Что за глупые шутки? К тому же я сделала еще одно, неприятно поразившее меня открытие: длинные, кудрявые волосы куклы вовсе не были синтетическими, это были самые настоящие человеческие волосы…
Это оказалось последней каплей. Все, с меня достаточно! Чертово гнездо. Больше я не останусь здесь ни минуты. Я никогда не интересовалась колдовством, да и не верила во всю эту чушь, но даже моих скудных познаний хватило на то, чтобы понять, что именно я держала в руках. С отвращением глядя на куклу, я быстро завернула ее в полотенце, бросила в ямку и торопливо присыпала землей. Потом утрамбовала землю ногами и сложила сверху садовый инвентарь. Теперь я действовала очень быстро. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь помешал мне покинуть этот дом. Выскочив из садового домика, я первым делом бросилась к воротам. Я опасалась, что они открываются только при помощи пульта дистанционного управления, тогда я не смогла бы без посторонней помощи выехать отсюда на машине. Не то, чтобы это мен остановило, я убежала бы и пешком, но машину бросать се же не хотелось. Мне несказанно повезло, на кирпичном столбе возле ворот я обнаружила черную коробочку с двумя большими кнопками. Нажала на красную – и ворота разъехались. Оставив их открытыми, я помчалась в дом, взбежала по лестнице на второй этаж, потом в свою комнату. Вытащив из– под кровати сумку, я покидала туда свои вещи и, не снижая скорости, вылетела из дома.
Кибиткин, уезжая, забыл запереть гараж и я, благодаря бога за его забывчивость, бросилась к своей машине. Я все время боялась опоздать, но сегодня удача была на моей стороне и я благополучно выбралась за ворота. Только на трассе я вздохнула свободнее, у меня было ощущение, что я избежала чего-то страшного, но теперь все закончилось. Как оказалось впоследствии, я глубоко заблуждалась.
ГЛАВА 15
Мое решение не возвращаться больше в дом к Кибиткину вовсе не означало, что я совсем брошу это дело. В субботу, отоспавшись, я направилась в центр города, где проживала, согласно полученным мной в агентстве "Элит" сведениям, девушка по имени Ирина Сметанина.
Дом, где жила бывшая секретарша Кибиткина, хоть и был расположен в самом центре, но выглядел весьма плачевно. Шлепая по грязному проулку, расположенному всего в двух шагах от шумной, оживленной улицы, заполненной многочисленными бутиками и дорогими магазинами, я не переставала удивляться этому контрасту с того самого момента, как нырнула в неприметную подворотню и оказалась на этих задворках, которые не только на блестящую Москву не были похожи, но имели мало общего даже просто с приличным провинциальным городом. Старательно обходя многочисленные выбоины в асфальте, который в силу возраста недалеко ушел от булыжников, которыми вымощена Красная площадь, я кое-как доковыляла до слегка покосившегося особнячка, построенного не меньше ста лет назад. Когда-то домик выглядел хорошеньким как картинка – аккуратненький, в два этажа, с красивой лепниной и ажурным крылечком. Сейчас он представлял собой жалкое зрелище, облупившаяся от времени штукатурка напоминала пигментные пятна на коже стареющей красавицы, безобразные разводы от протекающей ржавой крыши – потекший макияж, а сама крыша – съехавший на бок, неряшливый головной убор. Этот дом был похож на состарившуюся женщину, которая изо всех сил старается удержать былую красоту, но от этих стараний выглядит еще более жалко.
В подъезде пахло сыростью. Когда-то красивая, мраморная лестница оказалась загаженной и грязной, дубовые перила сохранились только на втором этаже, на первом же угрожающе щетинился чугунный остов. Я поднялась на второй этаж, слушая как гулко отдается под высокими, пятиметровыми сводами звук моих шагов, и остановилась перед обитой коричневым дерматином дверью. Когда-то и эта дверь выглядела величественно: высокая, двустворчатая, резная. Последнее отнюдь не являлось моими домыслами, просто дерматин был весь изодран, свисал большими клоками, а сквозь клочья пожелтевшего поролона проглядывала эта самая резьба, изуродованная толстым слоем отвратительной желто-коричневой краски. Звонка не было, насколько я могла понять. Не слишком уверенная в том, что поступаю правильно, я попробовала постучать. Как нарочно, дерматин в верхней части двери сохранился в целости и сохранности, он прекрасно поглощал звук, но это не вполне соответствовало моим намерениям достучаться до хозяев. Естественно, мне никто не ответил, должно быть, сами хозяева поступали как-то иначе. Еще раз осмотрев дверь, я решила поступить по другому и пару раз пнула дверь носком ботика в том самом месте, где имелась особенно большая дыра. Оказалось, что это именно то, что требовалось, так как я сразу услышала бодрые шаги внутри квартиры и одна створка двери без лишних вопросов распахнулась.
– Здрасьте. Вам кого? – Не особенно удивившись, спросил мальчишка лет четырнадцати в застиранной футболке и синих трениках с огромными пузырями на коленках.
– Мне Иру. – Честно ответила я.
– А Ирки нет. – Ответил мальчишка и зевнул, продемонстрировав розовую, как у котенка пасть с мелкими белыми зубами.
Сказал он это совершенно спокойно, и я почувствовала облегчение: если бы с девушкой что-то случилось, то он говорил бы иначе. Похоже, с Ирой все в порядке и волновалась я совершенно напрасно.
Уже больше для проформы я се же спросила:
– А когда она будет? Мне нужно ей кое-что передать.
– Не знаю. – Пожал плечами парень. – Она в Питер уехала, когда вернется не сказала. Может, передать чего? Хотя вряд ли, Ирка не звонит, только пишет.
Я насторожилась.
– Давно она уехала?
– Давно. Недели три или четыре назад, кажется. Работу там нашла хорошую.
– Она ведь у писателя в последнее время работала?
– Ага. – Кивнул головой мальчишка. – Но он платил мало, сеструха жаловалась, а тут как раз это место подвернулось – она и рванула. Даже вещи брать не стала, написала, что потом заберет, когда устроится.
– И забрала?
– Да нет пока. Видать, обходится. – Мальчишка вытащил ногу из разношенной вельветовой тапки и почесал одной босой ногой другую, глянув на меня с нетерпением. Из глубины квартиры неслась какая-то забойная музыка, слышались молодые голоса, чей-то смех, и ему, очевидно, не терпелось отделаться от приставучей тетки.
Внезапно его осенило, лицо осветилось довольной улыбкой.
– Хотите, я вам ее адрес дам, в Питере? – Спросил он.
– А у тебя есть?
– Ну да, она же открытку прислала.
Последнюю фразу мальчишка крикнул уже из глубины коридора, уносясь в дальнюю комнату, очевидно, на поиски той самой открытки. Вернулся он довольно быстро, сжимая в руке пестрый кусок глянцевого картона, который тут же протянул мне. Предусмотрительный товарищ, во избежание возможных задержек приволок вдобавок ручку и литок бумаги, вырванный из тетради в клеточку, видимо, на тот случай, если у меня не найдется, на чем писать.
Я повертела в руках открытку. Обычная, почтовая, правда, не с видом города на Неве, а с фотографией красивой чайной розы. Текст на обороте был скупым, но, судя по всему, родных Ирины он вполне удовлетворял. Она сообщала, что у нее все хорошо, работа нормальная, а также сообщала адрес, куда ей можно писать. Этот адрес меня разочаровал, так как представлял собой безликий абонентский ящик в каком-то почтовом отделении. Но это было лучше, чем совсем ничего. Я добросовестно переписала его на листок и спросила на всякий случай у нетерпеливо мнущегося пацаненка:
– Это действительно почерк твоей сестры?
Он вылупился на меня с нескрываемым удивлением:
– А то. Конечно, ее. Вы разве сами не видите? Точно, Ирка писала.
В глазах у него вдруг мелькнуло подозрение. Я поняла, что совершила промах: представилась подругой, а сама спрашиваю про почерк, поэтому я попыталась, как смогла, исправить положение:
– Мы с Ирой в "Элите" познакомились, меня попросили в агентстве узнать, куда она пропала…
Мальчишка вроде успокоился и пообещал, что если Ирка объявится, он ей передаст, что ее искали, а я поспешила попрощаться, пока не ляпнула еще что-нибудь лишнее. В общем, расстались мы вполне довольными друг другом.
Взвесив то, что удалось узнать, я вынуждена была признаться себе в том, что ситуация не только не прояснилась, но, кажется, еще больше запуталась. У меня оставалась еще масса времени и я решила, что успею навестить еще и Ксюшу. В конце концов, решающую роль в любом деле подобного рода играет статистика. Посмотрим, как обстоят дела со второй "пропавшей" секретаршей.
* * *
– Ох, Ксения у меня такая непредсказуемая!
Сидящая напротив женщина сокрушенно покачала головой, впрочем, она делала это практически непрерывно в течение всего нашего разговора. Увидев эту женщину, я было решила, что она приходится Алямовой матерью, но оказалось, что она – бабушка. Заметив мой удивленный взгляд, Резеда Салимовна улыбнулась краешками полных, тщательно подкрашенных губ, довольная произведенным впечатлением. Выглядела она максимум лет на сорок, хотя на самом деле ей перевалило за шестьдесят. Густые волосы, подстриженные по-мальчишески коротко, придавали ее безупречно гладкому лицу со смуглой кожей немного озорной вид, брови и ресницы были черными без всякой краски, а глаза цвета горького шоколада ничуть не утратили с годами колдовского очарования. Стройной фигуре и прекрасной осанке можно было только позавидовать даже в мои годы.
– Все очень просто, – объяснила мне Резеда Салимовна немного смущенно, – мне всю жизнь приходится работать с творческими людьми, так что внешний вид – это, скорее… рабочий инструмент, чем просто желание сохранить молодость.
– А кем вы работали?
– Почему вы спрашиваете в прошедшем ремни? – Приподняла она брови, в глазах блеснула лукавинка. – Я и сейчас работаю. Когда-то была неплохой пианисткой, сейчас преподаю в консерватории. Выступать уже не могу, техника стала хуже – руки слабеют, ничего не поделаешь.
– Ну, просто…в общем, мне показалось… то есть я подумала…
– Не смущайтесь! – Похлопала она меня по руке. – Я ж понимаю, что в моем возрасте многие уже не работают, полностью погрузившись в садово-огородные дела, культивируя на грядках овощи, а заодно и своих хиленьких городских внуков. Все правильно, но я привыкла работать, привыкла общаться с интересными людьми, что, кстати, не помешало мне вырастить прекрасную внучку Ксению. Заметьте, я растила ее от и до, а не в летний период, вперемешку с томатами и редиской.
– А как же родители? – Удивилась я.
– А что могут родители? – Пожала она плечами. – Они были совсем юными, когда появилась Ксения, сначала им надо было учиться, потом делать карьеру. Я понимала, как им не хочется тратить свою молодость на пеленки-распашонки, сама через это прошла. Только мне некому было помогать, так уж сложилось, и мне захотелось, чтобы моему сыну было легче…
Она впервые покачала головой и ненадолго замолчала, как будто что-то вспоминая.
– Так что же Ксения? – Решила я привлечь ее внимание.
– Что? Ах, да. Девочка оказалась талантливая, самостоятельная, с ей было легко. Она хорошо училась, практически не доставляла хлопот, пока была маленькой… – Она снова помедлила.
– Когда она выросла, что-то изменилось?
– И да и нет. Она выросла в прекрасного человека, блестяще окончила институт иностранных языков, самостоятельно выучила еще два языка, легко нашла работу, но… – Резеда Салимовна вздохнула. – Не знаю, откуда это в ней взялось, эта странная неудовлетворенность…
– В каком смысле?
– Ну, как бы это объяснить поточнее…Давайте-ка выпьем кофе. – Неожиданно предложила она.
Я ожидала, что она пригласит меня, как водится, на кухню, но, она остановила меня, когда я попыталась подняться с кресла:
– Что вы, сидите. Кофе принято пить в гостиной. Я принесу сюда, если вы согласны немного подождать.
Ждать долго не пришлось, я даже не успела как следует рассмотреть развешанные по стенам картины, когда Резеда Салимовна снова появилась в гостиной, толкая впереди себя деревянный столик на колесиках. Помимо чудесно пахнущего, свежесваренного кофе, она предложила мне сливки, рассыпчатое печенье и воздушные бисквиты. Обилие запасов свежайших кондитерских изделий меня удивило, ведь в фигуре хозяйки не было ни капли лишнего жира. Она снова угадала, о чем я думаю:
– Мне повезло. Организм переваривает все что угодно и ни капли не откладывает про запас. – Просто сказала она и добавила, улыбаясь, – так что могу есть пирожные хоть каждый день. Надеюсь, вы составите мне компанию? Или, как все девчонки, морите себя голодом?
– Уже нет. – Беспечно отозвалась я, в доказательство своих слов протягивая руку за шоколадным бисквитом. – Тем более, что от такого лакомства отказываться просто грех.
Женщина улыбнулась, положила себе на блюдце другое пирожное, украшенное взбитыми сливками и клубникой и осторожно отпила глоток кофе из своей чашки. Мне очень хотелось услышать продолжение ее рассказа о внучке, но я не знала, как бы поделикатнее вернуться к этой теме. Тем временем Резеда Салимовна сама возобновила прерванный разговор.
– Я говорила, что Ксения никак не могла обрести покой. – Начала она, поглаживая тонкими пальцами изящно выгнутую ручку фарфоровой чашки. – Вы, наверное, не поняли, что я имела в виду. Речь идет о работе. Ксения меняла ее так же часто, как другие девочки ее возраста меняют поклонников. Это началось не сразу. На первой работе она продержалась дольше всего, почти год, но потом они стали меняться чуть ли не каждый месяц.
– А почему вас это тревожило?
– Не знаю, наверное, дело в том, что сама я привыкла дорожить своим рабочим местом. Я проработала в консерватории больше сорока лет. Но сама по себе смена работы не самое главное. Она не просто переходила с места на место, ее просто кидало в крайности.
– Какие, например?
Она покачала головой и вот тут сказала ту самую фразу:
– Ксения у меня такая непредсказуемая! То она работает переводчиком у какого-то посла из страны, которой даже нет на карте. То вдруг устраивается гардеробщицей в ночной клуб. После этого выясняется, что она оператор турагентства, затем – секретарь этого, как его, Кибиткина, кажется. У девочки блестящее образование, а она работает гардеробщицей. Вы можете себе такое представить?
Я не могла. Мне тоже казалось, что такие перепады выглядят довольно странно.
– А сама она как объясняла свои действия?
– Никак. – Вздохнула Резеда Салимовна. – Только смеялась и говорила, что хочет успеть попробовать все, "изучает жизнь во всех ее проявлениях" – это я цитирую. Вообще-то она мечтает стать журналистом. Я старалась понять, действительно старалась. Но последняя ее выходка просто вывела меня из себя.
– И что же произошло?
– Нечто совершенно возмутительное. Если до сих пор я как-то мирилась с ее непостоянством и странностями, то теперь просто испугалась. Раньше она порхала с одной работы на другую в пределах Москвы, а теперь ей вдруг вздумалось махнуть в Сочи! Как вам такое?!
Резеда Салимовна разволновалась, на щеках проступили красные пятна, в глазах заблестели слезы.
– Она даже не предупредила меня, что уезжает так далеко, ничего с собой не взяла. Прислала открытку уже оттуда. Она специально это сделала, потому что понимала, что я ни за что не разрешу ей ехать в такую даль. – Расстроено продолжала женщина. Она старалась держать себя в руках, но это ей плохо удавалось, голос предательски дрожал, в нем чувствовалась обида и волнение за девушку, ставшую, по сути дела, дочерью этой одинокой женщины.
– Она приняла такое решение после того, как поработала у Кибиткина? – Спросила я, уже зная, какой услышу ответ.
– Совершенно верно. – Кивнул женщина. – Эта работа у писателя была одной из самых больших авантюр моей девочки. Платил он ничтожно, выдвигал какие-то дурацкие требования, вроде проживания в его доме в течение рабочей недели. Но Ксения говорила, что хочет набраться у него опыта для осуществления своей мечты о журналистике, так что деньги не имеют для нее большого значения.
– Можно мне взглянуть на открытку, которую прислала Ксения? – Спросила я.
– Конечно, если вам это интересно.
Резеда Салимовна поставила чашку на стол, поднялась и вышла в другую комнату. Я проводил ее сочувственным взглядом, и только теперь заметила большую цветную фотографию, стоящую за стеклом буфета. На фотографии была молодая смеющаяся девушка. Я встала со своего места и подошла к буфету, чтобы лучше разглядеть ее лицо. Что-то неуловимо знакомое было в этой девушке, как будто я встречалась с ней раньше, хотя лицо, как мне казалось, я видела впервые. Девушка была красивой, длинные, кудрявые волосы развевал ветер, она слегка жмурилась от солнца и улыбалась в объектив открытой улыбкой человека, уверенного в своей привлекательности. В том, что она в этом уверена, не было никаких сомнений. Она не испытывала никаких комплексов, об этом говорил и смелый макияж в розово-фиолетовых тонах и вызывающе открытая блузка в модных сиреневых, как будто слегка размытых разводах, которая не делала ее вульгарной, а только добавляла стиля и оригинальности в ее образ.
– Хорошая фотография. – Сказала Резеда Салимовна. Я посмотрела на нее и кивнула, соглашаясь. – Этот снимок сделан почти год назад, прошлым летом, Ксения как раз работала в турагентстве и привезла эту блузку из Италии.
Она потянула мне открытку. Я взглянула на текст, и меня неприятно поразил тот факт, что и здесь, так же как и в случае с Ириной Сметаниной, в качестве обратного адреса фигурировал абонентский ящик.
– Значит, ее обратного адреса вы не знаете? – Не смогла я скрыть своего разочарования.
– В том-то и дело. Такая безответственность с ее стороны. Что с вами?! Вы так побледнели. – Испуганно воскликнула она.
– Нет, нет, все нормально. Просто у меня голова закружилась, наверное, от кофе. У меня давление. – Поспешно пробормотала я, не сводя глаз с открытки.
– Это "Комета". – Пояснила Резеда Салимовна.
– Какая комета?
– Ну, роза, сорт такой. Вы что, увлекаетесь цветами?