ГЛАВА 9
Дверь раскрылась тут же, как будто моего звонка ждали, что только подтвердило мои предположения насчет того, что находящиеся внутри прекрасно видели мое сражение с собаками. Я почувствовала, как мои щеки заливает краска негодования, подняла глаза и онемела.
– Грег, Бонус, пошли вон отсюда. – Презрительно бросила стоявшая на пороге женщина. Я могла бы поклясться, что при ее появлении собаки съежились и немедленно потрусили прочь, поджав хвосты. Если четно, мне вдруг очень захотелось последовать за ними. Я этого не сделала только потому, что ноги мои будто приросли к полу. Я стояла, беззвучно открывая рот, и совершенно неприлично таращилась на женщину.
Это было что-то невообразимое. Она была намного выше меня, почти двухметровая, с необъятной талией и весила не меньше центнера. Она стояла очень близко, и я почувствовала, что изо рта у нее воняет, как из разрытой могилы. Жирное, неряшливое тело угрожающе возвышалось надо мной, как нечто, восставшее оттуда, откуда нет возврата. Судя по состоянию ее лица, она не смотрелась в зеркало с самого рождения, а напомнить ей об этом никто не решался.
Бывало, что меня пугали мужчины, но никогда еще я не испытывала такого страха перед немолодой женщиной. Мне стало холодно и захотелось немедленно удрать отсюда. Я уже собиралась это сделать, не тратя времени на лишние объяснения, но меня остановил ее голос:
– Проходите, вас ждут.
"Кто ждет"? – Чуть было не спросила я, но она уже исчезла в темноте коридора, оставив дверь открытой. Борясь с желанием пуститься наутек, я переступила порог этого странного дома и попала в полумрак вестибюля. Женщина стояла посреди просторного холла, не делая никаких попыток объяснить, зачем пригласила меня войти. Я почти не видела ее лица, но чувствовала, как она изучает меня. Ее взгляд был осязаем и мне все время хотелось стряхнуть его с себя, как липкую паутину. Трудно поверить, что этот дом был построен совсем недавно, каких-нибудь два-три года назад. Внутри отчетливо пахло чем-то затхлым. Так пахнет заплесневелое, старое дерево и прогнившая мебель. Единственным освещением в коридоре была тусклая лампочка под самым потолком, ее света не хватало, но мои глаза уже понемногу привыкли к темноте, и я смогла различить обстановку.
В холле я заметила несколько дверей. Лестница с дубовыми перилами вдоль одной из стен, очевидно, вела на второй этаж. Не знаю, каким показался бы мне этот дом, будь он получше освещен и не стой у меня над душой эта жуткая женщина. Сейчас же он навевал на меня ужас. Портреты, развешанные по стенам, смотрели на меня сумрачно, таинственно и невыразимо зловеще. И мне было наплевать, что это, скорее всего, подлинники, настолько отвратительно они выглядели.
– Вы сказали, что меня ждут. – Произнесла я, удивляясь, как гулко прозвучал в этом зале мой голос. Было бы неплохо, если бы он звучал несколько тверже, но приходилось пользоваться тем, что есть.
Великанша уловила мой страх, и мне показалось, что это открытие доставило ей удовольствие. Она сделала шаг вперед. Я отшатнулась. Мне показалось, что она собирается сесть на меня, чтобы тут же и раздавить, но она только криво усмехнулась и причмокнула губами. Затем захлопнула тяжелую входную дверь, тем самым отрезав мне путь к отступлению.
Она так и не ответила на мой вопрос и я испуганно оглянулась, примериваясь, куда бы спрятаться, если она вдруг решит на меня наброситься. Озираясь по сторонам, я вздрогнула, заметив силуэт какого-то человека в глубине зала, там, где начиналась широкая лестница, покрытая темно-вишневым ковром. Человек стоял неподвижно под одним из портретов и, казалось, прислушивался.
"Да они тут все сумасшедшие!" – Догадалась я. К сожалению, это открытие я сделала слишком поздно, бежать было уже некуда.
В тот момент, когда я готова была грохнуться в обморок, раздался дребезжащий голос:
– Инна Теодоровна, проводите девушку в кабинет, будьте так любезны.
Голос принадлежал тому человеку под портретом. Сам он так и не вышел из тени, а старуха, не особенно церемонясь, подтолкнула меня в спину, давая понять, что я должна двигаться в сторону одной из многочисленных дверей.
Войдя в нее, я очутилась в просторном кабинете, стены которого, обшитые дубовыми панелями, мягко светились, отражая последние лучи заходящего солнца, бьющего прямо в окно. Сама старуха в кабинет входить не стала.
– Ждите здесь. – Буркнула она мне из коридора и захлопнула дверь.
Я ничего не понимала. Что происходит? Почему они ведут себя так, словно ждали моего появления? За кого они меня принимают? Как бы там ни было, я очень рассчитывала на свою сообразительность, намереваясь прояснить ситуацию по ходу разговора. Здесь, при свете теплого закатного солнца, я перестала бояться. Меня не сожрали собаки, меня не выгнали взашей, а это уже неплохое достижение. Успокоившись, я принялась разглядывать кабинет. Мебель здесь стояла дорогая и солидная. В основном – антиквариат, приблизительно начала девятнадцатого века, подобранный с большим вкусом и в прекрасном состоянии. Возле окна стоял тяжелый письменный стол с резными ножками, в полированную столешницу которого можно было смотреться как в зеркало. Возле стен стояли несколько стульев, а возле самого стола – кожаное кресло. Кресло, в котором должен был сидеть хозяин, было деревянным, напоминало трон и выглядело гораздо более старым, чем все остальные предметы в этой комнате. Меня удивило полное отсутствие книжных шкафов, хотя, возможно, хозяин предпочитает читать в библиотеке. В том, что в этом доме имеется библиотека, я не сомневалась.
Кибиткин все не шел. Сумерки быстро сгущались, в кабинете становилось темновато. Я повертела головой, намереваясь отыскать выключатель. Так и не обнаружив его, я заметила наверху чучело вороны и подивилась, для чего понадобилось устанавливать это чучело на высокий карниз под самым потолком. Странное место. Впрочем, все в этом доме выглядело странным. Переборов свое отвращение, которое я с некоторых пор питала к этому виду пернатых, я подошла поближе. Черная неподвижная фигурка с отливающими зеленым и синим перьями, притягивала меня как магнит. Вспомнив слова Маши, я сообразила, что это должен быть ворон, а не ворона, ведь он был черным с ног до головы. В ту самую минуту, когда я подошла так близко, что смогла разглядеть недобро поблескивающие глаза-бусинки, "чучело" внезапно сорвалось со своего места и расправив крылья спикировало прямо мне на голову, пронзительно выкрикивая:
– Др-р-р-рянь! Др-р-р-рянь!
– Ах ты, зараза! – Не осталась я в долгу, неловко уворачиваясь от большущего клюва птицы. Я услышала хлопанье крыльев, на меня пахнуло душным запахом, и мимо с хриплым карканьем пронеслась черная тень. Я схватила со стола тяжелое пресс-папье и приготовилась отразить новое нападение, но птица внезапно передумала, метнулась к окну и вылетела в открытую форточку. Через окно я видела, как она взлетела на высокую ель, опустилась на самую верхнюю ветку, и принялась преспокойно чистить перья.
– Надеюсь, Прасковья вас не поранила? – Раздалось за моей спиной. Я вздрогнула и резко обернулась, обнаружив стоящего совсем близко невысокого толстенького человечка. Должно быть, он вошел, пока я отбивалась от мерзкой птицы. Могу поклясться, что совершенно не заметила, когда и как это произошло.
Несмотря на то, что портретами этого господина пестрели все газеты и журналы, я, признаюсь, не сразу сообразила, что стою лицом к лицу со знаменитым писателем. Его лицо было знакомым и все-таки выглядело иначе. Он, конечно, и на фотографиях не блистал красотой, но в жизни выглядел просто отвратительно. Я догадалась, что издателям приходилось изрядно повозиться с компьютерной ретушью, чтобы привести эту, с позволения сказать, рожу в божеский вид. Десятки лет пьянства и бедности наложили на лицо знаменитости неизгладимый отпечаток. Его одутловатое лицо с отвисшими, как у бульдога, брылями имело нездоровый, желтоватый оттенок, какой бывает у людей, страдающих заболеваниями почек. Слезящиеся глаза с ярко-красными прожилками все время щурились, прячась под отечными веками. Бровей и ресниц я не заметила вовсе. Подбородок и щеки заросли неопрятной щетиной. Я поспешно отвела глаза, чтобы не обидеть его своим удивлением, но успела заметить, как его воспаленные глаза, уставившиеся на меня, приобрели тусклый, неприятный блеск.
– Ваша ворона всех встречает так неласково? – Спросила я хмуро.
В ответ он засмеялся блеющим смехом, как будто услышал остроумную шутку. Потом с хитрым и злобным видом вытянул вперед пухлый, как переваренная сосиска, палец и ткнул им в окно, указывая на ворону.
– Вы должны быть более снисходительны к Прасковье. – Хихикнул он. – Она всего лишь птица. У меня редко бывают гости и у нее не было времени научиться вежливому обращению с чужими.
Мне очень хотелось спросить его, какого черта меня запихнули в комнату, где угнездилось это пернатое чудовище, только чудом не оставившее меня без глаза, но я промолчала, вопросительно посмотрев на Кибиткина. Мне все еще было неясно, почему он пригласил меня сюда и чего от меня хочет. Он правильно истолковал мой взгляд, потому что кивнул, еще раз хихикнул и потер руки с каким-то сухим шорохом. А потом произнес нечто совершенно неожиданное:
– Думаю, вы нам подходите, лапочка.
Я уже открыла было рот, чтобы спросить "Для чего?", но он опередил меня, продолжив:
– Конечно, я должен задать вам несколько вопросов, чтобы убедиться в вашей…ммм…профессиональной пригодности. Вы меня понимаете?
"Ни в малейшей степени!" – Хотелось мне ответить. Вместо этого я только кивнула. Тем временем он обежал вокруг меня пару раз, беззастенчиво разглядывая и бормоча про себя:
– Отлично. Замечательно! Молодая, здоровая. Просто прекрасно.
Когда он снова остановился передо мной и уставился на мое лицо, мне показалось, что он едва сдерживается от желания попросить меня открыть рот, чтобы проверить состояние зубов, словно я была породистой кобылой, которую он собирается приобрести. Мне стало не по себе. Я слышала, что творческие люди немного того, со странностями, но такое видела впервые.
– Знаете, вам совсем необязательно на мне жениться. – Брякнула я растерянно.
Он уставился на меня, вытаращив глаза, и минуту смотрел, не мигая.
"Сейчас он меня выставит!" – Мелькнуло в голове и не могу сказать, что эта мысль меня сильно огорчила. Но писатель вдруг расплылся и сказал:
– Я понял! Это шутка?
– Вроде того. – Буркнула я, обдумывая, как бы побыстрее слинять отсюда.
Кибиткин обогнул меня и рысцой потрусил к своему столу, взобрался на "трон" и предложил мне занять стоящее напротив кресло. Как только я уселась, он протянул мне через стол руку, сообщив:
– Богдан Кибиткин, писатель.
– Андрэ Бероева. – Представилась я и ответила на его рукопожатие, но в этом моем жесте не ощущалось ни тени энтузиазма.
– Какое красивое имя! – Восхитился Кибиткин. – Я так и предполагал!
Я не разделяла его восторга. Мое имя, особенно – полное с детства казалось мне просто ужасным. Андрэ Георгиевна Бероева! Каково? Звучит, как громыхающие в цинковом корыте кирпичи. Про корыта я была наслышана от отца и видела их в старых фильмах. Обычно хозяйки держали эти громоздкие емкости в больших коридорах коммунальных квартир. И почему-то мое имя ассоциировалось у меня именно с этими корытами.
– Умеете ля вы печатать? – Оторвал меня от приступа самобичевания голос Кибиткина. Я посмотрела на него. Он смотрел на меня выжидательно, немного склонив голову к правому плечу. При этом он нервно шевелил пальцами, сводя и разводя их. Затем, не в силах усидеть на месте (да и кто смог бы усидеть на этом неудобном кресле), вскочил на ноги и подбежал ко мне.
– Конечно, я умею печатать. – Кивнула я.
– Замечательно! А компьютер знаете?
– Естественно. – Пожала я плечами, все еще не совсем понимая, куда он клонит. Я уже отказалась от своего первоначального намерения расспросить этого человека. Что толку говорить с сумасшедшим? Одно не понятно: как он, будучи, по-моему, совершенно невменяемым, умудряется писать такие яркие бестселлеры?
– Думаю, что и стенографировать вы можете, не так ли? – В полном восторге пискнул Кибиткин.
Мне не хотелось огорчать его, и я снова кивнула.
Он пришел в полнейший экстаз и даже захлопал в ладоши.
– Я вас беру, лапочка! Наконец-то в "Элит" смогли подыскать мне великолепный экземпляр!
"Элит"? Агентство по найму секретарей и домашней обслуги? Вот оно что! Он принял меня за нового секретаря, которого должны были прислать из агентства. Я еще не успела сообразить, хорошо это или плохо и стоит ли воспользоваться этим шансом, который сам шел мне в руки, а Кибиткин уже совал мне в руки блокнот и карандаш.
– Я хочу начать прямо сейчас. Приготовьтесь записывать! – Дрожа от нетерпения, заявил Кибиткин и снова побежал к своему креслу.
– Но здесь совсем темно! – Попыталась я оттянуть время, так как сама себя загнала в ловушку. Дело в том, что я солгала насчет своего умения стенографировать. Пять минут назад мне это было неважно, но внезапно я осознала, что предоставившуюся возможность провести какое-то время рядом с этим человеком необходимо использовать. Он намерен взять меня на работу. Если сейчас выяснится, что я не только не стенографистка, но еще и обманщица, мой шанс накроется медным тазом. Придется что-то придумать, причем немедленно.
Пока Кибиткин бегал к выключателю, который, кстати, оказался спрятанным за спинкой высокого стула, я уже знала, что надо делать. Когда писатель вновь уселся в свое кресло и приготовился диктовать, я потупила глазки и пролепетала:
– Мне надо в туалет.
В туалет действительно хотелось, но я вполне могла бы и потерпеть, если бы не одно дело, для которого мне было необходимо уединиться.
– Простите? – переспросил Кибиткин, растерянно хлопая глазами.
– Мне надо в туалет.
– Ах да, конечно. Пожалуйста. По коридору – налево.
– Спасибо. – Я вскочила с кресла и, крепко сжимая в руках сумочку, бросилась к двери. Открыв ее, я едва не налетела на ту самую тетку, которая даже не пыталась сделать вид, что просто проходила по коридору. Протиснувшись мимо нее, я помчалась к туалету.
Туалет мне удалось обнаружить с первой попытки, но внутри поджидал неприятный сюрприз: дверь не запиралась. Почему-то у меня не было уверенности, что кто-нибудь не ввалится в самый ответственный момент, поэтому я прислонилась к двери спиной, получив возможность лицезреть расписанный золотом черный унитаз и такой же умывальник с золотыми кранами. Отдышавшись, я открыла сумочку и, шепотом бормоча ругательства, принялась лихорадочно шарить в ней рукой. Наконец мне удалось нащупать то, что я искала и я, сдержав торжествующий крик, извлекла малюсенький диктофон. Это чудо техники стоило мне кучу денег, ноя никогда не жалела о том, что решилась его приобрести. А сейчас он был для меня настоящим спасением.
Расстегнув две верхние пуговички на блузке, я прикрепила диктофон к бретельке лифчика. Потом снова застегнулась под горлышко, как солдат на плацу и собралась выходить. Уже взявшись за ручку, я подумала, что неплохо бы использовать эту комнату по прямому назначению, однако отсутствие задвижки заставило меня передумать.
Когда вернулась в кабинет, Кибиткин по-прежнему был один. Старуха, если и была здесь, успела уже уйти. Я уселась на свое место, взяла блокнот, карандаш и выжидательно посмотрела на Кибиткина.
Тот на минуту отвлекся, выбирая среди бумаг ту, которую собирался мне продиктовать, и я решила, что самое время включить диктофон, пока он на меня не смотрит. Я запустила пальцы под свою блузку и похолодела…Этим диктофоном я пользовалась крайне редко, только в тех случаях, когда приходилось скрывать от собеседника, что ведется запись. Последний раз это было полгода назад и я вдруг поняла, что напрочь забыла, какую кнопку нажимать. Их было четыре, а определить наощупь нужную я не могла!
– У вас проблемы, лапочка?
Я вздрогнула и залилась краской, когда увидела, что удивленные глаза писателя прикованы к моей руке, которая до сих пор оставалась за пазухой. Я поспешно вытащила ее. Только этого мне не хватало. Сейчас он решит, что я нимфоманка или как там называются подобные извращенки?
– Я…мне…
– Вы копошились в своей блузке с таким видом, как будто вам туда забрался паук. – Хихикнул писатель, очевидно находя ситуацию забавной. Мне она такой не казалась.
– У меня там расстегнулось…ну, вы понимаете? Я сейчас!
Не спрашивая разрешения, я пулей вылетела из комнаты и помчалась прямиком в туалет.
Для страховки я нажала на кнопку записи прямо в туалете, бегом вернулась обратно в кабинет, и, тяжело дыша, плюхнулась в кресло.
Кибиткин начал диктовать, а я старательно черкала в блокноте какие-то закорючки, думая только о том, что диктофон жужжит, как реактивный самолет. Покосившись на Кибиткина, я немного успокоилась. Он, кажется, ничего не замечал. Может, глухой? А, может быть, этот оглушительный рев мне слышится просто от страха?
Я и так тряслась как заячий хвостик, но когда Кибиткин вскочил со своего места и, не переставая бубнить, засеменил в мою сторону, мне показалось, что это конец. Писатель остановился прямо за моей спиной, заглядывая через плечо в мои записи. Мои пальцы вспотели и принялись так дрожать, что я едва не выронила карандаш. Но ничего не произошло. Наверное, он и в самом деле был туговат на ухо. Полюбовавшись на мои каракули, он спросил с интересом:
– Это какая-то новая система стенографии?
– Не знаю. Но меня учили именно этой. – Пролепетала я.
– Что ж, она довольно эффективна! Ведь вы ни разу не переспросили меня и не попросили остановиться, а я специально диктовал быстрее, чем обычно.
Я пожала плечами и покосилась на часы. Черт, прошло уже двадцать пять минут. Если он немедленно не заткнется, то у меня кончится кассета – она рассчитана только на полчаса.
Кибиткин словно прочел эти мысли и объявил, что на сегодня достаточно. Я вздохнула с облегчением, так как услышала, как диктофон тихо щелкнул, извещая, что пленка кончилась.
– Завтра, как только придете на работу, отпечатайте эти письма.
Сегодня я не стану вас больше задерживать, поэтому вашу комнату Инна Теодоровна покажет вам завтра. Работать вы будете здесь, я попрошу поставить для вас отдельный стол и перенести компьютер.
– Вы сказали "мою комнату"? – Переспросила я, думая, что ослышалась.
– А разве в агентстве вас не предупредили? Я предпочитаю, чтоб мой секретарь всегда находился у меня под рукой. Поэтому пять дней в неделю вы будете жить здесь. Суббота и воскресенье – выходные. Вас что-то не устраивает?
– Н-нет, все в порядке.
– Тогда до завтра. Возьмите с собой все необходимое. Я имею в виду личные вещи. Инна Теодоровна, проводите, пожалуйста, Андрэ к выходу.
Я почти не удивилась, увидев возле двери слоноподобную Инну Теодоровну. Похоже, у них тут просто мания какая-то появляться совершенно бесшумно. К этому будет трудновато привыкнуть.
Возле двери я отчетливо услышала злобное шипение у себя за спиной:
– Я не знаю, из какой дыры ты выползла, деточка, – прозвучало возле самого моего уха, – но тебе лучше заползти обратно и больше не возвращаться в этот дом.
– Спасибо за совет. – Сказала я громко, оборачиваясь. Голова у Инны Теодоровны дернулась, жирное лицо заколыхалось, но она ничего больше не сказала. Впрочем, я и без слов поняла, что нажила себе опасного врага.