не найдете соляную кислоту, это еще ничего не значит. Больше никаких разговоров о… призраках.
- Вот потому-то мы и стараемся не обсуждать свои подозрения в присутствии судебных следователей, - улыбнулся Фалькон.
- Я много болтаю, - сказал Кальдерон. - Знаю, ты сосредоточен на реалиях и фактах, но сейчас у нас есть только нюанс и намек - причастность русской мафии, одержимость Веги международными судами, педофильский кружок Карвахаля…
- Об этом мы еще не говорили.
- Имена в записной книжке. Некоторые вычеркнуты. Мяса нет, Хавьер. Даже скелетов нет, одни фантомы.
- Ну вот, опять.
- Ты знаешь, какое мясо мне нужно, и я не позволю вести полноценное расследование убийства, пока не получу его, - отрезал Кальдерон. - Мы встретимся в начале следующей недели, и, если ты опять не предоставишь мне доказательств, принимаемых в суде, придется искать дальше.
Кальдерон откинулся на спинку кресла, прикурил еще одну сигарету. "С чего это он так много курит? - недоумевал Хавьер. - И о чем так глубоко задумался?"
- Ты хотел встретиться со мной наедине, - сказал он вслух, пытаясь извлечь Кальдерона из его раковины.
- Во-первых, я не хотел, чтобы инспектор Рамирес выбил из меня согласие…
- Сейчас у него поубавилось пылу, - сказал Фалькон. - Его дочь в больнице на обследовании.
- Надеюсь, ничего серьезного, - машинально произнес Кальдерон. Новость прошла мимо, пока его разум искал выход из собственных затруднений. - Не знал, что вы с Инес до сих пор общаетесь.
- Мы не общаемся! - решительно возразил Фалькон и подробнейшим образом объяснил, как они оказались в "Эль Каиро".
- Инес как будто очень нервничала, - заметил Кальдерон.
- Бракосочетание - вообще очень нервический процесс. Смотри, что получилось, когда она в последний раз вышла замуж, - проворчал Фалькон и развел руками, предпочитая выглядеть комично. - По-моему, ее волнуют твои сомнения. Я…
- С чего она взяла, что у меня есть сомнения? - спросил Кальдерон, и Фалькону показались странными зазвучавшие в его голосе пронзительные нотки.
- Ей тоже кажется, что ты нервничаешь.
- И что ты ей на это сказал?
- Что для мужчины естественно нервничать в таких обстоятельствах, - ответил Фалькон. - А нервозность легко принять за колебания. Со мной тоже было что-то подобное.
- Ты… сомневался? - спросил Кальдерон.
- В ней я никогда не сомневался, - ответил Фалькон, по спине тек пот.
- Хавьер, я не о том спросил.
- Мои сомнения были не того рода, что сейчас… посещают тебя.
- Что ты знаешь о моих сомнениях?! Подумать, какой психолог нашелся!
Фалькону очень не понравился тон Кальдерона, но он был почти благодарен за скрытое предупреждение не совать нос в личную жизнь судебного следователя. Отлично, он и пытаться не станет! У него хватает и своих забот.
- Что-то я тебя не пойму, - бесстрастно бросил он в ответ на запальчивые слова Кальдерона.
Фалькон сидел за столом, прокручивая беседу в голове. Он был рад, что не вытащил интернет-материалы по Мэдди Крагмэн. Это могло разъярить Кальдерона. Судебный следователь понимал, что Фалькон видел, как он млел подле Мэдди. Но в их деликатной личной ситуации Фалькон не мог начать разговор об участии Мэдди в расследовании ФБР, пока он до конца не уверен в фактах. Он видел, как две жизни идут к саморазрушению, и сожалел о них, набирая номер своего адвоката Исабель Кано.
Она согласилась встретиться с ним, но не больше чем на десять минут. Он поехал в ее маленький офис на улице Юлия Цезаря и прошел мимо трех студентов-юристов, сидевших в общем кабинете. Исабель встала поприветствовать его, и он увидел, что она босая. Он сел и высказал предложение заключить сделку с Мануэлой.
- Хавьер, ты в своем уме?
- Не всегда, - пошутил он.
- Теперь ты хочешь отдать ей дом, за который мы бились последние полгода! Да ведь ты потеряешь бог знает сколько денег! Около полумиллиона евро. Почему бы заодно не отдать ей и остальное?
- Неплохая идея, - сказал Фалькон.
Она наклонилась к нему через стол. Длинные черные волосы, темно-карие, почти черные глаза - красивая, жестокая и величественная мавританка.
Большинство обвинителей боялись ее как огня, поскольку она была способна без особого напряжения заткнуть им рот в суде.
- Этот психолог до сих пор копается в твоей голове?
- Да.
- Лекарства не меняли?
- Нет.
- Ты еще принимаешь таблетки?
Он кивнул.
- Ну-ну, не знаю, что у тебя там происходит, но явно что-то серьезное, - сказала она.
- Я больше не хочу жить в этом доме. Не хочу жить с Франсиско Фальконом. Мануэла хочет. Она одержима этим местом… но у нее нет денег.
- Значит, он не для нее, Хавьер.
- Просто подумай об этом.
- Я подумала и отказываюсь, сразу же.
- Подумай еще.
- Твои десять минут истекли, - сказала Исабель, надевая туфли. - Проводи меня до машины.
Исабель шагала через офис, а студенты-юристы забрасывали ее вопросами. Она сделала вид, что не слышит. Каблуки простучали по мрамору фойе.
- У меня еще один вопрос, - сказал Фалькон.
- Надеюсь, он дешевле предыдущего, - пробормотала она. - Иначе я стану тебе не по карману.
- Ты знаешь судебного следователя Кальдерона?
- Конечно, знаю, Хавьер! - Исабель резко остановилась, и Фалькон в нее врезался. - Теперь понимаю. У тебя душевное расстройство из-за них с Инес. Давай считать, что этой встречи не было, а когда успокоишься, мы…
- Нет у меня расстройства.
- Тогда к чему вопрос про Кальдерона?
- Скажи, про него много болтают?
- О, еще бы! Языками длиной с твою руку… длиннее твоей ноги… длиннее этой улицы.
- Я имел в виду… о его историях с женщинами.
Фалькон внимательно смотрел на ее лицо и увидел, как свирепость исчезла, уступив место огромной боли: как загарпуненный кит, она показалась и исчезла. Исабель отвернулась и направила ключи на машину, та в ответ моргнула фарами.
- Эстебан всегда был охотником, - сухо произнесла она.
Отворачивая лицо, села в машину и отъехала, оставив Фалькона на мостовой с мыслями о том, что Исабель Кано замужем вот уже более десяти лет и счастлива в браке.
12
Пятница, 26 июля 2002 года
Пока Фалькон добирался до дома Ортеги, позвонил Хорхе и заверил, что бумага, на которой сделана фотография Инес, отличается от образца из начатой пачки по составу и качеству. От этой новости у Хавьера мигом поднялось настроение, пока он не понял, что если с памятью у него все в порядке, значит, кто-то проник в его дом, чтобы прикрепить фотографию над столом. И еще: они знали, как причинить ему боль. Сердце тяжело забухало, пульс отдавался даже в кончиках пальцев, но он попытался успокоить себя мыслью, что после скандала с Франсиско Фальконом про него все всё знают.
Пабло Ортега возвращался после прогулки с собаками. Когда он проходил мимо, Фалькон опустил стекло и попросил уделить ему несколько минут. Ортега мрачно кивнул и придержал для него ворота. Вонь от коллектора окружала дом, как стена. Они зашли за угол и попали в кухню. Собаки шумно лакали воду.
- У меня хорошие новости про коллектор, - сказал Ортега, не сумев изобразить радость по поводу встречи. - Один из подрядчиков брата считает, что сможет все починить, не снося комнаты, и всего за пять миллионов.
- Я рад за вас, - откликнулся Фалькон. Они прошли в гостиную и сели.
- У меня для вас еще одна хорошая новость, - сказал Фалькон, поддерживая оптимистическое начало разговора. - Я хотел бы попробовать разобраться с делом Себастьяна. Думаю, смогу ему помочь.
- Какой смысл в помощи, если Себастьян не желает ее принимать?
- Полагаю, тут я тоже смогу помочь. - Фалькон рискнул еще до уговора с Алисией пообещать содействие Агуадо: - У меня есть знакомый психоаналитик, который изучает материалы дела, она может поговорить с Себастьяном.
- Психоаналитик, - медленно повторил Ортега. - И о чем она будет с ним разговаривать?
- Она попытается выяснить, почему Себастьян хотел попасть в тюрьму.
- Он не хотел! - Ортега вскочил и драматически вскинул крупную руку. - Власти его засадили с помощью этого carbon, судебного следователя Кальдерона!
- Но Себастьян не сказал ни слова в свою защиту. Казалось, он рад наказанию. Почему, как вы думаете?
Ортега упер кулаки в свою обширную талию, набрал побольше воздуха, словно хотел закричать.
- Потому что, - вдруг очень тихо произнес актер, - он виновен… Вот в состоянии его рассудка на тот момент я сомневаюсь. Суд решил, что он вменяем, но я с этим не согласен.
- Это она и выяснит, - заверил Фалькон.
- Да что тут выяснять! - воскликнул Ортега. - У мальчика и без того хрупкая психика. Не хватало только, чтобы он вообще расхотел жить.
- Вам из тюрьмы сообщили, что такое возможно?
- Пока нет.
- Пабло, она очень хороший врач, она не может навредить пациенту, - уговаривал Фалькон. - Пока она поможет ему разобраться в себе, я проверю кое-какие подробности дела…
- Какие?
- Нужно обязательно поговорить с родителями похищенного мальчика, Маноло.
- Вы ничего не добьетесь. В их доме запрещено произносить имя Ортега. У отца был инсульт - он больше не может работать. Они распустили злобные слухи, так что весь район на меня ополчился. Поэтому я здесь, Хавьер… а не там.
- Я должен с ними поговорить, - с нажимом сказал Фалькон. - Именно на основании показаний Маноло суд назначил столь суровое наказание для Себастьяна.
- С чего он станет менять свои показания? - спросил Ортега.
- Вот это я и хочу выяснить: свои или кем-то внушенные.
- Не понимаю.
- Он совсем маленький. В таком возрасте делаешь, что говорят.
- Хавьер, вам что-то известно?
- Я знаю только, что хочу помочь.
- Как мне это не нравится! - не унимался Ортега. - Как бы не было еще хуже.
- Пабло, хуже я не сделаю.
- Опять ворошить прошлое… - сказал Ортега, вспоминая ужас, через который он прошел. Он начал зло, но затем смягчился: - Хавьер, можно я немного подумаю? Пресса только-только успокоилась. Не хочется, чтобы они снова на меня насели. Хорошо?
- Не волнуйтесь, Пабло. Не спешите.
В это время Ортега обратил внимание на фотографию, которую Хавьер положил на стол.
- Что-нибудь еще? - спросил он.
- Я запутался в ваших отношениях с Рафаэлем Вегой, - сказал Фалькон, листая свой блокнот. - Вы сказали: "Я его знаю. Он представился мне примерно через неделю после моего переезда". Это значит, что вы знали его до переезда сюда или познакомились с ним, только переехав в Санта-Клару?
Ортега смотрел на фотографию, лежавшую на столе перед Фальконом лицом вниз, как игрок в покер на карту, масть и достоинство которой он не прочь узнать.
- Я знал его раньше, - подтвердил он. - Видимо, нужно было сказать "представился заново". Мы встречались на вечеринке или где-то еще. Не могу вспомнить…
- Один раз, два, три?
- Не могу сказать с уверенностью. Я встречаю столько людей…
- Вы знали покойного мужа Консуэло Хименес? - спросил Фалькон.
- Да, да, Рауля. Должно быть, это он нас познакомил. Они занимались одним делом. Я ходил в ресторан в квартале Порвенир. Вот где это было!
- Я предполагал, что Вегу представил ваш брат.
- Ах, ну да. Теперь вспомнил. Конечно. Фалькон протянул Ортеге фотографию, наблюдая за выражением его лица.
- С кем вы здесь разговариваете? - помедлив, задал вопрос Фалькон.
- Кто его знает, - ответил Ортега. - Тот, кого не видно, мой брат. Узнаю его лысину. А этот парень… не знаю.
- Фотография сделана на приеме Рауля Хименеса.
- Это вряд ли поможет. Я был на десятках приемов, встречал сотни… Могу только сказать, что он не из моих коллег. Должно быть, занимается строительством.
- Рауль делил своих знакомых на знаменитостей и людей, полезных для дела, - заметил Фалькон. - Странно, что вас нет на его фотографиях знаменитостей.
- Рауль Хименес думал, что Лорка - сорт хереса. Он в жизни не был в театре. Он хотел бы считать себя другом Антонио Бандераса и Аны Росы Кинтаны - ну знаете, эта красотка - ведущая канала "Антенна", но это не так. Это все рекламный трюк. Я иногда помогал брату, появляясь на приемах. Я был знаком с Раулем, встречал Рафаэля, но другом не был.
- Спасибо, что разъяснили, - поблагодарил Фалькон. - Простите, что отнял у вас время.
- Не пойму, что вы расследуете, Хавьер. Только что мы говорили о самоубийстве Рафаэля, тут же вы даете понять, что его убили, теперь вас интересует дело Себастьяна. И этот снимок… он был сделан несколько лет назад - с тех пор я сильно прибавил в весе.
- На нем нет даты. Могу только сказать, что он сделан до тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года.
- Откуда вы знаете?
- Мужчина, с которым вы разговариваете, умер в том году.
- То есть вы знаете, кто это?
Фалькон кивнул.
- Кажется, меня здесь в чем-то обвиняют! - встал в позу Ортега. - А моя вина, скорее беда, в том, что моя память разлетелась на куски после этого жуткого разбирательства с Себастьяном. В жизни не нуждался в суфлере, а за последний год я несколько раз стоял перед камерой или на сцене и не понимал, какого черта я там делаю. Это… да вам неинтересно. Глупости. Вряд ли это может быть важным для полицейского.
- Ну что вы! Продолжайте.
- Как будто реальность с трудом пробивается через иллюзию, которую я пытаюсь создать.
- Похоже на правду. У вас были трудные времена.
- Такого не было, даже когда меня бросила Глория. Ладно, забудьте.
- Я работаю не только затем, чтобы посадить преступника за решетку. Мы ведь и людям помогаем.